Благие знамения: после Армагеддона

* * *

Азирафаэль могла на пальцах одной руки пересчитать события, когда она испытывала чувство, которое люди называют страхом, и последнее было не так уж и давно. А пальцы на одной руке уже кончились, и ей вовсе не хотелось пускать в ход другую. Ангел не могла толком определить, почему перспектива войти с собственный книжный магазин, – а до этого повернуть старинный ключ в замке той самой злополучной рукой – так пугала ее. Такой страх люди называют безотчетным страхом перед неизвестностью, и чем ближе Азирафаэль подходила к магазину, тем больше он ее охватывал. Она невольно пожелала, чтобы рядом с ней оказался Кроули (который умотался сразу же после третьей бутылки вина, бормоча что-то невнятное. Азирафаэль расслышала только слова «хорошо бы» и «твою мать»), но стоило ей представить, как он с ноги вышибает дверь, доказывая, что ничего страшного внутри нет, это желание мгновенно притупилось.

Глубоко вздохнув, ангел как можно решительнее вставила ключ в замок, надеясь, что показное бесстрашие перерастет в настоящее.

Включив свет, Азирафаэль огляделась в приглушенном свете. Внутри, естественно, никого не оказалось, если не считать духов умерших писателей. Хотя, по правде сказать, их там тоже не было, потому что почти все писатели после смерти попадают Вниз, и на Земле никто не околачивается. (Речь, разумеется, о великих писателях – не думаете же вы, что их талант достался им от прапрапрадедушки?) Стояла мертвая тишина, стояла в каждом углу, как часовой на страже. Азирафаэль одернула юбку (предмет вечных насмешек Кроули: по его мнению, она была не меньшим антиквариатом, чем все книги ее магазина вместе взятые) и направилась было в заднюю комнату, но резко остановилась, уставившись в одну точку.

У таких как Азирафаэль, – то есть у всех существ определенного склада ума, – есть некий встроенный локатор, который можно сравнить с кошачьими вибриссами. Оба выполняют осязательную функцию, только этот самый локатор настроен более тонко, и если издавна установленный порядок вещей каким-то образом нарушается, – например, когда в него «вбрасывают» новую вещь, – он способен это уловить. Потому Азирафаэль и встала как вкопанная, сверля взглядом этого птенца кукушонка, подброшенного в ее книжное гнездо, пока не осмелилась подойти поближе.

– «Обретенный Ад», – прочла она вполголоса. – Это явно не ко мне.

Книга (для тех, кто недопонял, да, это была именно книга) при ближайшем рассмотрении оказалась средней толщины, в темно-зеленом переплете. Золотые тисненые вензеля букв, казалось, пылали огнем. Азирафаэль отыскала перчатки для работы со старинными изданиями и перенесла книгу на рабочий стол. Открыла титульную страницу, секунду разглядывала ее и озадаченно произнесла:

– История есть, а автора – нет…

Имя автора «Обретенного Ада» действительно нигде не значилось: ни на обложке, ни на титульнике, ни где бы то ни было еще. Азирафаэль охватил букинистический азарт от осознания, что перед ней – какое-то уж совсем редкое и древнее издание. Затаив дыхание, она открыла первую страницу.

– «Прости, что-что ты сказал? – Шутка, говорю, не очень-то удалась»… Погодите-ка, – Азирафаэль пролистала чуть вперед. – «Что, если мы оба неправы? Вдруг я поступил хорошо, а т-т-т-ты п-п-плохо?»

Плохо стало Азирафаэль, чего с ней тоже не случалось уже давненько. Она отодвинулась от книги так медленно, как отодвигаются от мухи, одновременно пытаясь дотянуться до мухобойки.

Слова Кроули. Те, что он сказал, когда они наблюдали со стены, окружающей сад Эдема, за битвой Адама со львом.

– Невозможно, – в полный голос отчеканила Азирафаэль.

В одном этом слове сконцентрировалось все отрицание, какое когда-либо человек выражал по отношению к Всевышнему на протяжении многих тысяч лет. Но сейчас это отрицание было адресовано их истории. А Азирафаэль теперь не сомневалась, что вся эта книга – именно «их» история.

История их Соглашения.

Чья бы ни была эта шутка, чувством юмора он явно не обременен.

Азирафаэль не без труда поднялась из-за стола, швырнула на него перчатки и заходила туда-сюда.

