Полная версия
– Я знаю. Это северная граница плато Гизы.
– Вот как? Почему ты так думаешь?
– Мы шли несколько дней ровным шагом с равными промежутками движения и отдыха. В день мы делали 90 тысяч шагов.
– Ты не поленился считать шаги? – в глазах Ка мелькнула лукавая искорка.
– Нет. Я посчитал количество шагов от остановки до остановки. Потом запомнил, сколько было таких остановок, не учитывая время сна. Если подчитать, сколько времени мы были в пути, то за весь путь мы проделали столько шагов, что если сопоставить это количество с изображением на папирусе, то получается, что сейчас перед нами плато Гизы.
– Как ты узнал, что мы движемся на юг? Ведь мы шли подземными ходами, и ты не видел звёзд.
– Звёзд я не видел. Но ты обмолвился, что мы идём к морю.
– Правильно, но Земля Кхем граничит с двумя морями. Почему ты пришёл к такому выводу?
– В этой части Кхем менее пустынные земли.
– Ну что ж, ты меня убедил. Мы не дошли до Гизы совсем немного. Мы дошли до Мемфиса.
– Но ведь Мемфис давно разрушен! Ты говорил, что его почти полностью занесло песками.
– И что из этого следует?
– Там никого нет.
– Нет такого места, где бы не проживали люди. Конечно, ни дворцов, ни богатых домов мы не увидим. Но хижины бедняков есть везде. Я очень удивлюсь, если в Мемфисе не осталось в живых ни одного человека. Особенно теперь, когда варвары продолжают бесчинствовать. Человек поклонялся и будет поклоняться Богам, а в трудный час он будет искать помощи у предков и стремиться к объединению. Голос крови так же мощен, как чувство дома. Именно поэтому многие предпочитают нищенские лачуги в отдалённой пустыне соседству с варварами.
Ты нужен растерянным, обездоленным людям. У тебя хватит сил и красноречия, чтобы объяснить, какой силой обладают отчаявшиеся, которым кроме жизни терять нечего. Достойная смерть легче колодок пленника.
Сенурсет засмеялся. Но в его смехе не было и намёка на весёлость. Напротив, смех его был горек, как яд гадюки.
– Ка! Я отказываюсь тебя понимать. Сначала ты спасаешь мне жизнь, потом говоришь, что я могу помочь тебе в деле всей твоей жизни. И тут же призываешь стать во главе жителей Земли Кхем, чтобы сражаться с гиксосами. Ты соткан из противоречий.
– Я хочу, чтобы ты стал сильным и целеустремлённым.
– Нет, Ка, не этого ты хочешь. Я не могу сказать точно, но чувствую, что ты имеешь свой план и постоянно уходишь от ответа. Что тебе нужно на самом деле?
– Мне не нужен мальчишка, который знает Язык Звёзд. Мне не нужен желторотый птенец, умеющий с закрытыми глазами определять расстояние. Мне нужен сильный, умный человек, закалённый в сражениях и познавший цену жизни. Если он выживет в сражениях, я совершу дело своей жизни. Если нет, значит, Мармаш никогда не сможет служить потомкам. Ты хочешь знать, что я задумал? Я задумал укротить яростного зверя и заставить его служить людям. Амон создал Землю, хотел создать человека, но на самом деле создал животное, способное убивать себе подобных ради горстки драгоценных камней и звона монет. Я не Амон, да убоюсь я гнева Его! Но я хочу пробудить в этих животных человеческие чувства. Хочу научить их созидать, а не разрушать.
Это трудно. Нельзя уходить из жизни подобно тени. Не важно, будут люди помнить моё имя, так, как помнят имя моего отца, но я желаю быть достойным.
– Тебя никто не видел? – Ка знал, что Сенурсет осторожен и не будет проникать в Город Мёртвых в месте большого скопления народа.
