Полная версия
А ведь устояли. Всех почти положил там, но переправу отстояли. И татары ушли.
Честь и хвала, скажут, всем воинам русским, что, живота не жалея, спасали братьев своих от порубания злыми татарами! Вот только Татищеву от этой хвалы ни людей, ни здоровья уже не вернуть.
…
Васька успел на заднице натереть уже не первую мозоль, когда наконец-то опять остановились на ночёвку. Болела не только жопа. С непривычки спина тоже ныла знатно.
Хоть хорошо и тренированное тело спецназовца вполне успешно боролось с нагрузками на новые группы мышц, но зато узкое татарское седло нещадно натирало ягодицы и внутреннюю сторону бёдер. Не так, конечно, когда в детстве на мерине без седла пастухом изображал из себя ковбоя. Всё-таки сейчас седло было хоть какое-то.
Натаскав хвороста и воды из найденного недалеко родника, отряд расположился вокруг потрескивающего костерка. Крупа в мешке ещё оставалась.
Рябой, взявший в походе на себя функции кашевара, ловко покромсал пять головок лука в шипящий от сала котелок и закинул туда несколько кусков сыровяленого солёного мяса. Запах зажарки сразу стал влиять на слюнные железы голодных путников. Глазки у всех заблестели и уставший от долгой скачки народ слегка повеселел, в ожидании близкой трапезы.
Накрошив в котелок кубиками десяток морковок и ещё слегка обжарив, Рябой залил котелок водой и перестал активно его помешивать. Теперь как закипит можно будет и крупу сыпать. А пока время есть, можно оправиться и подготовить место ночёвки ко сну.
Стёпа опять пошёл стреножить лошадок, Макар занялся чисткой оружия, а Терентий вдруг подошёл к Ваське и попросил показать ему пару приёмов, которыми он татар тогда одолел.
– Ловко ты руками и ногами махал, кто учил-то тебя так? – Терентий с любопытством разглядывал рослого парня и, не дожидаясь ответа, покряхтывая и изображая старческую немощь, поднялся на ноги. – Пошли что ль, покажешь, как оно?
Васька слегка напрягся. Откровенной враждебности от попутчиков он на себе в дороге не ощущал, но некоторая напряжённость и настороженность периодически проскакивали.
И вот решили наконец его пощупать. По переглядываниям между Рябым и боярином Васька понял, что проверка будет непростая. Если вдруг потеря памяти у парня не всамделишная, то надо будет с ним что-то решать. Может он засланный от Голицына? Чтобы что? Добить их всех, раз татарва не справилась? Тогда почему не позволил татарам их добить? Предупредил их криком и сам бился так, как никто, виденный боярином ранее, не умел?
Ну да и Бог с ними. Проверки на психическую устойчивость в условиях боя Васька всегда проходил на отлично. То, что тогда на хуторе он расслабился и позволил себе даже немного пореветь, так и ситуация явно отличалась от прямого боевого столкновения. Накопленный стресс организм снимал. А тут спарринг? И перекрёстный допрос под давлением после экстремальных физических нагрузок? Три раза ХА!
…
Наталья плакала.
Уже почти 7 лет она сидит тут взаперти. И хоть формально её свободу никто не ограничивает, но 33-хлетнюю бывшую учительницу младших классов из Санкт-Петербурга братья иезуиты запугали так, что выходить куда-либо она сама боялась до смерти.
Приехала она в Москву вместе с мужем летом 1993 года. Погулять и посмотреть на столицу. Не была там ни разу ни в советское время, ни после. А тут отпуск у мужа совпал с её. Детишек они за три года брака пока не нажили, вот налегке в Москву и рванули. Поселились в гостинице и пошли гулять по центру первопрестольной.
Погибла она на набережной Москвы реки недалеко от Белого дома от случайной пули. Кто стрелял, защитники белого дома или нападающая разномастная толпа, Наталье было уже всё-равно. Смерть была мгновенной.
