Дорогой папочка! Ф. И. Шаляпин и его дети

Своему секретарю и другу Исаю Дворищину отец заявил, что петь не может – болен, и просил его немедленно позвонить в Большой театр и отменить спектакль «Борис Годунов». Исай в ужасе вышел из его спальни.

Увидев его в коридоре расстроенного, я спросила:

– Что случилось?

– Отказывается петь Бориса. Что же это будет?

– Исай Григорьевич, умоляю вас, воздействуйте на папу, вам это иногда удается лучше, чем кому-либо.

– Нет, сегодня ничего не помогает, никакие мои «номера» не проходят, сердится, нервничает… Удеру-ка я в Большой театр, но отменять ничего не буду, подождем до вечера.

И Исай – удрал!

Мрачно побродив по комнатам, подразнив Бульку и сыграв несколько партий на бильярде, отец успокоился и часа за два до спектакля подошел к роялю и стал распеваться.

Я потихоньку подошла к дверям зала, прислушиваясь. Голос отца звучал хорошо. Вдруг он встал, вышел на середину зала и спел первую фразу из партии Бориса Годунова: «Скорбит душа…»

Эта фраза для него всегда была камертоном к «Борису Годунову». Если она у него звучала, он спокойно шел петь.

– Исайка! – вдруг загремел отец на всю квартиру.

Я вошла в зал.

– Исая нет, он уехал в Большой театр отменять твой спектакль.

Отец растерялся.

– Неужели отменять?.. Знаешь, голос-то звучит недурно, я, пожалуй, спел бы, – проговорил он с виноватым видом.

– Ну и знает же тебя Исай! – рассмеялась я. – Представь себе, он спектакля не отменял, а просто скрылся с твоих глаз, чтобы ты его не терзал…

– Молодец Исай, – радостно воскликнул отец. – Ну, тогда… Василий, одеваться!

Через полчаса он был готов. У подъезда его ждала машина.

– Можно мне с тобой? – спросила я.

– Что ж, пожалуй, можно. Хоть ты и шестиклассница, а «рвань коричневая», – смеясь, шутил он. Я носила коричневую гимназическую форму.

Быстро сбегав к себе в комнату, я успела лишь надеть белый фартучек (парадная форма гимназистки) и побежала в переднюю. Отец уже выходил на крыльцо. Мы сели в машину и быстро покатили к Большому театру. У входа стояла громадная толпа, это были люди, не доставшие билетов, но все еще надеявшиеся попасть на спектакль. Накануне еще, проходя по Театральной площади, я видела огромный хвост – очередь в кассу; охраняя порядок, кругом стояла конная полиция. Были морозные дни, и народ, чтобы согреться, разводил около театра костры. Действительно, надо было обладать большим мужеством и огромной настойчивостью, чтобы выстаивать такие очереди, иной раз безрезультатно, так как, конечно, всех желающих театр вместить не мог.

Подъехав к театру со стороны артистического подъезда, мы увидели группу молодежи, которая шумно приветствовала отца. Он отвечал поклонами.

В артистической уборной все уже было готово к приходу Шаляпина. Костюмы аккуратно развешены, грим разложен на столе с трехстворчатым раскладным зеркалом. Рядом – стакан для чая и нарезанный кружочками лимон. Отец любил пить чай во время спектакля.

Нас встретил Исай Григорьевич. Фёдор Иванович пожурил его за то, что он исчез, но тот ответил, что все благополучно, все на местах, ждут лишь его.

Отец разделся по пояс и стал гримироваться. Рассказывая всякие забавные анекдоты, он начал накладывать на лицо грим, при этом он не разрисовывал его, а клал краски широкими мазками, точно лепил свое лицо. Кисточек он не признавал, пользовался растушевками и преимущественно накладывал грим пальцами – резкими контрастными мазками. Вблизи это казалось несколько хаотичным, но стоило отойти на несколько шагов, как лицо приобретало особую выразительность.

К этому времени появился в уборной Гаврила, парикмахер. Отец сам надел парик и стал приклеивать бороду, предварительно растрепав ее.

– Опять ты мне бороду как-то особенно завил кольцами, – сказал отец Гавриле.

– Старался для вас, Фёдор Иванович.

– Ну, и «перестарался», – добродушно посмеивался отец.

Вбежал Исай Григорьевич, взволнованный и красный.

– Фёдор Иванович, можно давать первый звонок?

– Можно, – но почему у тебя запаренный вид?

– Ой, холера на мою голову, – отвечал Исай, – ваши поклонницы меня замучили, те, что не достали билетов. Я их рассовал по всему театру.

– Ну да, мои поклонницы, – небось сам ухаживаешь, вот так тебе и надо, – шутил отец.

Но вот третий звонок. Я бегу в зрительный зал. Он выглядит сегодня особенно празднично. Публика самая разнообразная: в партере, ложах бенуара и бельэтажа – роскошные туалеты московских красавиц соперничают с блеском военных мундиров, торжественностью фраков и смокингов. Дальше идет менее нарядная публика, но более восторженная и взволнованная, а в верхних ярусах – студенты и курсистки, любимая публика Фёдора Ивановича.

