Сокрытое в камнях

Тимбер не ответил. Он уже не искал свой глупый волшебный камушек, а просто стоял и смотрел на яркую поверхность озерца, виднеющуюся за деревьями.

– Этот Спешко сказал, что у тебя большое сердце, – продолжал Гиди. – Но мне кажется, что даже у простого старого слуги сердце больше, чем у тебя. Да что уж там! Я немало гадостей в жизни сделал, но и у меня сердце… Твари, да я бы не стал стрелять в духа! И ведь ты же знаешь ещё, что обычные камни им не вредят! То есть ты уже не первый раз палишь по ним! И это называется большое сердце?!

– Это неважно! – серьёзно ответил Тимбер.

– Нет важно!

– Нет! – резко крикнул Тимбер и обернулся; взгляд его горел ненавистью. – Если начнётся бойня с жителями равнин или с собакоголовыми обитателями болот кин, то ни моё сердце, ни твоё, ни этого рыбака – ничьё не будет иметь значения! Стрелам и мечам без разницы слуга перед ними или господин! Все мы сгинем!

– Да кто «мы»? – спросил Гиди. – Вот у меня жена и двое сыновей! А ты своих родственников и знать не знаешь! Сидишь тут и тихо их ненавидишь! Нету для тебя никаких «мы». Ты весь «я», весь в себе, в своих разочарованиях!

– Так и уходи отсюда! – закричал Тимбер. – Чего тебе ещё надобно от меня?

– А знаешь, я так и сделаю! Я напишу мастеру Инрану, что нашёл тебя и понял: ты не годишься в послы! Пусть сам думает, кого ещё озадачить можно! Я своё дело выполнил! А ты оставайся тут со своими камнями.

– Господин! – раздался вдруг голос Спешко.

Слуга поднялся от озерца и подошёл к Тимберу.

– Я нашёл, – сказал он и протянул нуониэлю ладонь, на которой лежал белёсый эниовин.

Гиди заметил, как Тимбер смутился и опустил взгляд.

– Оставь себе, – ответил рыбаку ветковолосый и побрёл в сторону пещеры.

Проходя мимо Гиди, он остановился и сказал:

– Меня не выгоняли из Школы! Я сам ушёл! Камушки эти волшебные, а я ни на кого не обижен. Насчёт эниовинов я тебе предоставил доказательства, и насчёт остального предоставлю! За море, говоришь, прогуляться? Эко дело! Мне это – пустяки! Сначала до портового городка Сарамэй, а там… Давай так: если ты возвращаешься в Школу, то нам первое время будет по пути; я успею тебя убедить – ты не прав во всём, насчёт меня.

Не дождавшись ответа Тимбер пошёл прочь.

– Одно я точно понял! – серьёзно заявил Гиди. Тимбер замешкал. – Охотник из тебя никчёмный.

Тимбер нахмурился, а потом хмыкнул и улыбнулся. Спешко внезапно загоготал, но тут же прикрыл рот обеими руками. Нуониэль это заметил, но сохранить серьёзность не сумел и сам залился добрым смехом. «Мальчишка», – подумал Гиди, и, улыбнувшись, побрёл следом за ветковолосым отшельником.

Глава 2 «Выпавшие самоцветы»

Гиди сидел у очага и разглядывал своды пещеры. Неровный каменный потолок рассекала пополам гладкая плита, совершенно иной чем гора породы. Влажные от вечернего холода камни блестели в свете костра беспорядочными точками оранжевых отблесков. Гладкая плита напротив, струилась ровными полосками стекающих капель, делящих рукотворный монолит на сотни одинаковых выемок. В части маленьких углублений, в основном в углах и по краям, сидели разноцветные камешки, тускло сияющие каждый своим оттенком. В центре всё осыпалось, и уже невозможно было понять, что же изображено на этой древней мозаике.

