Полная версия
– И тебя с тем же, Ян, – хмуро, но дружелюбно ответил Артем, – Пока вы с Антоном тут, пойду подойду к, как ты говоришь, Константину и заодно к соседям. Как тут будете заканчивать – дайте знать ребят.
– Обязательно! – Гут потянулся к их разложенному криминалистическому футляру.
В их широком саквояже можно было заметить различные лупы для дактилоскопии, карточки для снятия папиллярных узоров и прочие инструменты, о назначении которых Артем уже забыл со времен учебы в московской академии. Его задачей, как и любого следователя на службе, было местное дознавание и сбор первых сведений о деле. Остальным предстояло заниматься уже в своем кабинете.
Ян Гут взял фотоаппарат и две увеличительных линзы. Артем выходил из квартиры Каталины Мушар под озаряющие его правую часть лица фотовспышки. Коридор был хорошо освещен. Вмонтированные круглые лампочки тянулись волной вдоль коридора и источали теплый бронзовый свет отчего темные глянцевые металлические двери с двумя золотыми полосами по диагонали походили на кривые зеркала. Артема остановили.
– Господи, Тём, мне жаль. Прими соболезнования, – отстрелял запыхавшийся Андрей, – Сам только узнал от ребят внизу кто жертва.
– Все норм… Все хреново, сказать тут больше нечего. Давай работать, Андрюх, – Артем всеми силами скрывал свою истощающую скорбь, – Где тебя там носило?
– Застрял в лифте, скотина он такая. Думал что вот приплыл мой рабочий денек. Потом сам открылся на пятнадцатом, и я погнал сюда.
– Занятно что у них в Глайд плазе такая беда с лифтами, ты что на третьем грузовом поехал?
– На каком третьем? – Андрей немного удивился как ему казалось непонятой шутке, которые так же редко исходили от Артема, как и падения метеоритов на Землю.
– Я о том что закрыт, с накладными дверьми.
– Тут всего два лифта, Артем. Но молодец, что пытаешься не терять юморок.
Артем краем взгляда обратил внимание на свою левую руку – у него начался легкий тремор. Он понял, что за одно утро пережил такое сильное видение, каких не было за все время его знакомства с Каталиной Мушар и ее сыном Марком. Звериный рык, плач ребенка, удар. Воспоминания о галлюцинации на первом непроизвольно напомнили о себе.
Андрей взглянул на свои механические часы. Стрелки уже крутили за половину девятого. Следователи по делу об убийстве Каталины Мушар, Артем Готти и Андрей Селецкий, дуэтом двинулись навстречу расследованию всей их жизни.
2 Эффект мерцания
К вечеру дождь совсем утих. Вечно мокрый асфальт так ярко отражал блики от фар машины, что все окружавшие Артема огни сумеречной Москвы казались лишь обволакивающей машину темной пустотой. Уходящий день был полон событий, вернее сказать событием, что отпечаталось в памяти и чувствовалось как поворотный момент всей жизни, отнюдь не в положительную сторону. На сегодня Артему было тошно от своей работы, погоды, своих эмоций, даже от себя самого.
– Спасибо что подбросили парни, хорошего вечера. – Антон Швец, сидевший на заднем сидении, распрощался с Андреем и Артемом на редкость крепким рукопожатием, – Андрюх, присмотри за нашей “тучкой”. Вы тоже сейчас скрашивать вечер?
– Нет, в другой раз. Мы по домам, – уставшего вида Андрей, находившийся на переднем пассажирском, что-то листал в телефоне.
– Пока, Антох. – протерев глаза, сквозь краткий зев ответил уже Артем, их сегодняшний водитель.
Антон вышел недалеко от метро Проспект Вернадского, где находился его излюбленный бар “Шанти”. Это место всегда выглядело незамысловато, даже просто, однако ни невзрачная вывеска, на которой неоновым канатиком выводился зеленый дуб и само название заведения, ни окружение самого бара с вечно реставрируемым тротуаром и современным “терраформированием” прилегающих к жилым домам цветочных островков тракторами, все эти факторы и близко не могли перекрыть красоту внутреннего декора и атмосферы “Шанти”.
