Мэр. Цена предательства – любовь

– Наталья Иосифовна я, старшая по дому уже пятнадцать лет. Как мой отец помер, так меня и выбрали за порядком следить…

– А чего ж тогда у вас тут заводи? Порядок-то где? Аварийку вызвали?

– Так не берут, окаянные…

Мне оставалось только черпать быстрее, потому что вода вот-вот начнет переливаться за порог. Каратицкий что-то кричал, послышался лязг замков, скрип металлической лестницы на чердак, а потом оглушающий залп отборного мата…

И вдруг тишина…

Плеск воды стал стихать, по стенам текло всё меньше и меньше, а мои попытки исправить ситуацию стали приносить плоды.

– Соседи и все неравнодушные! Выходим на уборку общедомовой территории! – Каратицкий проголосил так, что через несколько секунд те, кто наблюдал за происходящим, прячась за дверьми, повыскакивали, причём вместе с инвентарём.

Работали слаженно, передавая тазы с водой из рук в руки. Женщины замывали взбухший паркет, мужики приподнимали мебель, убирали ковры, по максимуму выносили всё на открытый балкон. И уже через час от потопа осталось лишь плотное марево сырости.

Я растерянно кивала соседям, что так трогательно похлопывали меня по плечу, расходясь по своим уютным и сухим квартиркам. А потом осела на пуф, ощущая полное бессилие.

– И снова здравствуйте, Виктория Олеговна, – Каратицкий вошёл, закрыл дверь и присел рядом. – Трубу на чердаке продырявили, как дуршлаг. И ровно над вашей квартирой. Может, жук-короед какой завёлся? Или, может, вы кому насолили? Запороли годовую оценку?

– Вы как тут очутились, Константин Михайлович? Следили? – закрыла лицо мокрыми холодными ладонями, ища внутренний дзен. Вот бы успокоиться и послать всё к чертям…

– А мне город квартирку выделил в генеральском доме. Говорили, живут тут элита и семьи бывших секретарей партии, – он хмыкнул и достал телефон. – Сазонов, собирай всех и приезжай ко мне на квартиру. Тут какие-то подонки устроили потом, нужно собрать все записи с камер, опросить соседей. И чтобы к завтрашнему дню у меня была полная картина. А ещё ремонтников, потому что я перекрыл воду на весь дом…

– Как хорошо быть мэром. Один звонок, и всё решено. Да? Может, у вас есть и тот, кто исправит вот это всё? – закрыла глаза, опустила голову, не в силах больше смотреть, как медленно отходят пласты обоев.

– Ладно, собирайте вещи, и идём ко мне. А пока откроем окна, пусть сохнет. Сейчас здесь оставаться нельзя, если ты, конечно, не любишь воспаление лёгких и прочие неприятные болячки, – Константин встал и пошел по квартире. Громыхнула и балконная дверь, по ногам пополз сквозняк, лениво мотыляя влажную страницу учебника по литературе.

Это не может быть случайностью. Не может!

Вокруг меня словно уже всё решено, всё придумано, вот только я об этом пока ничего не знаю.

И такая апатия на меня навалилась… Скинула в сумку самое необходимое, послушно отдала ключи от квартиры малознакомому мужчине и пошла за ним.

Оказалось, что квартиру ему выделили ровно подо мной. Здесь когда-то жила мать бывшего мэра, вот только в гостях у неё никто и никогда не был. И понятно почему…

Это даже не евроремонт, здесь просто царские хоромы, вопящие о состоянии их владельца.

Я застыла в центре холла, откуда хорошо просматривалось это великолепие, и не смела шагнуть дальше.

Сверкающий дубовый паркет, двустворчатые двери, современная мебель, белоснежная кухня с мраморной столешницей и необычным для жителей квартир островом. Оказалось, здесь не одна квартира, а целых две, отсюда и ощущение бескрайнего простора, словно мы не в старой сталинке, а в каком-нибудь особняке.

– Проходи, – Костя забрал из моих рук сумку, поставил на диван и направился на кухню. – Живи мы в какой-нибудь новостройке, тут бы хлестало сильнее, чем у тебя. А так… Только по перекрытию в библиотеку натекло, и то весьма скромно. Вот что значит – стоили, так строили… На века!

Я сняла обувь и отправилась следом. Шла аккуратно, но все равно оставляла мокрые следы за собой.

Тело сковала дрожь то ли от холода, то ли от навалившегося стресса. Зубы стучали, по рукам растекались мураши.

