Проклятие Золотого камня

Андрей Шилин

Проклятие Золотого камня

Посвящаю моей маме, Шилиной Вере Петровне.

Тот, кто учится, не размышляя, впадет в заблуждение. Тот, кто размышляет, не желая учиться, окажется в затруднении.

Конфуций

1. Тени прошлого

Андрей шёл, еле волоча ноги, по коридору здания полиции вслед за Любаней. Конец рабочего дня – час пик у проходной. У дежурного, как всегда, собралась стайка завсегдатаев ритуала прощания. Дикторша с экрана маркетингово-тревожным голосом тараторила последние новости о трёх нашедшихся членах группы телекомпании, от которых несколько дней не было вестей. О них: об Андрее, Любане и… Татьяне Викторовне! Андрей с минуту стоял безмолвно, покачиваясь, и смотрел усталыми глазами на кадры срочных новостей. Потом счастливо улыбнулся, умиротворённо вздохнул и посеменил к поредевшей очереди у выхода, где его дожидалась глупо улыбающаяся Любаня.

Когда дверь «Полиции» закрылась за спиной, Андрей задрал голову вверх, к синему небу, щурясь от слепящего закатного солнца, хмыкнул довольно и взял протянутую Любаней ручонку. Они медленно соскользнули по ступенькам на землю и пошли к машине ДПС, которая должна была отвезти их домой.

До машины оставалось десятка два метров. ДПСники, которые должны были отвезти Андрея и Любаню в Саратов, травили анекдоты и громко гоготали. Один из них повернулся в сторону приближающихся пассажиров, и лицо его переменилось. Сигарета вывалилась изо рта. Руки беспорядочно шарили по поясу в поиске кобуры. Двое других тоже посмотрели на приближающихся, что-то громко закричали и замахали руками в их сторону.

Рука Любани сильно сжала ладонь Андрея и дёрнула назад. Андрей повернул к девушке умоляющие глаза и обомлел: перед ним лицом к лицу стояла Татьяна Викторовна. Крепким хватом держала она его за правую руку. Как ей удалось так быстро освободиться и выйти из здания? Где Любаня? Что происходит? На эти вопросы ему не суждено было дождаться ответа.

В правой руке Бочаровой в свете заката блеснуло лезвие ножа. Того самого. Андрей подумать ничего не смог, как остриё по рукоятку вошло ему в шею слева и рассекло ярёмную жилу, прорвало трахею. Андрей не успел почувствовать боли. Он всё пытался произнести слова «Как Вы освободились? Что Вы делаете?». Но слова не шли из открывающегося рта. Раздавалось только зловещее клокотанье. Весь воздух выходил в разорванную гортань. Большие кровавые пузыри надувались в месте разреза. Фонтан крови окатил лицо Бочаровой. Андрей обеими ладонями закрыл рану и упал на колени. Всё! Конец! Не может быть! Я хочу жить! Он чувствовал, как жизнь покидает его. Дышать стало трудно. Невозможно. Он захрипел…

…и проснулся. Большими частыми глотками он заглатывал прохладный майский воздух, рвущийся в приоткрытое окошко электрички. Он посмотрел направо, опять увидел окровавленное лицо Бочаровой и вскрикнул от испуга. Прижался спиной к окну. Но нет – это был красный воздушный шарик в руках девочки. Зрение и сознание восстанавливалось. Это был кошмар. Он преследовал Андрея уже полгода после событий в лысогорском лесу, и, судя по гримасам психолога, ещё будет повторяться долго. Тогда только удалось выжить двум из семи несчастных, ставших заложниками хитрых планов маньяка.

Андрей потрогал порез на шее. Шрам давно затянулся, но у него осталась привычка периодически ощупывать шею, как бы проверяя, на месте ли рубец. Тут только он заметил соседа-старичка и всё вспомнил. Сосед сочувственно глядел на всё, что происходило с Андреем. Он не хотел вмешиваться, потому что опасался сделать хуже.

