
Полная версия
Я не люблю убивать.Часть 3
– Не питай иллюзий, сын, – снова накинул платок на плечи отец, – найдёшь одних вампиров, на их место сразу же новые придут. Даже если будешь убивать кровососов пачками, всё едино их миллионы.
– Я знаю, батя, – спрятал пистолет в кобуру Семён и улыбнулся впервые за ночь. – Мне кстати, пули серебряные предлагают. Может взять их да продать? Сала на вырученные деньги купим.
– Шутишь… это хорошо, – тоже улыбнулся отец, и его лицо просветлело и будто помолодело лет на пятнадцать сразу. – Среди них был охотник? – спросил он.
– Был. Наглый такой… И бронебойный… Это я ему в лоб пулю засадил. Жаль, что не серебряную.
– Звать его как? – задал ещё один вопрос отец.
– Да как тебя – Григорием.
Мужчина удовлетворительно кивнул.
– Стало быть, это знакомец мой, Вершинский…
– По мне хоть сам царь Соломон, – усмехнулся Семён, поскольку в нём закипал юношеский задор; всякий молодой человек представляет себя непобедимым и бессмертным.
– И всё-таки… будь осторожен, сынок. А пули серебряные держи при себе. И заимей-ка ты второй револьвер. Найдёшь второй револьвер?
– Оружия полно. Патронов мало. Найду, бать… найду…
Сеня отряхнул руки, завернул в бумагу хлеб и сало, спрятал продукты в шкафчике.
– Я на двор, а затем спять. Разбудишь меня через два часика, ладно?
Отец лишь кивнул и почесал обрубок на правой руке.
Старые раны не отставали от него фантомными болями, которые ничто в сравнении с душевными страданиями за ошибки прошлого.
После завтрака в милицейской столовой, Семён Никитин разу отправился на поиски девушки, пропавшей из мертвецкой.
Действовал он сегодня самостоятельно. Своему прямому начальнику Грушеву рапорт о ночных приключениях составлять и не думал. Даже на словах не собирался докладывать. Семён отчего-то явственно понял, что тайный мир Москвы – должен остаться тайной, даже для командиров, а девушка непременно найдётся.
Что при встрече сказать товарищу Штейнбергу, Семён ещё не решил. Возможно, и не нужно ничего говорить. Вернее всего, товарищ Штейнберг узнает подробности ночных похождениях от охотника Григория, к которому, если честно, Семён относился с большой симпатией.
И Сеня не ошибся. Комиссар Штейнберг встретился с молодым милиционером сразу при выходе из отделения милиции.
– На минуточку, – улыбнулся комиссар, взяв за локоть Семёна.
Сеня податливо отошёл в сторонку. Пальцы комиссара были невероятно цепкими.
– Всё знаю, уже доложили, – быстро говорил Штейнберг. – Вёл ты себя правильно. Репутацию заслужил положительную. Молодец, Никитин! – комиссар запустил руку в боковой карман свой кожанки и достал свёрток. – Это тебе подарок от Вершинского… Всё, Семён, будь здоров, иди работай, я тебя более не задерживаю!
Комиссар передал бумажный пакет. Затем хлопнул Сеню по плечу и быстро вошёл в двери отдела рабоче-крестьянской милиции.
Сёмён развернул свёрток. Насчитал ровно тридцать патронов. Но пули у них были действительно серебряные.
– Ну спасибо на добром слове, – улыбнулся Семён; приятно, что о нём помнил охотник; приятно, что отозвался о нём положительно.
Сеня зашёл за угол и зарядил пистолет. Оставшиеся патроны спрятал в кармане, предварительно завернув их в бумажку.
Потом приступил к работе. Он заглядывал в каждый московский двор по Мясницкой. Он находил дворника и расспрашивал его о странностях и безобразиях, произошедших за последние дни. Сегодня Сеня искал красивую девчонку. Он хорошо запомнил одну деталь – это пальто, в которое была одета пропавшая из мертвецкой, а в особенности, необычные пуговицы. Пуговицы были крупными, объёмными, будто воздушными. А главное, они были неповторимого небесно-голубого цвета. Семён никогда не встречал таких броских пуговиц.