– Мы водили их за нос несколько тысячелетий, говоришь… Тогда откуда взялось это? Если им было выгодно – кто бы это ни был – закрывать на нас глаза… Но о какой выгоде вообще может идти речь?..

На улице погасли фонари, и ненадолго воцарились предрассветные сумерки. Азирафаэль медленно ходила по магазину, между книжных полок, мимо заваленных книгами столов, и чем дольше думала об одной из них, лежащей в гордом одиночестве у окна, тем больше убеждалась, что ее необходимо запрятать куда подальше и никогда-никогда к ней не прикасаться, будто это была египетская Книга Мертвых. И теперь ее безотчетный страх с некой абстрактной ситуации переключился на вполне реальный предмет. Если конкретнее, на формат этого предмета.

История их Соглашения стала книгой. А любая книга имеет свой конец.

Если бы этот факт не притянул к себе весь фокус ее внимания, Азирафаэль скорее всего почувствовала бы необычное жжение в груди, напоминающее уколы раскаленной иглой.

Глава 2

Кроули с самого утра почувствовал, что этот день пойдет псу под хвост. Почувствовал ровно с того самого момента, когда разлепил глаза в полпятого утра. Само по себе не очень благоприятное начало дня.

Но если говорить совсем откровенно, осознание этого пришло к нему еще вчера вечером, поскольку случилось именно то, что предвещала Азирафаэль.

Едва переступив порог своей модернистской квартиры, и слегка пошатываясь от выпитого вина, Кроули почувствовал запах паленых волос и чуть было не застонал от досады. Единственного, кому мог принадлежать этот поистине индивидуальный аромат, он нашел в своем кресле, стилизованном под трон. (А может это и правда был трон. Кроули приобрел его настолько давно, что помнил только безумного инженера-пиромана, которому передал рецепт нетушимого огня.) Кроули заглянул за спинку кресла с опасливой брезгливостью, с какой обычный человек заглядывает в мышеловку, от которой уже начал исходить запашок тухлятины.

– Хастур, – констатировал он.

– Кроули, – в свою очередь констатировал Хастур, глядя на него черными глазами, напоминающими две перезрелые маслины.

Выполнив таким образом своеобразный обряд приветствия, оба замолчали. Кроули в ожидании, а Хастур, по всей видимости, сроднился с креслом настолько, что явно испытывал некоторые трудности с отделением себя от него.

– Чем обязан? – наконец решил нарушить молчание Кроули. Исходя из измышлений Азирафаэль, он избрал линию поведения мудреца на горе, к которому все поднимаются за советом.

Хастур наконец смог распрямиться и, мерзко улыбнувшись (впрочем, по мнению Кроули, он по-другому и не умел), метнул в него свои маслины.

– Я к тебе с вестью, изменник.

– Ну, явно не для того, чтобы распить бутылочку красного, – фыркнул Кроули, осматривая сидение кресла после акта изнасилования седалищем герцога Ада.

Хастур поджал губы, обдумывая такую возможность, и она вызвала у него такую кислую гримасу, что даже лимон бы сморщился.

– Нет, – он красноречиво хрустнул шеей. – Владыка предложил тебе занять свое прежнее место в наших рядах.

И это его «наших рядах» прозвучало как «нормальных, психически уравновешенных демонов, которые в жизни не позволят себе того, что позволил ты». Кроули уловил это настолько ясно, что на его тонких губах заиграла не менее тонкая улыбка, которую можно было увидеть только с определенного ракурса и под определенным освещением.

– С чего вдруг такая щедрость?

Судя по так и не сошедшему кислому выражению лица, Хастур сам этого не понимал или, по крайней мере, отказывался понимать.

– Видимо, тебя там и правда любят. По каким-то причинам, – процедил он и тут же добавил: – На твоем месте я бы немедля вознес благодарность нашему Владыке за оказанную тебе милость.

– О, непременно, – серьезно ответил Кроули. – Спасибо за весть.

– Не спеши, – осклабился Хастур. – Поступило только предложение. Не приказ. Есть одно условие…

– Ну конечно, Сатана не был бы Сатаной, если бы не ставил условий, – проворчал Кроули.

– Тебе придется, – рявкнул Хастур (что вообще-то было ему не очень свойственно. Кроули решил, что парень и правда зашивается), – очень постараться, чтобы вернуть прежнее доверие нашего Владыки.