–Э-э-э, паря, вижу, хлебнуть пришлось? – спросил старик.

–Чего? – не понял Андрей.

–Вижу, грю, что бывалый ты, паря! – перефразировал дед.

Андрей махнул рукой, не желая пускаться в откровения. Мол, ерунда. А сам в это время опять потрогал шрам. И этот факт от деда нельзя было скрыть, но он, как деликатный собеседник, не стал настаивать. А пошёл другим путём.

–Домой, гришь, к маманьке на каникулы, едешь? – издалека зашёл он.

Андрей кивнул.

–Студентствуешь, гришь? – продолжал перетасовывать полученную информацию старичок.

Андрей снова кивнул.

–В газете… гришь… практиканствуешь? – осторожно продвигался неугомонный провокатор.

–Нет. На телевидении.

План деда давал плоды. Клиент начал разговаривать.

–И что там у вас… интересного… происходит?

–Дед, в конце концов, я рассказывать ничего не буду. Что не понятно?

–А я чо? Я ничо! Ток, есть наука такая, какая помогает таким…– он почесал бороду, вспоминая, – Помогает… о! Бешаным.

–Мама мия! Это психологи помогают бешеным. Психиатры. На крайний случай, ветеринары. А ты, дед, ни тот ни другой, ни, тем более, третий. Ну, дай отдохнуть. Ну, покопайся в телефоне, бабке своей лайк где-нибудь поставь.

–Куды нам! Не. Мы не психиатрологи. Загнул куды! Мы это… подушевничать. И то помогат.

Андрей смущённо молчал. Было стыдно, что сорвался на хорошего человека. Но ни с кем говорить не хотелось. Пусть тоже поймёт.

–А эту лайку на могиле где же ставить-то надо? Да я боюсь, моя Васильна не поймёт, зачем я к ней к оградке с собакой пришёл. Приснится ещё и откостерит меня как пить дать.

–Дед, извини. Не хотел я… Не злись. Но реально не до этого. Давай не будем.

–Ну да. Ну да. Чо мы, не люди, что ли? Понимам.

Это была маленькая победа. Со временем старичок хотел выведать у студента всё до мелочей. И кстати упомянутая покойница Васильна здесь сыграла не последнюю роль. Хотя если бы она и узнала, что объявлена покойницей для сомнительных дедовых планов, то уж откостерила бы своего благоверного. Как пить дать.

А между тем доморощенный психолог после двухминутного перерыва продолжал марафон новостей. Несколько решительных вздохов, причмокивания языком и губами, кивки, качание головой, почёсывание лба. Наконец, старик начал:

–Не знаю как ты, но я точно ведаю, что кажный человек в своёй жизни в какой-никакой переделке, а побывал. Ток переделка переделке розь. Кто под машиной кувыркался, кто с ероплана без прашюта шлёпнулся. И то живы. А быват, что о булавку уколешься – и вечный покой.

Это он, полиглот в галошах, про отца Маяковского ввернул. Что дальше?

–Вот оно что. – серьёзно продолжал старичок без имени. –У нас в Тростянке (Я живу там. Рядом с Балашовом село такое небольшое. Там ещё речка течёт, тоже Тростянка. У нас даже памятник Ленину сохранился…)

Андрей значительно кивнул: описание достопримечательностей обещало затянуться.

–А, знашь? Молодец! Откель? Ну ладно. Вот. Был у нас хермер. Такой, крепкий мужик. А у этого мужика была баба, знач. Ну, евойная жена. Ещё сын приёмный, двенадцать годков (У них своих не было поначалу. Даже с деньгами ничего сделать нельзя было. Бабу всё по врачам возили. Даже за границей была. В Белоруси, что ли. Ну, всё без толку. Вот они и решились. Паренька хорошенького из Балашова привезли. Семи годков. О-о-о! Книжки читал запоем. Из-за того и глаза сбедил). Во-о-от. А лет через пяток баба-то и своим разродилась. Как там по науке называется – не помню. Да и срамно мне про то толковать. Что зевашь? Скучно? Погодь, дальше будет веселей.

