Сокрытое в камнях

– Брось! – гаркнул разбойник, не смутившись.

– А ну поди! – подзадорил Гиди разбойника.

– Брыо-ось! – как-то глупо, через «ы», повторил бандит.

– Меч и топор против палки! – быстро выговорил Гиди.

Бандит на мгновение смутился и даже покосился на коренастого, который напряжённо ожидал развязки. Долговязый сипел и свистел всё громче.

– Нас трое! – борзо заявил широкоплечий; по-видимому, он считался главным в шайке.

– Двое с половиной, – отшутился Гиди, успев глянуть на долговязого в углу.

Тим, не сводя взора с врага, стал перерезать топориком перевязь меча в руках Гиди. Когда вымокшие от пота и крови верёвки лопнули, Тим отдал топорик товарищу, а сам, схватив братский меч, высвободил его из плена тряпок и навёл на врага.

– Высокородненький! – надменно процедил сквозь зубы главарь, рассматривая нуониэля. – Удача!

– Сначала попробуй нас взять! – не без дрожи в голосе, ответил Агидаль, готовый в любой момент отразить внезапную атаку.

– Возьму, – спокойно ответил разбойник, и как-то расслабленно отпустил свой деревянный шип. Он сделал шаг к двери, а Тим и Гиди, держась вместе, попятились в угол. Бандит кивнул коренастому и тот подошёл к нему. Теперь они стояли у дверного проёма, перекрывая путь на свободу. Главарь расправил плечи, размял шею, перестал сутулится и смахнул кровь, стекавшую на бровь со лба.

– Мышки в норке, – насмешливо произнёс бандит, оглядывая своих жертв.

– Мышки кусаются! – неуверенно ответил Агидаль.

Главарь ухмыльнулся и покачал головой. Оставив коренастого охранять дверь, он сплюнул на пол, подошёл к столу, поставил упавшую скамейку и запросто развалился на ней.

– Эй, – гаркнул он зажмурившемуся долговязому в углу. Тот открыл один глаз.

– Я таких знаю, – потерев себе ладонью под затылком, продолжал широколобый. – Вы нас не убьёте. – Внезапно он нахмурился и как-то опасливо присмотрелся к Тиму.

– А этот что, – обратился он к Гиди, кивая на нуониэля, – заразный какой-то?

– Это колдун! – тут же ответил Агидаль.

Но бандит загоготал и даже хрюкнул от этого. Затем он нагнулся и поднял с пола веточку, оторвавшуюся от головы Тима во время боя.

– Локон, яки у бабы! – презренно сказал главарь. – Токмо туг и вонюч.

Он швырнул ветку в угол долговязому. Тот мельком глянул на неё, а затем посмотрел на главаря и покачал головой.

– Не колдунский локон! – успокоился широколобый. – Не людской! Высокородненький!

– Мы с полудня, – сказал Гиди. – Из лесов.

– Знаю я, кто вы! – оборвал его главарь.

– Знаешь?

– Мертвецы! Живыми вам не уйти.

– Это мы поглядим! – совсем неуверенно ответил Агидаль.

– И глядеть нечего. Сразу ясно – не душегубы. Коль хватало бы духу нас порешить, ужо справились бы. Слухай, други! Трошки подышим и сызнова навалимся на них! Теперь робеть не станем; дело не опасное.

– Считаешь, коль нам али умирать, али убивать, то у нас рука дрогнет? – спросил Гиди, стуча зубами от страха.

– Дрогнет, не дрогнет! – отмахнулся главарь. – Всё едино! Нам не привыкать. Такое ремесло.

– Зачем же рисковать, коль можно договориться! – додумался вдруг Гиди. – Решим всё, чтоб и нашим, и вашим! Чай, золотца немного у нас припасено. Поделимся!

– Об чём договариваться, коль можем всё у вас забрать? – пожал плечами главарь.

– Всё, это если повезёт! – спешно говорил Агидаль. – А мы готовы и без боя поделиться! Верно, Тим? И вам никакой возни! Да и судя по вашим одёжкам, выручка от этой сделки вам будет такая, какой ещё не видали!