Артем не был большим поклонником каких-либо празднований, в частности когда такое дело казалось его персоны. Однако в честь повышения до звания капитана, Антон Швец подбил Андрея затянуть Артема в один хваленый бар, дежурно отпраздновать продвижение по карьерной лестнице. В тот раз Артем решил не отказываться от настойчивого предложения немного отметить личное событие. Вечное избегание собственного счастья, к чему Артем привык еще с детства – так ему казалось, причиняет вред не только личности, но и ее небезразличному окружению, с годами Артем понял и это. Несмотря на критическое отсутствие дружеских связей с кем-либо, Артем, как и любой другой, привыкал к людям. Уважительность, с витающим вокруг дружелюбием Антона Швеца и врожденная побратимость Андрея Селецкого не оставляли шансов Артему не привязаться к этим личностям. И правда, встретить в жизни таких людей как Андрей и Антон зачастую означает обзавестись как минимум хорошими товарищами, а то и друзьями.
Проводив Швеца взглядом, Артем вспоминал тот вечер в “Шанти” после капитанского повышения: полы, выложенные деревянными дощечками; свежий запах сладковатого лайма и квинтэссенции парфюма редких гостей; прекрасная дубовая барная стойка, за которой разместились они втроем в тот вечер, вполне терпимая выпивка и приглушенный зеленовато-синий свет от фонариков, вмонтированных в искусственные декорации растительности по периметру потолочных карнизов. Немногочисленность посетителей даже в предночное время задавало почти домашний уют. То был и правда хороший вечер, для всех них. Артем был благодарен Антону и Андрею, что несмотря на его местами скверный и замкнутый характер, они как могли держали его на плаву.
Антон скрылся из виду за дверями “Шанти”. Артем вывернул руль и вывел машину обратно на дорогу.
– Тём, тебе оно не нужно, правду тебе говорю, – Высказался Андрей по поводу дела о Каталине Мушар, – Прошу, давай ко мне зайдешь, подумаем, только не загибай себя в этом всем ужасе, друг.
Дорога была пуста. Взгляд Артема был сосредоточен на незримой пустоте, будто он вглядывался в собственные мысли, которые не давали ответов. “Почему одежда Каталины была цела?”, “Куда она собиралась?”, “Сотрудничают ли соседи со следствием, если да, неужели все как один ничего не видели и не слышали в ночь убийства?”, “Константин…”
– Что насчет того деда. Применим ли его рассказ вообще к реальности? О пользе для дела даже не спрашиваю, – фыркнул Артем, не надеясь обрести озарения от комментариев Андрея.
– Он же Константин, да? Его рассказ о пролетевшем пальто посреди ночи у его окна и “львиный рев”… Как по мне, таких пожилых бедолаг в пансионатах закрывать надо, а не оставлять жить одних в роскошных столичных комплексах. Наверняка не выпил свои седативные, вот и воображение разыгралось, тем более-то на фоне произошедшего по соседству.
– Что есть то есть, но тем не менее. Если бы остальные жильцы смогли бы указать на какие-то иные факты, может и сказки этого Константина удалось бы приравнять к реальным событиям, убрать бы слой надуманности…
– Меня тоже настораживает, что никто из соседей, да на целом блин этаже, ни шороха из подъезда не слышали. Ну записи с камер внутри и снаружи здания мы уже запросили, завтра-послезавтра получим и можно будет нормально работать. А тебе, опять же, советую воздержаться от этого.
– Андрюх, скажу крайний раз, спасибо, правда спасибо за твою опеку, но разобраться с этим надо мне как никому другому. Грабежом на Новаторской пусть займется Нотов или кто у нас из свободных сейчас.
– Я за тобой слежу, капитан, – Андрей сделал жест двумя пальцами “глаза в глаза”, – И твои проблемы от меня не скроются, все решаемо мужик, вот абсолютно все.
– Спасибо, Андрей. Добротно сказано, знаешь, красиво.
– Ладно тебе, ну так что, зайдешь кофейку вдарить? Это день конечно не перекроет, но всяко полегче.
– У меня есть одно дело, в следующий раз Андрюх.
– Что хоть за дело-то? – Андрей цыкнул от недовольства, что Артем так никогда и не соглашался на подобные приглашения.
– Помнишь как-то рассказывал тебе о Каталине, и что она некоторое время жила у друга семьи?