Андрей безразлично посмотрел на деда. Быстрее, что ли заканчивал бы свою Сантабарбару. Дед только подмигнул, и только видно было, как тяжело ему было начать это «самое весёлое». Он как бы даже и не знал, с чего начать эту давно заученную историю.

– Во-о-от. Что теперь надо? Живи да радуйся. Ванька (хермер это), знач, в поле деньгу зашибат. Ксюха, баба, с двумя детьми дома. Не ждали, а вот и горе. Оно не спрашиват, коды прийтить. О-ох.

Андрей напрягся от предчувствия страшных подробностей. Напрягся и дед. Он полез в карман пиджака, вынул пластиковую баночку с растрёпанной этикеткой, вынул жёлтую таблетку и сунул под язык.

–Вон и Васильна грит, как в грудях жать зачнёт, о-ох, сразу бери таблетку. А лучче – две.

–Дед, может не надо? Я уже примерно понял, о чём ты рассказывать будешь.

–Что ты понял? Сиди. Сынок, а ты думашь, я забз..л? И-и-и! Не таков Иван Соколов, гвардии сержант… Скажу те по секрету: я на фронте такого видел – не в одной кине не покажут. Да ведь тут же не война… Дитё милое! – обратился он к вертевшейся рядом девочки-соседки с красным шариком и внимательно подслушивающей их беседу. –Беги к мамке. Она тебе сейчас конфету даст…

Он подождал, пока девчушка отойдёт, потом приблизился и заговорил громким шёпотом:

–Трофимыч (хермер), царствие ему небесное, конечно, драл со своих рабочих три шкуры. Но чуть что, заболел ли, с хозяйством помочь, с милицией ли разобраться – он везде за своих горой. И вроде бы всем хорош мужик, а завистников было пруд пруди. Из калеков-то.

–Из коллег. – поправил Андрей.

–А. Точно, точно. Так ты слушашь? Молодец. Во-о-от. Ну и работники, какие понаглей, бурчали по мелочи: там отматерил, там откостерил, там премию снял. Ну – хозяин, что ж ты хошь? И вот под Рождество пришли гости ночью. Четверо. С огроменными мериканскими палками. И камеры во дворе есть, а проглядели что ли? И как дверь оказалась открытой? А Трофимыч сам большой бугай был, из казачьего роду. Ничего не боялся. Он и в армии десантником служил. Пошёл поджопники рассыпать направо и налево. Двум-то засадил, да третий изловчился и запрыгнул сзади. Тут-то его и оглоушили.

Андрей неожиданно для себя насторожился, собрался. Внутренне он почувствовал, что дальше будет рассказано что-то страшное.

–Утром нашли всех. Почтлиониха какую-то бандероль принесла. Во двор вошла (ворота были незамкнуты) и тама повалилась. Потом в себя пришла, завопила. Суседи набежали. Мужики давай по двору да по дому бегать. Первого-то парнишку заприметили во дворе. К тракторному колесу «Беларуси» проловкой прикручен. Раздавлен. А головонька-то болталася, как у китайской игрушки. И шея вся чёрная. Ксюху в избе нашли. В ванной всклянь не то воды, не то кровищи. Правая-то рука порезана была чуть не наскрось. Вся кафель кровью умазана. И хоть привязана была крепко, а мужики толковали, что будто слово какое хотела написать. Всё спорили: «ГОШ», или «БОШ»?

–И что же это дало? Арестовали кого-нибудь? – заинтересовался Андрей.

–Ещё бы! – семь Гош: Григории, Георгии, Егоры – в каталажке мыкались. Да всё попусту.

–А отец-то где оказался? –Андрей не скрывал своего интереса.