– Пей, а то простынешь, – Каратицкий снова плеснул мне в бокал своей микструки. – Давай, не спорь! Пей, в душ, и спать. Моя комната там, а для себя можешь выбрать любую. Квартира чистая, нетронутая после уборки. Постель новая, полотенца свежие, поэтому можешь быть спокойна.

– А ты? – я сама не поняла, с какого перепугу начала «тыкать».

– А я дождусь наш местный «спецназ» водопроводных дел. Уж очень интересно, что за полтергейст у вас тут творится…

Глава 7

Горячие струйки стекали по телу, вот только я так и не могла согреться. Кровь стыла, как только вспоминала разруху, оставленную в квартире.

Когда рано остаешься без родителей, когда на ощупь пытаешь познать этот взрослый мир и его правила, единственным оплотом надежности остаётся твой дом. Старенькое кресло, уютный диван и декоративные подушечки, сшитые руками бабушки.

А теперь там влажные джунгли, но без лиан и папоротников.

А я?

А я прячусь в квартире мэра, с которым жизнь упорно сталкивает меня лбами.

– Вика, поплачь… Станет легче! – уговаривала себя, впиваясь пальцами в кожу, чтобы разогнать кровь, содрать эту ненужную броню, в которой ощущала себя как в капкане.

Но не было ни слёз, ни стыда, лишь усталость.

Собиралась я впопыхах, рандомно и весьма экстравагантно.

Растерянно осматривала нехитрый набор скомканной одежды из рюкзака: по-учительски строгий и безликий сарафан, водолазка, чулки и старая майка-алкоголичка, которую я собиралась пустить на тряпки. Ладно хоть бельё додумалась взять…

Надела майку, в растянутых прорезях которой просматривалось очертание груди, а сверху ещё и полотенцем укуталась, собираясь быстро проскочить в комнату. Чуть приоткрыла дверь, прислушиваясь к звукам в квартире.

Константин не вернулся, но и с лестничной площадки не доносилось ни одного звука.

Быстро вбежала на кухню, схватила бутылку воды, чтобы уже не покидать убежища до утра, и поспешила спрятаться. Дверь была основательная, даже с замком, отчего стало даже легче дышать.

Села на кровать, пытаясь осознать всё, что произошло за последние дни. Меня уже неделю не пускают в СИЗО, единственным способом связаться с сестрой были адвокаты. Поэтому я порой поспешно делала выбор, потому что важно было лишь иметь человека, способного ходить на свидания без кучи бюрократических проволочек.

Денег больше нет, а следовательно, и права на ошибку у меня не осталось.

В рюкзаке брякнул телефон, бросилась к нему, уже готовясь, что звонок в первом часу ночи не сулит ничего хорошего, но на экране светилось имя Лены Томченко, одноклассницы сестры, с которой мы теперь посменно обследовали клуб. Лена сама предложила эту идею, желая во что бы то ни стало помочь подруге.

– Да, Лен, – почему-то прошептала я.

– Тётя Вика… Ой, Вика… Короче, я сейчас слышала разговор начальника охраны по телефону. Не знаю, с кем он трепался, но речь шла явно о том вечере в клубе. Марат сказал, что все записи с камер хранятся на каком-то сервере. И только начальник службы безопасности имеет к ним доступ… А ещё он заверял кого-то, что всё под контролем, и никто ничего не узнает, – Лена шептала, звук был гулкий, странный, словно она сидела в металлическом безвоздушном бункере.

– Значит, запись есть? – охнула я, падая на подушку. Взгляд уперся в белоснежный потолок, в голове скрипели шестеренки.

– Да, есть. Ну не может здесь не быть записей, понимаешь? В каждом углу камера, девочек-танцовщиц прослушивают, говоря, что так контролируют, чтобы они с клиентами не спали. Но это же бред! А для кого эти приватные комнаты? Девки, конечно, не признаются, целок из себя строят, но зато с новыми телефонами приходят, на премиум-такси раскатывают… Все врут!

– Действительно, странно. Значит, нам нужно узнать, кто начальник службы безопасности?

– Есть у меня один вариант, – захихикала Лена.

– Лена, не смей! Моя смена завтра, вот и проведу разведку, порасспрашиваю. А ты мне слово давала, что по первому моему требованию уволишься. Мало нам того, что Оля второй месяц в СИЗО? Не смей! Ясно?

– Ясно, Вик… Ясно. Просто меня на свидание пригласил охранник. Парень вроде ниче такой. Добрый, открытый, простой, не то что эти шкафы накачанные. Я аккуратненько поспрашиваю, что это за неприступная крепость.