– Не, – покачал головой главарь и цыкнул, – Мы рискнём! Вас двое. Убивать не умеете. Так что…

Он хлопнул себя по коленям, будто хотел встать, но тут заговорил Тим:

– Золотые листья! Три!

– Листья? – переспросил разбойник.

– Хорошие! – затараторил Гиди. – Как монеты! Золотые монеты! Господин Тимбер готов поделиться с вами тремя монетами! Каждому по одной!

– Господин… – снова повторил слова собеседника бандит. – Ты, знать, за ним в прислуге ходишь?

– Да уж, угораздило! – спокойнее ответил Гиди.

– Брось это! – кивнул на Тима главарь. – Пошли с нами. Ты вроде, юркий.

– Не настолько юркий, чтобы жить в канаве, – пожал плечами Гиди.

– А пёс с тобой, – махнул рукой широколобый и поднялся со скамьи. – Повезёт – не убьём в драке!

Он взял со стола деревянный шип и размял плечи.

– Но этого, – потрясая острой деревяшкой в сторону Тимбера, сказал главарь, – мы на кол посадим.

Тут Гиди издал громогласное «Эх!», вогнал топор в пол и развёл руки:

– Тогда и меня убивай!

Главарь смутился.

– Я же к этому властелинчику привязан яки пёс к дереву!

Коренастый внезапно громко, но коротко рассмеялся.

– Его порешат, – продолжил Гиди, – считай и меня в живых нет!

– Ты мне зубы не заговаривай! – рассердился главарь, а потом вдруг ступил в сторону и указал на дверь. – Иди, коль хочешь! Иди! Не тронем!

Коренастый отошёл от двери. Гиди вздохнул, прошёл совсем близко от главаря и уселся за стол.

– Не пойду! – грустно ответил он.

Бугай глянул на Тима, а затем на Агидаля. Решительным шагом он подошёл к столу и сел напротив посыльного.

– А ну говори, как этот… куст тебя захомутал! – сурово потребовал разбойник, но Гиди нехотя отмахнулся. Бандит снова прикрикнул на Агидаля и даже стукнул кулаком по столу, показывая свою решительность получить ответ.

– Да не было мне заботы! – начал в сердцах Гиди. – Я на посылках своё отшлёпал до конца зимы! Я у своего отгул просить хотел, как меня послали к этому вот! Дел было: отвести его на ладью! Я за две седмицы обернуться домой рассчитал! А потом меня заставили с ним сюда тащиться! Заставили, понимаешь! Как собаку! А я не собака! Я отказал. Так меня силком. Я тому гаду напыщенному в рожу плюнул, так меня за то в темницу хотели. И я согласный был. Думал, мой господин поможет после. Главное – не отплывать с этим пнём в эти ваши полночные земли! Но они мне всё быстро разъяснили: что господа челядь из острогов не вытаскивают. Да и вообще… Повязали по рукам и ногам… Хожу теперь…

Гиди посмотрел в глаза разбойнику и резко указал на Тима:

– Он сгинет: меня, считай, на пики посадили.

– Таки что ты ломаешься? – каким-то маленьким, как и он сам голоском, спросил коренастый у двери. – Давай с нами! Пусть в канаве спать! Зато поживёшь!

– Погоди! – остановил жестом широколобый своего товарища и склонился над столом, всматриваясь в лицо Гиди. – Кому ты в рожу плюнул?

– Важная шишка! – озлобленно ответил Агидаль. – Тварюга та ещё! Веточки берёзовые, длинные. Ежеденно их в косы ему заплетают. Вот уж, кто баба!

– Брешешь ты, что высокородному в лицо плюнул! – засомневался разбойник.

