Кредо инквизитора II

– Баха, за то, что я сюда пришёл и посмотрел, никто лаве не отвесит. Мне нужен артефакт, который относится к этой земле, именно к этому месту, – я совершенно не понимал, что происходит. Мы не встретили ни страшных чудовищ по дороге, никого. Зачем меня сюда послала Стая? Что им нужно?

– Камней тебе надо, иди к озеру да насобирай. Ты сказал привести, мы привели. Дальше ковыряйся в земле, что хочешь, то и делай. Мне по краям твои дела, – сказав это, он кинул автомат на плечо и закурил.

Что и следовало доказать, вчера, в принципе, все подробности нашей вылазки пролетели мимо их ушей. Ну, что же делать, придётся идти глубже и надеяться, что артефакты не знамо как сами себя обнаружат. Только к озеру не шибко хотелось соваться, эта водица совсем не внушала доверия.

***

А вы думали, сколько огня в каждом из нас? Человек – это настоящая сила. Это дикая машина, в хорошем смысле этого слова, которая со временем только познаёт себя и, к счастью, не лишена чувств и разума. На что мы способны, на что способен наш разум? Дело не в том, что мы будто бы гениальное сверх творение Создателя. Нет, я не об этом…

Мы можем быть стократ опаснее и кровожаднее любого хищника. Можем этим внутренним огнём, выпуская его наружу, разрушить, утопить этот мир, всё и всех в крови и в слезах. Но ведь благодаря этому же огню можем создавать произведения искусства, создавать любовь и поддерживать чью-то жизнь. Во всём, в каждом нашем деянии есть частица этого яркого, обжигающего, острого и опасного огня.

Разрушения, хаос. Какой огонь горит во время зверских кровопролитий? Это огонь нетерпимости, огонь злобы, жажды, ненависти; такой огонь горит в глазах патриотически свихнувшихся марширующих солдат, бойцов, идущих захватывать чужую родину. Их так повернули, им промыли мозги, в их венах течёт речь старого маразматика, рвущего глотку с трибуны: во благо своей нации они якобы несут спасение…

Огонь фанатичных приверженцев своей веры, с детства впитавших, что только им принадлежит эта земля, что именно они – оружие своего бога. Для них огонь агрессии и ненависти красиво спрятан за великим смыслом. Из-за них кровь будет литься всегда. Даже если официально война не объявлена и все согласны мирно сосуществовать. Они живут войной, живут слезами и кровью своих врагов. И тут вопрос из вышесказанного: откуда они знают, кто враг? Им сказали «свыше». Мне кажется, это «свыше» не есть проявление внеземных сил…

Но ведь есть и огонь во имя спасения, так скажем, ответная реакция. «Si vis pacem, para bellum», иначе говоря «Хочешь мира – готовься к войне». Этому высказыванию, этой фразе уже больше двух тысяч лет. Вспомним автора – римский историк Корнелий Непот. Так вот, я к тому, что в глазах защитников, что не щадя себя спасают других людей, в их глазах тоже есть огонь, он горит за родину, за спасение любимых людей, за детей, за предков, за всё, что стоит сохранить для потомков. Этим бойцам никто не говорит, что надо делать. Они стоят на последнем рубеже между продолжением жизни и хаосом, за которым только забвение и пыль…

А если рассматривать ситуацию не глобального масштаба, а когда в опасности жизнь одного человека. Я говорю о службах, находящихся каждую секунду в готовности: о спасателях, о врачах. Их невидимые подвиги, о которых мало слагают легенд и не так много пишут песен. Нам в глаза больше бросаются неудачи, мы чаще цепляемся за их провалы. Такие уж мы – люди, больше замечаем негатив.

И меня интересует, а что если бы всем были даны сверхсилы? Во что бы ты направил свой огонь, если бы смог достать его изнутри себя?

