Владимир Высоцкий…и его «кино»

Игорь Пушкарёв:

«Второго января 1963 года мы уже садились в поезд Москва – Алма-Ата. Вечереет. Садимся, естественно, пить, закусывать. Разговоры. Я вспоминаю:

– А теперь моё давайте на стол.

– А где твоё-то?

– В чемоданчике.

А чемодана-то нету…

Ехали трое суток, – естественно, на следующий день все припасы кончились. А ехать-то ещё много. И вот тогда Володя берёт гитару, я – какую-то шапку, и мы на полном серьёзе идём в соседний вагон, оглушаем всех таким образом:

Я родственник Лёвы Толстого,Его незаконнорожденный внук.Подайте же, кто сколько может,Из ваших мозолистых рук…

Песню я пел до конца. И нам подавали кто деньги, кто колбаску в шапку, кто – хлебушка. Мы это сносим на полном серьёзе к себе. Вот из таких мелочей складывалась жизнь». [7]

Съёмки фильма проходили в Алма-Ате, на Медео и Чимбулаке. Сцен с участием Высоцкого в картине немного, так что прохладное его отношение к фильму, в общем, вполне объяснимо.

Слева направо: Лилиана Алешникова, Игорь Пушкарёв, Владимир Гудков, Владимир Высоцкий. Казахстан, Медео

«Люсёнок! Солнышко! Здесь ужасно скучно, – жалуется он в письме к жене. – Я скоро буду грызть занавески. Вчера (9 января. – М. Ц.) была первая съёмка. С восьми утра и до 6 вечера были на морозе. Если бы ты видела меня! Мне сделали грим после того, как я падал с лошади. Рука в гипсе, голова перевязана и кровоподтёки. Почти все думали, что меня избили (гримёр хороший)». [8]

Надо сказать, что это была единственная сцена с участием Высоцкого, снятая в Казахстане, которая вошла в фильм. В другом письме Л. Абрамовой Высоцкий сообщал, что он ещё должен съезжать с горы на лыжах, чего ему жутко не хочется, но зато хочется режиссёру. В фильме этой сцены нет.

Самый большой эпизод с участием Высоцкого снимался, очевидно, на Московском ипподроме.

«Я делал впервые сам довольно сложные трюки, а именно: когда лошадь шла на препятствие, я делал сальто назад – должен был попасть в седло другой лошади. Но это, конечно, невозможно было сделать – это только в страшном сне может быть и в кинематографе. Поэтому это уж как-то там монтировали, а вот выпрыгивание с лошади назад – это я выполнял сам. Я незаметно убирал ноги из стремян и, отталкиваясь от седла, делал сальто назад – там внизу уже ловили. Трюк очень опасный, потому что лошадь может ударить ногами». [9]

Лошадь актёра не ударила, но, как рассказала мне Л. Абрамова, на ногу копытом всё-таки наступила. Я специально акцентирую на этом внимание, потому что в своё время Аркадий Высоцкий писал, что отец повредил ногу, именно исполняя сальто. Думаю, логично в этом вопросе довериться словам жены Высоцкого, а не его сына, который об этом эпизоде мог знать только из рассказов родителей.

Таким образом, во время съёмок у Высоцкого свободного времени было хоть отбавляй, и использовалось это время не всегда согласно рекомендациям журнала «Здоровье», о чём достаточно подробно поведали в своих воспоминаниях В. Трещалов и И. Пушкарёв, как и Высоцкий, исполнявшие в картине роли спортсменов. Кстати, спортсменов, приглашённых Кукушкиным, в картине пять. Кроме упомянутых актёров снимались ещё Владимир Гудков (роль конькобежца Кузина) и Владимир Яновскис, исполнявший роль боксёра Яна Сизова, которому по вине Кукушкина пришлось стать фигуристом.

До сих пор никто не просил В. Яновскиса поделиться воспоминаниями о работе над фильмом – и совершенно напрасно! Мою беседу с Владимиром Индриковичем я привожу с небольшими сокращениями.

В. Я. С Володей Высоцким мы познакомились уже в процессе съёмок. Я был солистом цирка на льду, акробатом на льду – вот поэтому и пригласили исполнить роль человека, никогда не выходившего на лёд. Снимались мы в Москве – в парке, в университете, в спортивном зале. Володя был приятным, очень компанейским парнем. Потом поехали в Казахстан, и у меня был день рождения.