Тут Тимбер кашлянул, чем обратил на себя внимание присутствующих. Он медленно опустил руку в карман плаща, вытащил оттуда что-то маленькое и кинул на стол. Главарь шайки тут же прихлопнул оказавшийся на столешнице белый комочек. Он поднял ладонь и увидел смятую записку голубиной почты. Развернув листочек, он глянул на долговязого. Тот уселся рядом с главарём и взял в руки записку. Посмотрев на неё, долговязый шлёпнул на стол то, что Тимбер и Гиди приняли за дощечку. Это оказалось собрание скреплённых вместе берестяных табличек с крепкой дубовой обложкой. Пучеглазый раскрыл эту особенную книжку и долго водил пальцем то по одной табличке, то по другой. Слова на старой записке из Лойнорикалиса совсем стёрлись, но кое-что худой разбойник всё же различал. Он сверял знаки и слова на записке с теми, что были начертаны на его бересте, а потом резко закрыл книжку, всучив записку обратно главарю. Тот вопросительно глянул на дружка. Пучеглазый решительно кивнул. Широколобый улыбнулся Тиму:

– Неужто впрямь плюнул?

Нуониэль лишь развёл руками.

– Хорош! – хлопнув по столу гаркнул главарь. – Эк, хорош! Завидую! Я тоже раз хотел одному плюнуть… Не срослось.

Он нахмурился, посмотрел куда-то в потолок, сделал долгий выдох через нос и почесал кулаком кривой щетинистый подбородок.

– Не спорится у нас дело с вами, путники, – сказал главарь. – Не шибко по нраву мне нашего брата обирать. Хотя, и такое бывало. Страсть как хочу послушать об том, как ты господина обслюнявил! Но то забава. Сейчас надо бы нам из этой избушки как-то выйти.

– Вы слышали наше предло… – надменно начал Тим, но главарь резко оборвал его:

– Заткнул пасть, хворост!

– А чего мудрить? – нарушил свинцовое молчание Агидаль. – Есть у нас при себе золотишко. Всё вам передать не сможем, но и не обидим. Более чем!

– Золото – это приятно, – но в чём моя выгода, коль проще вас в избушке оставить?

– Для начала предложу свою историю про записку, господина и слюни, – хитро заявил Агидаль.

– То слова! – отмахнулся главарь. – Сыт не будешь!

– И то верно, – как-то совсем уж уверенно сказал Гиди, и уселся удобнее, будто перестал бояться разбойников. – Погляжу я, у вас тут на счёт сытости не густо. Дожди, осень, спорынья.

– Это к чему ты о еде загуторил? – с подозрением спросил широколобый.

– А к тому, что на вид вы и впрямь не сыты. Одёжка поизносилась. Давненько хорошая добыча вам в руки не шла: с ржавыми клевцами шастаете… Либо вы никудышные грабители, либо вам сложно сбыть «нажитое честным трудом». Оно и понятно – делов натворили, видать, что на всю округу сказ идёт. Так оно и выходит, что вам едино – получите ли вы с нас часть золота, али всё: деть его никуда не сможете. Плохо знаю эти места, но точно могу сказать: охотников до торговли с разбойниками здесь немного. На полдень – море, на восход – вёрст двести беспросветного леса, тут берег с варварийцами, а с ними вы дела вести не станете. Остаётся городок Лироди… Там вам не рады, вот вы и таскаетесь по предместьям. Спрашиваешь, как нам из избушки выбраться? Видится мне, что у меня с поленом тропинка более мягкая, нежели у вас, ребята. А значит, решать надо не то, как вам поступить с нами, а то, что нам делать с вами. Убьёте нас – получите кое-какие одежды и те жалкие крохи сушёного мяса, что мы не доели. Цацки золотые зароете в лесу и уже не откапаете. Может, и перережете друг друга из-за сего сокровища.

– Мягко стелешь, – прищурился главарь.

– Али вам сейчас не жёстко? Что бы я ни предложил, всё будет лучше.

– Так предлагай!

