План питания «Без завтрака» и лечение голоданием

В связи с этим я скажу об алкогольных напитках, что в них нет ни одного атома, который можно было бы превратить в живые атомы, живые ткани. Они перегружают и раздражают желудок, а значит, снижают его пищеварительную способность и ослабляют все силы и способности мозга и всей нервной системы.

В качестве ежедневного рациона без изменений эта комбинация, если ее строго придерживаться, истощит жизненные силы даже атлета, и он окажется уволенным с действительной службы за меньшее время, чем несчастные больные часто вынуждены терпеть такое питание. Неужели Природа так удобно поворачивается лицом к экстренным ситуациям, что жизненные силы больных могут быть увеличены и поддержаны приемом алкоголя, то есть таким питанием, которое ослабляет даже здоровых людей?

В городе, где я живу, врачи имеют среднее образование, способности, характер и опыт. Среди них есть экстремисты в назначении лекарств больным, те, у кого есть сто лекарственных средств от ста симптомов болезней, с такими дозами, которые могли бы испещрить лицо быка. Есть и такие, кто с необычайной силой владеет собой в палатах больных, кто верит, что виски – это питательное средство, а молоко – это жидкая пища. Что лекарства сначала попадают в желудок человека, а затем проходят круги кровообращения и, наконец, падают в нужное место где оказывают свое полное или неполное действие.

Что бы ни было в лекарствах для лечения болезней, что бы ни было в молоке и самых сильных алкогольных напитках для поддержания сил организма, каждый затянувшийся случай болезни показывает реальное течение болезни при тщательном исследовании. У меня нет причин полагать, что врачи, приписывающие больным такие виды лечения превысили разрешенные методы лечения. У меня нет причин сомневаться, что во всех странах, во всех землях, где есть образованные врачи, широко используются те же самые средства, которые сделают следующий короткий шаг от ланцета (скальпель) и болюса более мрачной эпохи – к более интересному грядущему времени.

Методы лечения больных постоянно меняются, а процесс излечения остается неизменным. Только в случае с переломами костей мы вынуждены позволить Природе заниматься лечением, в то время как мы можем гордиться некоторым прогрессом в разработке механических приспособлений.

Поскольку молоко и стимуляторы типа алкоголя – являются общепринятым, разрешенным средством лечения для поддержания больных, а в желудок их вливают с той же верой, с какой когда-то использовали ланцет (примечание переводчика: скальпель) для кровопускания, то их эффективность во благо или во зло необходимо изучать в сравнении.

Чтобы лечение приносило постоянную пользу, оно должно уменьшать как тяжесть, так и продолжительность болезни. Для сравнительного исследования мне представилась такая возможность. Меня вызвали на прием по поводу брюшного тифа у молодой девушки. В том же районе под наблюдением одного из моих сильных коллег находилась женщина средних лет, чей желудок привычно отторгал все молоко и тот алкоголь, который добавляли в молоко. Лечащий доктор считал, что польза будет, независимо от того, насколько коротким будет время их приема.

Когда я приступил к ее лечению – в течение месяца моя пациентка пила только желаемое количество воды и лекарства, которые не раздражали слизистую оболочку органов пищеварения. Желание поесть у нее появилось в конце месяца. Единственной дневной и ночной сиделкой была измученная мать, которая ложилась в постель с той же болезнью, как только дочь выходила из нее. Прошел еще один месяц тяжелейшей болезни, без еды и без ужаса перед лекарством, как раньше – позыв к еде ознаменовал конец болезни и выздоровление больной. Если бы я вовремя не предложил свои услуги, то через несколько дней гробовщик принял бы дело предыдущего врача.

Девочка в подростковом возрасте, страдавшая легкой формой, так называемой малярийной лихорадкой, попала в похожую историю. В ее жизни было почти семь с половиной литров виски и ежедневное молоко, начиная с одного литра в день и заканчивая неспособностью принять в желудок хоть какую-то пищу. Потом было больше месяца дней, когда жизненная сила поддерживала себя без насилия, и смерть наступила на девятнадцатой неделе.