Третий опрошенный дворник, по имени Ильгиз, крепко призадумался, после того, как Сеня задал ему вопрос.
– Может, это Анечка? – размышлял он, говоря с небольшим акцентом. – Ей семнадцать лет и пальто у неё ошень красивый…
– Там пуговицы должны быть голубые, – объяснял Сеня. – Они большие, размером с сушку.
– Ошень красивый пальто был. И пуговицы красивый…
– Значит, её имя Анна? – уточнил Семён.
– Анечка, да… Анечка, – кивал дворник.
– Как её фамилия, где живёт, знаете?
– Конэщно… Она первый этаж живёт. Фамилия её Зайцева.
Сеня потёр от удовольствия руки. Настроение стало приподнятым.
Дворник проводил его в подъезд и указал на дверь.
– Здесь Зайцевы живут, – сказал он.
Возможно, дворник ждал награды. Но делиться Сене было не чем.
– Нет-нет, мне ничего не надо, – запротестовал татарин, сообразив, что выглядит он в глазах милиционера попрошайкой. – Просто хотель посмотреть, как Анечка радуется, – извинялся дворник.
Семён сделал лицо серьёзным.
– Я при исполнении, товарищ. Я на работе, – важно сказал он. – Спасибо вам за помощь, но прошу… идите уже на улицу!
Дворник яростно закивал.
– Всё понял. Уже ухожу, гражданин начальник.
Сеня остался один. Глубоко вздохнул, почему-то представив, что сейчас ему откроет дверь девушка из следственно-медицинской лаборатории, которая окажется жива и здорова.
Он сжал кулак и настойчиво постучал в дверь. Но никто не открыл. Прошло с полминуты, и он снова постучал. Потом в квартире послышался шорох.
Глава 4
Семён постучал в дверь третий раз. Но никто не открыт. Тогда он наклонил ручку и вошёл в тёмную прихожую.
– Я из милиции. Есть кто дома? – спросил он.
И снова ему не ответили.
Сеня втянул ноздрями воздух, который показался ему сырым и затхлым. И сразу запахло прогнившим картофелем. А ещё в квартирке было холодно, словно стены давно не топили. На полу в коридоре разбросаны вещи. Какие-то тряпки: халат, пальто, чулки, женские кофты и сарафаны комком, словно всё перерыли воры.
Семён прошёл в комнату, в которой тоже был несусветный бардак.
Шторы были задёрнуты. Кровать вывернута на изнанку. Пуховый матрас был разодран. Одеяло и дырявые подушки валялись на полу. Кругом был полный разгром, перья из подушки летали в пространстве, под ногами хлюпали мелкие лужи, и только трёхстворчатый шкаф оказался закрыт. А это весьма странно, когда всё вокруг кувырком.
Он подошёл к шкафу и приоткрыл дверцу.
Внизу в темноте, возле старого чемодана, подогнув под себя ноги, сидела девочка лет десяти.
– Здравствуй, милая, – боясь спугнуть ребёнка, сказал Семён.
Девочка замерла. Даже не хлопала ресницами. Взгляд её был прямым и удивлённым. Сеня отчего-то подумал, что она уже мёртвая, и кто-то специально срезал ей веки, чтобы глаза были всегда открыты. Но девчонку выдавали тонкие пальчики, которыми она шевелила, будто музицировала на невидимом детском пианино. Если бы Сеня умел играть на клавишных инструментах и знал хотя бы ноты, то вероятно, он смог угадать мелодию. Но девочка вовсе не играла, а только прицеливалась.
Сеня распахнул и вторую дверь. Затем присел и улыбнулся.
– Тебя как звать? Ты младшая сестра Анечки? – снова спросил он.
Девчонка молчала, перебирая пальчиками с грязными ногтями и глотала слюну.
Теперь она напоминала пучеглазую паучиху, плетущую свои липкие сети. Сеня где-то читал, что паучихи после спаривания пожирают своего возлюбленного. Но девочка была ещё неполовозрелой крохой. У неё не может быть любовника. И разве она способна сожрать крепкого, молодого милиционера?
– Послушай меня, детка… я не сделаю тебе ничего плохого. Я из милиции. Я ищу твою старшую сестру Анечку. Это ведь квартира Зайцевых?