–Трофимыча-то долго искали. Даже стали подозревать, что это он их, своих… Пока не нашли в подвале. Как? Да ходют все да говорят: «Вонят ды вонят». Открыли погребец – Боже ж ты мой! Куски мяса лежат. Большие. Хотели экспериментизу делать, думали, мясо это – всё, что от Ваньки-то осталось. Да отворили морозильный ларь. Еле осилили. А он, Трофимыч, в ём лежит. Залит водой и заморожен. Мясо, видать, убивцы повынали, а его засунули. Это знашь, был в войну енерал, которого немцы водой на морозе поливали. Карбышев, кажись. Вот. А! А вокруг всё документы разбросаны.

–Какие документы?

–А кто их знат? Болтали, что документы. А ещё что как не знаю.

–Подождите, – перебил Андрей, – А четвёртый, ещё один сын, его где нашли?

–Вот тут-то вообще ерунда какая-то оказалась. Его-то сперва не нашли. Засуетились. Сиротку приёмную, дескать, маньяки забрали. Ан нет. Нескольку днёв спустя появился. Спрашивают его, откель? А он бесёнок в Балашове прохлаждался. В КПЗ. На танцульках был и с местными чего-то не поделил. Это тихоня-то наш? Из библиотеки не вылезал, а тут в такое вляпался. Ну, похоже, балашовским хорошо досталось. Сашенька-то в какой-то кружок по борьбе, по самбе, в Балашове ходил. Способный пацанёнок. Уж как он плакал, как убивался! Он же у них единый наследник был. Ванька так его любил, что всё ему оставил.

–И что следствие?

–И ничего.

–Как ничего? А камеры. Сами же говорили. А звук писался?

–Сынок, ты что, из Мерики, что ли? Это у них везде камеры, Мож даж и в сортирах. И звук пишут. А наших-то, китайские, не всегда и работат. Да всё хорошо на камерах. Убивцы в масках. Поборолись только с Ванькой. А потом один убежал куда-то, и всё, кину капут.

–Отключил камеры?

–Да прям тебе! Дрынами мериканскими посшибали.

–Получается, один из них знал, где установлены все камеры?

–А что такого? Это камеры-то от чужаков были. Свои мы все знали, где что.

–И это всё? – разочарованно протянул Андрей. Его уже захватила атмосфера расследования.

Не совсем. Наши ребятишки в тернете нашли кино про то, как убивали. Всё узнали. Избу, трактор, внутри всё там. Даже мельком Ваньку с Ксюшкой видно. Но убивцы уже были в больших разноцветных мешках с острыми шапками.

–Странно, странно. Может это уже было что-то другое? Мешки, острые шапки. А что, лиц совсем не видно?

–Ну, они сымали на телефон. Ещё пьяные были, вся кино трясётся. Да и масок они не сняли.

–А друг друга они как-нибудь называли?

–Да был один. Самый маленький. Он был главный. Его и называли, как её? То ли богачом, то ли бизмес… бизме…

–На какую хоть букву?

–На «А». Как её… э-э-э…

–Аристократ, архимиллионер?

–Тьфу на тебя, вспомнил: Алигофрен!

–Может, олигарх? Только это на «О».

– Точняк, паря. Вот из нас Знатоки получилися.

–Знатоки, только на букву «А».

–Ты что, изматериться хочешь?

–Да жалко, что «висяк» вышел.

–Не боись. Одного-то точно взяли. Менты ментам рознь оказались. Кое-кто расковырял эту историю, и одного всё-таки прищучили. Он всё на себя взял.

–А что с сыном было? Он же несовершеннолетний.

–С сестрой разрешили остаться. С Ксюхиной. Увезла его, горемычного к себе, в Терновку. До получения аттестата зрелости. – подытожил дед и умиротворённо уселся в кресле, глядя в окно.

Вот дед! Как он ловко помнит все нюансы истории. Вот истинный сыщик из народа. Ещё бы немного, всего несколько деталей – и раскрыл бы деревенский детектив дело о зверском групповом убийстве семьи фермера. Кажется, он чего-то недоговаривал, кого-то подозревал. Если бы Андрей знал, как в ближайшем будущем эта история сильно изменит его судьбу, то взялся бы распутывать клубок противоречий прямо сейчас и здесь, в электричке и, может, отправился бы со стариком на место преступления. Он пока не знал точно, каких доводов не хватает, но элементы плана уже начинали формироваться в его голове.