Кто убивал и развязывал войны, так бы и продолжал… Кто, слушая их, шёл разрушать – так бы и шёл… Кто защищал то, что дорого его сердцу, так бы и умирал, не сходя со своего рубежа… Всё было бы также, только в другом формате. Единственное отличие, что появились бы те, кто своим огнём сжигал бы себя сам.

Может, поэтому сила дана, но далеко не всем и важно, чтобы эти редкие счастливчики или проклятые неудачники нашли своё значение в этом мире и не сбивались со своего пути, иначе всё изменится…

***

Я как проклятый битый час рыскал по сырой земле этого мёртвого поля в поисках неизвестного. Под ногами хлюпала грязь и хрустели обломки камыша. Близился рассвет, организм в четыре-то утра должен спать, а не бодрствовать, как бабуин окаянный, возможно из-за этого моим коллегам становилось хуже. Хотя они-то как раз ничего не делали, сидели и ждали, когда всё меня достанет, и мы развернёмся ближе к дому, где они получат свой гонорар за прогулку на свежем воздухе. А мне уходить с пустыми руками нельзя, заказ взят! А, значит, надо выполнять, не хотелось бы лишний раз настраивать инквизиторов против себя, ведь клеймо отступника, которого нужно грохнуть, с меня никто не снимал. Ситуация с ними пока непонятная и не хочется её колебать. Меня, вроде, даже всё устраивает: не трогают, жить дают. Мне и скрываться от них не нужно. Инквизиторы, видя меня на улице, только здороваются со мной и всё. Никаких наездов, никаких попыток убить меня. Уже год живу как свободный гражданин, только без работы и немного не существую, но это мелочи.

Шурика тошнило, он стоял на четвереньках, сжимая сырую траву, будто искал помощи в ней. Водила, этот здоровый засранец, стоял над ним и злился, оскорбляя его плаксой, слизняком и удодом. Баху вело, его шея и голова плыли по воздуху, словно он змея. У него расплывалось всё в глазах. Но, несмотря на своё плохое самочувствие, у него хватало сил злиться. Его трясло от ярости без причин, он был весь красный и казалось, что вот-вот взорвётся. Ник стоял и курил, его тоже нервно потряхивало, скорее всего тоже неважно себя чувствует, его пару раз подташнивало, не так сильно, конечно, как Шурика, но всё же. У меня слегка ломило виски, боль была терпимой, и я на неё не обращал внимания. Я продолжал лихорадочно искать то, что мне нужно, понятия не имея, что это.

«Деньги… у него… у него… у него… всё… у него… день… день… деньги… у не… у… него… у… го… не… день… деньги… го», у Бахи помимо и так его плохого состояния добавились яркие галлюцинации. Он слышал, как десяток голосов попадали в его слуховые проходы.

– Деньги, Панк, – громко и отчётливо произнёс он.

– Что? – Я повернулся. Баха стоял в пяти метрах от меня, если принять меня за транспортир, то градусов на сто пятьдесят от нуля, то есть, грубо говоря, спереди-слева. Метрах в двух передо мной стоял Ник и, повернув голову набок, пальцем ковырял ушную раковину, словил контузию. Метрах в десяти в просвете между ними были блюющий Шурик и над ним возвышающийся цербер водитель. От слов Бахи запахло жаренным, поэтому я в несколько брошенных взглядов оценил ситуацию.

– Гони лаве! – Крикнул, стиснув зубы со злостью Баха, и левую руку положил на автомат.

– Ты за идиота меня держишь? Нет у меня денег! – Громко и доходчиво заявил я на повышенных тонах. У меня ведь и правда их не было, а ложиться здесь костями, не входило в мои планы.

«Денег… денег… у меня… держишь… у меня… деньги… держи… деньги… у меня…» эхом разбившись и изменившись, мои слова ударили в голову Нику.