Сеня широко улыбнулся и протянул вперёд руку. Хотел помочь малышке выбраться из шкафа, но девочка неестественно широко раскрыла рот, вытянула шею и зашипела, как большая кошка.
Есть такие игры, когда дети подражают животным, представляя себя котиками, собачками или медвежатами. И в целом эти игры, казалось бы, безобидны. Но девочка вовсе не играла в странные игры. Она бросилась Семёну в лицо, вцепившись какими-то не детскими и большими зубами в щёку. А её тоненькие пальцы сбили фуражку и притянули его к себе за волосы.
Сеня хотел оттолкнуть её, но девочка оказалась невероятно сильной. Она грызла его лицо, вырывала волосы и хрипела нечеловеческим голосом.
Тогда Семён понял, что это была уже не живая девочка – это была настоящая тварь, с клыками и холодным дыханием. Ей место в мертвецкой или даже на испепеляющем костре. Нужно сжечь её, как средневековую ведьму и прочесть Отче наш.
Рука его не дрожала, хотя не каждый день лицо раздирает вампир. Сеня ловко достал из кобуры пистолет и выстрелил в новоявленную тварь, куда-то в живот и в грудь – ровно два раза.
На внутреннюю стенку шкафа брызнула чёрная кровь. И хватка твари сразу ослабла. Пальцы её уже не были такими цепкими, и зубы перестали кусать его щёку.
Сеня толкнул тело, которое маленькой и легковесной тушкой упало обратно в шкаф и будто окаменело. В комнате было сумеречно, но Семён разглядел две приличные дырки: одну – на животе, другую – на груди. Лицо девочки стало безобразным. Большие глаза налились красным, изо рта торчали два длинных клыка, руки были вытянуты, но пальцы уже не плели паутину.
«Попал в самое сердце гадине», – подумал Семён, потрогав свой подбородок.
На его грудь капала кровь.
Сеня проверил глаза… Вроде бы, целы.
Потом облизнул губы… Вроде, не порваны.
Но щеке, конечно, досталось.
Он поднял с пола сарафан и разорвал его на куски. Затем выбрал две приглянувшиеся тряпки. Одной вытер куртку, второй – прикрыл царапины на лице.
Семён так и вышел в подъезд, пряча раненую щёку за обрывками цветастого сарафана и с пистолетом в руке.
Осторожно прикрыв дверь, он сунул оружие в кобуру.
«Нужно срочно найти Штейнберга… Нет, сначала надо показаться отцу!» – решился Сеня и отправился на свет божий.
На промозглой улице его встретил встревоженный дворник. Возможно, Ильгиз слышал выстрелы.
– Иди работай, татарин… и не смотри на меня! – приказал дворнику милиционер.
Ильгиз и не думал спорить и задавать вопросы. Его дело мести улицу, собак бродячих гонять и листья собирать… Дворник опустил глаза и отправился за метёлкой в подвал. Листьев в этом году налетело тьма-тьмущая. А что произошло в квартире Зайцевых, это его не касается. Пусть власти сами разбираются. Не слышал он ничего – не слышал, и делу конец!
Отец осматривал рваную рану на щеке.
– Вот ведь угораздило! Плохо дело! – сказал он.
– Может быть, обойдётся? – с надеждой спросил Семён.
– Нет, не обойдётся, сын. Теперь всё: или ты станешь разумным вампиром или диким вампиром, с мозгами как у серой мышки.
Сеня посмотрел на большой шкаф, с тремя дверками. Подумал, что можно там закрыться и переждать… или даже уснуть. Так девочка и поступила, а потом её душу похитила тварь.
– Срочно найди охотника, сын. Иначе…
– Я умру? Это конец? – поднял глаза Семён.
– Не знаю. Думаю, что перевоплотишься в вампира… Болезненная трансформация… Я, конечно, могу поить тебя своей кровью, чтобы ты не превратился в животное, – рассуждал отец, – но боюсь, крови не хватит. А если не достаточно, то придётся охотиться на людей… Нет, сын лучше найди Вершинского. Он должен тебе помочь.
– А если откажет? – сомневался Семён. – Или просто прикончит, как бешеного пса? Зачем ему связываться со мной? Кто я для него?