Хищный мозг поглотил губы до такой степени, что впадины между зубами были отчетливо видны. От первого приема молока с алкоголем в качестве пищи – до последнего вздоха это был случай умирания и самой упорной борьбы за жизнь против огромных шансов, которую я когда-либо встречал в острых случаях. В этом случае желудок был настолько изъеден алкоголем, что пищеварение было невозможно, как это было бы в не больном организме.

Рядом с этим домом жила более нежная девочка примерно того же возраста, больная той же лихорадкой. Но при умеренной дозировке лекарств и отсутствии еды – так распорядилась Природа – истинное чувство голода появилось в конце четвертой недели.

Позже в той же семье был случай гриппа, когда в течение нескольких лет наблюдался хронический язвенный бронхит, не поддававшийся лечению пластырями и ингаляциями, которыми лечил другой энергичный врач, который также был приверженцем использования в лечении большого количества лекарств и полных стаканов молока со спиртом.

Кашель у нее был таким упорным, таким непрерывным, что только подкожные инъекции лекарств уменьшали его. Предотвратить разрыв слизистой поверхности бронхиальных трубок кашлем было так же необходимо, как наложить шины на сломанную кость. В течение шести недель не было никакой еды, и Природа воспользовалась предоставленной ей возможностью, вылечив не только острую фазу, но и хроническую болезнь, которая вот уже почти десять лет беспокоила мою пациентку.

Меня вызвали в Эшвилл, штат Северная Каролина, чтобы осмотреть молодого человека, у которого наблюдалась последняя стадия чахотки. Я нашел его почти скелетом, хотя он питался шесть раз в день в течение нескольких месяцев по предписанию действительно опытного врача. Отрыжка газами была громкой и частой, отхаркивание по факту составляло около ста семидесяти граммов мокроты в течение каждых двадцати четырех часов.

Было назначено проведение голодания и на третий день была извергнута масса непереваренной пищи. Как только желудок и кишечник опустели, наступило облегчение во всем организме, а кашель настолько уменьшился, что за двадцать четыре часа было выведено менее тридцати граммов мокроты.

После недельного голодания пришло естественное желание поесть, и в дальнейшем он без расстройства желудка принимал все, что хотел. После этого он жил, испытывая лишь минимальный дискомфорт, и шепчущими губами диктовал мне свое завещание, передавая большую собственность. Он мог смотреть со значением, когда сила шептать пропадала, и жизнь заканчивалась, как гаснет свеча.

В течение нескольких месяцев его страдания почти все были вызваны пищевыми массами, находящимися в кишечнике в состоянии разложения. Он ясно видел и часто упоминал, что это был случай голодной смерти от перекармливания. Природа в конце концов вынуждена была уступить, потому что не смогла справиться с болезнью, которой явно можно было избежать – несварением желудка, но он продолжал мужественно бороться, пока тело не было почти поглощено.

Как только желудок и кишечник опустели, друзья заметили, что нервозность в значительной степени исчезла. Его сон стал намного продолжительнее, поскольку не прерывался кашлем, как раньше, поскольку мозг не подвергался нагрузке пищевыми массами, в нем накопилась сила, которая отчетливо проявилась в бодрости и спокойствии, словно наконец-то наступил небесный отдых.

Несколько лет назад одному адвокату в этом городе пришлось перенести приступ лихорадки, к которой добавилось все известное варварство лечения того времени. Под принудительной пищей и стимуляторами его разум наконец стал настолько слабым, что лекарства насильно вливались в горло. Прошло много недель, прежде чем исполнитель этих пыток (врач) был вынужден прекратить свое злое дело, а затем месяцы, переходящие в годы, в течение которых на улицах города появлялся бесцветный призрак прежней личности адвоката. И это несмотря на ежедневный рацион дровосека, который был намного больше, чем он мог переварить.