– Твой вопрос неуместен. Я, как никто другой, заинтересован в том, чтобы тайные ходы и впредь оставались тайными. Хотя, я заметил, что всё труднее и труднее скрываться от собственных стражников. – В тоне Сенурсета звучала гордость.
– Ты вправе гордиться и собой, и своими подданными. Солнце ещё не сделало полный круг, а ты не только собрал войско, но и изгнал гиксосов с Плато Гизы. Однако, не следует терять осторожность. Битва не закончена.
– Я знаю. Мне был дан знак.
– Вот как?
– Я находился в храме Дашхура. Гиксосы сражались отчаянно. К вечеру, мы вытеснили их за пределы города. Два дня было всё спокойно, а к исходу третьего, каменные плиты храма поднялись сами собой. Мне стало жутко.
– Как ты сказал? Плиты поднялись сами?
Глаза Ка лихорадочно блестели.
– Мальчик мой! Ты прав. Это действительно знак. Мармаш признал твою силу. Гиксосы никогда не вернутся на эту землю. Ты можешь отложить оружие, и заняться делом, которому открыто твоё сердце.
– Имеет ли право правитель заниматься ремеслом?
– Обучение – достойное занятие для любого. Твое дело – править, а ты выполнял долг с должным рвением – спал на головой земле, пил стоячую воду, делил с другими кусок хлеба. Оружие держали не только обученные воины, но и простые ремесленники. И никто из них не смеялся тебе в лицо, не шептался за твоей спиной.
– Это так.
– И к какому ремеслу лежит твоя душа?
– Я долгое время находился среди камней. Они поражали красотой воображение. Я часто думал о том, что красивый камень нуждается в хорошей форме, и достойная оправа придадут камню вид иной, более насыщенный и значимый.
Ка молчал долго, низко опустив голову. В уголках его губ скрывалась лёгкая улыбка. И если бы он смотрел Сенурсету в лицо, тот бы заметил в его глазах искры нескрываемого торжества.
– Я не говорил тебе, что в каждом камне звучит музыка звёзд. Каждый камень заключает в себе небесную силу, и сам становится путеводной звездой, если в него заключить Мармаш. Теперь, когда наши мысли совпали, я могу рассказать о деле своей жизни.
Сенурсет смотрел на оракула, не скрывая изумления. Как могли совпасть их мысли, если Сенурсет и словом не обмолвился о том, что камни, переливаясь и играя и под светом факелов, покорили его сердце?
– Я вырос в семье простолюдина. Мой отец был простым смертным. Он жил так, что не только прославил своё имя, но в мои руки вложил сильное оружие. Это оружие нельзя увидеть. Это вера. Вера в звёзды, в судьбу, и, главное, в свои силы. Мы можем говорить о том, в наших бедах виноваты и звёзды, и судьба. Трудно согласиться с тем, что в наших бедах виноваты мы сами. В каждом горит и собственная звезда, и ведёт собственная судьба. Поэтому, мы в состоянии разжигать ярче звёзды и направлять судьбу, а не слепо им следовать. Жизнь соткана из противоречий. Иногда не хватает сил противостоять злейшему врагу всех времён – самому себе. Я хочу сделать тебе подарок. Не только ты будешь им пользоваться. Им будет пользоваться твой потомок, умеющий укрощать свои страсти.
– Зачем нужна помощь Мармаш, если человек и так обладает силой?
– Хороший вопрос. Но не на каждый вопрос можно ответить.
– Я не вижу смысла.
– В любом действии есть смысл. Придёт время, и ты его поймешь.
– И что я должен делать?
– Перстни. Мне нужны четыре перстня. Ты сам придумаешь форму, оправишь их и принесёшь сюда.
– Почему перстни? Почему их должно быть четыре? Как Мармаш может влиять на перстни?