– Помню, но…
– Еду к ней, ее зовут Майя, и хочется задать пару неформальных вопросов вне работы, – Перебил Артем.
– Ты так уверен что это надо делать во внеслужебное время? – опасливо спросил Андрей.
– Мы приятели, дружеский визит поможет и делу заодно. Тебя все так же, здесь у поворота выкинуть?
Артем начал притормаживать у поворота на дворовую стоянку. За то время пока они ехали небо успело еще туже затянуться черными тучами и вокруг оставались видны лишь освещенные островки входов в подъезды и широкий тротуар вдоль улицы. Стали слышаться отдаленные раскаты грома, ливень был на подходе.
– Да, спасибо что добросил. До завтра Тём, береги себя, – жадно пожав холодную руку Артема, Андрей выпрыгнул из машины и в темпе пошел домой.
Артем вновь провожал взглядом, на этот раз резвый силуэт Андрея. Он остановил машину на внешней парковке у П-образного жилого дома номер 19 на Ломоносовском проспекте. Спальные районы Москвы были и отличным рассадником криминальной нечисти, но и самим умиротворением, когда на вечерних улицах было тихо. Артем посмотрел на небо и успел заметить промелькнувшую грозу за густыми тучами, дождливая пора отводила ему душу, сейчас даже немного успокаивала. Он посильнее сжал руль, выдохнул и тронулся дальше, в гости к Майе Гринберг, ближайшему человеку к семье Мушар.
Вереница машин на проспекте вечно неспящей Москвы не желала терять ни минуты своего времени, равно как и Артем. Все неслись под 80 километров в час. Дождь начал еле заметно накрапывать на лобовое стекло. По нервной системе Артема начал растекаться страх. Страх за коллег, за результаты дела, за себя и всех, кто был как-либо связан с Каталиной Мушар. На подкорке мозга, начиная еще с утренних событий, зарождалась и укреплялась мысль об абсурдности обстоятельств смерти Каталины: закрытая квартира, нетронутая одежда изуверски растерзанного трупа, чокнутый дедок с летающим на двадцать втором этаже пальто и звуковым сопровождением зоопарка. Все это было похоже на театральное действие с наперед запланированными поворотами и сюжетными перипетиями. Артем чувствовал себя пешкой, без веской на то причины, и был в ожидании предстоящих деталей сей постановки.
Как бы то ни было, всему виной была беспомощность. Артем изо всех старался себя не грызть, но разум так и вторил: “Ты бросил её, Артемка!”, “Как ты посмел отдалиться от своей единственной родственной души, придурок!”, “Эгоистичная скотина, ты ведь был ей нужен. А сейчас она нужна тебе!”.
***
Морозное утро 12 января 2021 года шуршало по окнам снегопадом из мельчайших льдинок и пушистого снега. Яркое Солнце, стремившееся к зениту, одаривало каждого вихрем блестящих искр, что были отражением от свеженавалившего снега. Воскресенье оставалось единственным выходным Артема. Деятельность следователя заставляла изрядно перерабатывать, особенно в свете недавнего массового отравления испарениями фосгена на производстве красок “Н-Капс” на юго-западе Москвы.
Снег хрустел под утепленными кроссовками Артема, он уже подходил к жилому дому на 1-ой Машиностроения, где на тот момент жила Каталина Мушар. На домофоне не было гравировки, написанные красками цифры практически стерлись от частого посещения гостей , но Артему это не мешало. За несколько месяцев в памяти отпечатались символы с номером квартиры Мушар – 63К.
Затяжные гудки домофона заставили Артема усомниться, что Каталина сейчас дома, но спустя минуту дверь открылась. Каталина Мушар жила на третьем этаже этого типичного для средне-низкого ценового сегмента панельного дома в одном из многочисленных спальных районов Москвы. В тот период жизни Каталина не видела смысла, да и не имела сил на жизнь в относительной роскоши на средства своего пусть и богатого, но не неиссякаемого наследства, поэтому по вкусу ей пришлась лишь аренда этой однокомнатной квартиры, с тихими соседями, в спокойном районе и видом на снежное плато, двумя месяцами ранее бывшее детской площадкой.
Дверь была открыта, Артем отбил последний снег с подошвы и вошел в квартиру. Узкий коридор продолжался влево, в сторону кухни. Артем заглянул туда – пусто.
– Есть кто дома?