Посыльный Агидаль Инранов уже заметил, что отшельник с одной стороны совершенно безалаберный, а с другой, скрупулёзен до тошноты. В пещере царил полный бардак, но вот выпавшие из мозаики самоцветы нуониэль разложил по кучкам в соответствии с их цветом и размером. На большой каменной поверхности, заменяющей рабочий стол, лежала кипа пергаментов, на которых угольными карандашами были намечены схемы сбора мозаики и кое-какие эскизы.

Гиди отпил воды из кожаного бурдюка, стряхнул с пальцев крошки съеденного хлеба и поднялся. Тимбер сновал по пещере и суетливо выбирал, чем же заполнить походную суму. Посыльный подошёл к каменному столу и начал рассматривать самоцветы, листать пергаменты. На некоторых листах рисунки не имели никакого смысла. В двух или трёх изображениях посыльный различил силуэты людей и каких-то построек. Однако всё это выглядело странно и непривычно.

– Ты веришь в великанов? – спросил Гиди, попробовав собрать из нескольких самоцветов простенький рисунок.

– Читал кое-что об Эре Тумана, – ответил Тим, не отвлекаясь от сборов.

– Удивительно! Их искусство пережило века.

– Тысячелетия, – буркнул нуониэль.

– Если мы вставим все самоцветы на правильные места, сможем ли понять изображённое?

Тимбер фыркнул. Гиди оставил самоцветы с эскизами и подошёл к стеллажу. Он взял в руку увесистую кипу пергаментов, перевязанных бечёвкой и потащил к очагу. Там он поднёс к пламени один из исписанных листов, чтобы в свете огня лучше видеть текст.

– Маленький круглый камешек цвета бурого медведя лежит тут же у кочки с тремя колосками, – начал читать Гиди вслух.

Нуониэль подскочил к человеку.

– Не тронь! – нахмурился отшельник, выхватив пергамент из рук чтеца.

– Что это за писанина? – удивился Гиди и взял следующий из кипы. – Правее лежит выцветшая палочка с двумя сучками…

Не успел он дочитать предложение, как Тимбер забрал у него и этот, а затем и всю папку.

– Не твоё! – рассердился нуониэль, аккуратно всё сложил и завернул в кулёк из тонкой кожи.

– Похоже на какое-то задание для учеников, – предположил Гиди.

– Читать чужое – подло!

– Тексты пишут, чтобы их читали! – не унимался Гиди.

– Не эти!

– Хочешь сказать, что исписал гору пергаментов, за так?

– Слуга не должен докучать господину! – надменно заявил Тимбер.

– Бе-бе-бе! – пританцовывая выдал Гиди. – Ты мне зубы не заговоришь! А ну рассказывай, что это за белиберда, а не то я сам что-нибудь у себя в голове придумаю на счёт тебя и стану всем рассказывать!

Тимбер сунул аккуратно перевязанный кулёк с пергаментами в подорожную суму, закрыл глаза и глубоко вздохнул.

– В Школе нам задали это на первых уроках, – объяснил он. – И хоть я ушёл, но практиковать учение не бросил.

– Похвально, – еле-сдерживая смех сказал Гиди. – И ты исписал пуд пергаментов! Поди, каждый камешек в Долине отметил?

– В этой стопке берег реки у рыбацкого домика, – гордо объяснил Тимбер.

– Ого! Ты явно не из тех хронистов, кто ограничиваются поверхностными описаниями. А не проще ли нарисовать карту, как это делают нормальные картографы?

– Не доучился, – спокойно ответил нуониэль. – К тому же, слова гораздо ярче, нежели убогие картинки!

– Зачем поступать на класс картографии, если считаешь карты убогими картинками?! – пожал плечами Гиди и снова бухнулся греться к очагу.

– Зачем служить господину, если считаешь себя свободным? – пробубнил Тимбер.

Гиди хмыкнул и махнул на нуониэля рукой. Посыльный жутко устал: встретиться с нуониэлем он планировал ещё вчера вечером, но сильно заплутал по пути от деревни и заночевал где-то в долине так и не дойдя до пещеры. И лишь проснувшись на следующий день ни свет ни заря, он двинулся в путь и нашёл убежище Тимбера ещё до того, как тот проснулся. И вот, после долгого дня, голова уже плохо соображала, тело не слушалось, но воспалённое сознание всё никак не могло уняться.

