Смерть под занавес

– Так чего же мы ждем?

* * *

– Такое впечатление, что она не намеревалась оставаться надолго, – пробормотал Дамир, перебирая оставленные на прикроватном столике предметы. – Даже чемодан не стала разбирать!

– Может, по делу приехала? – предположил Антон. Он стоял посередине крошечного номера, засунув руки в карманы и покачиваясь с носка на пятку, одновременно разглядывая репродукции известных пейзажей, украшавших стены аскетически обставленного помещения: полутораспальная кровать, тумбочка, старенький телевизор на кронштейне и шкаф в коридоре. Балкон отсутствовал, зато вид из окна оказался неплохой – на скверик, который летом наверняка выглядел привлекательно.

– Похоже на то, – согласился с коллегой Ахметов. – Только вот по какому делу?

– Ты веришь, что убийство – дело рук маньяка?

– Да не знаю я, во что верить… Суркова, по-моему, сомневается!

– А как же быть с этим дурацким макияжем?

– Черт его знает! О, гляди-ка, что тут…

Дамир склонился над небрежно заправленной кроватью и что-то вытащил из щели между изголовьем и матрасом.

– Книга? – равнодушно поинтересовался Антон. – Детектив какой-нибудь?

– А вот и нет: похоже, это дневник!

– Бог с тобой, кто сейчас ведет дневники?

– Не скажи: в интернете даже молодежь этим занимается!

– Так то в интернете, а когда в последний раз ты видел бумажный дневник?

– М-да, – протянул Ахметов, – тут ты, пожалуй, прав. Однако если принять во внимание возраст убитой…

– В любом случае Суркова с удовольствием почитает: в конце концов, других зацепок здесь, похоже, нет!

– Ни театрального грима, ни чего-то другого, что могло бы навести нас на личность убийцы… Может, поболтаешь с администраторшей?

– Почему я?

– Ну, из нас двоих я умный, а ты красивый, так? Значит, тебе девчонка скорее расскажет то, что не стала бы говорить мне!

– А вот и неправда! – обиделся Шеин. – В смысле, я и умный, и красивый, но с девицей, так уж и быть, поболтаю: она ничего такая и, похоже, наблюдательная особа.

– Дерзай! А я, пожалуй, еще поковыряюсь: вдруг что нарою?

* * *

Лера лежала на надувном матрасе в почти пустой комнате, где помимо спального места находился лишь один предмет мебели – вешалка на колесах.

– Ты недавно переехал? – поинтересовалась она. В первые часы пребывания в квартире Кирилла ей было все равно, как выглядит окружающая обстановка, но сейчас интерес проснулся.

Третьяков в одних трусах-боксерах стоял у окна с бокалом, медленно потягивая ром и глядя на темную улицу. Лере нравилось это зрелище: фигура у певца была ладная, пропорциональная и спортивная. Она знала, что и сама недурна собой, поэтому даже не пыталась прикрывать наготу одеялом: просто удивительно, как свободно девушка чувствовала себя с человеком, которого едва знала, ведь даже с Алексом она испытывала неловкость, если он видел ее голой не во время занятий любовью!

– Въехал чуть больше года назад, – ответил на ее вопрос Кирилл, не отрывая взгляда от окна.

– Давненько… – пробормотала Лера. – Ты принципиально не покупаешь мебель – любишь простор?

– Денег нет, – усмехнулся он. – Все уходит на ипотеку.

– Ну да, ипотека… А до этого снимал?

– Я жил в театре.

– Как это?

– Худрук дал мне ключи, и я жил в гримерке, как в гостинице. А что? Я никому не мешал, зато в театре есть все, что нужно, – санузел с душем, раздевалка, кровать… вернее, диван.

Лера представить себе не могла, что можно жить в театре, но у нее, в отличие от Кирилла, всегда была квартира – сначала мамина, а потом и своя собственная.

– Выходит, ты не питерский? – уточнила она.

– Я вырос в Екатеринбурге.

– Ух ты, далеко же ты забрался! У тебя здесь родня?

– Ни души.

– И как же ты…

– Сначала туго приходилось, а потом… Все постепенно наладилось.

– Значит, театральный вуз ты оканчивал…

– В Екатеринбурге.

– Твоя семья там?

– Это ты так пытаешься выяснить, женат я или нет?

– Да нет, я…

– Неужели ты думаешь, что я привел бы тебя в свой дом, если бы здесь находилась другая женщина?