– Перстни удобны тем, что, они всегда находятся при своём хозяине. Ты спрашиваешь, почему четыре? Испокон веков люди искали защиты и просили помощи Богов. Они совершали магические обряды, жертвоприношения. Но, к сожалению, Боги не могли выказать благосклонного отношения ко всем молящимся. Они были благосклонны к одним и не обременяли своим вниманием других. В результате, одни процветали, другие едва сводили концы с концами.
Я слышал от отца притчу о том, как двое просили помощи Богов. Один молился денно и нощно, плакал горючими слезами и бил голову в поклонах. Долго молился, а в итоге и он, и вся его семья умерли от голода. Другой крестьянин пару дней побился головой о землю, но понял, что бесконечно долго не сможет проводить время в молитвах и ждёт его печальный конец. Он вылепил глиняную бляшку с маленькой дырочкой посредине. Письма он не знал, но, как мог, выразил свою мольбу при помощи знаков, вложив в них всю свою душу. Повесил бляшку на шею и был убеждён, что Боги видят его, видят, как он, не забывая о них, трудится. Боги заметили его усердие, а наградой был хороший урожай. Вот с тех пор и стали применяться предметы, на которых люди указывали, какого вида помощи ждут от Богов. Кто-то просил благополучия, кто-то – богатства, кто-то – любви.
– Но у меня есть всё, о чём может мечтать человек, и даже больше.
– Сегодня звёзды благоволят тебе. Не может река течь всё время по равнине. Она извилиста, эта река жизни. И многие тебе завидуют. Зависть, пусть даже небольшая, способна наполнить воздух вокруг тебя темнотой. Я желаю, чтобы твой род был защищён от зависти твоих подданных, потому что продолжателей моего рода нет. Ты знаешь, как я одинок. Ты скрасил мою старость своей молодостью. Ты подарил несколько лет, наполненных радостью. Именно поэтому я хочу защитить тебя и твоих потомков на века, насытив талисманы энергией благополучия. Мармаш обладает такой мощью, что сила, заключённая в перстнях, будет способна управлять стихиями Земли, Воды, Воздуха и Огня.
– Но почему их должно быть четыре, а не один, не два, не три?
– Доподлинно известно, что жизнь быстротечна. Так же быстротечны и дни правления. Кто знает, сядет ли твой сын на трон или будет сеять зерно. И когда покажется, что жизнь беспощадна в своей жестокости, когда больше жизни захочется сделать шаг навстречу Облаку Смерти, пусть твои потомки вспомнят о тебе, о кольцах. И тогда их жизнь вновь наполнится смыслом. А ты, глядя на них с небес, будешь знать, что в самый трудный час ты не оставил свой род без помощи.
Отец рассказал мне о существовании Города Мертвых и долгое время я искал туда дорогу. Звала тайна – Мармаш, заключённый в подземелье. Я мог бы, в свою очередь, поведать о нём своим детям, если бы таковые были. Но их нет.
Я прочитал кипы папирусов, изучил в Городе все проходы, входы и выходы. Жизнь была полна смысла, потому что у меня была цель. Я её достиг. Это было трудно. Нет сожаления, ни об одном дне, потраченном на поиски. В результате, мне открылись многие тайны. Более того, теперь я правитель города, о котором слышали все, но ты один знаешь туда дорогу.
Волею Судьбы ты стал моим приемником и теперь у твоего рода есть своя тайна, которую будут разгадывать потомки. Хотя бы потому, что кольца будут сделаны руками Божественного Сенурсета. Но, отвечая на твой вопрос, скажу. Звёзды говорят, что Земля Кхем скоро будет процветать необыкновенно. И на всей Планете не будет ни одного уголка, где бы не знали о существовании этой Земли. Сюда будут идти караваны с товарами. Многие народы захотят насладиться красотами нашего края и, может случиться так, что твои потомки окажутся вдали от Родины. Твоя кровь будет смешиваться с кровью и иноверцев, и чужеземцев. Но любой человек, в жилах которого будет течь хоть единая капля твоей крови, всё равно останется продолжателем твоего рода. Потому что эта капля божественна.