Гиди растянулся на лежанке, укрылся несвежим одеялом, которых у хозяина пещеры нашлось в избытке, и постарался заснуть. Но даже когда было глубоко за полночь, посыльный Агидаль не провалился в забытьё: Тимбер так шуршал, собираясь в долгий путь, что отключиться не смог бы и пьяный дикарь, тайком пробравшийся в трактирный погреб и осушивший бочку квасной браги. Ветковолосый ворошил пергаменты, шелестел соломой, копался в тряпье и звенел какими-то склянками. Всё же, Агидаль заметил, что Тим старался двигаться как можно тише, будто не желал будить гостя. Правда, от этого усердия, все аккуратные действия разрезали тишину такими едва-слышимыми нотками, что уж лучше бы нуониэль гремел вещами во всю; глядишь, так и заснуть было бы легче.

Агидаль слушал возню и думал до тех пор, пока не осознавал, что уже спит. И каждый раз, как понимал, что забылся, посыльный вздрагивал и в ужасе открывал глаза. В одно из таких пробуждений, Гиди понял, что Тимбер спит, огни в очагах превратились в угли, покрытые лепестками серого пепла, а пещера стала совсем тёмной, холодной и безжизненной. Агидаль Инранов свернулся калачиком и подумал о той огромной горе, которая сейчас нависает над ним. Гигантский камень, холодный и мёртвый окружал его – маленького человека. Гиди показался самому себе не более чем тёплой капелькой жизни, сокрытой в бесконечной толще горной породы. Посыльному Школы не привыкать устраиваться на ночлег в неуютных местах, но Гиди всегда находил успокоение либо в мерцании голубых звёзд над головой, либо в едва-ощутимом дыхании земли под лежанкой. Тут, в пещере, не было ни звёзд, ни земли, ни даже древесных корней, в которых хоть и неудобно спать, но всё же спокойно и как-то по-родному. Каждый раз, как Гиди засыпал, каменная оболочка пещеры пробиралась в его сон и наводила страх. Гиди боялся, хотел куда-то убежать и даже пытался проснуться, но уже не мог. Он застрял где-то внутри камня и оказался совершенно обездвижен. «Я должен проснуться, – всё твердил он себе. – Надо проснуться!»

Гиди ахнул и вскочил с лежанки. Светлело. Утренний туман украдкой пробрался в пещеру и заволок всё свежей влагой.

Голова раскалывалась: от морозного утреннего воздуха появились сопли, а в горле першило. «Немудрено тут заболеть», – подумал Гиди и глянул на отшельника. Тот безмятежно спал в углу, зарывшись в старые одеяла. Лишь прядь его веточек небрежно лежала на тёмном каменном полу.

Посыльный поднялся и сел на колоду у стола. Он присмотрелся к нуониэлю. Лицо Тимбера было молодым и немного худым. Крупные скулы и заострённый подбородок придавали чертам строгость. Жидкая бородка и брови, как у всех нуониэлей по осени, пожелтели. «Если он побреется, то будет иметь успех у женщин», – заметил про себя Гиди, который к своим сорока двум годам прекрасно разбирался в предпочтениях дам.

Сколько ни смотрел он на Тимбера, всё не мог понять, как тот умудрился прожить в столь неуютном месте полтора года.

«Надо проснуться!» – вновь пронеслось у него в голове.

Выйдя прочь, Гиди глянул на бочку с водой, где Тим прошлым утром умывался. И хоть тогда Гиди показалось странным окунать голову в ледяную воду, теперь что-то так и подмывало его сделать так же. И он сделал. На удивление, головная боль отступила. Гиди вытер волосы и принялся разводить костёр. Как только от ветоши потянуло дымком, на душе стало хорошо: мир вновь превратился в бесконечное приключение. Захотелось спланировать маршрут, придумать, где срезать путь, помечтать о встрече с женой и сыновьями!