Крепость и правда была неприступная. Из руководства – сменный директор, выше просто не пробиться, центральный офис не найти, да и о владельце этого клуба ничего не известно. Болото, где тонут все секреты, тайны и маленькие слабости богатых клиентов.

– Лена, давай без подвигов? Я умоляю! Как я потом твоей бабушке в глаза смотреть буду?

– Вика, я вам по гроб жизни обязана. Поэтому давайте просто вытащим Олю. Всё, мой перерыв закончился, конец связи…

Значит, видео всё же существует? А я так и знала!

Две недели обрывала телефоны администрации, умоляя выдать видео с камер наблюдения. Но мне отказывали во встрече, а на просьбы отвечали, что в тот день был масштабный системный сбой, и запись не велась.

Рассчитывала на следователя, потому что на официальный запрос они обязаны были ответить, но и там тишина. Вся эта правоохранительная система вдруг оглохла, ослепла, доверившись показаниям потерпевшего мудака.

Они словно заочно осудили её!

Сволочи! Богатенькие ублюдки, для которых жизнь простых людей – мусор, переработанный материал, не стоящий ни грамма внимания.

Ещё этот Каратицкий… Вальяжный мажор с прикрытым тылом. Ему не страшно, потому что это море пираний – привычная для него среда обитания.

Нельзя им верить. Они друг для другу ровня, друзья, а значит, своих прикроют, а нас с Олей в асфальт закатают.

Какого черта я к нему пошла? Сижу посреди роскоши, а мне действовать нужно! Нельзя…

И вдруг я застыла, не сводя взгляда с потолка.

Шум сверху был тихий, но при этом пугающе отчетливый, четкий… Легкий скрежет, и со стороны балкона послышались тяжелые шаги.

В моей квартире кто-то есть!

Сердце ухнуло, по телу прокатился парализующий ужас. Не дышала, не двигалась, пытаясь убедить себя, что это моя фантазия и результат хронического недосыпа и стресса.

Но прокравшийся в квартиру чужак снова начал бродить по комнате. Он двигался ровно надо мной…

Тряханула головой, пытаясь понять, в какой части нахожусь… Из-за путанной планировки этой квартиры я не сразу сообразила, что шум доносится из дальней спальни.

Это Олина комната? Точно!

А может, это Каратицкий?

Я же сама отдала ему ключи. Может, он просто решил проверить обстановку, вдруг опять льётся? Тогда почему шаги раздались с балкона, а не из прихожей?

Вскочила с кровати и бросилась из комнаты… И стоило распахнуть дверь, как тут же впечаталась в обнаженный мужской торс…

Глава 8

Мужская ладонь со шлепком упала мне на лицо, закрывая рот. Прижала так, что я даже носом вдохнуть не могла.

Когда Константин понял, что я не кричу, не сопротивляюсь, чуть расслабил хват, приложив указательный палец к своим губам.

– Ты тоже это слышишь? – с надеждой в голосе прошептала я почти беззвучно.

– Да… – он кивнул. – Ты кого-то ждала?

– Нет, – упрямо мотнула головой, а сама рухнула на плечо совершенно незнакомого человека. Вцепилась зубами, обхватила руками, прижалась, пытаясь отдать хоть частичку своего страха.

Наше влажное дыхание сплеталось, разбивалось на молекулы, создавая вокруг плотное облако невидимого тумана. Незнакомые, почти голые, случайно оказавшиеся на одной территории, но на миг показалось, что и нет больше никого в этом мире.

Странное мгновение единения.

Как шальной сон.

– Я думала, что мне всё это кажется. Надеялась, что сплю, —шептала, прижимая губы к его горячей коже, собирала языком капельки воды, ощущала горечь пены с ароматом мужского шампуня. – Костя…

– Вика, почему мне кажется, что ты постоянно мне недоговариваешь? Даже слепому ясно, что трубу, проходящую над твоей квартирой, не просто сорвало, её изрешетили так, чтобы не медленно капало, а чтобы весь подъезд захлебнулся. Не удивлюсь, если завтра из сервиса весточка прилетит, что и радиатор у тебя рвануло неслучайно. И вот тут меня терзают смутные сомнения… Что есть у простой учительницы? Бриллианты, золото, договора на тайные офшорные счета министров?

Каратицкий вдруг опустил руку мне на поясницу, прижимая к себе так, что пришлось вскинуть голову, сталкиваясь взглядами.