– Деньги? – Как зомбированный какой-то сказал он. Его зрачки расширились, рот приоткрылся, и дёрнулись плечи. Опаньки, не ждали, как говорится. Опасность. Теперь ситуация, как партнёрша в танце, выскользнула из моих рук. Ник смотрел на меня, я на него, но стараясь не выпускать из поля зрения и остальных участников бала. Ник дёрнулся… Мгновение, минута и он изрешетит меня. Я свои открытые ладони направил сначала к земле, а затем к груди. В их понимании я показываю «спокойно, спокойно…», это на подсознательном уровне так воспринимается сей жест. Я не сводил глаз с Ника, теперь он представлял для меня большую опасность, как мне показалось, он был ближе всех. Ножи наготове, только дёрнись и ты не успеешь воспользоваться автоматом. Метательные ножи на моём поясе единственное, что мне сейчас может помочь.

– Тихо…, тихо, – убаюкивающе произнёс я. Затишье перед началом, никто не двигается, даже Шурик перестал блевать. И в самый неподходящий момент у меня жутко зачесалась спина, прям под лопаткой, туда, видно, первую пулю и схвачу. Сейчас уже сто процентов понятно одно: добром точно уже не разойдёмся.

Плечи Ника еле заметно дёрнулись – это всё… Я бы хотел просто закрыть глаза и не заметить этого, но я слишком хорошо знаю, что будет дальше. Дальше его локти согнутся, зафиксировав в руках автомат, и указательный палец правой руки надавит на спусковой крючок, и, поверьте мне, дожидаться этого не стоит. По его первому микродвижению в плечевом поясе, я чуть согнул ноги в коленях, большим и указательным пальцами правой и левой руки выхватил из пояса два ножа и лёгким, эффектным, невероятно быстрым движением направил металл вперёд, прямо в Ника. После этого резко, не дожидаясь, как мои смертельные рыбки достигнут цели, всем телом нырнул влево в камыши, траву и грязь. Потом быстрыми кувырками, не останавливаясь ни на секунду, из стороны в сторону начал удлинять дистанцию между мной и моими коллегами. Слегка удалившись, стал добавлять к кувыркам лёгкие перебежки.

Стрельба по мне не заставила себя долго ждать, но сейчас мне на руку сыграло их нынешнее хреноватое состояние, поэтому пока они сообразили, я сделал задел примерно в шестьдесят метров. По сравнению с пятью – это совсем не дурно. Успех, но останавливаться, знаете, как-то совсем не хочется. Мне наград не надо, особенно сейчас, и чести, и похвал тоже, я просто за минуту жизнь так полюбил, что согласен был бить все мировые рекорды. Углубившись в заросли, я позволил-таки себе сделать микро паузу, но у меня была уважительная причина: адреналинчик отпустил слегка, и резкая боль пронзила мою левую часть тела, надо было осмотреться. Ужасная, жгучая, размашистая, надрывистая боль в плече – даже мышцы не расслабить, их будто зажало напряжение. Зацепило всё-таки, зараза. Кровь обильно сочилась, но жалеть себя было некогда – мои «друзья» хоть медленно, но приближались. Их шатало, от этого очереди били сначала опасно, а затем сильно высоко, как бы самолёт не зацепили.

Попытка мыследействием остановить потерю жизненной энергии и кровь не увенчалась успехом, только до слёз сильно разболелась голова. Следующей мыслью было поджарить своих преследователей, кинуть огненную дорожку и жить себе дальше с простреленным плечом, но, увы, эта мысль была совсем глупа. Попытка оформить замысел – и словно мне кувалдой одновременно ударили по голове и по обеим ногам спереди, я болезненно шлёпнулся на землю, чуть не поломав себе рёбра, стиснул зубы и зажмурился от того, насколько мою голову рвало изнутри большим огненным шаром. Казалось, сейчас кожа порвется, и череп разлетится в стороны. Господи, словно три дятла долбят мне по голове изнутри, по вискам и в затылок. Через боль я начал карабкаться из тьмы моего измученного сознания. Трава, грязь, поле – вернулся, хорошо. Сжимая руки, загребая грязь и ледяную воду, я поднялся и, стараясь не издавать звуков, как учил Вепрь, направился дальше вглубь спасительных зарослей.