Они пристально смотрели друг на друга, будто между ними шла напряженная битва умов. Хотя на самом деле Кроули ждал, пока Хастур даст конкретику, а Хастур думал, где бы достать такое же чертовски удобное кресло.

– И? Может, какие-то особые пожелания? – не выдержал Кроули, уже не в силах ждать, когда он отчалит.

Хастур пару раз моргнул, очнувшись от размышлений.

– Ты должен доказать свою преданность Владыке. Совершишь злодейство, достойное всей адской обители, – и ее врата с готовностью распахнутся пред тобой.

Теперь пару раз моргнул Кроули.

– Достойное Ада злодейство? Это какое же злодейство подразумевается?

Хастур осклабился.

– Используй хваленое воображение, за которое мы тебя так «любим». Удиви нас.

Кроули прокрутил в голове самое жестокое, что смог измыслить за две секунды, и невольно поморщился.

– А… если я откажусь?

– А у тебя есть выбор? – Хастур явно наслаждался. – Либо это, либо… – и он провел ребром ладони по горлу.

Кроули хохотнул, стараясь, чтобы это не прозвучало истерично.

– Серьезно? Вы же все видели, святая вода надо мной не властна…

Казалось, осклабиться сильнее человеческому рту уже не под силу, но Хастур ведь и не был человеком. Кроули почувствовал, как к горлу огненным алкогольным комом подкатывает выпитое вино. Весь вид Хастура определенно говорил о невозможном.

Они что-то прознали.

– Ну ладно, – стараясь звучать как можно небрежнее, ответил Кроули. – Я подумаю, что можно сделать.

– Можешь не торопиться. Благодаря тебе и твоей сообщнице-трясокрылке у тебя теперь бездна времени, – посулил Хастур и растворился в дыму.

Кроули, закашлявшись, щелчком пальцев включил кондиционер. Затем, скинув пиджак и очки, он принялся за то, к чему у него чесались руки последние десять минут – чисткой кресла. Он делал это вручную и старался занимать все мысли исключительно пострадавшей обивкой. Закончив с креслом, Кроули по инерции продолжил хозяйничать в оранжерее.

– «Тебе придется очень постараться, чтобы вернуть прежнее доверие нашего Владыки», – передразнил он, впервые нарушив часовое молчание, и рьяно поливая китайскую розу. – Мое доверие ко мне никуда не делось, уж не знаю, где они свое потеряли. Ну подумаешь, ребенка не туда отдали, я же тут вообще не причем! Ну подумаешь, Армагеддон отменили, я бы посмотрел, что бы стали делать они, окажись они на моем месте…

Кроули замолчал только, когда лейка опустела, а куст забулькал, утопая. Кроули начал слоняться по квартире. Спустя полтора часа (стрелка настенных часов как раз проткнула двойку) он созрел для звонка, но к его негодованию, Азирафаэль не взяла трубку ни на третий, ни на десятый раз. Чертыхнувшись, Кроули рухнул в кресло в кабинете, глядя в окно на городское зарево, и потер висок. Потом извлек из кармана то, что вот уже второй день заставляло его нервничать…

И вот тут, пожалуй, самое время сделать паузу и пояснить, что же это за таинственная вещь, так изводившая Кроули.

А дело в книге. Снова.

«Дальнейшие Превосходные и Недвусмысленные Пророчества» Агнессы Псих не до конца погибли в огне. То, что произошло, можно было сравнить с тем, как некоторые растения осыпаются сразу после того, как их сорвут: в последний момент книга буквально выплюнула одно единственное пророчество и с чувством исполненного долга позволила огню поглотить себя. Оно пролетело длинный путь из Тадфилда в Лондон с тем, чтобы застрять за дворником одного черного «Бентли» 1926 года выпуска (вместе с очередным штрафом за парковку в неположенном месте) и тем самым попасть к тому, кому оно предназначалось.

Иными словами, к Кроули.

Возможно, такое необычное и даже мистическое стечение обстоятельств кому-то покажется невероятным, но это был не первый случай: в день Армагеддона в руки Азирафаэль также попало пророчество, которое, без преувеличения, спасло им с Кроули жизнь.

Но если и этого аргумента недостаточно, то давайте просто примем один простой факт – книги, написанные рукой безумных прорицательниц, настолько пропитываются их безумием, что нередко начинают жить собственной жизнью.