– Не меньше дюжины дней! – пригрозил Гиди костру. – Да-да, мастер Инран! Я порядочный отдых желаю! Два месяца вдали от дома, а потом поход в эту клятую долину! Мало того, что пришлось забраться в самую дальнюю деревушку, так выяснилось, что ещё день топать до какой-то там пещеры!

Тимбера посыльный будил пинками. Молодой нуониэль еле продрал глаза. Он долго мялся, ворчал, но всё же выбрался из кучи одеял и снова взялся за сборы. Гиди успел поесть, согреться и приготовиться в путь, а Тим всё медлил.

– Если не перестанешь собираться, никуда не уйдёшь! – сказал Агидаль, стоя у входа в пещеру.

Тимбер судорожно хватал разные вещи, совал их в сумку, потом снова доставал и возвращал на стеллаж, не обращая внимания на призыв товарища.

– Решайся, властелинчик! – окликнул его ещё раз Гиди и даже протянул отшельнику руку.

Тимбер замер и, потупив взгляд, уставился на ладонь посыльного. Ветковолосый нахмурился, фыркнул, пробубнил что-то себе под нос на ланнийском, живо завязал суму и, не подавая руки, вышел на свет.

– Завтраки я не подаю! – пошутил Гиди, кивнув на костерок, где на хворостинке грелся последний кусочек хлеба.

– Успеется! – отмахнулся нуониэль и пошёл прочь от пещеры.

Гиди пожал плечами и зашагал следом. Они шли чуть дольше минуты, а потом Тимбер взял резко влево.

– Нам туда! – заявил посыльный и указал на тропинку, ведущую на запад.

– Нет, – ответил Тимбер не останавливаясь.

– Я пришёл этой дорогой! – настаивал Гиди.

– Мы пойдём сюда, – не уступал нуониэль.

– Я старше! Идём как я скажу!

– Это моя долина! Я лучше знаю!

– Может, ты у нас картограф, который закончил Школу? – язвительно спросил Гиди.

– А ты, может быть, непутёвый дуралей? Припёрся к моей пещере рано утром! Значит, из деревни вышел под вечер и шёл всю ночь. Не очень-то верится! Значит, из деревни вышел утром и за день досюда не дошёл. Выходит, заблудился!

– Я первый раз в эти края попал и путь нашёл за короткое время!

– Ты ещё золото начни брать за то, что такой умный!

– Скажи пожалуйста! – уткнул руки в боки Гиди. – Гений путешествий, живущий под камнем! Да ты же идёшь в противоположную сторону от деревни!

– Господин волен сам выбирать путь! – нахмурился нуониэль.

Гиди кинулся на нуониэля и схватил его за веточки.

– Я тебе покажу господина! – кряхтел он, таская Тимбера за ветки, пока тот рычал и отбивался от взбесившегося.

– Отстань, тварь! – вопил нуониэль.

– Юнец паршивый! – не унимался посыльный. – Сказано мне, доставить тебя, значит доставлю! А если надо, то и ремня дам.

Они бухнулись на тропинку и стали мутузить друг друга, катаясь по влажным лиственничным иголочкам. Минуты через две оба выбелись из сил и расползлись чтобы отдышаться.

– Если идти на полдень, – задыхаясь сказал Тимбер, – то до реки не больше часа пути. А там можно у Спешко лодку взять. По течению в деревню попадём к обеду.

– Так бы и сказал! – злобно фыркнул Гиди, поднимаясь из грязи и вытирая нос.

– Перед слугами не отчитываюсь! – прошипел нуониэль, тоже встав на ноги.

– Пойди ещё старшим братишкам пожалуйся!

Тимбер не ответил. Он лишь ещё сильнее нахмурился, а потом резко бросился на Гиди и снова повалил того на влажную тропинку.

День выдался прохладным. Лишь изредка появлялось солнце и согревало косыми лучами остывшую долину. Ветер быстро гнал облака, то и дело принося неприятный мелкий дождь.