– Не знаю… Костя, да что у меня брать? Ты же видел, как я живу? А про сестру и так всё рассказала. Да, я атакую администрацию клуба, заваливаю их тонной писем, только им всё равно!

По спине бежал ручеёк тепла. Такое то-о-оненькое ощущение, но при этом такое успокаивающее. Закрыла глаза, и все звуки слились воедино, слышала лишь отчаянно бьющееся в груди сердце.

– Правду говори, – Каратицкий вдруг сжал меня за подбородок, дернул голову вверх, впиваясь взглядом. Даже в темноте его глаза сверкали сотней изумрудов. Такие зеленые, волшебно-притягательные, они переливались, увлекая в омут… Гипноз чёртов!

Его губы были в опасной близи, даже стук сердца мог заставить прикоснуться, а я почему-то именно этого и ждала. Хотелось прижаться, ощутить, вспомнить, каково это – быть в плену эмоций, кататься по волнам возбуждения, истекать жаждой, предвкушением удовольствия…

Но Константин контролировал и себя, и расстояние между нами, зафиксировавшись в мизерной близости.

– Есть записи камер, и я их ищу. Я знаю свою сестру, у неё и мальчика толком не было, поэтому в байку про соблазнительницу я не то что не верю, мне смешно…

– Почему менты не запросили записи?

– Потому что все менты верят в то, что Оля разбила голову богатому дяденьке, обокрала его и собиралась убежать. Глупая сирота, хищница, покусившаяся на толстый кошелёк банкира. У него там целый чемодан бабла был…

Я даже не моргала, сфокусировавшись на импульсном движении его зрачков. То вспышка, и зелень растворялась в черном мороке, то они вдруг сужались до размера бусины.

– Зачем банкиру в блядушнике чемодан бабла? – хмыкнул Костя.

– Вот! А я о чем и говорю! Причем из раза в раз в материалах дела эта сумма меняется. Они отбрасывают по нолику, постепенно смещая акцент на черепно-мозговую и на то, что банкир второй месяц в больничке…

– Она ему, что там, дыру в черепе бутылкой проковыряла? Два месяца в больнице? – Каратицкий вдруг отпрянул, и мне холодно стало… Покачнулась, хватаясь за комод, чтобы удержать равновесие.

Он тихо подошел к балкону, закрыл дверь и задернул портьеры, отсекая свет луны. Комната погрузилась в полную темноту, лишь полоска света из коридора обрисовывала очертания силуэтов.

– Вика, вынужден констатировать, что одной тебе отсюда не вылезти. Твоя сестра оказалась не в том месте и не в то время. Ты лично с ней говорила? Может, они так отчаянно пытаются её засадить, потому что Оля что-то видела, слышала, или у неё есть фото? – Костя вскинул голову, прислушиваясь к шагам в моей квартире. – Это хотя бы объясняет вторжение через балкон.

– Нам не дали поговорить наедине. А адвокаты меняются быстрее, чем мертвые петли на американских горках. Я уже неделю не могу попасть на свидание. А до этого месяц меня завтраками кормили: то карантин, то следственные эксперименты, то дознания по пятому кругу. Моей девочке двадцать два, и через месяц у неё день рождения… А я дала слово, что отметит она его на свободе! – прицедила я, отчего-то двигаясь на Константина. – Только в нашем мире правят деньги и связи, а остальное – такая ерунда и глупость.

– Тебе нужен хороший адвокат, Вика! Не смей самостоятельно лезть в это дерьмо! Они раскатали Олю, ты следующая, если будешь мешаться под ногами. Как фамилия банкира? – Каратицкий вдруг сжал мой локоть, притянул к себе, сталкивая нас лоб в лоб.

– Зиновьев…

– Значит, он в больнице?

– Да, – кивнула я.

И вдруг быстрые шаги стали устремляться в сторону балкона. Каратицкий беззвучно открыл створку, чуть высунул голову, прислушиваясь к звукам. Сначала был шорох, глухие удары, а потом отчетливый грохот шагов по металлу.

– Через крышу попали. Слепки ключей сделали, пока дырявили трубу, – закивал он, растирая ладонями лицо. – Вот и тихий городок… Вот и мелкая должность мэра. Болото с аллигаторами…

В приоткрытую щель между портьерами снова заглянул ласковый свет луны. В этом свечении его силуэт был такой отчетливый, соблазнительный… Удивительный треугольник торса: широкие фактурные плечи, узкие бедра, каменный пресс и порочные косые мышцы, растворяющиеся под белоснежным полотенцем.