Мысли Андрея упрямо пытались увязать противоречия в рассказе деда. Мотив убийства фермера был у многих. Редко, когда работник хвалит требовательного управляющего. Поэтому месть – главный мотив расправы. Но что сделали обиженному механизатору жена и ребёнок? Свидетели? Почему тогда так изощрённо надо было убивать? Нет, здесь виден творческий порыв и тяга к зрелищности. Этого ли надо обозлённому комбайнёру или трактористу?

Кстати, малыш был раздавлен трактором. А на нём не всякий автомобилист сможет. Это Андрей знал по своей учёбе в школе, когда все мальчики должны были изучать устройство трактора и уметь ездить на нём. Он даже в историю попал, когда на заснеженной дороге не справился с рулём и уехал далеко в сугробы, где трактор благополучно застрял и заглох. И Андрей был отослан в школу ласковым матом инструктора, который остался при тракторе и долго и безуспешно пытался запустить упрямый ДВС1 «Беларуси»2. Кто тут может попасть под подозрение. Во-первых, тракторист. Не гусеничный. Тут нужно учитывать различия в управлении. Во-вторых, все остальные. Любой может научиться рулить, кто захочет. А там из четверых нападавших, может, и был умелец, знакомый с трактором.

Ещё одна странность: поразительное знание системы видеонаблюдения. Точнее, монитора видеонаблюдения. Ведь один из нападавших бегал куда-то, скорее всего, к монитору, и смотрел, куда камеры направлены. Потом легко можно было их найти и уничтожить. Это мог быть любой, кто вхож в семью. Вариантов много. Вплоть до старшего сына. Уж он хорошо знал, где что. К тому же он – единственный наследник. Убойное доказательство. Но у него алиби, которое никакими аргументами не опровергнешь.

Ещё одно не даёт покоя: как убиты люди. Они же не сразу погибли в один момент. Они были замучены до смерти. Глава-то семьи, прав дед, стадал, как Карбышев. Что-то знакомое и в смерти жены фермера. В ванне с водой, перерезаны вены… Кажется… чёрт! – «Смерть Марата». Картина такая есть. Смерть в ванной с перерезанными венами считалось благородным. Похоже, к женщине убийца испытывал более теплые чувства, если обрёк её на безболезненную смерть. И что она хотела написать? Для меня это пустое. Я никого не знаю в этом селе. Из родственников никто даже и по созвучию не подходит: Тош, или Гош. Тошиба, Тоширо, тошнота? Тош– персонаж из игры «Стар Крафт». Неясно. Тупик! Самые страшные мучения ждали ребёнка. Не специалист, но похоже на средневековое колесование. Надо после посмотреть в инете.

А что там дед говорил про документы? Рядом с морозильным ларём, где замораживали фермера, валялись разные. Может, подбросили, чтобы сбить с истинного мотива? Или конкуренты? Отжать бизнес – мода 90-х. А если это были бумаги, которыми фермер кого-то шантажировал? Кого? Опять мало информации.

Какой же получается портрет убийцы? Точнее, главаря. Хитрый и расчётливый. Так всё сделать, чтобы соседи ничего не услышали, не заподозрили. Хорошо знаком членам семьи. Не понятно, как открылись двери. Эстет. В убийстве ценит антураж и достоверность. Даже клоунов своих обрядил в цветные балахоны, как во времена инквизиции. Может даже хорошо образованный.

Из книги Андрея Ладина «Время «осиновых». Тёзка». 1 глава

«Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!» – А.С.Пушкин, «Капитанская дочка» (1836)

–Несу-у-ут! – с ветлы разбудил серую толпу резкий мальчишеский вскрик. Шунька, Касьянов последыш, грех предательской любви, имел от природы сиплый индюшачий голос. Хмурые лица с испугом уставились сначала на него, а затем, как по команде, повернули носы в сторону указующего перста с грязным обгрызенным ногтем. Взволнованный ропот прокатился по серой людской куче. Бабы заскулили, мужики выпустили в бороды крепкие выражения.