Жили мы высоко в горах на лыжной базе в Чимбулаке. Водку там купить было нельзя, а у них (у актёров. – М. Ц.) в Алма-Ате уже были знакомые девчонки, так они спустились вниз и купили два ящика четвертинок. На себе тащили вверх!

У Володи была с собой гитара, он на ней расписался и подарил мне. Я, помню, переживал: «Володя, а ты как же? На чём ты будешь играть?» Он уже тогда в компаниях всегда играл и пел. Мог всю ночь просидеть, разговаривать и петь. Гитара всегда у него рядом лежала.

М. Ц. Сохранилась эта гитара?

В. Я. Да нет, украли её. Студенты университета однажды украли у меня и гитару, и аккордеон, на котором я играл. Я тоже музицировал, но не на гитаре. У меня где-то даже была плёнка, которую я никак найти не могу. Там мы с Володей вместе поём у меня дома. Это сразу после окончания съёмок было. Я жил на улице Дружбы, возле китайского посольства, номера дома не помню уже.

М. Ц. Как проводили время в течение съёмок?

В. Я. Я помню, что Володя интересовался фольклором. Кажется, в Алма-Ате мы с ним по рынкам ходили. Он интересовался этими людьми, простыми людьми, которые там кругом поют. Не самими людьми, точнее, а песнями, которые они пели. В Алма-Ате я ещё был занят тем, что просматривал девушек в качестве кандидаток в кордебалет цирка на льду. Володя присутствовал при этих просмотрах.

Ну а так – посиделки были. Игорь Пушкарёв был с нами. Он тогда популярным актёром был, только что прошёл фильм «А если это любовь?». Володя Трещалов был. Дядя Миша Пуговкин тоже с нами время проводил. Он любил тогда выпить. Володя пел «Товарищ Сталин, Вы большой учёный…» Потом, помню, была песня «Пейте воду, воду, господа!». Разговоры, смех, анекдоты… М. Ц. Что вам запомнилось из самих съёмок?

В. Я. Режиссёр фильма Вениамин Дорман считал, что мы с Володей были похожи в кадре друг на друга, поэтому он мне велел всегда сниматься в шапке, а ему без шапки, чтоб отличаться.

Однажды случай был. Высоцкий и Пушкарёв пропали. Надо съёмку начинать – актёров нет. Наконец, приехали. На грузовике каком-то. И вот пока ехали, водитель дал им покурить сигаретки с гашишем. Им сниматься надо, а они истерически хохочут. Никак не могут отойти от этого дурмана. Кто им слово скажет – они начинают дико хохотать. Ну что делать? Пришлось съёмку отменять. А ещё, я помню, снималась сцена в кафе, где мы сидели и пили кефир с булочками (в картине этого эпизода нет. – М. Ц.). Снималось это долго, и Высоцкий с Пушкарёвым не выдержали – послали какого-то человека, чтоб он купил водки. А водку они разлили в кефирные бутылки, сильно, надо сказать, кефир разбавили… Мы сидим, пьём кефир, идёт съёмка. И в конце режиссёр видит, что у нас (а меня они тоже слегка подпоили) язык заплетается и глаза не те… Высоцкий с Пушкарёвым уже такие покрасневшие сидят, уже и грим не так выглядит. Ох, как Дорман тогда с ними поругался!» [10]

И. Пушкарёв вспоминал, что В. Дорман всё время говорил: «Эти двое меня в могилу сведут». Когда ехали на съёмки, Володя вдруг громко сказал: «Искусству нужен Веня Дорман, как… который был оторван». Сказал экспромтом, просто так. И, конечно, тут же донесли… Когда мы приехали в Москву, нам с ним тут же запретили сниматься на студии Горького. Запрет действовал до конца шестидесятых, если не дольше. [11]

Трудно сказать, кто пострадал больше от этого запрета – актёр или студия, но думаю, что всё-таки студия. У Высоцкого время актёрской невостребованности заканчивалось. До приёма в Театр на Таганке оставалось чуть больше года.

Глава: 7

Фильм: Живые и мертвые

Дата: 1964

О роли Владимира Высоцкого в фильме режиссёра Александра Столпера, поставленного по одноимённому роману Константина Симонова (съёмки фильма проходили в 1963 году, а на экраны картина вышла в 1964-м), говорить, в общем-то, нечего. Вся роль исчерпывается тремя эпизодами, из которых только в одном актёр произносит несколько слов.