Оракул тяжело вздохнув, продолжал.
– Я никогда не показывал тебе дорогу в нижний ярус. Когда ты попадешь туда, откроется еще одна тайна Земли Кхем.
– Великий Амон! Ещё одна тайна? Так сколько же их?
– Тайн великое множество.
****
– Нет, мой господин, я не готов принять решение.
Перед Сенурсетом, восседавшим на троне в позе, присущей правителю, стоял пожилой худощавый человек в скромных одеждах. Его босые ноги были в пыли по самые лодыжки.
– Мало того, что ты непочтителен, так ты ещё будешь думать, отдавать свою дочь за меня, или нет?
– Буду, хотя бы потому, что я отец.
– Пиоти, то, что делаю я, говорит о моём к тебе уважении. Мы провели много времени вместе. Ты учил меня тому, что знал сам. Я часто видел Натисап и, поверь, она подобна прекрасному цветку. Я желаю, чтобы наши дети обладали всеми достоинствами, присущими царственным особам.
На тонких губах Пиоти заиграла усмешка.
– Мой господин! Я простолюдин. Тебя не вводит в смущение, что кровь твоих детей будет разбавлена?
– Нет, меня это не смущает. Я много времени провёл среди простых людей и учился у них разным вещам. К примеру, спать на голой земле под открытым небом, пить стоячую воду. Видеть, что во время болезни они страдают так же, как страдал я сам. Ты был моим учителем. Так, в чём различие между нами?
– Разница в том, что ты, молодой, сильный, сидишь, полный достоинства и ложного благородства в поисках общего между нами. А я, старый человек, прошедший не одну тысячу шагов, стою перед тобой.
– Ты прав. Если один не может подняться, это не значит, что другой не может снизойти. – Сенурсет тяжело поднялся с трона.
– Никогда не делай этого! – Раздался чёткий голос Ка, преисполненный возмущения. – Я молчал, когда ты часы напролёт проводил в лачуге Пиоти. Я молчал, когда ты говорил слова любви Натисап. Но когда ты готов покинуть трон, пусть на мгновение, чтобы приблизиться к ремесленнику, я не могу молчать.
Пиоти смотрел на Ка с невозмутимым спокойствием.
Сенурсет улыбнулся.
– Молчал ли ты, говорил ли ты – это не имеет значения. Значение имеет то, что звезда с неба видит своё отражение в Могучей Реке. Для того, чтобы они слились, нет надобности звезде падать в реку, а речной воде возноситься к небесам. Каждый остаётся на своём месте. И это место надлежит знать и тому, кто в небе, и тому, кто на земле.
Ка улыбнулся. От его раздражения не осталось и следа.
– Пиоти, оставь нас, – Ка подошёл к Сенурсету.
Пиоти удалился, скрывая усмешку.
– Мальчик мой! – Сказал Ка, когда убедился, что Пиоти ушёл. – Пойдём со мной в Мёртвый город.
– Прямо сейчас?
– Да. Прямо сейчас. Ты необходим мне.
Они вышли из тронного зала, и направились в северную часть дворца.
– Ка, – Сенурсет шёл за ним следом, – есть ли на Земле Кхем место, откуда было бы невозможно попасть в Мёртвый Город?
– Нет. Земля Кхем – особенная земля. Тебе надлежит сохранить то, что охранял я.
– Ты говоришь так, словно твоё время истекло.
– Оно истекло. Я не ошибся в тебе. Сегодня ты с честью выдержал испытание властью. Испытанием богатством ты выдержал ещё раньше. Ты сказочно богат, но сокровища не сделали тебя менее человечным. Ты должен знать одно – со временем труднее будет всё держать в неведении. Главное, что многие замечают, как ты исчезаешь под землёй, и уже идут разговоры о том, что твоя удача зависит от прихоти демонов. Надлежит быть осторожнее.
– Постой! Ты куда меня ведёшь? Мы спустились достаточно низко.