У рыбацкой хижины на левом берегу реки трудился Спешко; он ставил ловушки в токах мелководья, журчащего среди крупных тёмных валунов. Рыба шла плохо, и старик уже начинал подумывать о том, чтобы пойти ставить силки на зайца. Вдруг рыбак увидел, как с правого берега по камням к нему пробираются двое. Он тут же узнал юного господина Тимбера Линггера и посыльного из Школы. Рыбак ничего не знал ни о господских делах, ни о Школе. Он знал только долину, реку и рыбу. А ещё он встревожился, увидев грязную и мокрую одежду путешественников.

Пока юный господин и его спутник обсыхали в хижине, Спешко приготовил лодку для отплытия в деревню. Его жена накормила гостей тёплой ухой и собрала в дорогу узелок сушёного мяса. Тимбер отблагодарил крестьян глубоким поклоном, что удивило Гиди. Посыльный, сев на вёсла, целый час молча грёб.

– Эй! – обратился к нему Тимбер, намекая на то, что пора бы поменяться.

Гиди уступил место гребца и уселся на корму.

– Разве господам к лицу катать на лодочках челядь? – спросил посыльный.

– Я заметил, что, когда люди не работают, они начинают задавать неуместные вопросы, – ответил Тим.

– Для вас нуониэлей все вопросы неуместные!

– Отнюдь! – поднял свою желтоватую бровь нуониэль. – Просто у тебя нет воображения.

– Хочешь сказать, есть вопросы, на которые ты не станешь дуть щёки, прикидываться самым важным дубком в мире, а просто ответишь?

Тимбер улыбнулся. Гиди прищурился и стал думать.

– Тебя зовут Тимбер Линггер, – начал Агидаль – Эта река называется Лингерия, а долина – Линггерийская. И это странно! Ведь вы все тут вроде как с ума сходите по лиственницам. Они здесь повсюду растут! В том числе из господских голов. Я сносно говорю по-ланнийски, и знаю, что лиственница будет lari. Это совсем другое слово! Так откуда названия реки и долины? И почему у тебя такое имя?

– Давным-давно в здешних краях поселился герой по имени Лингг, – помолчав, ответил Тим, мерно работая вёслами. – Отсюда и названия. Мне с братьями дали семейное имя в его честь.

– Не часто отец даёт сыновьям чужие семейные имена…

– Наш род – потомки Дисидора, – ответил Тимбер. – Поэтому семейное имя наше Дисидуарии. Свет знает, что было на уме папаши, когда он решил назвать нас в честь древнего героя! Может, хотел крепче связать наш род с этим местом?

– А что с твоим первым именем? – спросил Гиди. – Почему Тимбер?

– Это не лучший вопрос, – серьёзно ответил нуониэль.

– Что же в нём дурного?! – удивился Агидаль.

– Можешь звать меня коротким именем Тим, – ответил ветковолосый и налёг на вёсла так, что Гиди понял: больше об этом говорить нет смысла.

Потребовалось несколько часов, чтобы достигнуть самого отдалённого поселения Линггерийской Долины – деревни Сихоти. Не более десятка домов жались друг к дружке у левого берега реки. Среди построек ещё оставались те традиционные нуониэльские трёхстенные домики. В древности нуониэли не ставили одну из стен жилища, чтобы оставаться ближе к своему любимому лесу. В те времена нуониэли славились крепчайшим здоровьем, которому нипочём холодный ветер и мороз. Но время шло, и практичность человеческих изб, полностью закрытых от непогоды, осознали и ветковолосые. И всё же, в каждом поселении до сих пор жили семьи, предпочитающие трёхстенки, пусть и не круглый год.

Лодка путников прошла под обветшалым каменным мостом и пристала к пологому берегу, где отдыхали несколько перевёрнутых рыбацких плоскодонок. Не успели они ступить на берег и подтащить лодку, чтобы её не унесло течением, как к ним подбежал человек. Этот старичок в одежде из серой мешковины и в драных лаптях, начал махать руками от радости: вернулся маленький хозяин.