Стрельба прекращалась только для перезарядки оружия. Неожиданно за мной метрах в тридцати сзади-справа рванула граната. Меня кинуло вперёд, но я не упал. Долбануло по ушам так, что хотелось упасть и схватить себя за голову, издавая громкий, жалобный крик. Мои глаза хотели сбегать на лоб поприветствовать друг друга, а рот так и желал порваться по острым кончикам губ. Что делать? Меня тут просто разнесут и живого места не оставят. Куда бежать?

Метрах в сорока впереди было озеро. Я всё-таки к нему пришёл. Скоро, если им повезёт, ты получишь и моё тело, проклятая водица. На берегу был кусок какой-то разрушенной плиты, высота достаточна, чтобы скрыться, а дальше что? А полоса высокой травы и зарослей кончилась. Мои преследователи дезориентированы и ненадолго потеряли меня, но найдут. Мне всё равно край. Они слишком близко, до леса не успеть, я в поле. Сейчас я – слишком удобная и вкусная мишень.

На полусогнутых выйдя из зарослей, с явным отвращением к этому гиблому водоёму, направился к побережью. Подойдя в плотную к плите, я кувырком прокатился по ней и упал за неё. Правда, как раз на простреленное плечо приземлился, чувства непередаваемые. Сжав зубы и зажмурив глаза, не смог-таки сдержать себя и издал еле слышимый звук, похожий на мычание. Потом умостился поудобнее, лёг на спину, вплотную подлез к бетонной спасительнице и вжался в землю. Я слушал журчание воды, лёгкий шёпот усиливавшегося ветра, оглушительную, умопомрачительную стрельбу и крики преследователей. Солнце выходило на суд людской. Пять утра. Я в ловушке. Мне конец…

***

За год в отступничестве я успел забыть, что такое боль. Боль не душевная, а реальная, жгучая, огненная, сильная, острая боль. Боль от того, что в тебя входит раскалённый кусочек металла, либо огромная холодная сталь режет тебя из-за того, что ты потерял концентрацию во время фехтования. Любая боль…. Последний год я отдыхал от всего и, как вы успели заметить, потерял концентрацию, внимание и холодный расчёт. Главная моя проблема в том, что после длительных тренировок я, наверно, перестал считаться с риском и обстоятельствами, я перестал обращать внимание на опасные вещи. Я слишком стал самоуверен…

Простреленное плечо вылило на мой разум ведро ледяной воды. Рану рвало внутри, плечо постоянно болело, гудело мерзким огнём, хотелось дуть на рану или, что более вероятно, приложить к ней кусок льда. Сейчас же я боялся даже вздохнуть лишний раз. Хотелось курить, пить и вообще не лежать овощем в подобной ситуации, как говорил один киногерой из советского кинематографа «Надо что-то делать…, надо что-то делать…».

Стрельба неожиданно резко стихла. Почему? Что произошло? Мой слух напрягся. Я пытался по шорохам, шагам, разговорам, по каким-либо звукам оценить свои шансы в сложившейся ситуации и хотя бы понять, где мои преследователи. А вы что думали? Что я сдамся и буду покорно ждать смерти? Как бы не так, выхода нет только… Сами знаете, откуда! У меня не получалось вычленить из общего шума нужные мне звуки, поэтому всё оставалось в подвешенном состоянии…

Набравшись смелости, вдохнув воздуха столько, что казалось его просто через край, я выглянул из своего укрытия. Результат меня не огорчил, но и не сильно порадовал: метрах в пятидесяти чуть справа стоял водитель, по грудь его скрывала трава и заросли, поэтому мне видно было только его плечи, шею и голову. Стоял он по отношению ко мне левым боком и общался с человеком, стоящим прямо перед ним. Собеседника я не видел. Кивал, что-то говорил, делал много ненужных движений, а потом поднял руки вверх. Я замер – какой-то довольно большой предмет был у него. Можно было подумать, что он автомат взял за дуло и держал его наоборот. Но зачем? Хотя, сейчас это не важно.