– Привет, Артем. Помоги тут пожалуйста, на пару минут буквально, – поздоровалась Каталина, она натужно дышала, прерываясь на гулкое сопение.
– Что ты тут затеяла?
Артем разулся и пошел в гостевую комнату, откуда и доносился голос Каталины. В холле было пусто, в спальне же, куда Готти заглянул боковым зрением, постель была убрана, все белье снято и аккуратно сложено подле спального места.
Гостевая комната сияла от снежных отражений широких ветвей дерева, растущего прямо за окном гостевой комнаты. Стены гостевой комнаты были обклеены монохромными тепло-серебристыми обоями, отчего можно было вообразить иллюзию, будто они оба теперь находились в ящике, залитом ярким светом.
– Подай те игрушки, пожалуйста, – Мушар склонилась над туго набитым чемоданом, и не отрываюсь от него указала на бежевую сумку, – Вон, у твоей левой ноги две игрушки.
– Снова переезд? Если надо, давай машину подгоню, – Андрей потянулся за облокотившимися на пузатую сумку плюшевыми игрушками, – Куда планируешь переезд?
– В Париж, навсегда. Мне нужно уехать из России, как и хотела очень давно.
– Это шутка такая? С утра пораньше разрядиться? – Артем растерялся, голос у него неприятно дрогнул, – Ты ведь даже не предупредила, ни слова за последние пару недель!
– Так, я поняла. Пойдем на кухню, поговорим, и я смогу все объяснить.
Только что начавшийся у Артема почти невидимый тремор левой руки говорил о его зарождающейся ярости. “Вот так вот взять и уехать, бросить все?”. Он в самом деле жаждал объяснений.
Каталина вскипятила воду и налила им обоим чай из электрического чайника, единственного предмета современного быта, оставшегося неубранным в багаж. Они сели за угловой стол формой полукруга. Артем размеренным тактом стучал пальцем о кружку, так и жаждя объяснений Каталины о решении покинуть страну… Покинуть его.
Никогда в жизни он не считал себя и, как водится на самом деле, не был вспыльчивым, агрессивным или попросту злым персонажем. Однако сейчас в нем неведомо отчего закипала та давно забытая ненависть, которая поселилась в нем после смерти отца, Яна Готти, слывшего успешным судьей в одном из столичных судебных учреждений южной Москвы. Эта ненависть нашла свой выплеск на решение его матери, Юлии, покинуть страну и отправиться в свободное путешествие по миру, оставив уже совершеннолетнего Артема на “холодном” материальном обеспечении, без материнского тепла и опеки, которая еще с истоков человеческой цивилизации давала детской душе спокойствие, счастье и желание жить. Боль полного отречения от своей матери Артем скрывал за своим врожденным спокойствием, но эмоционально мертвый взгляд его серо-голубых глаз от душевных травм детства продолжал читаться и по сей день. И в это зимнее утро 12 января Артем вновь почувствовал, что душевные рубцы от потери двух важнейших ему людей все так же пульсировали, стоило только о них напомнить. Это было напоминание о том, что всё и все, к чему по-настоящему привязываешься и любишь – в одно мгновение утекает сквозь пальцы, как бы сильно Артем не пытался их сжимать. Это было напоминание от Каталины Мушар, которая ментально начала заменять ему мать, его родственную душу.
С момента первой встречи Каталины и Артема прошло почти 12 лет. Артем Готти, не самый амбициозный, но очень даже ответственный младший лейтенант юстиции, аккурат вступивший на службу после обучения, трансформировался в капитана, что был на хорошем счету как ценный кадр следственного комитета, одним словом – нашел себя в этом непростом во всех смыслах мире. Каталина Мушар успела перерасти из своей прямо-таки карикатурной личины местами смущающейся в стрессе, теряющейся в местах и традициях иностранки, к тому же матери-одиночки, в по-русски угрюмую, но в то же время статную, грациозную и на редкость усталую от дьявольски-ужасных жизненных перипетий женщину. Помощь и поддержка Артема во время мелких разбирательств по делу о смерти нападавшего на Каталину дала им почву для долгой и крепкой дружбы. Впоследствии Артем регулярно приходил в гости к Майе и семейству Мушар,еще до их ссоры, на правах их доброго друга. Готти был единственным, помимо Майи Гринберг, кто хорошо ладил с маленьким Марком Мушар. Ребенок рос, но его отрешенность от мира и вечная подавленность не давала ему нормально социализироваться в школе, со сверстниками и преподавателями на курсах по рисованию и живописи, мальчик очень любил рисовать, даже в Интернете, от которого его систематически отгораживала Каталина, он не сыскал себе собеседников. Бедный мальчик казался обреченным жить в печали, но как будто этого было мало, однажды судьба привнесла семье Мушар истинную трагедию.