– Да я просто…

– Никого не осталось.

– Прости. Мне… очень жаль.

– Все в порядке – это давно случилось.

– Значит, ты живешь один?

– Подумываю завести собаку, но я редко бываю дома, а кто-то должен ее выгуливать, да и скучно ей будет сидеть целый день в одиночестве!

– Меня это тоже останавливает, – призналась Лера. – Я очень хочу собаку, но…

– А какую?

– Что?

– Ну, какой породы пса ты бы предпочла?

– Наверное… лабрадора, да! Они умные, добрые и дружелюбные… Слушай-ка, а Диана…

– Нет уж, теперь ты мне расскажи!

– Что рассказать?

– Кто тот мужик, что подарил тебе кольцо, и почему ты выходишь замуж без любви?

– А кто сказал, что без?

– Это очевидно: если бы ты его любила, то не находилась бы сейчас здесь, со мной. Я далек от мысли, что ты в меня влюбилась, а это может означать две вещи. Первая: ты ищешь приключений накануне свадьбы, так как потом придется хранить верность. Женщинам такое не свойственно, поэтому напрашивается второй вариант: это – протест, и на самом деле ты вовсе не хочешь, чтобы тебя захомутали… Во всяком случае, не он.

– Ошибаешься! – обиделась Лера, тщетно ища аргументы, способные разубедить Кирилла.

– Ты выходишь за него по расчету?

– Еще чего!

– Ну тогда ты, уж не обижайся, дура! Есть лишь две причины для женитьбы и замужества: расчет или любовь. Если нет ни первого, ни второго, это идиотизм! Знаешь, почему ты сейчас со мной?

– И почему же?

– Потому что тебе необходимо ощутить себя свободной, так как на самом деле ты чувствуешь, что тебя поймали в ловушку. А я не опасен!

– В смысле?

– Вы, женщины, считаете мужчин охотниками, хищниками и поэтому ощущаете исходящую от них угрозу. Я не хищник.

– Правда? – усмехнулась Лера. – Какой же ты?

– Травоядный. Безопасный, другими словами. Ты знаешь, что я не потребую от тебя никаких обязательств, да и сам не стану считать себя обязанным: эта ночь – всего лишь развлечение двух людей, которые еще не поняли, чего хотят от жизни!

Лера боялась признать, что каждое слово, сказанное Третьяковым, – сущая правда. Она и сама не понимала, почему сделала то, что сделала: ни с кем другим, кроме Кирилла, этого бы не произошло! Самое странное то, что она не сожалела о содеянном, не испытывала ни малейшего чувства вины – это нормально?!

– А ты… ты любил… когда-нибудь?

– Пожалуй. Однажды.

– Диану?

Он резко обернулся с выражением крайнего удивления на лице.

– С чего ты взяла?!

– Только не рассказывай мне, что вы никогда… ну, это…

– Ладно, не буду. Да, мы спали вместе, но давно. Мы остались друзьями: ни Диана, ни я не искали серьезных отношений.

– И с кем же еще из труппы ты… дружишь?

– Это что, ревность?

– Нет, простое любопытство.

– Извини, но я не стану его удовлетворять: Диана мертва, и ей ничто не сможет навредить, но другие-то живы!

– А та, о которой…

– Там не было взаимности, видишь ли.

Лера с трудом могла представить себе женщину, которая не ответила бы взаимностью Кириллу Третьякову, а после сегодняшней ночи особенно. Его обаяние было оружием, и знай о нем военные специалисты, непременно нашли бы ему применение! Неужели кому-то удалось разбить ему сердце?

– И что, с тех пор никому не удалось тебя завоевать? – продолжала она допрос.

– Помнишь старую сказку про волшебную лампу Аладдина? Там джинн говорил: «Я – раб лампы». А я – раб рампы, понимаешь? Пока что мне этого достаточно, я не хочу связывать себя какими-либо узами, кроме творческих!

– Мне всегда было интересно, что такое «рампа»? – спросила Лера. – Часто слышу это слово применительно к театру, но понятия не имею, что оно означает!

– Рампа – это бортик вдоль сцены, за которым спрятана нижняя подсветка.

– Запишу это в свой словарь, прямо с утра. А что тебя связывает с вице-губернаторшей?

– Ты интересуешься как следователь или как женщина в моей постели?

– А есть разница?