Кроули в очередной раз пробежал взглядом текст:

«0025: Егда Ночь костров настанет, спустится ровно в три пополудни

Вестник, и в сердце Света поселится Пламень Адовый,

Что чрез буквы сочится; Егда случится сие, приготовь,

Змий, воду живительную, ибо ею только отсрочить конец можливо».

Вначале любое здравомыслящее существо, которому впервые приходится иметь дело с ведьмовскими пророчествами, ничего из него не понимает. Но Кроули помогло то, что ему уже приходилось сталкиваться с «Пророчествами». Он без особого труда вычислил всех действующих лиц и определил, что делать конкретно ему.

Единственное что…

– Что ж это за живительная вода?..

И тут над головой Кроули вспыхнула метафорическая лампочка. А ведь всего-то и нужно было – произнести вслух.

Кроули подскочил в кресле и щелкнул пальцами. Из пачки бумаги вылетел лист и шлепнулся перед ним, шикарная перьевая ручка вспорхнула вслед за ним и принялась быстро выписывать: «Святая вода? НАЙТИ СРОЧНО».

Впрочем, писать это не было никакого смысла, так как даже ранним утром следующего дня они пульсировали в мозгу Кроули как место ожога.

Как уже было сказано, он чувствовал, что этот день не задастся. Фоном бубнил телевизор, заполняя нервирующую тишину, и в какой-то момент Кроули, сидящий в кресле-троне, поймал себя на мысли, что ведущий настойчиво произносит его имя. Он повернул голову.

– Наконец-то, черт тебя раздери, – прогнусавил Хастур.

– Извини, ты просто одно лицо с Джереми Кларксоном.

Хастур на пару секунд завис, пытаясь понять, с кем его сравнили и считать ли это за оскорбление.

– Что-то случилось? – спросил Кроули, насторожившись.

Потому что если уж Хастур залезал в телевизор, это явно плохое предзнаменование.

* * *

Азирафаэль никак не могла найти себе места в это утро. Каким-то образом она предчувствовала, что Гавриил явится требовать ответа именно сегодня, и ей ежеминутно слышался звук его шагов. А вот «Обретенный Ад» себе место нашел – в дальнем углу, завернутый в креповую, кремового цвет ткань, между первоизданием «Больших надежд» и «Пожирающим огнем, или Как победить рак». Азирафаэль никак не могла отделаться от чувства, будто сохранив его она совершила какой-то постыдный поступок, будто это была не книга, а пакетик с «ангельской пылью» в шкафу у пятнадцатилетнего подростка, и что, если кто-то о нем прознает, все кончится очень плохо, хотя никак не могла взять в толк почему.

Азирафаэль вспомнила о Кроули. Она решила, что если в течение дня он не объявится, она сама ему позвонит, и, вздохнув, занялась расстановкой новоприобретенных книг, которые ранним утром доставил курьер.

Немного отвлекшись, Азирафаэль даже начала напевать, но очень-очень тихо, как если бы опять же делала что-то преступное. (На самом деле нет, просто в ее представлении, серьезные букинисты имеют право максимум декламировать «Илиаду» или что-нибудь настолько же древнее.)

– Здрасте, эй! (Азирафаэль от неожиданности подавилась мелодией и чуть не выронила книгу.) Здесь кто-нибудь есть?

– Да, да, я уже иду! – откликнулась Азирафаэль, пытаясь отряхнуть юбку и при этом удержать книгу.

У входа стояла девушка и с широко раскрытыми глазами оглядывала магазин. Заметив Азирафаэль, она так обрадовалась, будто ей навстречу вышло какое-то существо из сказки. Недалеко от истины, если учесть, что особенно циничные люди частенько называют Библию самой эпической сказкой из когда-либо написанных.

– Мисс Фэлл! Как я рада вас видеть!

– Добро пожаловать! – тепло улыбнулась Азирафаэль, хотя восторг посетительницы был ей не вполне понятен. – Чем я могу тебе помочь?

Девушка слегка смутилась, но постаралась не подать виду.

– Я понимаю, что это прозвучит немного безумно, но я… в общем, я уже очень давно… Я…

Улыбка Азирафаэль начала сползать с лица, когда из глаз девушки, только что выглядевшей счастливой и вполне довольной жизнью, градом полились слезы. В следующую секунду она вся будто усохла и напоминала живой шерстяной серый ком.

– Боже ты мой, – сказала Азирафаэль.