– А я и предложу! – ответил Гиди и указал на Тимбера. – Мне этот пень тоже не по нраву, но есть у него такое, что никаким грабежом не отнять: благородность. Он господинчик! Это значит, что его будут слушать другие господинчики. К тому же, он посол. И это значит то, что его станет слушать даже король здешних земель. Мы могли бы добраться до Лироди и сообщить, что вы помогли нам пройти по опасным землям; что именно благодаря вам посол-нуониэль всё ещё жив.

Главарь свёл брови, упёрся ладонями в стол и выпрямил руки так, что плечи его поднялись. Он дико захохотал, и Агидаль с Тимбером вздрогнули от страха.

– Ты уморительный балбес! – заявил главарь. – У Лироди нет короля! Это свободный город, а на самом верху сидит посадник Гириен. И твой хворостоголовый хозяин не станет просить за нас. Мы для них – грязь под ногтями. Дойдя до Лироди, пень сообщит страже про случившееся в этой избушке. И ждёт меня весёлая, но короткая жизнь в кандалах.

– Господин нуониэль может так поступить, но не станет, – возразил Гиди. – Это как договор. Услуга за услугу. Вы не пытаетесь нас убить и провожаете до Лироди, а господин Тимбер просит за вас посадника. В конце, мы остаёмся живы, идём по своим делам, а вам прощают бандитское прошлое. И часть нашего золота вы также получаете.

Главарь сидел темнее тучи. Долго думал. Наконец, он поднялся и подошёл к двери.

– Как тебя звать? – спросил главарь.

– Гиди.

– Добродушный ты, Гиди. И ненавидишь господское племя люто, – он покачал головой. – Но ты не знаешь их, как я.

Главарь вышел на двор. Агидаль развёл руками и последовал за разбойником. Коренастый не остановил посыльного.

Широколобый сидел у поля с рожью и рассматривал сорванный колосок. Гиди приблизился.

– Самого-то как звать? – поинтересовался посыльный.

– Полян, – буркнул тот, показывая собеседнику колос. – Погляди на неё: разбухла. Спорынья – она с влажных корней подымается. Надобно было вкруг делянки канаву отрыть, да мелкой прибрежной галькой наполнить. А тут посмотри! – от выкинул колос, ковырнул влажную почву под ногами и растёр в пальцах. – Глина!

Агидаль молча глядел на рожь и не мог вспомнить, чего именно он хотел от этого Поляна, когда пошёл за ним на двор. Главарь шайки поднялся и вытер пальцы о кожаную штанину.

– Не умели… – вздохнул он, сочувственно окидывая взором пропавший урожай.

На крыльцо вышли коренастый и долговязый. Неказистые разбойники явно изголодались, и теперь глядели на своего предводителя, ожидая, что тот накормит.

– Я ведь не всю жизнь в канаве спал, Гиди, – посмотрев на мужиков, тихо сказал Полян и направился к избушке.

Эта плохо-пахнущая троица о чём-то тихо столковалась у крыльца. Коротышка затем куда-то резво убежал. Полян знаками попросил долговязого что-то сделать в избе, а когда немой ушёл, обратился к Агидалю:

– Благородненьким доверять нельзя. Ты сам сказал: из острога не вытащат!

На крыльце появился Тим. Полян отошёл подальше, и кивком головы, подозвал Гиди.

– Пока в толк не возьму, что делать с вами, – продолжил главарь шайки тихо, чтобы Тим не услышал. – Одно скажу: ты с этим хворостом пропадёшь.

– Ты, Полян, человек с опытом, – начал Гиди, – но мало знаешь о том, как всё устроено у нас на полудни. Нуониэли трошки отличны от людей-господ. Я за жизнь много по земле ходил; повидал народу. В наших ветковолосых есть что-то такое… Дельное…

– Ветки на башке али кудри: все они сволота! – плюнул в сторону Полян. – Обдумать мне надобно наше дело. Хочу до Лироди с вами дойти. По дороге решу, как быть.

– Право твоё.

– Но условие ставлю! – громогласно заявил Полян. – Меч хвороста до Лироди при мне будет.

Агидаль посмотрел на Тима, ожидая ответа. Нуониэль крепче закутался в плащ и, ничего не сказав, ушёл в избу.