– Я веду тебя в нижний ярус. Там мы и расстанемся. Только не задавай вопросов, на которые я не могу ответить.
– Не можешь, или не хочешь?
Ответа не последовало.
Нижний ярус мало, чем отличался от двух предыдущих ярусов. Разве что ходы были более узкими, своды низкими. Масло в лампадах не трещало, а свет, исходящий из них не трепетал, а лился ровным голубоватым оттенком.
– Почему нет всполохов пламени? – Сенурсет растерянно озирался по сторонам. Мысли его были направлены на то, как бы скорее выбраться из этого неуютного места.
Сенурсет не заметил, как перед ним оказался проход в просторную залу, залитую ровным светом. Внутри стены казались столь ровными, что ни зрительно, ни на ощупь не ощущалось ни малейшей шероховатости. В глаза бросался серебристый, круглый саркофаг. Ка подошёл к странному саркофагу, вытянул вперёд руку и словно по мановению его руки, тяжёлая крышка сдвинулась с места.
– Подойди ближе. – Губы Ка не шевелились, но Сенурсет отчётливо слышал его голос. – Посмотри сюда.
Сенурсет был покорен. В саркофаге покоился необыкновенно высокий мужчина в белых погребальных одеждах. Его лицо носило отпечаток спокойствия и умиротворения, будто он умер во сне, видя прекрасный сон. Длинные руки, лежащие вдоль тела ладонями вверх, притягивали взгляд белизной кожи.
Повинуясь мысленному приказу, Сенурсет снял с пальцев четыре перстня и вложил их в ладони странного человека.
– Так выглядели наши предки до того, как их землю поглотило море. – Ка стоял у изголовья, почтительно склонив голову. – Возьми перстни.
Сенурсет повиновался.
Перстни, казалось, жгли руки.
– В них заключён Мармаш. Они не будут раздвигать стены, выворачивать корни деревьев, враги не будут при их виде падать замертво. Они предназначены бороться с одним врагом. Самый страшный враг со временем отступит перед их силой.
Сенурсет не понял, что произошло. Яркий луч света опустился на странный саркофаг и на Ка, стоящего по близости. Когда луч исчез, Сенурсет растерянно оглянулся. Он находился в центре тронного зала дворца.
Его холодные, чуть влажные пальцы сжимали четыре перстня.
Это были те самые перстни, на изготовление которых он затратил много времени. И в то же время, они казались иными. Сенурсет долго не мог понять, что именно в них изменилось. Те же изумруды, в виде жука скарабея, разве что свет, от них исходящий, лился изнутри. Едва заметное свечение было зыбким, неустойчивым, но оно было.
Перед глазами правителя возникло лицо юной девушки, и он невольно улыбнулся, вспомнив белую кожу, так напоминающую цвет белой лилии. Всем своим существом ощутил, как замирало его сердце, едва она появлялась на пороге убогого жилища, в котором творил Сенурсет. Именно она и подсказала форму камня.
На закате, когда шар солнца побагровел и уже был готов скрыться за барханом, Сенурсет с юной девушкой сидели во дворе. Двор мастера был таким же убогим, как и убранство хижины. Он думал о том, что придёт время и он заберёт её во дворец, полагая, что подобной неземной красоте не место среди песков, пусть они порой бывают прекрасны.
Он смотрел на солнце, но не улавливал красоты заката. В тот вечер он не слышал песню пустыни, потому что его душа пела свою песню. И этой песне вторило дыхание Натисап.
– Смотри, смотри! – Натисап встала на колени, и низко склонив голову, почти легла на согретый солнцем песок.
– Куда смотреть?
– Сюда, сюда смотри! Жук! Жук, катящий шарик!
– Чему ты так радуешься? Неужели обыкновенному жуку?
– Не просто жуку. Жуку-скарабею. Видишь, он катит песчаный шарик.
– Где? Дай посмотрю. Покажи, где он?