– Разумеется. Следователю я ответил бы, что нас ничего не связывает и она просто пригласила меня и других артистов нашего театра выступить на годовщине их с мужем свадьбы.

– А если я спрашиваю как женщина?

– Ну, тогда… тогда, пожалуй, я скажу, что Зинаида здорово помогла мне на первых порах. Я приехал в незнакомый город, и меня не приняли ни в один театр: кому нужен парень из Екатеринбурга, когда своим работы не хватает!

– И чем ты занимался?

– Ой, чем только не занимался! Работал барменом, торговал бытовой техникой, снимался в массовке… До тех пор, пока меня не познакомили с Купелиной. Она подсказала мне обратиться к Сомову и подготовила почву, так что он не смог отказать!

– И здесь протекция!

– А как ты думала? Лишь изредка в нашей сфере что-то происходит по стечению обстоятельств, а так – нужные связи, полезные знакомства…

– Но как же талант?

– «Таланту надо помогать, бездарности пробьются сами!»[2] – слыхала такое? Талант ведь на лице-то не написан, верно? К тому же, как это ни печально, талантливых артистов гораздо больше, чем, скажем, даровитых хирургов или гениальных физиков!

– Ты чувствуешь себя обязанным Купелиной?

– Естественно, – кивнул Третьяков, ставя пустой стакан на подоконник. – Я никогда не смогу отплатить ей за то, что она для меня сделала, и ни за что не сделаю ничего, что может ей хоть как-то навредить… А теперь, не продолжить ли нам так удачно начатое?

* * *

Аркадия Друзова Севада не узнал, хоть и видел актера по телевизору в сериалах: в жуткой оранжевой футболке с надписью «Жизнь страшна!» и растянутых трениках он выглядел затрапезно и совсем не гламурно. Севада невольно задался вопросом, соответствует ли надпись на футболке тому, что Друзов в действительности думает о своем существовании, но, само собой, не стал его об этом спрашивать. С первых же реплик стало ясно, что Аркадий либо и впрямь понятия не имеет о гибели бывшей жены, либо играет лучше, чем на экране. Тем не менее особого сожаления по этому поводу он не выразил. Когда Севада поинтересовался причиной, тот обвел рукой окружающее пространство со словами:

– Эта хата съемная. Нравится?

Нравиться здесь было нечему: скудно обставленная однокомнатная студия – в таких живет большинство одиноких молодых людей или пары с детьми, еле-еле сводящие концы с концами из-за того, что приходится платить владельцу квадратных метров и за коммуналку.

– Вот именно! – хмыкнул Аркадий, истолковав молчание незваного гостя в свою пользу. – А у Дианки осталась шикарная двушка в престижном районе, причем ипотека-то почти выплачена… Хотя теперь это значения не имеет, раз она мертва!

– Это точно, – кивнул Падоян. – Я слышал, у вас с экс-супругой был спор из-за той квартиры?

– Спор – это мягко сказано! – буркнул Друзов. – Она «отжала» у меня хату в прямом смысле слова!

– Разве вы не вместе брали ипотеку?

– Типа. После свадьбы какое-то время платили совместно – вернее, платил тот, у кого были деньги. А потом как-то само собой получилось, что Диана перестала вкладываться, предпочитая тратить свои бабки на собственные нужды. Я снялся в успешном сериале и получил хороший гонорар – естественно, деньги пошли на выплату ипотеки.

– Все равно не понимаю, почему…

– Да потому что я был круглым идиотом! – перебил Аркадий. – Любил ее, не собирал чеки… Я же не планировал расставаться, думал, проживем вместе много лет, постепенно все выплатим. После сериала какое-то время не было работы, и Диана оплатила четыре месяца, а потом вдруг потребовала развода! На суде выяснилось, что у нее каким-то образом оказались все чеки по ипотеке, а у меня – кукиш!

– Но ведь вы могли доказать, что потратили гонорар от съемок на…

– В том-то и дело, что не смог! Большую часть денег мне выплатили… Ну, вы понимаете!

– В конверте?

– Угу.

– Но ведь доход Дианы не позволял…

– Она притащила двух подружек, которые подтвердили, что дали ей взаймы! Вранье: это Диана частенько выручала друзей – правда, и себя не обижала!

– Что вы имеете в виду?

– Она ссужала им деньги. Под проценты.

– Почему в банк не пойти?