Скоро все собрались у крыльца. Коротышка привёл ослика-доходягу, на котором шайка перевозила пожитки. Старое животное выглядело так, будто вот-вот ляжет на бок и уснёт.

Оставаться у мёртвой избушки никто не хотел. Коренастый отыскал старую корзину, собрал в неё угли из печи, накрыл их сеном и первым засеменил прочь от заброшенного жилища.

Дорогой Полян говорил мало и часто впадал в какое-то тоскливое раздумье. Спутники его тоже не отличались словоохотливостью. Долговязый был нем, а коротышка если и открывал рот, то выплёвывал фразы так спешно, что смысл речей приходилось как бы вспоминать уже после того, как он замолкал.

Шли медленно. Слева виднелся просвет, и доносился шум прибоя. Временами зыбкая тропка забирала вправо, и тогда всё вокруг затихало, наполнялось низинным туманом и запахом прелой хвои. После рваных разговоров, Тим и Гиди выяснили, что семейных имён простолюдины в этих землях не имеют, но у каждого есть прозвище. Коренастого кликали Сбыва Дело, а долговязого – Улень Болтун.

– А я – Полян Красный, – без особой гордости заявил главарь шайки, жуя сухое мясо, которым Гиди и Тим поделились с голодными.

Как стало смеркаться, компания остановилась подле узкого ручья, пробившего себе путь на морской берег меж корней кривых сосен. Старые деревья нависли над каменным пляжем, а студёная водица из-под корней разливалась по гальке весёлым шелестом.

Подыскали укромное место, защищённое от ветра и быстро – на углях, прихваченных в заброшенной избе – развели добрый костёр. Когда спустилась ночь, шёпот ручья стих, а хлюпанье пенной волны, бьющей о валуны, усилилось. Изредка постукивал копытом ослик, привязанный где-то поблизости в кромешной тьме.

Тим жутко измотался. Он полулежал на покрытых дождевиками сосновых корнях и старался не заснуть под долгий рассказ Гиди о Лойнорикалисе. Сначала Тимбер всё следил за членами шайки и старался угадать, как именно эти разбойники собираются прикончить двух нерадивых странников. Тиму казалось, что долговязый Улень Болтун вонзит ему нож в сердце, как только все уснут. Потом воображение нуониэля нарисовало отчаянную фантазию о том, как коренастый Сбыва Дело проснётся в полночь, тихонько сходит к морю, найдёт там валун покрупнее и разобьёт этим холодным камнем головы Агидалю и ему. Сильнее всего Тимбер устал от мыслей о Поляне: как ни старался нуониэль, а придумать достоверный способ коварного убийства от этого типа так и не смог. Очень уж широколобый отличался от подельников. Сбыва Дело явно не одарён большим умом, а потому прост и понятен. Немой Болтун слаб и этим близок Тимберу своими мыслями, чаяниями, планами. Красный же много думал, смотрел пристально, почёсывал щетину, поднимал бровь, когда слушал собеседника. Он не был самым сильным человеком, которого встречал Тим, но не являлся и слабаком. Полян Красный на поверку оказывался обычным человеком. И этим пугал…

– Один единственный город на все леса? – спросил Полян, когда Гиди завершил рассказ о родине. – Прямо как у нас! Один Лироди и куча деревень вокруг.

– Скоро и деревень не станет, – протараторил Сбыва, а потом пояснил:

– Высасывает город людей из деревни. Всем торговать надо!

– Кто о чём, а вшивый… – отмахнулся Полян, а потом заметил, что Агидаль не понимает, о чём речь. – Мой друг раньше звался Сбыва Убёга. Ушёл из дома пытать счастье в Лироди. Подался в подмастерья к одному купечишке и служил у него на посылках. Вот как ты у того своего господина. А потом решил на стороне поторговать и целый воз со склада увёл!

– По недоумию, – потрясая пальцем в воздухе, пояснил Сбыва, – по недоумию увёл!