«Вот он – бежит за грузовиком, переполненным нашими воинами. Шофёр грустит: “Я уже почти три месяца за баранку не держался”. Солдат (роль Высоцкого. – М. Ц.) – он только что прыгнул в этот, уже отъезжающий грузовик, – отвечает: “Э-э, милый! Это мало ли кто за что по три месяца или больше того не держался, и ничего… терпим. Едем и не жалуемся, а он за баранку слёзы льёт!”» [1] Всё. Описание роли закончено, и на этом можно было бы поставить точку, но я подумал, что именно малость и незначительность этой роли будет важна и по-своему интересна, если начать собирать воспоминания тех, кто был рядом с Высоцким в дни съёмок. Впечатления окружавших Владимира Высоцкого людей могли быть только от его личности, а не актёрского мастерства или популярности. Мы знаем, в какую величину вырос Владимир Высоцкий за неполные двадцать лет, прошедших со времени съёмок «Живых и мёртвых» до его кончины. Легко говорить о том, каким был Высоцкий в конце жизни, но не менее интересно увидеть, каким он был на заре своей карьеры, когда не было ещё ни знаменитых песен, ни знаменитых ролей. Запоминался ли он окружающим его людям? И если запоминался, то чем?

Народный артист СССР Кирилл Лавров:

«Володя тогда только окончил Театральное училище при МХАТе и нигде не работал. Лёва (Левон Кочарян, работавший на картине вторым режиссёром. – М. Ц.) тепло и бережно относился к молодому Высоцкому. Ему было больно, что Володя нигде не работает, и предложил ему сыграть в фильме одну эпизодическую роль весёлого солдата без имени. Помню, с какой благодарностью и воодушевлением он принял это предложение. Снимали мы где-то под Тверью (эпизоды с участием Высоцкого снимались под Истрой. – М. Ц.), туда и приехал Володя, там мы с ним и познакомились. Жили в одной небольшой гостинице, днём уезжали на целый день на съёмки, вечером опять возвращались в гостиницу. Тогда ничего похожего на то, что произошло в дальнейшей творческой судьбе Володи, не чувствовалось. Даже не было никаких предположений, что Володя станет “Великим”. Был скромный, небольшого роста молодой человек, который ни на что особенное не претендовал, а вечерами (после съёмок) мы собирались все вместе, немного выпивали, а он бренчал на гитаре. Но в Володе было удивительное сочетание манеры и самобытности его исполнения с мудростью, проникновенностью и доступностью его авторского слова». [2]

На съёмках фильма «Живые и мёртвые». Справа – Кирилл Лавров, за его спиной – Владимир Высоцкий. Искра, Московская область. Фото Г. Михайлова

И всё-таки К. Лаврову что-то запомнилось в начинающем актёре, хотя до съёмок он его, по собственному признанию, не знал совсем. Бывало и иначе. Заслуженный артист России Юрий Дубровин, исполнивший в «Живых и мёртвых» роль лейтенанта Петра, на мою просьбу поделиться воспоминаниями о Высоцком ответил так:

Игорь Пушкарёв

«Я Володю знал с начала 1960-х годов. Я учился во ВГИКе вместе с его будущей женой Людмилой Абрамовой, так что видеть Володю мне доводилось. Но на съёмках “Живых и мёртвых” я его не помню совершенно». [3]

При этом Игорь Пушкарёв, тоже снимавшийся в той картине, точно помнит, что однажды автор сценария Константин Симонов объяснял им троим – Высоцкому, Ю. Дубровину и самому И. Пушкарёву, – как следует играть очень важный военный эпизод. То есть общался на съёмках Ю. Дубровин с Высоцким – а вот не запомнилось ничего…

Да, многое помнит И. Пушкарёв… Правда, в памяти этого актёра больше всего сохранились эпизоды выпивок, а не игровых сцен, но – что есть, то есть.

По словам актёра, когда у них с Высоцким на съёмках оказалось три свободных дня, то друзья решили как следует расслабиться… Озабоченный таким решением режиссёр А. Столпер насел на Л. Кочаряна: «Лёва, это твои друзья, давай – действуй».

Л. Кочаряну пришла в голову, казалось бы, беспроигрышная идея: оставить артистам солдатскую форму, а их собственную одежду спрятать. Но если наш человек захочет выпить, то солдатская форма его не остановит.