Наконец его принесли ко мне на кушетку с легкой лихорадкой, осложненной множеством других недомоганий. Ни один из его друзей, близко знавших его, не надеялся на его выздоровление, так как они считали, что существуют хронические заболевания, не поддающиеся лечению, и это потому, что в течение нескольких месяцев в его манерах, движениях и внешнем виде наблюдалась смерть. И все же он мог каждое утро в течение многих недель брать с собой в офис желудок, набитый блинами, сосисками, жареным картофелем и т. д., и только дрожал перед плитой в перерывах между приемом пищи.

В этом, возможно, безнадежном случае меня позвали, и с тех пор он должен был страдать только от болезни. Почти три недели он не принимал никакой пищи, и все же силы его настолько возросли, что он стал способен сам одеваться, а утром, перед тем как истинное чувство голода наконец не потребовало еды, он спустился из своей спальни с сыном на спине, который весил не менее тридцати четырех килограммов. Далее – жизнь, цвет, разум, мускулы быстро набирали силу, пока не произошло такое перерождение, что он обрел новое тело и новую душу.

За несколько лет до этого события единственный сын заболел легкой лихорадкой. Был вызван молодой врач и друг пациента, чья вера в лекарства, молоко и виски была безгранична. Он только что окончил университет, и поэтому Природа не принимала участия в лечении болезней, имея опыт работы на больничной койке. В течение многих недель эти пыточные средства применялись энергично и настойчиво. Но наступил момент, когда Природа перестала терпеть. Отец, личный друг, пришел ко мне, чтобы просто снять с себя бремя, и, поскольку он не мог изложить мне суть дела, я, будучи не специалистом в лечении этой болезни, посоветовал продолжать лечение, но обеспечить полный покой, о котором врач не должен знать. Так и было сделано, и через несколько дней появился позыв к еде, первый за два с лишним месяца. Конечно, наступило выздоровление, что было невероятной победой Природы над чрезвычайно неблагоприятными условиями, но потребовалось много месяцев, чтобы восстановить нарушенное равновесие в здоровье.

Когда я пишу об этом опыте, мне приходит в голову следующее, еще более убедительное обвинение против авторизованного медицинского метода. Пациент А. Б., когда он находился в ранней зрелости своей физической силы, был поражен частичным параличом, который привел его в постель. Это был просто случай ранения мозга, требующий покоя, как главного условия излечения. Но молоко, виски и лекарства применялись с величайшей настойчивостью, и через три месяца он стал способен передвигаться, не менее слабый умом, чем телом, и с зубами, совершенно испорченными этим лечением. В течение пяти лет он ходил по дому и улицам как во сне. В течение десяти лет он не мог заниматься своими обычными делами. Наконец жизнь пришла благодаря плану питания «Без завтрака».

Самый замечательный случай борьбы за жизнь со стороны Природы против неблагоприятных условий применения лекарственных средств, алкоголя и молока, который я когда-либо знал, произошел в следующем случае. Свободная женщина, лет сорока, попала в постель жертвой привычного употребления бромида и хлоралгидрата для лечения сильных головных болей.

Лечение было следующим:

– виски каждый час

– молоко каждый второй час

– едкие лекарства и мощное успокоительное средство для мозга каждую ночь, которое парализовало бы пищеварительную энергию на много дней.

В течение двадцати четырех часов не было ни одного часа, когда бы не принимались эти средства для лечения болезни или поддержания организма. Среднее количество виски составляло сто семьдесят граммов в день, а молока – почти литр. Такое лечение продолжалось неделями, переходящими в месяцы. Не было ни одной болезни, не вызванной лечением, и борьба продолжалась до тех пор, пока от женщины не осталась лишь тень, когда Природа наконец восстала против дальнейшего насилия над организмом женщины. На несколько дней наступил покой, потому что надежда угасла, но Природе потребовалось больше года, чтобы оправиться от нанесенного ущерба.