– То пустое! – отмахнулся Полян. – Увёл да был объегорен. Ни воза, ни денег. После оказался пойманным. Стража посчитала его глупым и не сильно охраняла.

– И я убёг! – расхохотался Сбыва.

– Был Убёга, а стал Дело, – хлопнув по плечу подельника, улыбнулся Полян. – До́бро мы сработались!

– А что Улень? – кивнув на немого, спросил Гиди.

– Тут целая история! – развёл руками Полян под одобрительное хмыканье Сбывы. Улень зашипел, лёг на свою циновку, отвернулся и зарылся поглубже в засаленные шкуры.

– Это он сейчас Болтун, – тише сказал главарь. – Раньше звался Улень Свитовай. У его семьи не самый маленький дом в Лироди.

– Не самый маленький. И не один! – вставил коренастый.

– В общем, не под красным фонарём портового района рождён, – заключил Полян. – Как годами вышел, подался в писари к его высокородию Брано Киниру. И дослужился там до того, что стал его дочь Ласкию…

Полян не смог закончить, потому что Сбыва ехидно загоготал и стал некрасиво подмигивать Агидалю, странно и неприятно при этом кособочась.

– Его высокородие прознало об том, – продолжил Полян, – и наняло кое-кого чтоб парнишке язык укоротить.

– Язык? – удивился Гиди.

– Брано Кинир – человек серьёзный, – пояснил главарь.

– Из-за бабы лишить человека языка? – переспросил Агидаль.

– Из-за дочери! – поправил Полян. – Единственной! Но Улень хоть и суховат, а в долгу не остался. Пробрался к ним в дом и отрезал его высокородию ухо. С тех пор вот…

Полян замолчал. Улыбка сошла с лица Сбывы. Гиди показалось, что последние слова главаря сказаны с некоторым почтением.

– Почему Красный? – решился спросить Агидаль.

– То горьце немилый сказ, – отмахнулся Полян.

– Сказ сказом! – пожал плечами Сбыва. – Ровен иному. С каждым случиться может.

Полян кашлянул, накрылся шкурами и закрыл глаза. Агидаль не настаивал на ответе, но главарь вдруг продолжил:

– Зашёл в одну конюшню, и косой всем лошадям по горлу! Опосля и конюху кишки на пол вынул.

Тимбер не участвовал в беседе, но всё слышал. Юный посол припомнил опушку с волчьими клетками, звериную кровь, стекающую по лицу, скрежет варварской речи.

– Человек, он как сухая глина, – не открывая глаз, произнёс вдруг Полян Красный. – И вроде крепок, а тронь – рассыпается.

***

Проснулся Тимбер от холода. Костёр погас ещё ночью, а земля так промёрзла, что не спасли и подостланные дождевики. Согрелся нуониэль лишь когда они зашагали дальше к городку. Сбыва Дело и немой Улень здорово выспались и теперь радостно шли за своим вожаком. Они подтрунивали друг над другом, Сбыва хихикал, Улень убого смеялся. Что-то светлое и даже кристальное закралось в душу Тимберу: то ли колкость морозного воздуха, то ли новая твёрдость остывающей земли заставили подумать о доме: «Сегодня наступил грудень! Месяц, когда земля превращается в стылые груды».

– Эй! – окликнул Тимбера главарь шайки и протянул полоску сушёного мяса.

Тим мясо взял, но есть не стал. Незаметно от остальных нуониэль чуть сошёл с тропы и выпустил полоску из рук. Еда исчезла в высокой траве.

– А женщины у вас там тоже с этими? – спросил Полян, указывая на веточки Тимбера.

– И с ветками, и с цветами, – ответил Гиди.

– Красота, небось! – улыбнулся главарь. – Али не хороши госпожи?

– Да уж хороши! – усмехнулся Гиди. – Так хороши, что нашего приятеля, – он кивнул на Тимбера, – из Школы за это дело попёрли.

Тут нуониэль резко подошёл к Агидалю и злобно посмотрел тому в глаза.