Отец почесал обрубок на правой руке. Покачал головой.
– У тебя мало времени. Иди к бывшему сыщику Сороколету. Пусть он вызывает охотника на вампиров.
– Сколько мне осталось, бать? – спросил Семён.
– Всегда по разному. Полагаю, не больше часа.
Сеня брызнул в лицо водой из черпака, потом обтёр рану полотенцем. Быстро намотал портянки и запрыгнул в сапоги.
– Я успею, отец! – решился Семён Никитин и хлопнул дверью.
Мужчина с обрубком присел на стул, закурил.
– Чёртовы вампиры! – злобно сказал Григорий Никитин.
***
Очевидно, это про меня в народе говорят, мол, выспишься на том свете. Потому что я даже не ложился.
Проживал я в отдельном доме, уже за пределами Москвы. Мой дом одиноко стоял в поле. Пространство вокруг хорошо просматривалось. Так проще контролировать подходы к жилищу. Хотя какой кровосос желает встречи с охотником? Поле на юге Москвы нежить обходила за версту. Всё чаще на дом натыкались бродяги. Приходили совершенно случайно и в страхе сразу шарахались, предпочитая обойти стороной источающий непознанную силу особняк, поскольку жилище Вершинского защищала тень могущественной магии.
Зайдя в дом, я скинул влажную одежду, надел сухую, – и пришлось повозиться с патронами, благо в запасе нашлось ровно тридцать снарядов с серебряными пулями, именно для револьвера.
Потом я читал заклинание, из раза в раз повторяя его, чтобы нашпиговать пули смертельным ядом. Теперь важно, чтобы Семён не использовал это колдовское оружие, ну например, против Штейнберга. А что… Сеня парень отчаянный, за ним как говорится, не заржавеет. Возьмёт и спустит курок. И кто будет контролировать новую милицию? Конечно, найдутся и другие вампиры, но к Штейнбергу уже все привыкли. Да и я свыкся с его говорливостью.
Комиссара Штейнберга я встретил у отделения милиции. Вкратце рассказал ему о ночной прогулке и передал патроны. Ещё наказал беречь храброго Сеню, приглядывать за ним… и самому на людей не бросаться. Знаю я этих вампирских болтунов. На словах они за русский народ, за свободу, а сами, только выпадает возможность, выжимают из доверчивого народа кровь всю до последней капли.
Затем я отправился к Владимиру Сороколету. Я просто хотел поесть, то есть набить брюхо. А у бывшего полицейского прекрасные связи в Москве. Всегда в его доме есть колбаса, хлеб, сметана и чай. Никогда я не вмешивался в политику, но эта чёртова революция почему-то опустошила все мясные прилавки. Да и прочие магазины не отличались разнообразием продуктов. Безусловно, я всегда мог полакомиться вампирами, что только придавало мне сил, тем более вампиров в Москве прибавилось, но знаете, что-то я размяк за последние лет сто. Убивал только особо опасных кровососов и кровь вовсе не пил. Хотя нарушителей в городе хоть отбавляй.
Всё-таки я предпочёл завтрак в кругу старого товарища. Владимир Сороколет долгие годы меня информировал; и сегодня не даст помереть с голоду.
По дороге к сыщику купил в подворотне у предприимчивого мужика мешок дров. Так и тащил на собственном горбу, под косые взгляды прохожих. Уверен, они мне завидовали.
Но вдруг я ощутил присутствие знакомого мне вампира. Точнее, вампирши. У меня запылали щёки, и втянулся живот.
Я остановился у массивной двери. Над дверью висела вывеска «Ателье Аббаса».
Я зашёл в ателье; мешок тащил за спиной. Над головой зазвенел колокольчик, и я почувствовал приятное возбуждение, потому что понял, кто здесь нарушает мои правила.
Распахнув занавес, вошёл в просторное помещение, где хозяин ателье обычно работал: кроил и шил наряды своим клиентам. А вот и та дама, по чьей милости я возбудился!