Небо хмурилось. Посеялся мелкий весенний частый дождичек. Несколько селян задрали вверх головы в поисках объяснения происходящего с ними и тут же разочарованно опустили их. Сразу стало слякотно.

Снова же с ветлы громко каркнул в нетерпении голодный ворон, и это заставило всех опять вздрогнуть и в очередной раз перекреститься.

Со стороны дома хуторского главы, из-за которого виднелись развалины старой раскольничьей церкви, согнувшись в три погибели, два дюжих красноармейца на массивных оглоблях тащили громадный узел, в который был завёрнут достаточно громоздкий предмет. В какой-то момент палочная конструкция затрещала. Народ дружно ахнул и замер от страха. Чуда не случилось. Нечто размером с две бычьих башки вывалилось из узла и, сверкнув на мир тусклым благородным светом, плюхнулось в болото. Людское эхо громовым рокотом разнеслось по роще.

От группы военных отделилась колоритная фигура в чёрной потёртой кожаной куртке и смешно заковыляла к месту инцидента. Большая серая, в рыжих проплешинах деревянная кобура с «Маузером» дико болталась и нещадно била по тощим ногам здоровяка. Дойдя до места, он долго и безрезультатно в чём-то убеждал растерянных служивых. Они только усиленно крутили головами и с опаской поглядывали на то, что вывалилось. Потом человек в коже раздражённо сплюнул и полез в болото. С большим трудом он поднял голыми руками над землёй нечто и положил обратно в узел. Толпа моментально отреагировала на подобное.

–Камень… Руками… Не к добру. – сказал кто-то.

–Да-а-а! – отозвалось многоголосье.

Узел водрузили рядом с наскоро сколоченным подобием стола.

–Неужто рубить будут?.. Неужто посягнут?.. Можа обойдёцыть? – всё ещё с надеждой ворчали евсюковские. – Не те же времена.

–О-о-ой, бабы, – вздыхала одна молодуха, – я крови не выношу, я в омморок упаду. А тута – грязища.

–Натах, я тебя поддаржу, – шутил парень, – только не брыкайся и мужику свому не говори.

–Мужики, а головы-то куда складывать будут? – беспокоился кто-то дотошный и бесстрашный.

–А-а-ах! Даржите меня, падаю…– застонала обморочная.

2. Барбекю

—Андрюх, – прорвалось из реального мира, и серьёзный толчок в плечо привёл Андрея в сознание. –Ты вылезать-то будешь, или со мной дальше поедешь? Летяжевка. Твоя станция.

Андрей подпрыгнул до потолка. Повесил тяжёлую сумку через плечо, сжал двумя руками грубую ладонь старика.

–До свидания, дед! Извини, если нагрубил. Спасибо за рассказ. Ладно, будь здоров!

Андрей не оборачиваясь побежал к выходу, спрыгнул с высоких ступенек и посмотрел в окно, чтобы помахать деду. В раскрытую форточку высунулась сумка с ноутбуком. Андрей стукнул кулаком себе по лбу и схватил сумку. Вот так дела! Совсем плохой стал. Всё это дедова история из головы не идёт.

На станции не было машин. В придорожной будке с креативной рекламой фаст-фуда купил «Колу» и хот-дог. В полминуты проглотил всё это тут же на лавочке и пошёл к трассе. Может, кто по дороге до Турков подберёт. Способ проверенный. По асфальту требовалось преодолеть около восемнадцати км. С увесистой сумкой этот подвиг рисковал быть сорванным.