Человек с железными нервами, находящийся в самом расцвете сил, стал жертвой тяжелой травмы. С муками разорванных нервов и подкожными инъекциями, делающими невозможным переваривание пищи, в безвольный желудок с первого раза вливали молоко и виски, и употребляли и то, и другое, пока не удалось удержать одно из них, тогда нижний отдел кишечника был прижат к желудку. В течение ста сорока шести дней в руку ежедневно вводилось от трех до семи доз морфия, морфий иссушает рот и желудок и ослабляет все силы мозга. Само тело не болело, в нем не было и намека на болезнь, но при этом выписывались лекарства, которые стоили больших денег, а алкоголь – литры. В течение нескольких месяцев боль, алкоголь и морфий держали разум в таком оцепенении, что в голове оставались лишь имбецильные бормотания мечтателя, попавшего в беду.

Единственное лечение, которое показано в этом случае – это лучшая операция для лечения травмы и некоторые послабляющие дозы на короткое время, чтобы облегчить боль. Пища не должна быть желанной или перевариваться, поэтому воздержание от приема пищи должно продолжаться до тех пор, пока не возникнет естественное чувство голода, которое проявится только тогда, когда наступит заметное облегчение боли. В дальнейшем приемы пищи будут настолько далеки друг от друга, что все они будут восприниматься с большим удовольствием. При таком питании не может быть потери веса.

Неудивительно, что желудок и мозг, превращенный в соленый огурец, не принимали никакого участия в переваривании молока: иначе почему вес в семьдесят два килограмма в момент аварии упал до тридцати восьми момент появления естественного чувства голода? И все эти лекарства и алкоголь для человека, который не был по-настоящему болен! И счет за лечение, который выставлялся ежемесячно и не менялся в течение ста шестидесяти дней! И потерянное время, и связанные с этим расходы, и явно напрашивающиеся тревожные, ноющие сердца друзей и родственников, которые были рядом с постелью ужасов, мучений якобы больного человека.

В качестве примера можно привести следующий случай. Во время каникул мальчик двенадцати лет из одной из моих семей лег в постель с аппендицитом в тяжелой форме. Был вызван опытный врач, и в течение многих дней ему давали морфий, другие лекарства и всю пищу, которую только можно было впихнуть в безвольный желудок. Ежедневно давали достаточно морфия, чтобы парализовать пищеварительную энергию по крайней мере на два или три дня у человека с нормальным здоровьем. В этой войне с Природой прошел месяц, когда жестокость острого приступа спала и была одержана частичная победа вопреки огромным шансам на поражение.

По возвращении я обнаружил его под тяжелой дозой лекарств для восстановления сил и потерявшим аппетит. Бесцветный, анемичный, вялый – он едва мог ходить. Он был немедленно передан под мою опеку и, следовательно, на голодание, которое закончилось через несколько дней таким истинным чувством голода, какого не было уже несколько месяцев. И цвет кожных покровов, бодрость, энергия, вес – восстановились за месяц. Но в паху развивался абсцесс, и наступило время, когда для спасения жизни потребовалась серьезная операция. Его приготовили к ножу хирурга, который прорезал себе путь вниз, на много сантиметров, чтобы разгрузить стенки, готовые лопнуть от напряжения. Рана осталась на попечении хирурга, а жизнь пациента – на моем попечении. Кто отрицает, что анестетик, шок от операции и последующая боль не отменяют способность к пищеварению, а также желание есть? Пациент ждал, когда Природа воспрянет духом, что она и сделала на третий день, потребовав еды. После чего пациент ежедневно принимал пищу с большим удовольствием, и рана затянулась – рана длиной семь с половиной сантиметров на поверхности и пятнадцать сантиментов в глубину. На пятнадцатый день парень смог одеться и ходить по комнате, причем с такой свежим цветом лица, какой в нем еще никогда не наблюдалось. Какой закон тела был нарушен при предварительном лечении, призванном подготовить Природу к испытанию и дать ей возможность восстановиться после него?