– Твое решение… Это все из-за смерти Марка? – Артем звучал снисходительно, но крайне неделикатно нервно, не упуская свою злобу извиду.
– Артем, прошу прости меня… – голос Мушар, ее типичного меццо-сопрано, дрожал и неестественно тянулся куда-то вдаль. Каталина была на исходе перед эмоциональной разрядкой, – Мое решение – это не побег от тебя или своей собственной жизни. Я понимаю что переезд не сгладит все острые углы, которые все режут меня, снова и снова… Каждой этот сраный угол, каждая частичка памяти о моем Марке, я… – ее глаза были на мокром месте, слеза покатилась по щеке, за ней была следующая, затем плач, вой, крик женского отчаяния от потери сыны. Мушар исторгала из себя всю эту трагедию, была ею во плоти.
– Я рядом, и всегда буду рядом с тобой, только прошу останься. Ты сильная, Катлин, и всегда такой была, – слова Артема были вкрадчивы, проницательны, пока Каталина подрагивала и рыдала ему в плечо.
– Они все еще преследуют меня, эти видения, – шепотом протрепетала Катлин.
– Все те же? Может быть это из-за всего этого стресса.
– И не только, Артем. Видения начали появляться все чаще, последние дни я вовсе без снотворного не могу уснуть, – Каталина смотрела Артему прямо в глаза, ее вид был синоним человеческого страха.
– Что значит “не только”, что ты теперь видишь, Катлин? – Артем нахмурил брови, все еще полностью не отпускаю Мушар из объятий.
– Я вижу Марка, мой сынулик, он все еще со мной, – глаза вновь заплывали от слез, – Но он в опасности. Просит меня помочь, спасти, это происходит всегда в самых разных местах, даже в нашем старом доме, в Бресте, и заканчивается так же одинаково, – ее взгляд начал дрожать, абстрактная точка в пространстве за правым ухом Артема приковало все ее внимание.
– Катлин, я рядом, – Артем снова обнял ее, – Чем все заканчивается? Мы пройдем и справимся, с видениями, со всем, вместе.
– Смерть, все эти моменты заканчиваются смертью, – в ней читалось самое настоящее помешательство, казалось каждая секунда ее мыслительного процесса была занята этими видениями, галлюцинациями, они называли эти эпизоды по-разному, – Марк убегает, но люди вокруг нас в эти моменты, все те что в видении… Крики, звуки настоящей резни, что заставляет тело стать твоим мертвым грузом и полностью застыть, какой-то звериный вой, и я возвращаюсь сюда, в нашу голую реальность.
– Но почему? Почему ты решила, что просто возвращение во Францию сможет как-то помочь. Ты же говорила, что там у тебя никого не осталось, но здесь я, здесь твой дом, уже на протяжении многих лет! – настойчивое убеждение Артема звучало неподдельно, искренне. Он ни в коем случае не хотел терять Каталину Мушар из своей жизни, свою семью, только не снова.
– Я знаю что сам переезд мне никак не поможет. Но люди, врачи психологи и психиатры что есть во Париже… Как я читала и наводила справки, там практикуются самые передовые и действенные методы лечения и терапии ментального состояния, моральной целостности и прочего, что мне так сильно не хватает.
– Ты решила еще и в лечебницу определиться, – Артем был почти взбешен, – Это не жизнь Катлин, не через такой путь! С тобой поговорят, да, куда же без этого, профессионально опишут твой эмоциональный портрет или как они обычно это называют, но у всех мозгоправов техника одна – накачка препаратами! Эти таблетки, сильнодействующие лекарства, седативные и серотониновые херни, изменят тебя. Вот это уже давно известная всем практика, особенно нам. Поверь, мой профессиональный опыт позволяет об этом заявлять. Работать приходилось с разными людьми, если некоторых из них вообще можно таковыми считать. Какой бы разбитый, несчастный или подавленный человек не был, препараты психологического назначения сильного действия необратимо меняют человека, и никогда не в идеально желаемую сторону.