Сенурсет встал на колени и вдохнул аромат трав, исходящий от волос девушки. Перед глазами поплыли разноцветные круги и в центре одного из них, он чётко увидел скарабея, катящего шарик.
Сколько раз он слышал легенды о священном жуке – скарабее, которому поклонялись многие. Но немногим довелось увидеть заветное зрелище. Тот, кто воочию увидит это, станет не только сказочно богат, но и счастлив, ибо человека берёт под своё покровительство сам Ра.
Сенурсет решил, что изумрудам следует придать именно эту форму.
– Напрасно ты так решил, мой господин, – Пиоти тяжело вздохнул. – Камень сложный в обработке, справишься ли? Это же не один, а четыре камня.
– Я видел его собственными глазами, и если мне дан знак, я буду делать только жука-скарабея. Он и сейчас стоит у меня перед глазами.
– Это будет нелегко. Камень, он и есть камень, а у тебя в руках только это. – Пиоти протянул ему тонкий, остро отточенный нож.
– И всё?
– И всё. Я не знаю, что это за сталь, но мой дед резал железо, как масло. Я удивлён тем, что ты выбрал в учителя меня. Как ты узнал обо мне?
– Помнишь, у тебя была сестра. Её звали Хатсут.
– Ты…Ты помнишь Хатсут? Но ты же был совсем ребёнком. Почему сын правителя столько лет помнит простую служанку?
– Я помню её руки. Ты делал ей браслет. Я часто играл этим браслетом. Помню переплетённых серебряных змеек. Они были, как живые. Такие же змейки служили украшением на шее. Она говорила, что делал их ты. Как-то она говорила, сколько дней добиралась до города.
– Я так и не знаю, что с ней случилось. Не знал, что гиксосы разграбили дворец.
Сенурсет сжал кулаки. Он помнил тот день так, как будто всё случилось вчера. Он не мог разобрать слов чужого языка, доносящегося до его ушей сквозь толщу каменных плит. Тогда он удивлялся, впрочем, и теперь недоумевал, как мог звук проникать столь глубоко и далеко. Но слова, значения которых он не знал, врезались в память с поразительной чёткостью.
Гораздо позже, когда он изучил чужой язык, понял, о чём говорили чужестранцы. Они, надругавшись над женщинами, удушили Хатсут украшением на шее, мотивируя свой поступок тем, что жертва после укуса змеи, умирает от удушья. В том, что несчастную звали Хатсут, он не сомневался, потому что подобных украшений не было ни у кого.
Об этом Сенурсет рассказывать не стал. Ни к чему брату знать о последнем дне жизни сестры. Одно обстоятельство, пусть и слабо, но утешало – он отомстил. Отомстил за всех.
– Я оправлю камни в серебро.
– Ты уверен, что сделаешь правильно? Ведь любой мастер скажет, что для достойного камня нужен достойный металл.
– Это неважно. Жук-скарабей приносит благополучие, счастье, удачу, а катит обыкновенный навозный шарик. Так почему же он считается священным? Не потому ли, что навозом обрабатывают почву, чтобы был хороший урожай. Выходит, что путь к золоту и достатку лежит через навоз. Поэтому, нет ничего странного в том, что в простой металл будет оправлен драгоценный камень.
– Возможно, ты и прав.
Крик боли и отчаяния, доносившийся до тронного зала, заставил правителя очнуться от воспоминаний.
Надев на пальцы кольца, Сенурсет трижды хлопнул в ладоши. Перед ним тут же появился слуга.
– Что за крики? Опять смута?
– Нет, мой господин. С Пиоти произошло несчастье.
– Вот как? И что же произошло?
– Он прибежал с северной части дворца. Его глаза выжжены огнём. Он говорит, что сражался с самим Апопом, живущим под землёй.
Сенурсет почувствовал, как земля уходит из-под ног. Кровь отхлынула от лица.