Вернув голову за плиту, я зажмурил глаза и откинулся назад. Естественно, упал в грязь, но сейчас было плевать. Сейчас мучал один вопрос: что делать дальше? Я непроизвольно открыл глаза и увидел силуэт метрах в десяти перед собой. Из-за пелены на глазах я не понял, кто это, и вздрогнул. Моё тело атаковали мурашки, и резкий холод парализовал его на несколько секунд. Быстро протерев глаза, я узнал фигуру и тяжело выдохнул. Это была Даша. Снова ты – мой тёмный спутник на протяжении последнего года моей жизни. Любишь ты эффектно появиться, что случаем можно штаны намочить. Она была, как всегда, великолепна, говорят, что кому-то смерть идёт к лицу, ничего не хочу сказать, но она вся сияла. Возможно, это всего лишь мой воспалённый мозг и фантазия рисуют её такой, какой я её запомнил для себя. Она была в белом платье, жмурилась на солнце и снова улыбалась мне. Потом наклонила голову набок и протянула в мою сторону руки. Перевернула кисти и жестом звала меня к себе. Да, Даша, если всё будет плохо, сегодня я, наконец, станцую с тобой под лучами уходящего солнца наш последний танец на земле. Я улыбнулся, она засмеялась и начала поворачиваться ко мне спиной, не сводя с меня глаз. Я наблюдал, не отрываясь, ловил каждое её движение, каждый её глоток воздуха, каждую улыбку и взгляд. Она остановилась, положила руки себе на шею, но вдруг улыбка начала исчезать с её лица, глаза расширились, рот приоткрылся, она хотела что-то крикнуть, как справа от меня за плиту схватилась мужская окровавленная рука. Я резко изменил объект моего наблюдения: видно было только пальцы, выходившие с моей стороны из-за линии плиты. Напрягся, втянул живот и тихо вытащил из ножен свой меч, задержал дыхание и ждал. Даша, зря ты отвлекла моё внимание. Я смотрел на руку, больше пока мне ничего не было видно. Словно назад вернулся в детство, и мы просто с друзьями играем в прятки, подождите, сейчас мама загонит меня домой, жаль, не отец… Его я не знал… Никогда не видел. Время остановилось, моё сердце зарывается уже не в пятки, оно уже метра на два в земле. Ну, давайте же, покончим с этой тишиной.

Неожиданный резкий удар. На меня упала рука, кисть, пальцы, кровь. Мать вашу, что за…? Я быстро откатился в сторону от плиты и увидел, как наш водитель, двухметровый детина с топором, дерётся с визжащим Бахой. Топор… Откуда? Когда мы уходили от машины, топора не было, или я стал совсем невнимательным. Макс, как можно было не заметить топор? К моему счастью, дерущиеся не обращали на меня внимания. Баха скакал вокруг водителя и держался за повреждённую, хотя какую повреждённую – отрубленную к чёртовой бабушке руку. А на кого? На меня упала его рука. Кошмар. Враждующие не говорили, они рычали друг на друга, точно зверьки, воюющие за территорию. С ума сошли что ли, что происходит? Баха сделал резкий выпад в сторону водителя и вытянул вперёд шею и голову. Мужчина с топором чётко среагировал, ударил подошвой ноги с боку в колено опорной ноги Бахи, после этого Баха припал на повреждённую ногу, а водитель ни секунды не раздумывая сверху вниз топором отсёк голову своему врагу. Голова Бахи покатилась в мою сторону, но остановилась, достигнув плиты. Водитель же бешено бил в безжизненное лежащее обезглавленное тело, издавая дикие, животные возгласы. Я был сверх шокирован поведением своих бывших партнёров. Полез с совершенно отбитыми больными ублюдками чёрт пойми куда. Браво, Макс!