Её звали Габриэла. Она была настоящей амазонкой. Плечи у неё широкие, узкий таз, крепкие ноги, сильные руки, шикарные кудри до лопаток, а грудь у вампирши – исключительно выдающаяся! Сеансы ЛКН я практиковал с ней не единожды. Постоянно ловил на мелких нарушениях. Она будто вызывала меня на постельный бой. Вот и сейчас Габриэла сливала в железную кружку кровь с хозяина ателье, провоцируя меня скинуть с неё трусы!
Мужчине было под пятьдесят. У него густые чёрные волосы, смоляная борода, пушистые брови. Господин портной был арабом; возможно, персом. Склоняюсь всё-таки к его арабскому происхождению, хотя какое это имело сейчас значение? Он сидел со стеклянными глазами, смотрел, куда-то вперёд, вовсе не замечая, как Габриэла качает тонкой струйкой из его запястья тёплую кровь. Вампиры могут парализовать волю человека. Они непревзойдённые гипнотизёры. Короткое заклинание, и мастер по пошиву пиджаков и кальсонов – превратился в послушного донора. Габриэла и не думала его убивать или даже вредить здоровью; потеря двухсот грамм крови, лишь стимулируют жизнедеятельность человеческого организма – и не более.
Но всё-таки это нарушение правил. Моих правил, которые я установил для городских кровососов… И вообще, вампирша вполне могла обойтись не прожаренным куском говядины; в крайнем случае, поймать в подвале крысу. Но она предпочла рискованное питание. А я лишь уловил частички магии и отголоски, например, заклинания Покоя, которым она убаюкала врождённую защиту человека.
– Остановись, Габриэла! – громко сказал я.
Араб не должен был слышать меня. Заклинание Покоя имело довольно продолжительный эффект, – и пусть хоть пушки гремят возле его ушей, он ничего не смог бы услышать!
Но в этот раз мне показалось, что араб притворялся. Он только делал вид, что находится в стадии глубокого гипноза. Возможно, этот самый Аббас был прислужником Габриэлы или какого-то другого вампира. А теперь скрывал свои прегрешения, поскольку с прислужниками у меня разговор особенный, который мог закончиться казнью.
Ну что же, сейчас мы проверим каков характер портного. И если они в сговоре, то Габриэла сливала кровь за отдельную плату или просто запугала его, или засыпала обещаниями. В любом случае, они не хотели делиться правдой. Да мне и неважно, какого хрена здесь происходит! Факт преступления на лицо – так что снимай штаны, милочка, буду тебя лечить!
– Здравствуй, Григорий, – немного испугалась вампирша и тут же убрала кружку, спрятав её за спину.
Кровь ещё секунду ползла вниз каплями на ладонь Аббаса, пока Габриэла не остановила её, лишь прикоснувшись кончиком пальца к ранке. И уже не видно даже маленького шрама. Вампирша, словно опытный и умелый хирург, штопала человеческое тело, не оставляя даже рубцов.
Я стоял с мешком дров, перекинутым через плечо. Габриэла сидела с неполной кружкой крови за спиной. Но за дрова было уплачено, а вот за кровь? И кровь, это не деревяшки из леса, в конце концов!
– Я плохо себя чувствую, Григорий. Мне нужно поправиться… откормиться, – заверяла она. – Это в последний раз, Григорий! Я клянусь тебя, что подобного больше не повторится! Только дай мне выпить красное топливо! Мне очень надо… ну, пожалуйста! Не пропадать же добру.
Я только кивнул и прислонил мешок к стене. Если уж так вышло, то пусть побалует себя.
Габриэла жадно сделала три глотка и опустошила кружку, ну а я спустил штаны. Мой агрегат смотрел вверх, в полной боевой готовности.
– Что ж теперь делать-то… – облизнулась вампирша и всплеснула руками, – ничего не поделаешь… Ты прав, Гриша… Раз уж попалась, то надо отвечать… Это ведь закон. Таковы твои правила…
Она привычно задрала юбку. Довольно шустро сняла трусы и повернулась ко мне задом.
– Возьми меня, мой охотник. Я готова! – прорычала она.
А вот ты и не угадала, моя амозоночка!
– Раздевайся полностью, Габриэла! – сказал я. – Я хочу видеть тебя обнажённой!
Вамприша было запротестовала, но я был непреклонен. И ей осталось лишь подчиниться.