– Она просила меньший процент, да и ждать готова была столько, сколько нужно, ведь у нее появился богатый «папик», благодаря которому она не только роли получала, но и весьма комфортно жила! В последний раз Дианка даже помогла так называемому «другу», а на самом деле бывшему любовнику, с его ипотекой, так что все эти эскапады с займами у подружек – чистой воды лажа! В общем, выяснилось, что мне в той квартире принадлежит разве что туалет.

– И как же вы решили вопрос?

– Как-как… Дианка выплатила мне небольшую сумму, которую назначил суд, и осталась и при деньгах, и при квартирке, а я – вот! – И он снова сделал размашистый жест рукой.

– Вы сказали, ваша бывшая давала деньги взаймы друзьям, – напомнил Севада, почувствовав, что наклевывается нечто стоящее. – А откуда у нее столько?

– Я никогда не спрашивал, – пожал плечами Друзов. – Наверное, зря: она точно не могла столько зарабатывать в своем театре! Правда, она принимала участие в разных вечеринках и корпоративах, и это приносило неплохой доход… А может, она уже тогда завела любовника с толстой мошной, и безработный актер в качестве мужа пришелся не ко двору? Но зато теперь у меня все прекрасно, и я снова планирую «вписаться» в ипотечный кредит, как только накоплю на первый взнос!

– Когда вы в последний раз виделись с Дианой?

– Меня подозреваете? – нахмурился Друзов.

– Мы опрашиваем всех, кто имел отношение к убитой, включая родственников и друзей, – сказал Севада.

– Если хотите знать, у меня не было ни малейшего повода убивать Диану! – горячо воскликнул актер. – Да, я был на нее обижен, но, в конце концов, все обернулось к лучшему: у меня новая девушка, я востребован в кино и не имею оснований жаловаться на жизнь!

– Я вас с этим поздравляю, – искренне сказал оперативник. – И все же вы не ответили…

– Мы в последний раз виделись месяца два назад. Встретились случайно, на вечернике. Никакие общие дела нас не связывали, так что мы едва перемолвились парой слов!

– Понятно.

– Вы сказали, Диану убили в театре?

– Верно.

– Тогда почему бы вам не поискать убийцу в труппе?

– Мы обязательно там поищем, – ответил Севада, убирая блокнот. – И последний вопрос: вы упомянули бывшего любовника, которому Диана ссудила деньги. Как его имя?

* * *

Лера проснулась в половине восьмого утра: оказалось, она проспала всего три часа, но чувствовала себя бодрой и отдохнувшей – вот что значит хороший секс! Рядом мирно посапывал Кирилл: он даже не пошевелился, когда она вылезла из-под одеяла. Лера неспешно приняла душ и, облачившись в один из двух махровых халатов, висевших на вешалке, отправилась на кухню. Там было почти так же пустынно, как и в комнате: небольшой складной стол, один шкафчик, в котором обнаружились две пачки «Доширака», початая банка растворимого кофе и пакет сахара, и холодильник – дорогой, но абсолютно пустой, если не считать пакета кефира и упаковки кетчупа.

– Господи, как ты вообще выживаешь?! – пробормотала она себе под нос, осматривая всю эту «роскошь».

Зато в мини-баре нашлось несколько бутылок дорогого виски, бренди и рома – скорее всего, подарки от поклонников: вряд ли Кирилл сам покупает себе такие дорогие марки! Очень хотелось есть, но даже мама Леры, отличная кухарка, которая могла бы осчастливить любой ресторан, не сумела бы приготовить из алкоголя, кетчупа и кефира приемлемый завтрак – что уж говорить о ее дочери, имевшей лишь приблизительное представление о кулинарии! Поэтому Лера даже не стала пытаться что-то сварганить, а спустилась на первый этаж, где еще накануне заметила круглосуточное кафе, и затарилась готовой едой. Еще она взяла кофе в пластиковых стаканчиках и круассаны.

Третьяков прискакал на запах кофе и прочих блюд, которые Лера, с трудом разыскав в его «буфете» несколько разномастных тарелок, попыталась разложить как можно живописнее – уж на это-то она точно чувствовала себя способной!

– Ты волшебница? – поинтересовался он, потягивая носом и с изумлением разглядывая расставленную на столе снедь: порционный омлет, греческий салат и выпечку. – Откуда, черт подери, все это взялось?!

– Уж точно не из твоего холодильника! – рассмеялась Лера. – Душ будешь принимать? А я пока вскипячу чайник: двух стаканов кофе нам явно не хватит!