Андрей прошел по трассе минут двадцать. Свернул на развилке на Турки. О попутных машинах, безжалостных, как никогда, не возникало печатных выражений. Надежды «добраться с ветерком» таяли с каждой минутой зигзагообразного продвижения. «Шаг вперёд и два назад». – вспомнил он историческую фразу. Сейчас она звучала жестокой иронией, но помогала держать ритм движения: шаг вперёд и два назад, шаг вперёд и два назад, шаг вперёд и… Все размышления об истории из электрички были отодвинуты на задний план.

Два часа дня. Солнце пекло не по-весеннему. Пот стекал крокодиловыми слезами из-под солнцезащитных очков. Футболка намокла и прилипла к телу. На спортивных штанах неприлично расплывались тёмные пятна.

Впереди показался железнодорожный шлагбаум. Неожиданно тяжесть создавшегося положения усугубилась активной жизнедеятельностью кишечника, который, как выяснилось, был непримиримым борцом с фаст-фудом. Недавно проглоченный хот-дог настойчиво желал как можно скорее покинуть молодой и цветущий организм. Поэтому Андрей ускорил шаги, и походка его стала более изящной. Надо было срочно решать проблему. Редко стоящие домики Летяжевки, на милость хозяев которых можно было уповать, Андрей давно миновал.

Андрей бабочкой перелетел через железнодорожные пути и нырнул в раскрывшие объятия кусты небольшой рощицы. Кусты орешника сомкнулись за ним, обеспечив секретность его деликатной миссии. Тут, кстати, можно было срезать путь и не делать большой петли по асфальту. Не заблудиться бы только. И не наткнуться бы на гадюку. Если можно было бы выразиться, Андрей планировал здесь убить двух зайцев. Не смешно.

Оставим нашего героя на время и скажем коротко, кто же он такой. Андрей Шепелёв – студент 4 курса журфака СГУ в Саратове. Проходит практику в местном телецентре. Продолжает заниматься волейболом и каратэ и всё так же боготворит Конан Дойля. Мы застали его в тот момент, когда он направлялся в своё родное село Шмелёвку, что близ Турков, к престарелой матушке для каникулярного отдыха, который ему придётся совместить с заготовкой сена для коровы: косьба, сушка, скирдование, косьба, сушка, скирдование, косьба и так далее, пока не закончатся каникулы. А теперь вернёмся к нашему герою, ведь он уже с нетерпением ждёт нашего пристального внимания, чтобы продолжить путь.

Андрей живенько петлял между впечатлительно разросшихся клёнов-самосевок. Настроение его было бодрое. Из наушников звучало заморское техно. Дорожная сумка больше не ощущалась неподъёмной ношей. Палка в руке вселяла некоторую уверенность перед внезапной встречей с лисой или змеёй, которых тут было достаточно. От кабана и волка он знал, как спастись. Главное – не проморгать знакомство.

Неожиданно деревья закончились, и Андрей вышел на грунтовую дорогу, которая образовывала улицу. Что это за хутор или деревня – Андрей не помнил. По обеим сторонам дороги стояло несколько стареньких домов. Слева недалеко виднелось шоссе. Значит, расчёт верный, и скоро он выйдет на дорогу. Залаяли дворняжки. Некоторые оскалились и выбежали встречать чужака лицом к лицу. Андрей пересёк улицу и вошёл в чащу из старых вётел и осин.

Прежний ориентир – солнце – оставался в зоне видимости, правда, ограниченной, но верной. Это единственное, что успокаивало, потому что всё остальное начинало напрягать. Заросли стали гуще, поросль выше, ветви грубее и ниже. А когда стали попадаться лужицы, идти стало невыносимо. Из-под влажного дёрна под тяжестью ноги выступала болотная жижа. Тут Хопёр рядом. Может, из-за этого так сыро? Путнику стало не по себе. Восьмой раз за сто шагов он пожалел, что слишком рано включил в себе таёжного проводника. Истерия нарастала. Кадры смертельного путешествия в лысогорские леса всё чаще возникали перед глазами, и было трудно определить, реальность ли это, или память восстанавливает картинки того, что хотелось бы забыть.