«Местные, которые снимались в массовке, сообщили нам, что до шоссе от нашего лагеря километров 6–7, от силы 8. А по шоссе через 12 километров город Истра. Смотрим, какой-то возница едет из лагеря на телеге. Мы через окно вылезаем, убегаем из лагеря, договорившись с ним, что за пачку “Беломора” он довезёт нас до шоссе. Он нас и довёз. Засели мы в канаве около шоссе за кустом. Проезжают машины, а мы выбираем, чтоб попросить. Идёт старенький грузовик, вроде молоденький парень за рулём. Выходим из укрытия: “Стой! Стой!..”»

В общем, друзья разжились четырьмя бутылками водки и подались в деревню попросить закуски.

«Предпоследний домик, бабулька картошечку выкапывает. Я Володе: “Смотри, попросим картошечку, капустку, огурчик, дадим бабуле трояк…” Подошли. Я говорю: “Мамуля, такое дело. Понимаешь, нельзя ли нам…”, что-то начал такое…

Она подходит, вот так слепыми глазами смотрит, раскидывает руки и как на грудь ко мне бросится. Схватила меня – и истерический рёв. И о мою грудь бьётся, гладит – я ничего не понимаю. Оборачиваюсь к Володе. А он тоже трясётся. Слёзы. Короче, с трудом успокоили. “Мамуля, да ты что? В чём дело?”

Подошли к дому, скамеечка. Она присела. Посмотрит на кубики в петлицах, погладит так. Как только она успокоилась, пошли в избу. Старая крестьянская изба, много-много фотографий, два сына. У одного один кубик, у другого два, как у меня. Оба погибли в сорок первом году, в самом начале войны».

Долго Пушкарёв и Высоцкий объясняли хозяйке избы, что они не воюют, а снимаются в кино.

«Она дверь закрывает. Мы на стол поставили бутылочки. На столе появляются капусточка, огурчики, морсик, картошечка. И мы ка-а-ак начали…»

Три дня пролетели как один час. Пора было возвращаться на съёмки. Нагруженные в дорогу снедью от гостеприимной хозяйки, друзья двинулись в путь. Когда данная в дорогу самогонка подошла к концу, передвигаться стало веселее. Правда, стало непонятно, по какой дороге надо идти: их там, как выяснилось, было несколько.

Спасение пришло в виде колонны техники, которую снимал для фильма Л. Кочарян.

«Лёвка разъярённый повернулся, увидел нас. Подбегает, расцепляет наши объятия – такой он был здоровый. А мы прижимаемся друг к другу – не дай бог, упадём один на другого, если поодиночке. Он так растащил нас с силой, потом нас – бум лбами, опрокинул: “Заберите этих…”» [4]

Находился на съёмках и молодой военный журналист Геннадий Михайлов. Через много лет он опубликовал свои воспоминания о тех днях. В строках Г. Михайлова я нашёл именно то, что ищу всегда, – честное, точное повествование, когда автор не старается ни приукрасить события, ни показать себя эдаким провидцем, сумевшим в неприметном солдатике разглядеть будущего таганского Гамлета.

«Ю. Дубровин, Ю. Афанасьев, Л. Любецкий, К. Лавров – общение с ними в те дни сейчас вспоминается с особой теплотой. Во время перерывов в работе актёры оказывались в окружении любопытных посторонних наблюдателей – постоянных спутников съёмок… Самым популярным человеком на съёмках был Кирилл Лавров в роли политрука Синцова. Я не помню ни одной минуты, кроме разве тех, когда он был в кадре, чтобы Лавров оставался один. «Где, где Лавров?» – часто можно было слышать среди наблюдавших со стороны за съёмками. После моего беглого описания обстановки на съёмках «Живых и мёртвых» под Истрой станет, думаю, понятным, что появление там молодого Высоцкого сторонних наблюдателей никак не всколыхнуло.