Третьяков без возражений удалился в ванную. В отличие от Леры, у которой помывка и чистка зубов занимали не меньше получаса, артист справился за десять минут и вновь появился на кухне с мокрыми волосами и чисто выбритый.

– Это что? – поинтересовался он, указывая на свою тарелку.

– Омлет с моцареллой, помидорами и зеленью.

«Названья нету благородней,Приятность, звучность, сила в нем.Итак, я вижу, не умремГолодной смертью мы сегодня!» —

процитировал Третьяков, плюхаясь на стул.

– Это что сейчас было? – восхищенно спросила Лера.

– А, это из «Дурочки», которую мы репетируем. Мой приятель переработал пьесу Лопе де Вега для музыкально театра. Правда, режиссер не слишком-то доволен, по-моему, но я надеюсь, они найдут общий язык… На самом деле в оригинале речь идет о жареной свинине, но я решил, что можно и про омлет!

Несколько минут они молчали, поглощая пищу: молодые организмы требовали восполнения потерянной за ночь энергии.

– Слушай, – снова заговорила Лера, переходя к десерту, – ты говорил о женщине, которая… ну, которая тебя отвергла…

– Отвергла – не совсем правильное слово, – перебил Кирилл. – Просто она, так скажем, не отвечала на мои чувства.

По мнению Леры это означало одно и то же, но артист, похоже, видел ситуацию иначе.

– Это не Диана, случайно?

– Диана?

Неожиданно он рассмеялся, откинувшись на спинку стула.

– Не понимаю, что тут смешного! – нахмурилась она.

– В том-то и дело, что не понимаешь! Диана, она… У нее был вполне определенный жизненный план.

– Это как?

– К сорока годам она видела себя женой богатого человека, хозяйкой элитной недвижимости и, возможно, матерью. Она мечтала бросить театр.

– Бросить?! – изумилась Лера. – Мне казалось, все актеры – больные люди, мечтающие каждый вечер выскакивать на сцену в новых костюмах и играть чужую жизнь!

– По большей части так и есть, – ничуть не обидевшись, кивнул Третьяков. – Диана была исключением из правил.

– Ей не нравилось то, чем она занималась?

– Не в этом дело. Понимаешь, ей перевалило за тридцать, и диапазон ролей, которые она могла играть, грозил сильно сузиться!

– То есть роли героинь…

– …получали более молодые. Диана отлично выглядела и изо всех сил боролась за то, чтобы казаться моложе, но сознавала, что через пять или десять лет ей придется играть не героинь, а их мамаш и тетушек! В кино другое дело, там можно делать карьеру и на ролях второго плана. Кроме того, возраст для киноактрис не так важен, ведь фильмов гораздо больше, чем спектаклей, есть сериалы, в конце концов… В театре все сложнее: количество пьес ограничено, а значимых женских ролей и того меньше! Диана понимала, что у нее не так много времени, чтобы найти подходящего мужа – именно мужа, а не любовника, ведь она хотела не только денег, но и статуса в обществе, а любовница его бы не получила!

– Ты мне скажешь имя ее влиятельного папика?

– Даже если бы знал, не сказал бы.

Леру поразила неожиданная твердость, прозвучавшая в голосе Третьякова.

– Но ведь Диана мертва, и…

– Она – да, но другие-то нет!

– Правда может им навредить?

Он неопределенно пожал плечами.

– То есть ты все-таки знаешь, кто это? – продолжала напирать Лера.

– Нет.

– Хорошо, а как ты считаешь, мог ли кто-то из труппы…

– Убить ее?

– Ну да.

Кирилл задумался.

– Мне кажется, никто на это не способен, – ответил он наконец. – Чтобы решиться на убийство, нужно обладать смелостью и верить в свою безнаказанность, верно?

Лера кивнула.

– Так вот, сдается мне, в труппе таких нет, – констатировал артист.

– У Дианы ведь был непростой характер, – напомнила Лера. – Она многим насолила!

– Это как же надо насолить, чтобы быть убитым?! – развел руками Кирилл. – Честное слово, я не представляю, что нужно сделать, чтобы тебя так возненавидели!

– Мы считаем, что убийство могло носить случайный характер.

– Это как?

– Возможно, была борьба, и убийца на самом деле не имел намерения доводить дело до конца. Пока трудно сказать – патолог еще не делал вскрытия.