Пока я пишу, мне стала известна свежая трагедия в жизни одного человека. Один мужчина, гигант, на восемьдесят восьмом году жизни потерял аппетит, и его умертвили следующим образом: пол-литра виски и от одного до двух литров молока ежедневно, чтобы поддерживать его в сытом состоянии. Прошло пять месяцев без каких-либо изменений в тарифе – пять месяцев бреда, имбецильного бормотания, прежде чем был сделан последний вздох. Такие трагедии происходят во всем мире. Не слишком ли громко я кричу о них? Если бы у меня был громовой голос!

Я привел несколько примеров распятия больных и страждущих, которых у меня множество и все они являются реальной историей известных случаев, которые постоянно происходят в каждом обществе.

Лечение болезней и травм проведением голодания – это способ Природы – произвел наибольшее впечатление в семьях, в которых хватило ума понять его. Но победы Природы осложнялись случаями, когда смерть была неизбежна. Чувствуя, что я должен представить миру свое изобретение в печатном виде, я не стал распространяться на публике о методе, который наверняка наведет на мысль о проведении голодания, в котором прием пища должен иметь огромное значение.

Мой успех в больничных палатах не позволил мне выписывать более крупные чеки за свое лечение. Но удовлетворение от того, что я вхожу в палаты больных и не ломаю голову над тем, какое лекарство дать, какую пищу назначить, было отличной компенсацией за отсутствие крупного банковского счета. Профессиональные достижения и способности играют лишь малую роль в простом бизнесе медицинской профессии. Невинная публика свято верит в действенность лекарств, а искаженным зрением, как знаменитый рыцарь Ламанчи, видит в профессиональных лекарях гигантов, которые на самом деле всего лишь ветряные мельницы, с которыми личный контакт в больничной палате слишком часто представляет собой опасность, измеряемую близостью пациента к этому врачу.

Подумайте о том, как истощается тело во время болезни, о том, что нервная система, которая сама по себе является жизнью, не истощается. Подумайте о случаях выздоровления, когда в течение нескольких недель нельзя есть по причине неработающего желудка.

Подумайте о более частых случаях, когда выздоровление наступает после нескольких недель такого скудного питания, которое не может быть принято во внимание в качестве поддержки жизненной силы умом, руководствующимся силой определенных обстоятельств. Подумайте, как болезнь, в пропорции к его тяжести, является потерей пищеварительной силы, с одновременным лечением или поддержкой энергией всего мозга. Насколько серьезно уменьшать мозг за счет траты энергии на прохождение разлагающихся пищевых масс через пищеварительный канал длиной в несколько метров. Это пищевые массы, которые мозг не принимает, не дает команды на их переваривание и наличие которых в просвете пищевого канала не спасают жир и мышцы от потери. Подумайте обо всей этой физиологии и задайте вопрос: «Этот человек одинок в своей вере и практике, или Природа настолько согласна с ним, что вся медицинская профессия ошибается в своем применении лекарств и кормлении больных?»

Я завершаю эти случаи иллюстрацией. Подумайте обо всех этих принудительных кормлениях, о применении лекарств для облегчения страданий больных, о растрате мозговых сил и сравните со следующей иллюстрацией, в которой пища не принималась в течение тридцати шести дней, и все же пациентка чувствовала себя неплохо большую часть этого времени.

Примечание: в этом случае сильное несварение желудка, нервные расстройства и почти ежедневные головные боли мучили пациентку в течение многих лет. Утром тридцать шестого дня проведения голодания, на который была сделана фотография, визит к стоматологу для удаления зуба не вызвал никакого страха, как это бывало раньше. На тридцать восьмой день прием пищи возобновился без каких-либо неудобств. С тех пор (более шести месяцев назад) от прежних проблем не осталось и следа. За весь период проведения голодания потеря веса составила около девяти килограммов.

Фотография Генри Риттера.

Госпожа А. М. Лихтенхан.

Тридцать шестой день без еды.

Глава V

«Врач, исцели себя сам!» В этих трех словах заключен целый мир сарказма, ведь единственное преимущество врача перед обычными людьми заключается в том, что он может самостоятельно принимать лекарства. Как правило, он делает не больше для предотвращения телесных недугов, чем другие люди и точно так же может стать жертвой вредных привычек.