У нее, как и у любого ангела, при виде плачущего человека включался определенный рефлекс. Азирафаэль присела перед девушкой и слегка коснулась ее лба.

– Есть ли хоть малейший шанс, что я смогу тебе помочь?

Из-под свитера блеснули когда-то серо-голубые глаза, ставшие теперь красными.

– Простите, я… простите, я не хотела…

Азирафаэль улыбнулась, как улыбнулась бы мать, которой сын показывает расцарапанную коленку и жмется к ней в поисках сострадания и любви. Азирафаэль верила в две вещи, способные сделать жизнь на земле еще лучше: добрую улыбку и не менее добрую чашку в меру горячего какао.

Спустя час девушка оттаяла в буквальном смысле настолько, что стянула мешковатый свитер. Азирафаэль и сама носила пиджаки с мужского плеча на пару размеров больше (игнорируя шпильки Кроули, которые тот втыкал в нее и в ее чувство стиля), но даже она нашла этот свитер просто чудовищным.

– Я уже давно о вашем магазине наслышана, мисс Фэлл, – сказала девушка, еще слегка гнусавя и пряча взгляд. – Часто прохожу мимо, но все не решаюсь зайти…

– Неужели снаружи все выглядит так ужасно? – забеспокоилась Азирафаэль, стараясь припомнить вид витрин с улицы.

– Да нет, дело не в этом…

– Прости, пожалуйста, не могла бы ты напомнить, как тебя зовут?..

– Я еще не говорила, – смутилась девушка. – Верити.

– Какое хорошее имя! – восхитилась Азирафаэль. (Ее всегда восхищали имена, которые невозможно распознать как имена без соответствующего контекста.) – Так я могу тебе чем-то помочь?

Верити шмыгнула носом, который, правду сказать, больше напоминал крейсер. Добротный, только-только выкрашенный в красный и готовый к тому, чтобы по нему зарядили бутылкой шампанского.

– Ну… дело в том, что я ищу работу.

– …Прямо так, ходя из магазина в магазин?

Даже Азирафаэль с ее весьма поверхностными представлениями о людском трудоустройстве усомнилась в эффективности этой стратегии. Верити и сама это понимала и оттого смущалась еще больше.

– Да, я понимаю, как это звучит. Меня и не берут никуда, потому что я еще школьница.

– И все же тебе нужна работа?

Верити слегка раздраженно вздохнула, и Азирафаэль сделала вывод, что она не первая, кто задает этот вопрос.

– Очень нужна. Хотя бы малюсенькая подработка, хотя бы на пару часов, после школы. Или до, мне уже без разницы.

Азирафаэль изучала Верити поверх собственной кружки с какао. Верити смотрела на Азирафаэль взглядом брошенного под дождем котенка, которого никто не хочет брать. Чистый вымысел. Кто же в здравом уме, считала Азирафаэль, пройдет мимо жалобно плачущего под дождем котенка. За долгие тысячелетия наблюдений за людьми она научилась читать их, и для нее это были самые интересные книги во всем мире.

Но от этих знаний не было особого толка по одной простой причине – Азирафаэль была ангелом.

– Верити, дитя, я с радостью взяла бы тебя в помощницы, но, боюсь, работы будет не слишком много. Уборка разве что…

Да и той особенно нет, поскольку благодаря некоторым приложенным Азирафаэль усилиям, пыль предпочитала убраться из магазина как можно скорее и как можно дальше. Верити просияла, несмотря на то, что обращение «дитя» заставило ее немного отодвинуться. В этом не было ничего удивительного, пятнадцатилетние девочки как правило настораживаются, когда слышат подобное от кого-то, выглядящего максимум на двадцать шесть.

– Я все буду делать в лучшем виде, мисс Фэлл, вы не пожалеете! – воскликнула Верити, поздно осознав, что и сама заговорила как двадцатишестилетняя старуха.

Азирафаэль улыбнулась, а про себя начала прикидывать, куда бы подальше запрятать особо ценные первоиздания.

* * *

На красноватую от ноябрьского солнца макушку Кроули приземлился красный кленовый лист, а сам Кроули чувствовал усиливавшееся с каждой минутой желание побиться ею об стену. Его принесло (а если точнее – он сам прикатил на своем верном «Бентли») в городок Ситтингборн, графство Кент, и сейчас он стоял на небольшой мощеной площади, окруженной огненными кленами, словно стражами-сильванами. Хотя охранять на этой площади имело смысл разве что покрытый сколами старчески-зеленоватый фонтан. Здесь, по словам Хастура, Кроули должны были препоручить какой-то «важный груз».