– Приведите его ко мне. – Правитель едва сдерживал гнев. Не просто так Пиоти оказался в северной части дворца. – Он смеет утверждать, что под моим дворцом находится логово чудовища?
– Мой господин, Пиоти от боли лишился рассудка.
– Я велел привести Пиоти. Хочешь, чтобы я отправил к Апопу тебя?
Слуга исчез так же стремительно, как и появился. Сенурсет сел на трон. Внутри всё трепетало. Что делал Пиоти в северной части дворца, куда направились они с Ка? Неужели этот старик намеренно пошёл за ними следом? Если это так, то придётся отрубить ему голову. Впрочем, не мешало бы прежде послушать, что он скажет.
Пиоти ввели под руки двое стражников. Вид старика был поистине жалок. Его лысина блестела от обильного пота, жиденькая бородка местами подпалилась так, словно он ненароком заснул у костра и не сразу ощутил близость огня. На глаза была наложена повязка, сквозь которую обильно просачивалась сукровица. Руки дрожали мелкой дрожью.
Сенурсет сделал знак рукой и стражники, почтительно кланяясь, оставили их наедине.
– Расскажи, старик, что случилось?
– Ты разгневаешься, мой господин.
– Я обещаю, как бы ни был силён мой гнев, жизни ты не лишишься. Присядь.
Пиоти сел на пол, подобрав под себя ноги. Он слегка раскачивался из стороны в сторону, и больше не кричал. Каждое слово давалось ему с трудом.
– Про тебя, мой господин, идёт молва. Ка во дворце видят редко. Но неизменно, как только он появляется, вы исчезаете в стенах, так, будто для вас это простые двери. Ка все боятся, хотя он ничего плохого делает. И говорят, что Ка владеет властью над тобой. Сегодня я сам видел, как оракул говорил с тобой. Мне показалось странным, что ты позволяешь ему так много свободы в словах. Когда вы ушли, я направился следом. Я видел, как вы исчезли в стене, а оттуда вырвался огонь. Он сжёг мои глаза! Мне не следовало идти за вами.
– Теперь уже поздно. Я хочу вернуться к нашему разговору. Когда у тебя нет ремесла, ты не сможешь должным образом кормить семью. Согласен ли ты, отдать за меня свою дочь?
Пиоти не ответил, лишь молча склонил голову, в знак согласия.
1920-е годы. Англия
– Чарли, дорогой, твоя затея совершенно безумна.
Женщина, сидящая за вышивкой у окна, сокрушённо покачала головой.
– Мама, я скоро сам покроюсь вековой пылью.
– Ты учился не для того, чтобы с лопатой носиться по пескам. Достаточно и того, что ты постоянно пропадаешь в своём музее. Фараоны, пески, пирамиды, лучше бы изучал нашу историю. Неужели своих тайн недостаточно? Кто твой прадед по отцовской линии?
– Мама, для того, чтобы узнать, кто есть кто, достаточно посмотреть на стены.
Чарли указал рукой на галерею картин вдоль широкой лестницы, застеленной зеленой дорожкой.
– Вот-вот, не было бы этих картин, ты бы не знал своих предков.
– А так я знаю их в лицо.
– Дорогой мой, зачем тебе ехать в эту экспедицию?
– Как ты не понимаешь? Это поразительно! Египет – древнейшая цивилизация. Как эти нищие плебеи могли не только сдвигать огромные каменные глыбы, весом несколько метрических тонн, но и укладывать их с миллиметровой точностью? Какими они пользовались машинами? Какие использовали инструменты? В нашей истории есть ли что подобное? В наших склепах лежат предки через пару веков полностью истлевшие. А мумии фараонов нетленны несколько тысячелетий. Какие именно препараты применялись для бальзамирования? Почему краски на стенах этих самых пирамид не потеряли своей насыщенности? Я подозреваю, что пройдёт ещё не одна сотня лет, а Египет так и не откроет всех своих тайн.