Не успела даже толком испугаться, как вдруг оказалась абсолютно голая среди что-то громко орущей толпы народа в непонятных нарядах. На митингующих возле дома правительства они были совсем не похожи, но энергия от людей была явно негативная. Озираясь кругом, она даже ещё не успела испытать возможно естественный в таких условиях шок.
А потом её начало трясти и выворачивать. Боль во всём теле была дикая, и молодая женщина закричала. Она орала во весь голос и билась в конвульсиях, продолжая стоять, не падая, поскольку ноги просто свело судорогой, и они застыли, каким-то чудом поддерживая её трясущееся тело в вертикальном положении.
От удара кулаком она рухнула на землю и сознание погасло.
Когда она очнулась, над ней что-то причитал немолодой мужчина в монашеской сутане. Света в помещении почти не было и сумрак еле разгоняла единственная почти догоревшая свеча на столе возле окна. На улице уже было темно.
Монах оказывается читал молитву на каком-то непонятном… Хотя вроде латынь, подумала женщина.
– Где Боря? Что со мной? – она натянула грубое шершавое полотно, прикрывавшее её голое тело, почти до подбородка. – Кто вы?
А потом дни полетели за днями в своём однообразии. Завтрак, вопросы, обед, вопросы, ужин, беседы о Боге на сон грядущий.
На третий день её отвели в баню. Проходя по улице через двор, она с удивлением разглядывала здания, лошадей, людей. Поверить в то, что это всё не сон, она смогла только когда, споткнувшись, разбила себе в кровь коленку. Боль всколыхнула в ней воспоминания, и она вдруг опять заревела.
Сны не давали ей успокоиться даже ночью. Вот она держит Бореньку за руку, и он ей так ласково улыбается. А потом она вдруг видит расплывающееся у себя на груди багровое пятно и как Боря с удивлением и как-то с недоверием смотрит на неё, как будто подозревая, что она его в чём-то обманывает. Видимо в том, что собирается куда-то от него уйти, не предупредив заранее. Например, умереть. И она просыпалась. Всегда в холодном поту.
Напившись на ночь принесённого перепуганным монахом отвара, она наконец-то смогла в тот день заснуть без снов, пугающих её своим постоянством.
Через месяц у неё случился первый приступ. Она смутно помнила, как протягивала куда-то руки и как кричала, трясясь всем телом. Никаких особых голосов в голове или каких-то других подсказок на тему того, что с ней, чёрт возьми, происходит, Наталья так и не получила. А потом через неделю она случайно услышала, что на подворье принесли двух голых мужчин. Со слов монаха, приносившего ей ужин, она поняла, что их нашли где-то в городе. И что они тоже попаданцы. И что это связывают как-то с тем её приступом. И больше ей никто ничего про них не говорил. И монаха того она почему-то больше не видела.
Ужасы местной жизни, описываемые на протяжении многих месяцев её тюремщиками такими ласковыми и заботливыми голосами, она воспринимала уже как данность. Это не прошлое, это какое-то преддверие ада. Постоянные убийства на улицах. Толпы грязных беснующихся варваров. Это не Москва конца 17-го века, это какое-то чистилище с грешниками.
Приступы у неё происходили с завидной регулярностью, но совершенно непредсказуемо. Сперва братья монахи пытались установить постоянное наблюдение за ней, чтобы не пропустить прихода «божественного откровения». Но где-то через год она стала сама фиксировать всё в дневнике, который ей подарил брат Микаэль.
…
Несколько раз за эти годы Наталья не сообщала и не фиксировала в дневнике про кратковременные приступы. Но когда об этом узнал Магистр Ромель, то жутко разозлился и устроил ей форменный разнос. Глядя в воспалённые в гневе глаза монаха и видя его нервно подрагивающую руку, протянутую к ней, она вдруг почувствовала, что всё это не просто забота и помощь из христианского милосердия, как ей внушали все эти годы. Её же просто используют.