– Господин Тимбер, – шепелявил он своим беззубым ртом, – Как славно, что господин Агидаль вас нашёл! Светлый день!

И он отвесил нуониэлю сразу три поклона. Затем он кинулся к поклаже и взвалил на свои худые плечи все пожитки Тимбера.

– Комната ваша убрана! Ждали ведь! – радовался старичок, ступая от реки к серым домикам.

– Ты не спеши, Сива, – окликнул его Тим, продолжавший стоять у воды. – Я вещи возьму и уйду.

– Ну уж нет, брат! – возразил Гиди. – Сегодня мы тут ночуем.

– Помнится, ты спешил к жене, – заметил Тим.

– Да часа через четыре стемнеет! – сказал посыльный. – А ещё здесь время пойдёт.

– Успеем! – отмахнулся Тим.

Тут старичок Сива подпрыгнул, хлопнул себя по бокам и подскочил к путникам.

– Забыл я, старый огузок! – выругался он, обращаясь к посыльному. – Вам, господин Агидаль, письмо из Шоли, от мастера.

Старичок взвалил подорожную суму господина на плечо и спешно, чуть ли не бегом, заторопился куда-то к домам.

– Ероха, господин из Шоли воротился! – кричал он кому-то. – Ероха, кажи цидульку!

Путники подошли к главному дому селения: большому двухэтажному срубу, брёвна которого от старости стали серыми и лощёными, словно крашеные серебром.

– Отец там? – поинтересовался у Сивы нуониэль.

– Хех! – усмехнулся тот. – Спят сейчас. Я разбужу!

– Нет! – приказал Тим и вошёл в избу.

Агидаль прошёл следом. Миновав сени, он оказался в просторной комнате с высоким потолком. В углах размещались массивные несущие брёвна, на которых держалась кровля. Эти почти рыжие от щедрой промазки колонны своими резными узорами рассказывали историю Линггерийской Долины от самого основания. Гиди уже много раз видел такие рисунки. Примитивные изображения выполняли кончиком меча в день установки, танцуя под барабанный бой. Главе дома приходилось и плясать, и взмахивать острым оружием так, чтобы вывести сносный рисунок, который потом десятилетиями будет украшать помещение. Этого Гиди в нуониэлях не понимал: дотошность в ритуалах и пренебрежение ежедневными делами.

Тим сел за длинный стол посреди комнаты. Нуониэль медленно оглядел печь, кухонную утварь, стулья с высокими спинками, скамьи у оконец и старые выцветшие хоругви под сводом. Материя так запылилась, что стало невозможным различить изображенное на знамёнах.

В сенях что-то упало, а потом в залу ввалился паренёк, в таком же бедном рубище, как и у Сивы: это был Ероха.

– Несите Свет, господин! – выпалил он и протянул Агидалю крошечный свёрток пергамента. – Ваша цидулька из Шоли!

Гиди подошёл к окну и стал читать.

– Какое сегодня? – обратился он невесть к кому закончив изучать послание, и сев за один из свободных стульев с высокими спинками. – Шестнадцатое грязника. Через четыре дня из Сарамэй отходит последняя ладья на полночь. Следующая будет только весной, а это слишком поздно. Ты, Тимбер, должен успеть на эту. Мастер пишет, что распорядился о приготовлениях. В портовом городке тебе передадут всё необходимое.

Тим протянул руку, и Гиди передал ему записку мастера Инрана.

– Он хочет, чтобы ты проводил меня до ладьи, – сказал Тимбер.

– Мне это крюк в два дня! – нахмурился Агидаль.

– Тебе необязательно идти со мной до Сарамэй, – вернув записку, заметил Тим.

– Если я и пойду, то это будет стоить уже не дюжину дней вольницы, а три седмицы! – потрясая указательным пальцем над столом, твёрдо заявил Гиди. – Да, да! Инрану не отделаться жалкой дюжиной! Вернусь – лягу на печь и буду спать до полудня! И пусть он пляшет вокруг меня до посинения – никуда не пойду!