Держа меч в боевой готовности, я медленно начал подходить к обезумевшему водителю, который всё ещё издевался над трупом некогда своего предводителя. Господи, этот безумец, бивший топором в тело, был похож на мясника: он сам здоровый, да ещё и весь в крови, и ладно был бы только в крови, на нём были куски мяса Бахи, но он всё бил по телу, которое разлеталось под сильными, мощными, жестокими ударами топора. Подойдя сзади к этому животному, я вонзил ему в спину свой скрамасакс, пробив эту тушу насквозь. Бугай начал хрипеть, кряхтеть, слышно было, как его горло моментом набралось крови, потом он спустился на колени и упал. Я вытащил из него меч и убрал в ножны. Сзади я услышал громкий крик, который меня вздёрнул, и мгновенно выдернул меч обратно. Обернулся – на меня стремительно бежал, рыча, крича, в общем, хрен разберёшь, Шурик. Не хотелось мне убивать этого лошка. Убрав меч, я решил постараться сохранить ему жизнь, тем более он был безоружен, поэтому выполнить задуманное у меня был шанс без риска для здоровья.

***

Я следил за поведением приближающегося Шурика. Агрессия, ярость, он грозно рычал, а из его рта яро била слюна. Что это он так разозлился на меня? Из-за своих коллег-бандитов, которые сами над ним издевались? У меня безумно ломило голову и о чём-то думать сейчас не входило в мои планы. От мыслей и раздумий виски разрывало ещё сильнее. Я смотрел на него и метился, слегка подаваясь то влево, то вправо, когда же нападающий приблизился слишком близко, я резким кувырком ушёл влево от него. Оказавшись на ногах и пятой точке, бросил взгляд назад. Шурик продвигался вперёд, не заметив моего исчезновения, лишь через несколько секунд он остановился, и начал искать меня перед собой. Кинулся вправо, потом влево, только через минуту он-таки додумался повернуться и обнаружить меня сзади. Я не двигаясь сидел на земле, положив на неё правую ногу и наблюдал цирк одного актёра. Ну, что за дурак? Ведёт себя, как лишённая всякого разума, раздразненная запахом крови тупая хищная скотина. Что-то здесь совсем не так. Я чувствовал себя как психиатр, изучая пациента, ну, честное слово. О, чудо, неужели до него дошло, что я ушёл из-под его бешенных копыт уже как минуты три назад. Пыхтит, смотрит, рычит – как нам не нравится, что нас оставили в дураках. Ты – не Шурик, я это чувствую. Тогда, что же ты? Вроде как, ситуация должна меня напрягать, а я сижу, не шалю, зеваю. О, побежал…

Грозно втаптывая невидимого своего врага в землю, круша и ломая всё на своём пути, этот аут снова летел на меня. Я встал, отряхнул пятую точку от земли, посмотрел на него, тяжело вздохнул и ждал. Идиот. Когда Шурик оказался в метре от меня, я без всякого труда, спокойно контролируя ситуацию, сделал выпад влево, убрал корпус на левую ногу, сделав её опорной, а правой, как косой сбрил его по коленям. Его тушка, встретившись с преградой на пути, в виде моей ноги, стремительно полетела лицом вниз. Плюхнулся он, не дай бог каждому, лежал мордой в грязь, фыркал что-то, кряхтел. Я спокойно повернул озлобленного Шурика на спину и прямым ударом влепил ему в нос, отправив в недолгий нокаут. Ну, минут тридцать он не будет мне мешать. Далее снял с остатков Бахи и водителя ремни, и наглухо связал ноги и руки этому злодею.