Так может и нет ничего страшного вокруг в мире. Может она просто в тюрьме. А где искать выход? Ей надо во что бы то ни стало найти других. Они ведь точно есть.
…
Про таких, как отец Ибрагима, говорили, что он был «дитём Олимпиады 80». Когда молодой красавец спринтер из Кении уезжал на родину, мать Ибрагима ещё не знала, что скоро станет матерью-одиночкой, и даже родственники будут смотреть на неё косо. Одна родная бабка приютила и помогала растить непохожего на всех смуглого мальчугана, пока его мать вкалывала на двух работах.
В конце девяностых уже сильно возмужавший парень начал выезжать с двумя друзьями в Турцию за товарами, занимаясь в основном одеждой и бытовой химией. И из четвёртой поездки неожиданно для матери привёз из Стамбула себе жену.
А в 1999-и родился Ибрагим. Имя для сына Лейла выбирала сама, в честь деда. Турецкая родня была многочисленная и почти все родичи работали в семейном бизнесе. Семья владела 4-мя отелями 5* на побережье в Анталии. Выбор Лейлы, средней дочери главы рода, семья по началу не оценила. Отец пришёл в ужас и грозился отказаться от дочери. Но через некоторое время все остыли. Поток туристов из России стал расти, и Лейла, как нельзя более удачно, вписалась в семейный бизнес, открыв туристическое агентство в Москве. Деньги на это, скрипя сердцем, отец ей дал. Бизнес есть бизнес. На том и помирились.
Ибрагим был внешне чуть темнее чем отец. Кенийские гены во втором поколении отыграли по-полной. С детства он часто ездил к деду в Анталию и турецкий знал как родной. В школе ещё учил французский и ходил дополнительно на курсы английского. Готовился пойти по семейным стопам в турецкий отельный бизнес.
Но неожиданно сам для себя в 2017-м поступил в школу-студию МХАТ. Именно на продюсерском факультете в этом вузе к нему приклеилось прозвище «арап Петра великого». Ну ведь арап же. Да ещё и Ибрагим. Раньше в школе его и не дразнили особо. Наоборот. Экзотическая внешность и незаурядный ум делали его душой любой компании. А от девушек прям отбоя не было.
Поэтому к прозвищу в среде творческой молодёжи он отнёсся вполне по-доброму. Даже в какой-то степени гордился этим. Пушкина он знал почти наизусть и детально изучал Петровскую эпоху. Ему нравилось сопоставлять себя с образом героического сподвижника Петра первого, многократно пытаясь представить себя на его месте.
Ну вот в августе 2020-го и допредставлялся.
Удар по затылку ржавой арматурой от пьяного скинхеда недалеко от своего подъезда Ибрагим даже не почувствовал. Смерть была быстрее боли.
…
Очнулся он голый в сугробе. Холод практически мгновенно сковал всё тело и когда его начало дико трясти и выворачивать наизнанку, замёрзшую челюсть свело спазмом, и он только мог мычать от боли. От шока через несколько минут его вывел истошный женский крик.
Вылезать из глубокого снега на почти негнущихся от холода конечностях Ибрагиму было тяжело. Приподнявшись над краем сугроба, он увидел жуткую картину. Рядом возле явно монастырской старой стены на снегу сидела похожая на монашку баба и истово крестясь орала, что та сирена, тыча левой рукой в его сторону.
Ничего не понимая, парень попробовал ей сказать, что с ним всё в порядке, чтобы она не волновалась так-то уж. Но челюсть никак не хотела разжиматься.
Мгновенный перенос голым из лета в снежную зиму, жуткий холод, голосящая баба и скованная в спазме челюсть. Мечта любого попаданца! А то, что Ибрагим реально попал, он понял достаточно быстро. И книжки читал, и фильмы смотрел. И вряд ли кто-то из его друзей мог так его разыграть. Уж больно антураж аутентичный. Да и вон мужики какие-то с кольями бегут, явно не поздороваться с ним хотят.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.