Засмотрелась, забыв, что меня в этом свете видно ничуть не хуже…

Сжала край майки, потянула, пытаясь прикрыть бёдра, но тут же пришлось другой рукой накрыть грудь, выскочившую в растянутом вороте.

– Ложись спать… Уже поздно, – прошипел Каратицкий и пулей выскочил из комнаты, плотно закрывая за собой дверь.

Глава 9

Проснулась ещё до звона будильника. И внезапно ощутила легкость… Давно я не спала так крепко и спокойно.

Прислушалась, но в квартире стояла тишина… Чёрт! Семь утра!

Подскочила как угорелая и начала собираться. Скрутила волосы в гульку, натянула чулки, водолазку, сарафан, а после прибрала постель, скинула вещи в рюкзак и вышла из комнаты.

На кухне никого, не было ни намёка на Каратицкого, и только на стойке лежала записка с двумя связками ключей.

«Квартиру я твою проверил, видимых следов взлома нет. Машину починили, стоит у подъезда. Вот мой номер телефона, напиши, как соберешься на работу…»

Робин Губ с мэрской корочкой, не меньше!

Признаться, в квартиру возвращаться мне не хотелось. Я быстро умылась, подкрасилась тем, что было в дорожной косметичке, и отправилась на работу.

Ничего писать Каратицкому я, конечно, не стала. И не потому, что было стыдно или неудобно за стихийное вторжение в личную жизнь мэра, а потому что вчерашний вечер испугал меня. В его близости я ощущаю себя слабой девчонкой. Хочется довериться, поделиться и помечтать, что за меня всё решат.

Но это глупость, отравляющая женскую душу. Никто и никогда не станет рисковать своим спокойствием ради двух сироток, попавших в беду.

Сегодня было всего три урока, которые я даже толком не заметила. Пришлось объясняться из-за сочинений, ведь часть тетрадей была безвозвратно испорчена потопом. Но класс с восторгом принял компромисс в виде четвёрок в журнале. Довольные детки отправились на выходные.

В кабинете хранилась сумка с запасной одеждой, поэтому я быстро переоделась в джинсы, свитер, удобные ботильоны и накинула сверху кожаную куртку.

Домашнее задание домой решила не брать, а то вдруг опять какая стихия накроет мою квартиру? Пустынная буря, глобальное потепление или, наоборот, стены льдом обрастут… В понедельник приду пораньше и всё проверю.

Итак…

Если Оля – обвиняемая, то есть обвинитель? Точно… Вот к нему я и направлюсь.

Я делала четыре попытки прорваться в больницу, но ни одна из них не увенчалась успехом. Возможно, сегодня мне повезёт?

Бежала по пустым коридорам школы, когда из кабинета химии меня окрикнул директор.

– Виктория Олеговна, задержитесь!

– Кирилл Захарович, я правда спешу, – вошла в открытую лабораторную, где директор раскладывал белые халаты для практических занятий.

В голове что-то щёлкнуло… Руки сами потянулись к одному из них, пока тучный пузач спускался по стремянке. Вот теперь я точно воровка… Дернула молнией, пряча украденное добро в рюкзаке.

– Виктория Олеговна, вся школа в курсе того, что произошло с вашей сестрой. Нам искренне жаль, мы надеемся, что правосудие восторжествует, и они разберутся в той нелепой ситуации…

– Но? – я усмехнулась, уже понимая, что столь трогательная прелюдия обычно ведёт к эмоциональной пощечине.

– Но, как вы знаете, у школы есть попечительский совет, куда входит и господин Зиновьев. Да, мы – государственное общеобразовательное учреждение, но бюджет наш слаб, нестабилен… Поэтому порой мы вынуждены обращаться к спонсорам. Вот, новый инвентарь получили… Халаты, микроскопы, пробирки и реагенты для химических опытов, а к декабрю получим проекторы…

– Ну же, смелее, Кирилл Захарович, – присела на парту, цепляя пальцами одну из белых шапочек. – Переходите к делу.

– Господин Зиновьев, вернее, его близкие, сообщили, что вы досаждаете ему визитами. Человек в возрасте с серьезной черепно-мозговой травмой, а ещё вы своим тяжёлым характером и тягой к скандалам. Виктория Олеговна, я настоятельно рекомендую вам успокоиться и оставить свои попытки помочь следствию, потому что вы только мешаете! Каждый должен заниматься своим делом, понимаете?