С ним разберусь позже. Сейчас главное, что я остался жив в этом жестоком, кровавом балагане, а, значит, надо это дело перекурить. Упав на землю рядом со связанным пленником, я достал из левого кармана куртки пачку и закурил. Ужасно раскалывалась голова, и сил не хватало даже на нормальную затяжку – моментом пробивало в голову настолько сильно, что в пору было визжать. От этой невыносимой боли я зажмурил глаза и откинул голову, направив ломившие глазницы вверх к спокойному небу.

***

В лицо подул прохладный ветерок, и я улыбнулся, дышать стало легче и неожиданно отпустило голову, боль исчезла. Лёгкость, словно минуту назад ничего и не ломило. Открыв глаза, я дёрнулся от неожиданности, вскочил на ноги и выхватил из ножен меч. Передо мной стоял инквизитор. Я осматривал его, как диковину: старые, рванные, потёртые джинсы, кирзовые сапоги, чёрный свитер и длинный кожаный плащ, длинные тёмные волосы, убранные в хвост, и бандана, трёхдневная щетина, зелёные глаза, острые уши, слева ножны и очень недурной меч – серебряный двуручник, чья мощь настолько велика, что с удара могла перерубить любую тварь пополам. Сейчас с такими не ходят, в моде мечи, с которыми можно управляться одной рукой, да и в кирзовых сапогах почти никто не рассекает сегодня. По всему было понятно, что передо мной стоит боец прошлого десятилетия, а, может, и прошлого столетия.

– Почему ты не убил его, ведь он желал твоей смерти? – Грубым голосом спросил незнакомец. Я его и не слышал, всё ещё разглядывая и думая, как он появился совершенно беззвучно и вообще, как я его не учуял и до сих пор не чувствую, но вижу. – Почему ты не убил того, кто желал твоей смерти? – Повторил пришелец.

– Я не желал его смерти и мне показалось, что он не по своей воле хочет моей, – спокойно ответил я.

– Ты – добряк. Это может сыграть с тобой злую шутку. Однако, ты прав.

– В чём? Кто ты? – Удивлённо поинтересовался я.

– Не он хотел твоей смерти…, – я встрял в его ответ, встав в готовности к бою.

– Не он, а ты?! Ты хотел моей смерти? – Руки крепко сжали верный меч.

– Ты – добряк и глупец, – покачал головой незнакомец.

– Тогда кто ты? Что здесь происходит? Чего тебе нужно? – Я давил на своего собеседника.

Инквизитор засмеялся, присел на корточки и посмотрел на меня.

– Я здесь живу.

– В каком смысле «живу»? В поле что ли? – «Как здесь вообще можно жить? Творится чертовщина какая-то».

– Не торопись с выводами. Водку будешь? – Улыбнулся он.

Ну а почему бы и нет, я после такой весёлой прогулки сейчас грамм сто бы принял на душу населения.

– Давай.

– Пошли со мной, – сказал незнакомец.

– Куда? – Дёрнула в моей голове неприятная мысль.

– Да недалеко, пальцем покажу, где земельку убрать надо.

– Не понял? – «Какаю к чёрту земельку? Что опять творится?», думал я. Всё это мне не нравилось.

– Такую земельку. Пошли.

«Я сказал это вслух? Вроде, только подумал».

– Да подумал ты, подумал, пошли, говорю.

– Как ты читаешь меня? Кто ты? – Я был в растерянности. Что это за старый прохиндей?

– Я же сказал, не торопись, а под рюмочку и разговор можно будет вести. Не переживай, если б я хотел тебя грохнуть, то давно бы это сделал.

И то верно. Ладно, на свой страх и риск я последовал за инквизитором. Прошли мы, правда, не так далеко, метров на сто всего. Инквизитор показал пальцем на бугорок и сказал, чтоб там я аккуратно убирал землю. Я встал на колени и ножом тихонько, неглубоко начал протыкать дёрн, потом руками откидывал в сторону. Очень быстро мой нож встретил препятствие.