Мне кажется, что в пропорциональном отношении столько врачей становятся рабами табака, опиума в той или иной форме и алкоголиков, сколько можно найти среди любого другого класса людей. Они с такой же вероятностью становятся жертвами различных хронических недугов, как и другие люди, и с таким же бессилием облегчить эти болезни. Каждый день я вижу, как врачи приходят в дома больных с горящими сигарами и сигаретами, сигнализирующими о расстройстве нервной системы, убаюканной никотином, как в комнаты, где должен царить чистейший воздух небес, входят оживленные табачные дымы.

Где в этом мире найдется добродетель, которая принесет хоть какую-то практическую пользу, если ее жизненная сила не будет заключена в примере, а не в наставлениях? Кому, как не врачу, необходимо входить в комнату больного с чистейшим дыханием, чистейшим языком, светлыми глазами, чистейшим цветом лица, сияющим ликом и с душой, свободной от оков или привычек, которые оскорбляют и лишают сил? Где логика в том, чтобы нанимать больных, чтобы кормить других больных? Разве не болен сам тот врач, чьи нервы настолько переполнены болью, что нуждаются в частых успокоительных, которые можно найти только в сигаре или в сигарете, к тому же разрушающие вкусовые нервы? Разве он не очень болен, когда эти нервы требуют более крепкого алкоголя?

Здоровье и нравственность, если их ежедневно демонстрировать, заразительны не менее, чем мужество и страх. Ни один врач не сможет проявить себя с лучшей стороны в палатах больных, если он сам находится в рабстве у болезни или дрянной привычки.

«Врач, исцели себя сам!» Врач, как случилось, что ты сам нуждаешься в исцелении, и чего ты стоишь, если не можешь ни предотвратить болезнь, ни вылечить себя своими же лекарствами? Что толку другому человеку говорить праведно, если в тебе самом нет добродетели?

Болезни, вредные привычки притупляют все особые чувства, тончайшие инстинкты и вкусы, ослабляют способность ясно рассуждать, делать правильные выводы, делать мудрые заключения. Только здоровые люди обладают той надеждой, которая проистекает из резервных сил, сил, не растраченных из-за приобретенных болезней и нездоровых привычек. Отличное здоровьем – это сила не меньшая, чем мужество или страх.

Генерал Грант, человек, самодостаточный, лишенный страха, подавил восстание одним предложением: «Я буду сражаться на этой линии, если на это потребуется все лето». Это предложение сделало каждого человека в его армии похожим на Гранта по смелости и уверенности. Грант в расцвете сил мог попыхивать сигарой, командуя всеми армиями своей страны, но сигара в конце концов разрушила его жизнь, и не нашлось врача, который вмешался бы, чтобы предотвратить одну из самых мучительных смертей.

Где логика в том, что больные пытаются лечить больных? Этот вопрос будет чаще задаваться в грядущем времени, когда пристройка аптеки к больничной палате станет намного меньше, чем сейчас.

В палатах больных, как нигде, изучается выражение лица человека. И если линии не закрыты туманами и облаками болезни, то признаки здоровья можно различить гораздо четче.

Сейчас под моим присмотром находится человек, чья душа имеет огромную форму, а интеллект, разнообразные вкусы и приобретения настолько высоки, что жизнь на земле стоит того, чтобы ее прожить. Его долгое хроническое местное заболевание не ослабило его способности читать во мне признаки надежды, как, мне кажется, никогда раньше. Никогда прежде я не чувствовал такой необходимости входить в палату больного с большим запасом общего здоровья. На данный момент ему кажется, что я держу перед его глазами ключи от жизни или смерти.

Врач должен быть в состоянии войти к больного, чтобы увидеть ясным зрением все, что открывается естественному взору. Не менее ясно видеть глазами понимания, чтобы быть толкователем состояний, указывающих на выздоровление или смерть. Врач – это историк болезни, и поэтому, прежде чем писать, он должен ясно видеть все, что можно знать о процессе излечения, проявляющемся в различных симптомах.