– Я сам ушёл! – рявкнул Тимбер, и быстро зашагал далее по тропинке. Гиди от неожиданности встал как вкопанный. Когда Сбыва и Убёга прошли дальше за нуониэлем, к Гиди обратился Полян.

– Не умеешь ты с ними, – сочувственно сказал главарь, глядя вслед удаляющимся подельникам и нуониэлю.

– Да что тут уметь?! Нуониэли, они совсем как люди!

– Я не про ветколобых, – ответил Полян, и зашагал дальше, но медленно, чтобы не сразу догнать остальных. – С господами ты не умеешь. А господа, это, брат, не совсем и люди. Оно конечно, слеплены все из одной глины. Токмо нас жизнь обожгла, и теперь мы какие есть, такие и помрём. А вот их не обжигали. Оттого и естество у них крепкое, только пока воды не коснётся. А как вода пойдёт, так форму свою они и потеряют. Изовьются!

– Выходит, нет у тебя веры господам? – спросил Гиди.

– Нет!

– А зачем тогда идёшь с нами в Лироди?

– Не знаю, – взгрустнул Полян. – То, как ты сказал об нём: понять хочу…

Вскорости отстающие нагнали остальных: Тимбер присел отдохнуть на ствол сосны, упавшей поперёк тропы, чем задержал идущих с ним Сбыву, Уленя и ослика. Нуониэль сидел с длинным самоцветником на коленях и наблюдал, как нерадивые разбойники уговаривают осла переступить через поваленное дерево.

– И что ты в этот ларец вцепился?! – громко спросил Полян у Тима, указывая на диковинный сундучок. – Грузи на животное! Не робей! Не убежит наш старый осёл. Гляди, он и сосну одолеть не в силах.

Главарь присел на корточки перед нуониэлем и стал рассматривать ларец.

– Любо! – искренне восхитился Полян. – Чудно́ свет переливается в самоцветах? И что же сокрыто в этих камнях?

– Подарки важным людям, – ответил за Тимбера Гиди.

– Уж не для посадника Лироди подарки? – поинтересовался главарь.

– Нет. Для одного правителя в Симпегалисе.

Сбыва и Улень резко перестали уговаривать ослика переступить сосну, а Полян молча встал и стал чесать пальцами щетинистый подбородок.

– Эк вы далече собрались! – сказал главарь после продолжительного молчания.

– Не бывал там? – спросил у него Гиди.

– Не пришлось. Да и Свет с ним! Места там странные.

– Чего ж там странного?

Главарь пожал плечами и произнёс лишь одно слово:

– Йосан…

Ослик неожиданно перемахнул через упавшее дерево и спокойно зашагал далее. Остальные молча пошли следом.

К полудню серая непогода сменилась голубым небом и холодными лучами низкого солнца. Тропа под ногами расширилась и превратилась в некогда мощёную дорогу. Полян Красный объяснил, что море давно закончилось и они идут вдоль берега реки Нирмиэн. Тимберу это название показалось похожим на слово из ланнийского языка, и он некоторое время шёл, размышляя о его возможном значении. Вскоре о древнем языке пришлось забыть: они вышли к воде. На другом берегу раскинулся заветный городок. Деревянные домики, подобно овечкам беспорядочно сбились в плотную отару у реки и чего-то ждали. Ждали столь долго, что посаженные жителями деревья выросли и бросили на крыши домов кружевные тени. Понять, где заканчивается берег с домами и начинаются доки с ладьями оказалось сложно: столь зыбок был этот переход. Так же загадочно выныривала из-за деревьев стена, ограждавшая часть городка от остального берега. В этой стене Тимбер заметил ворота, выходящие на отдельную пристань. Там у берега покачивались на волнах лодочки и паром, подле коего тёмными чёрточками суетились люди.

Через несколько минут компания вышла к причалу на левом берегу. Он больше смахивал на большую купальню, хотя здесь имелось несколько шалашей и огороженное булыжниками место для костра, с подвешенным над ним котелком.