…Вечерами после съёмочного дня все любили собираться у костра, курили, шутили, разговаривали, иногда Высоцкий пел под гитару. И тогда, и сейчас могу подтвердить правоту тех, кто утверждал, что рядом с ним захватить лидерство было не так-то просто. И уж совсем тяжело было, когда он был в хорошем расположении духа, хотя внешне он менее всего старался завладеть вниманием окружающих в разговорах и беседах. Это проявлялось как-то само собой, без выпячивания собственного “я”, но и без ложной застенчивости…

…Кто сидит у костра на складном стульчике, кто стоит, негромко переговариваясь. Но стоило Высоцкому бросить реплику, заговорить погромче, как большинство присутствующих уже группировалось возле него. Он оказывался в центре внимания». [5]

И совсем другое, можно сказать, прямо противоположное впечатление от Высоцкого создалось у художника по костюмам Ганны Ганевской. На мой вопрос о том, каким ей запомнился Высоцкий, Ганна Владимировна ответила:

«Нет в русском языке такого точного определения. Французы говорят: “апаш”. Хулиган. Может быть, хулиган в потенции, но потенция эта ощущалась сильно. Надрыв, безусловно. Даже во время первого беглого знакомства это ощущалось. Было у меня какое-то ощущение: к нему приближаться не надо. Надо держать его на расстоянии вытянутой руки. Знакомство было достаточно поверхностным, но сближаться не было желания. Какая-то в нём таилась опасность, я бы сказала. При этом я могу сказать, что я совсем не робкий человек, но желания сближаться не было». [6]

Вот такой диапазон воспоминаний: от полного их отсутствия у Ю. Дубровина – до ощущения ранней мудрости Высоцкого у К. Лаврова; от нежелания приближаться к нему у Г. Ганевской – до ощущения лидера, к которому люди сами тянутся, у Г. Михайлова.

Флёр узнаваемости, знаменитости, популярности ещё не накладывался на восприятие фигуры Высоцкого. Оттого и воспоминания разные, но в равной степени для нас важные, ибо в них – живой, реальный человек Владимир Высоцкий.

Глава: 8

Фильм: На завтрашней улице

Дата: 1965

Фильм режиссёра Фёдора Филиппова «На завтрашней улице» (премьера фильма – 6 сентября 1965 года) относится к числу тех картин, которые представляют интерес для зрителя исключительно по причине участия в них Владимира Высоцкого. Впрочем, справедливости ради надо сказать, что этот фильм, безусловно, был не худшим в те годы. Он был обычным – таким, как большинство. Ну, может, штампов в нём было чуть больше, чем в других изделиях советского киноагитпропа, а так – никакой разницы.

В этой картине действительно наличествует весь арсенал банальностей. Имеется и болеющий за дело, но грубоватый и не всегда внимательный к людям начальник строительства Платонов (артист В. Самойлов), и спокойный секретарь парткома Большаков, который в исполнении Г. Куликова всегда готов сказать мудрое партийное слово. Есть шофёр Алексей Ребров (роль Н. Абрашина), не всегда желающий трудиться ради победы коммунизма и расхаживающий иной раз по стройке с транзисторным приёмником, из которого раздаются несоветские мелодии. Разумеется, – и это очередной штамп – отрицательный персонаж невыгодно отличается от положительных рабочих тонкими чертами интеллигентного лица. Присутствует в картине и девушка Настя Буланова (Л. Овчинникова), которая только потому иной раз ведёт себя не вполне по-советски, что за её воспитание не взялся парторг, а уж как только он принимается за дело, Настя в мгновение ока становится передовой крановщицей.

Причина того, что этот фильм лет тридцать не демонстрировался по телевидению, думается, была отнюдь не в примитивности сюжета, а в том, что один из героев фильма, главный инженер строительства Толстопятов, как он сам говорит, провёл несколько лет в местах не столь отдалённых. Поскольку инженер – старый большевик, то ясно, что в заключении он оказался не за то, что «шифер с базы угонял налево», а в качестве жертвы «культа личности». В 1964 году, когда снималась картина, об этом самом культе ещё можно было сказать с экрана, но со второй половины 1960-х гг. тема оказалась под запретом. В результате и о роли Высоцкого в картине «На завтрашней улице» долгие годы даже самые рьяные его почитатели знали лишь как о факте.

На съёмках фильма «На завтрашней улице». Слева направо: Владимир Высоцкий, Николай Абрашин, Люсьена Овчинникова. Айзкраукле, Литва

Не слишком помогал своим почитателям и сам Высоцкий. Его рассказы о работе над фильмом не отличались разнообразием. Гораздо больше роли ему нравилось место съёмок.