– Времени мало, – встав, сказал Тим. – Ероха, пусть Сива соберёт на стол!

– Понадобятся кони, – заметил Гиди, но Тим уже вышел в сени и, отворив там другую дверь, стал тихо подниматься на второй этаж в свою спальню.

Агидаль попросил у Ерохи чернил и взялся писать ответ Инрану. Сива сновал по дому, таская к столу снедь и напитки. Пару раз он заглядывал и в комнату хозяина дома, где тот лежал на большой кровати, не вставая уже многие месяцы.

Выйдя в очередной раз из опочивальни Лария Дисидуария, Сива как-то подозрительно долго мялся возле стола, за которым Гиди заканчивал письмо.

– Господин проснулись, – начал Сива. – Спрашивают, тут ли сын их; говорить желают. Не затруднит ли вас, господин Агидаль, передать господину Тимберу, что их отец…

– Отчего бы тебе самому не пойти?

Сива почесал затылок, потом опустил глаза и стал мять жёсткими натруженными руками льняное кухонное полотенце.

– Батюшки Свет! – воскликнул он, хлопнув себя по ногам и рванув к окошку. – Ероха баню затеял! – глядя в окошко, прокряхтел Сива. – С огнивом-то малец не хитёр! Запалит поди!

И Сива метнулся вон на двор. Гиди тихонько выругался, крепко завязал записку тонкой бечёвкой и пошёл к молодому нуониэлю.

Поднявшись по лестнице, Агидаль оказался в тёмном коридорчике с четырьмя дверьми. Одна из них была приотворена. Гиди легонько толкнул старую смолёную дверь: Тим сидел на кровати в окружении разбросанных вещей.

– Отец зовёт, – сказал Гиди, но ответа не последовало. – Нам надо перекусить и отдохнуть. Сегодня точно ночуем здесь. Так что не убежать тебе от старика.

– Я и не убегаю, – ответил Тим, не оборачиваясь.

– Заметно! – ухмыльнулся Гиди.

– Что может понять посыльный?! – насупился Тимбер.

– Тут и понимать нечего! – буркнул в ответ Гиди. – Все по молодости думают, что не станут такими, как родители. Это проходит.

Тим медленно обернулся, и Агидаль увидел с каким остервенением нуониэль на него смотрит. Юный господин поднялся, окинул взором беспорядок и неспешно вышел в коридорчик. Места было мало, поэтому Тимбер стоял совсем близко к Гиди; они оказались одного роста, и их носы почти соприкоснулись.

– Если бы у меня имелись корни, – прошептал Тим, – я бы стал просто деревом.

Нуониэль посмотрел на посыльного таким хищным взглядом, что Агидалю первый раз за всё время знакомства с Тимбером, стало по-настоящему страшно. Но ничего плохого не случилось: юнец спустился в сени. Агидаль немного подождал, а потом и сам направился вниз по скрипучим ступеням. Оказавшись в зале, Гиди увидел, что Тим стоит перед дверью в отцовскую одрину и не решается войти.

– Только не говори ничего пресного! – пробубнил Тим.

– Пресного?! – поднял брови Агидаль. – «Правильное место для сына – подле отца, если тот при смерти», – так достаточно пресно?

– Я не стану указывать обычному посыльному на его место, – горделиво ответил Тимбер. – Пусть он и думает, что ему ясна общая картина происходящего.

Юный нуониэль вошёл в спальню. Тусклый свет, едва просачивающийся сквозь рыбий паюс на узеньких оконцах, косым лучом падал на высокую кровать, где на белых перинах возлежал старый Ларий Дисидуарий, выпускник Школы класса картографии, головной посол на полночь и дважды консул Школьного Совета Мастеров. Его длинные веточки ниспадали до самого пола. Вокруг одра на полу всюду россыпью стелились жёлтые лиственничные иголочки. На самих веточках старого нуониэля этих иголок почти не осталось. И не потому, что была осень, а потому что уже пришло время.