Директор с нескрываемой улыбкой смотрел на груду коробок, ряд новых сверкающих микроскопов и совершенно бездумно оглаживал внутренний карман пиджака, где, очевидно, осела наличная спонсорская помощь.

– Уволите? – хмыкнула я, нарочно роняя стопку документов, а в это самое время сунула в карман белую медицинскую шапочку.

– Ну что вы! Мы вас безмерно любим, уважаем и искренне вам сопереживаем. Но я хочу, чтобы вы помнили, что школа – сплоченный коллектив. Плохо одному, плохо всем…

– Ну, хорошо. Я вас услышала, – спрыгнула с парты и направилась к выходу. – кстати, а вот этот ваш попечительский совет… О нём знают в мэрии? Это официальная помощь или так… Подачка?

– Виктория Олеговна! – вскрикнул Кирилл Захарович и бросился ко мне. – Я с вами был откровенен, а вы… Вы решили сыпать угрозами?

– Угрозами сыплете только вы. А знаете что? Увольняйте! Мне жаль вас, Кирилл Захарович. Если ваша жена, дети или родители не бросятся переворачивать планету, когда вы незаконно окажетесь за решеткой, то мне очень вас жаль…

Выбежала на улицу прямо под дождь, ещё раз порадовавшись, что решила ехать в школу на машине.

«Японка» моя завелась, довольно заурчала мотором, а из дефлекторов потянуло теплым воздухом. Звук был ровный, тихий, почти убаюкивающий, поэтому я со спокойной совестью вырулила с парковки, мчась в сторону города.

– Итак… Начнём сначала, – завела я сама с собой очередной диалог. – А если Каратицкий прав? Если у Оли есть что-то на этого Зиновьева или на кого-то из руководства клуба? Отсюда и спешный арест, и запрет на свидания, и смена адвокатов!

Когда Олю арестовали, меня не было в городе, мы с подругами решили отметить последние дни каникул и отправились на машине в Москву. О случившемся я узнала от Лены Томченко, и с того дня не было ни одного удобного случая, чтобы поговорить с сестрой наедине. В участке повсюду были сотрудники, в СИЗО попасть мне удалось дважды, и разговор шел только по темам, интересующим адвоката.

А если мэр прав?

– Ленок, привет. Разбудила? – поставила телефон на громкую связь и прибавила скорость, чтобы успеть попасть в больницу к Зиновьеву.

– Нет, я уже встала. Что-то случилось?

– Как прошла смена в клубе?

–Всё хорошо, спокойно. Клиентов почти нет, ресторан полный, а вот по стриптизу перекати-поле второй месяц гуляет. Боятся толстосумы чего-то…

– Лен, помоги, а? Расскажи о двух днях до ареста Ольки! Вот с момента, как я в Москву учесала. Только подробно, я знаю, что ты жила в нашей квартире, – выдохнула, готовясь запоминать каждую мелочь.

– Да всё как обычно было… Мы отработали три смены, не было ни скандалов, ни… – вдруг Лена притихла, словно что-то вспомнила.

– Что, Лен?

– Да ничего… Просто в тот день нам запретили в зал брать сотовые телефоны. Директор лично стал собирать гаджеты и убирать их в сейф. Разрешалось взять раз в три часа, и то в присутствии охраны. Но ты и сама это прекрасно знаешь…

– А как ты мне вчера звонила?

– Так Яша вчера был на смене, вот он и разрешил позвонить бабуле, то есть тебе, без лишних глаз, за дверью стоял. Говорю же, хороший он…

– Ладно, Лен, давай дальше?

– Да всё как обычно! Я к вам переехала, потому что мой компьютер сломался, а мне нужно было презентацию для резюме сделать. Вика, ничего такого не было. Ни звонков, ни визитов, даже смены были ровными, спокойными, – Лена говорила правду. Тут даже сомнений не было.

Эх… Опять мимо.

– Лен, ты вечером зайди, я тебе свой ноутбук дам, если нужно.

– Спасибо, но мне Оля отдала свой планшет на время. Всё хорошо, Вик. Ну ты как? Вечером выйдешь в клуб?

– Да, конечно…

– Ладно, пошла собираться. Скоро Яша заедет, мы с ним в кино сегодня идём.

– Пока. Только будь осторожна!

До города я домчалась быстро, припарковаться у центрального входа не вышло, поэтому пришлось делать крюк. И место нашла только у заднего входа, где находилось приёмное отделение. Скорые потоком притормаживали у крыльца, толпа врачей сновала туда-сюда… И вдруг сердце заколотилось, когда я поняла, что никто не проверяет пропусков.