«Очень хорошее было место, где мы снимали. Это была ударная стройка. Я видел, как делается электростанция, как прорвало перемычку, видел аврал ночной, когда все бросили свои, так сказать, тёплые постели, вышли. И кто что мог, кто как мог, вот этот вот прорыв они заполняли. Это интересный был эпизод. Но я играл там уж больно положительного человека, даже противно вспоминать, потому что он был такой хороший, на работе, везде хороший. А дома он жил в палатке. У него течёт всё. Мебель гниёт, ребёнки плачут, у него двое их. Жена чихает, кашляет. А он даже квартиру не просит, такой сознательный». [1]

Слева направо: Георгий Куликов, Владимир Высоцкий, Николай Барабанов

В данном случае актёр, по крайней мере, рассказал так, как было в фильме. Однако через некоторое время Высоцкий, видимо, совсем позабыл, что происходило в той картине.

«Кто-то решил, что у меня такое лицо, что я должен сыграть положительного героя, значит. И вот я играл положительного героя – бригадира земснаряда Маркина. А снимали мы эту картину на Плявинской ГЭС – это ударная комсомольская стройка. Там кипела работа, жили мы в палатках. Вообще было всё тоже замечательно, но я играл такого хорошего человека, какого… просто каких не бывает. Ну, вы понимаете, в чём дело… Его все любят, этого человека, Маркина – начальство любит, сослуживцы любят по работе, ну и жена тоже, дети… Они уже купили мебель полированную, а живут в палатке. И, значит, жена кашляет, ребёнки плачут, мебель гниёт, палатка протекает, а он говорит: “Маша, – говорит, – нам квартира не нужна. Другим… другим, – говорит, – нужнее!” Ну вот, такого человека я играл». [2]

На самом деле герой Высоцкого от квартиры не отказывался и не говорил, что другим она нужнее, а въехал в новый коттедж, как только подошла его очередь. О том, что все его любят, в картине нет ни слова, а жену Маркина зовут не Маша, а Варя.

Любопытно, что эту картину вообще преследуют неточности в воспоминаниях, причём с момента выхода её на экраны.

Вот отрывок из рецензии, опубликованной в одной из газет:

«Разными путями пришли на стройку шофёр Маркин (артист В. Высоцкий) и работница Настя Буланова (артистка Л. Овчинникова). Они полюбили друг друга, однако объединяет их не только любовь, но и какая-то разуверенность в людях, в силе добрых товарищеских отношений в коллективе…» [3]

Судя по всему, журналист фильма не видел, а рецензию писал с чьих-то слов, ибо Маркин – не шофёр, а бригадир земснаряда. Любить же одиноких девушек женатым советским строителям, разумеется, и в голову не могло прийти…

Как бы то ни было, рецензия задала тон неточностям в описании. Через много лет о своём и В. Высоцкого участии в картине вспоминал В. Абдулов:

«Начальником актёрского отдела на “Мосфильме” был некто Адольф Гуревич, про которого говорили, что хорошего человека Адольфом не назовут. Он заявил: “Хорошо! Я утверждаю распределение ролей, но если Высоцкий опять сорвётся – а он сорвётся обязательно, – то получит волчий билет и не будет сниматься никогда и нигде на всей территории Советского Союза. За это я вам ручаюсь”. Когда я это осознал, то поднял всех ребят – Яловича, Пешкина: “Полный кошмар: Володя поедет под Ригу – за сто километров, – будет там жить в лесу, в палатке, сниматься в одной из главных ролей. Он там, возможно, сорвётся – и всё: с ним будет покончено навсегда”. Ребята спрашивают: “Что делать?” – “Мы должны, – отвечаю, – достать сценарий, написать себе роли и поехать вместе с ним”». [4]

По рассказу В. Абдулова, сценарий был найден, после чего главному режиссёру было предложено создать бригаду, которая вызывает уже имеющуюся в картине бригаду на соцсоревнование. На том и порешили: В. Абдулов, Г. Ялович и В. Пешкин оказались в картине и отправились на съёмки в Айзкраукле.

В этом описании неточным является всё, за исключением факта участия друзей Высоцкого в картине. Никакого соцсоревнования в фильме нет, да и быть не может. Маркин – бригадир земснаряда. Второй земснаряд на стройке не нужен. Вызов на соцсоревнование был бы вполне равносилен соревнованию между цехами, выпускающими, соответственно, правые и левые перчатки…

К тому же Г. Ялович оказался в картине не по предложению В. Абдулова.