– А может быть я уже просто не хочу быть такой какой есть, Артем. Я правда, просто уже устала страдать от всех этих вызовов жизни, хочу отдохнуть от этой чертовой реальности, – Каталина поникла. Ее слова доносились до Артема как бред сдавшегося человека, смиренно ждущего своего часа.
– Я тебя не отпущу.
– Тогда уходи, прошу, дай мне спокойно собраться и уехать, – Каталина начала вставать из-за стола.
– Нет, ты не уйдешь, я не позволю тебе загнать себя в могилу. Хватит! – Артем следом выскочил из-за стола, резко откинув свой стул, что тот повалился на пол.
– Мне полицию вызвать или ты сам со всем справишься, Готти? – нельзя было предугадать какой стала Мушар в этот момент, гордая, с гневным выражением лица и безразличным к дружеской любви взглядом.
Артем бессильно рявкнул. Он бы никогда не поднял бы руку на дорогого ему человека, как и сейчас, но тогда его бешенству нужно было найти выход, и им оказался кухонный стол. Он не глядя со всей вкладываемой силой размашисто ударил по столу, за которым они только что сидели вместе, стараясь успокоиться и понять друг друга. Со стола была снесена салфетница, пустая корзинка из-под конфет и крохотная подставка с застекленной фотографией, которая разбилась вдребезги о прямой плинтус. Это была фотография Марка, с его пятого дня рождения в узеньком кругу образовавшейся семьи: Каталины, Артема, Майи и небольшого милого тортика из с темным кремом волной по всему изделию и с дракончиком наверху. Символизм случайностей, который непостижимо для нас витает в воздухе и постоянно проявляется в реальности в виде жестов, взглядов, стечений всевозможных обстоятельств, порой говорит непомерно больше чем слова или даже отдельные поступки людей. Артем с каменным взглядом на Каталину и напряжением во всем теле, твердым топотом вышел из квартиры, откуда был слышен плач последней представительницы семьи Мушар.
***
В тот день, три года назад, Артем последний раз видел Каталину Мушар. Живой. Дорога больше не уходила вдаль, свет от фар упирался в тупик – съезд с дороги на ремонтируемый участок. Заграждения поблескивали светоотражающими элементами, возвращая из глубин воспоминаний к настоящему. Артем осознал, что остаток пути до дома Майи Гринберг он ехал полностью на автомате. Какие бы болезненные воспоминания не бередили разум Артема сегодня, он точно понимал что ему было нужно от этого вечернего визита – причина их ссоры с Каталиной Мушар 2018 года, после которой их пути разошлись навсегда.
Далекие раскаты грома принесли изморось. Свежесть уходящего дня заставляла задержаться на улице немногим больше. Артем оперся правым боком на машину, достал пачку сигарет и продолжал мусолить одни и те же мысли о своей вине в смерти человека, с которым он успел однажды породниться. Он редко курил. И в этот раз не стал, убрав пачку обратно в задний карман брюк.
Артем позвонил Майе в конце рабочего дня, еще в семь вечера. Она была рада его слышать, это чувствовалось в ее смягченном голосе, было ясно что она говорила по телефону с нисходимой улыбкой. Сегодня Майе Гринберг предстояло услышать по-настоящему убийственную новость.
Майя жила в двухэтажном таунхаусе на окраине юго-запада Москвы, немногим дальше аэропорта Внуково, куда лишь недавно дотянулась красная ветка метро. В силу слабой заселенности жилого комплекса “Да Винчи”, куда уже почти к ночи приехал Артем, создавалось ощущение пребывания в дачном поселке или просто загородной местности, нежели в черте мегаполиса. “Да Винчи” располагался вдоль восходящего шоссе, и находился на максимальной возвышенности относительно всей территории вокруг на несколько сотен метров. Так, что негаснущие огни Москвы вдали лежали как на ладони, хоть забирай себе в карман весь этот двойственный поток человеческой жизни себе в карман, чтобы любоваться красотой несовершенства этой цивилизации. Тихо, очень тихо. В меру прохладно и в целом так хорошо.