Поднялся занавес, и под колокольный звон, «ведомый под руки боярами», из правой кулисы появился царь Борис.

Грянули аплодисменты, и вдруг сразу все замерло. Сотни глаз, биноклей, лорнетов, не отрываясь, смотрели только на одного человека: на Шаляпина – Бориса.

Царственной поступью прошел он по помосту, крытому красным сукном, дошел до середины и вдруг повернулся лицом к публике.

Мудрое, отмеченное какой-то еле уловимой скорбью лицо, лицо страстное и волевое, «черные волосы и борода, глаза молитвенно подняты к небу, в левой руке посох, правая опущена в смиренном жесте…»

– Скорбит душа… О праведник, о мой отец державный…

С первых же нот слышится в голосе Бориса – Шаляпина затаенная тревога.

Я вспомнила, как дома отец распевался на этой фразе, – теперь понятно было, что она действительно была ключом к роли.

Кончился пролог. Замолкли звуки оркестра, и снова загремел аплодисментами театр. Дрогнул занавес, и из кулисы, направляясь к авансцене, вышел Шаляпин. Ему устроили овацию.

Зная, что в последующих картинах отец не занят, я побежала к нему в артистическую уборную. Он уже «разоблачился», сидит перед зеркалом у стола в атласных шароварах и белой шелковой рубашке, с открытой грудью, на ногах мягкие сафьяновые сапожки, сшитые из разноцветных кусочков кожи – ичиги.

– Аринка?! Ну, иди, рассказывай, кто сегодня в публике, – обратился он ко мне, улыбаясь.

– Да самая разнообразная; не успела разглядеть, побежала к тебе.

– Да, можно передохнуть… Хочешь чаю?

– Нет, спасибо!

Он пил чай с таким наслаждением, как будто это был какой-то необыкновенный напиток.

– Знаешь, пока никого нет, давай сыграем в «шестьдесят шесть».

– Что ты, папочка, как можно? – смутилась я.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

“Brio” (ит.) блеск, живость исполнения.

2

Популярный московский ресторан – прим. ред.

3

Письмо жене от 18 марта 1899 г.

4

Бенцианов Б. Н. И всё это вместе называется – жизнь. СПб.: Левша-СПб, 2004.

5

Строганов М. Шаляпин в моей жизни (психологические этюды). Рукопись – сост.

6

Второй музей-квартира писателя открылся на ул. Семашко (быв. Мартыновская) 19, на 2 этаже в быв. доме Киршбаума. В экспозицию вошла «шаляпинская комната», где артист останавливался в 1902 и 1903 годах. Обстановка и мемориальные вещи подарены И. Ф. Шаляпиной. – Прим. сост.

7

Лидия Фёдоровна Шаляпина – сост.

8

Имеется в виду отдел при Театральном музее.

9

Первые воспоминания Ирины Фёдоровны появились в прессе в 1963 г. – «России сын» («Литературная Россия» от 15.02.1963 г.). Затем, после открытия первого музея отца в школе в г. Горьком в апреле 1965 г., она объездила все места в России, связанные с пребыванием там отца, начиная с Казани. Её публикации: «Воспоминания об отце» (в 2-х томнике «Ф. И. Шаляпин» 1957 г. и 1960 г. и в 3-х томнике «Шаляпин» 1976–1979 гг., Т. 1. С. 9), «Шаляпин в Тбилиси» («Заря Востока» № 38 от 14.02.1958 г.), «Рядом с Шаляпиным» («Курортная газета» от 24.11.1963, Ялта), «Страницы жизни» («Слава Севастополя» от 11.09.1965 г.), «Из семейного альбома» («Огонёк» № 9, 1968), «Севастополь, 1917 г.» («Литературная Россия» № 8, 1968), «Давние вечера» («Театральная жизнь» № 46, 1968), «Перикола» («Советская Музыка» № 2, 1973. С. 81), «Редкое фото» («Театральная жизнь» № 21, 1978), «Шаляпин – мой отец» («Советская Россия» 1981).

10

Ирина Фёдоровна ошиблась. Знакомство состоялось в 1901 году.

11

Ирина Фёдоровна ошибается: Шаляпин уехал весной 1922 года.

12

Ирина Фёдоровна ошибается: в журнале «Развлечение» 1898 г., с. 30 – сост.

13

Этот рассказ был импровизацией, когда к ней в гости на Кутузовский пришли братья Лев и Глеб Вяткины. Она показывала им фото отца в Ратухино, где была снята и 10-летняя Любочка Орлова, их подруга, жившая там. И в это время позвонила сама Любовь Орлова; после разговора с ней Ирина Фёдоровна вспомнила этот случай.

14

Рассказ записан в квартире И. Ф. Шаляпиной 5 апреля 1963 г. Л. М. Вяткиным.

15

Рассказ записан в гостинице «Европейская» М. В. Строгановым 29 июня 1974 г.