При слове «вскрытие» на лице артиста появилась болезненная гримаса, и Лера впервые подумала о том, что ему, должно быть, нелегко все это обсуждать, и мысленно отругала себя за бесчувственность. В конце концов, он состоял с жертвой в близких отношениях – и дело не только в постели, а в том, что они остались друзьями! Для человека, пережившего потерю, Третьяков утешился чересчур уж легко, но ведь, во-первых, все люди разные, а потом, между ним и Дианой все давно было кончено… Или все-таки нет?

Лера не могла отделаться от странного чувства, которое испытывала в присутствии артиста. С одной стороны, он ей нравился – и как мужчина, и как человек, и, наконец, как артист. С другой – она не могла понять, каков Кирилл на самом деле – носит ли маску, играя роль, или то, что она видит перед собой, и есть настоящий он? Определенно, у этого парня есть какая-то тайна, но связана ли она с убийством или вовсе не имеет к нему отношения? Лера от всей души надеялась, что нет, ведь тогда окажется, что она совершено не разбирается в людях, раз прыгнула в постель к малознакомому человеку, поддавшись его очарованию и не подумав о том, какие последствия это повлечет.

* * *

Через полтора часа Лера стояла в кабинете судмедэксперта, который предварял «разделочную», как опера негласно именовали прозекторскую. В отличие от большинства коллег, она ничего не имела против посещения прозекторской, но здесь распоряжался судмедэксперт, и он не предложил посетительнице войти в «святая святых».

– Вот отчет, – сказал он, стуча указательным пальцем по тонкой пластиковой папке. – Электронная версия уже на вашем компьютере.

– Не могли бы вы вкратце объяснить, что к чему? – мило улыбнувшись, попросила Лера.

На пожилого судмедэксперта улыбка следователя не подействовала: он явно старался поскорее избавиться от нее, считая, что выполнил свой долг и вовсе не обязан разъяснять кому-то азы своей работы!

– Я о причине смерти, – не обращая внимания на его недовольство, добавила Лера.

– Механическая асфиксия.

– Значит, жертва умерла не от удара по голове?

– Именно от удара.

– Но как тогда…

– В результате травмы произошла блокировка дыхательных путей, – с обреченным вздохом ответил патолог, словно объясняя материал нерадивому двоечнику.

Ну почему Суркова обычно работает с Сурдиной, которая «разжевывает» каждый свой вывод, делая его понятным неспециалисту в медицине, а ей, Лере, достаются люди, предпочитающие иметь дело с бумагой и компьютером?!

– То есть…

– То есть душить ее не имело смысла, но убийца этого не знал.

– Что-то еще? – поинтересовалась Лера, чертыхаясь про себя, что каждое слово приходится буквально вытягивать из эксперта.

– Перед самой смертью у нее был половой акт.

– Изнасилование?

– Скорее всего.

– Как это?

– Она почти не сопротивлялась – разрывов нет, только несколько синяков.

– И?

– И это может означать как изнасилование, так и просто жесткий секс.

– То есть у потерпевшей был секс с кем-то, кто впоследствии ее убил?

– Или так, или все гораздо хуже: пока она умирала, убийца ее изнасиловал. Отсюда и почти полное отсутствие травм: жертва просто не могла оказать достойного сопротивления!

– ДНК?

– Он пользовался презервативом.

– Черт!

– Но я обнаружил на ее нижнем белье несколько волосков, определенно мужских: как бы умен ни был преступник, он не может контролировать естественные процессы – выделение пота и слюны, выпадение волос и ресниц, поэтому что-то всегда находится.

– Этих волосков достаточно, чтобы выделить ДНК?

– Тащите сюда злодея, и я скажу вам, того ли вы поймали!

* * *

– Алла Гурьевна, эта тетка сюда явно по какому-то делу приехала! – изрек Шеин, не успела Суркова войти в кабинет, где ее поджидали опера.

– Да, только вот по какому именно, узнать не удалось, – кисло добавил Ахметов. – Антон администраторшу только что замуж не позвал, но ей, по-видимому, действительно ничего не известно!

– Надеюсь, кольцо не пришлось покупать? – вздернула бровь Алла. – На такие расходы нам денег не выделяют!

– Нет, обошлось, – криво усмехнулся Шеин. – К Дорофеевой никто не являлся – во всяком случае, администраторша никого не видела, и тетка всегда приходила одна. Ее сумки и мобильного в номере не оказалось – видимо, взяла с собой, а убивец наш вещички-то и умыкнул!