– Ничему их жизнь не учит, – проворчал Кроули, рассекая по площади, словно худощавая черная акула в очках, – давно уже пора уяснить, что из меня чертовки никудышный посыльный.

Навязанная против воли роль мальчика на побегушках оскорбляла Кроули сама по себе, но ему вполне прозрачно намекнули, что в его положении выбор у него невелик.

Пока он мариновался в собственном раздражении, его нагнал мальчик лет одиннадцати, что было не просто: ему пришлось идти наперерез, потому что Кроули, словно набравший скорость автомобиль, не планировал останавливаться. Он замедлился лишь тогда, когда его деликатно схватили за карман пиджака. (Мальчику очень повезло: знай Кроули чуть больше о карманниках, он бы не замедлил огорошить незадачливого воришку смачным подзатыльником.)

– Да, что? – слегка рассеянно отозвался он, не сразу поняв, что чтобы найти того, кто его потревожил, нужно слегка опустить голову.

– Вы мистер Кроули?

Кроули настороженно кивнул, смутно начиная что-то подозревать. Когда мальчик начал вытаскивать из кармана джинсов сложенный бумажный лист, Кроули мог бы хватить удар, не будь он демоном: одного клочка бумаги ему хватило, он не собирался пополнять коллекцию. Но мальчик продолжал настойчиво стоять с протянутой рукой, и Кроули с величайшей неохотой взял его и прочел:

«Слава Сатане, Изменник!

Вчера со мной заключил договор сей отрок по имени Хорас Асент Бренниган. В связи со сложной политической ситуацией в городе М., которая требует особенно пристального внимания с моей стороны, я не успеваю привести в исполнение предмет сего договора, так что я призываю тебя, Изменник, подменить меня. С момента получения сего послания ты становишься полноправным участником договора и обязан исполнить его предмет с точностью до буквы. Обо всех условиях договора отрок поведает тебе сам.

P.S. И только попробуй сбежать, глиста в окулярах, я тебя из-под земли достану и закопаю на освященной земле!»

Вместо подписи стояла демоническая печать, которую Кроули сразу узнал, но предпочел бы не узнавать. Верен. Вот с кем он не хотел бы связываться от слова совсем, и жизнь его как-то миловала.

До этого момента.

Хорас Асент Бренниган с вялым любопытством наблюдал как по мере прочтения лицо Кроули вытягивается все больше, пока наконец его челюсть не отвисла окончательно.

– Хотел бы я, чтобы кто-нибудь объяснил мне, куда завернулись шарики в мозгах начальства… – пробормотал Кроули и взглянул на Хораса, чьи рыжие в мелкую кудряшку волосы образовывали на голове что-то вроде шлема. – Ну объясняй, что мне с тобой делать.

Но Хорас не спешил ничего объяснять и вместо этого недоверчиво разглядывал Кроули.

– А вы точно демон?

Кроули сжал письмо от Верена в руке, и оно немедленно вспыхнуло синим пламенем.

– А так как обычный человек, – пожал плечами Хорас. Если сей трюк и произвел на него впечатление, то это впечатление засело в нем где-то очень глубоко и не пожелало проявиться внешне.

– А иначе какой смысл? – Кроули пожал плечами в ответ. – Не трать мое время, «отрок», мне и без того есть чем заняться. Говори, что нужно делать.

– Видишь ее?

Кроули проследил в направлении его пальца и на другом конце площади увидел девчонку лет десяти. (Но предварительно ему пришлось обогнуть фонтанную струю, которая закрывала обзор.) Она сидела на скамейке и кормила голубей хлебной горбушкой, отрывая куски толстоватыми и коротковатыми пальцами с обгрызенными ногтями. Кроули поморщился: он частенько не без известного удовольствия поглядывал на одни хорошо знакомые ему руки, и еще не видел ни одного человека женского пола, который смог хотя бы приблизиться к этому идеалу.

– Ну, вижу.

– Она обидела мою сестру.

– Так.

– Другой демон обещал, что она сгорит заживо. Сегодня, до заката, на этой площади.

Кроули медленно выпрямился, пристально разглядывая Хораса. От обычного одиннадцатилетнего ребенка как-то не ожидаешь подобной кровожадности.