Она сняла блузку, потом на пол упали чулки и бюстгальтер, и миру явилась огромная грудь, – от чего мой член стал ещё крепче!
– Встань сюда! – приказал я.
Габриэла уже поняла, что спорить со мной не возможно.
Она упала животом на стол. Её в глаза смотрели точно на араба. Могу поклясться, что из бородатого Аббаса вышел бы невероятной мощи и глубины актёр, поскольку держался он взгляд ровно, будто его действительно заколдовали. На смуглом лице не было даже тени испуга, стыда или удивления. Аббас смотрел в пустоту, вальяжно откинувшись на спинку кресла. У араба не бегали зрачки, но его выдавало движение члена под брюками. Он жадно хотел Габриэлу. Мужик!
Я трахал вампиршу. Брал её сзади. Она стонала, скребла пальцами, собирая складки из плотной ткани, которой обтянут стол… Я убирал с её лица кудрявые волосы, чтобы портной мог видеть глаза вампирши. И он видел! И он возбуждался!
Если по-хорошему, то нужно было б разобраться с этим арабом. Но сейчас времена сложные. Каждый выживал, как мог. Но ателье всё же работало исправно. Я видел множество свёртков ткани вполне приличного качества. Вероятно, Габриэла помогала его бизнесу, а Аббас выручал её кровью. Возможно, он и не был прислужником.
Я схватил её за талью и силой стал прижимать жопу Габриэлы к себе. А потом я закончил сеанс!
– О-о!.. мой охотник… – прошептала вампирша.
Она продолжала нежиться. Лежала на столе и негромко хрипела. Моё семя отучало её пить человеческую кровь. Судя по заряду, который остался в теле вампирши – пару месяцев она не сможет даже смотреть на красное топливо.
Иногда мне казалось, что Габриэла была благодарна мне не только за удовольствие, которое я дарил как любовник, но и за то, что избавлял её от желания охотиться на человека. Так это или не так, я точно не знаю. Но хотелось верить в своё предназначение и исключительность.
Я застёгивал штаны, наблюдая за арабом. Тот сидел неподвижно. Даже не шелохнулся. Но член его стоял столбом! У Аббаса были железные нервы!
– Ещё раз поймаю, непременно отрублю ногу. А если состряпаешь себе прислужника, сожгу твоё сердце! Поняла меня, тварь? – строго предупредил я.
Габриэла не вставала со стола. Лежала раскинув руки, не открывая глаз.
– Я поняла тебя, Гриша. Больше не повторится… – тихо ответила она.
Я ещё раз посмотрел на Аббаса. Тот не дышал.
Потом я взял мешок с дровами и вышел на улицу.
Осталось пройти переулками. Ещё минут десять, и я в гостях у бывшего сыскаря. Жрать хотелось – просто жуть!
Я постучал в дверь. Ждать пришлось не долго. Владимир Сороколет открыл дверь и пригласил меня пройти, будто ждал.
– У нас проблемы, Григорий, – с порога сказал он.
Нет у меня проблем – проблемы только у вас, хотелось бросить в ответ. Но я дипломатично промолчал. Наверное, потому что надеялся хорошенько перекусить, а не сердить хозяина квартиры.
Я прошёл в комнату. У окна стоял Деймон. Взгляд его был озабочен.
Странно это выходит: вампир, которому больше тысячи лет, не может принять верного решения?
Отсюда напрашивается вывод, что это решение в силах принять только охотник Вершинский.
– Что случилось? – спросил я, высыпав дрова у остывшего камина.
Деймон указал пальцем на дверь, ведущую в соседнюю комнату.
– Семён Никитин заражён нежитью, – прямо сказал Владимир Сороколет, покручивая пальцами кончик своих усов.
Я нахмурил бровь и посмотрел на Деймона.
– Не понял… ты зачем его покусал, зверюга? – задал я вопрос.
Вопрос звучал парадоксально, абсурдно! Ну а что я должен был подумать? Можно ещё заподозрить Штейнберга. Но это и вовсе какой-то каламбур получается…
– Григорий, да причем здесь Деймон?! – удивился бывший сыщик. – Его подрал какой-то ребёнок-вампир. Мы не можем добиться от Семёна внятных объяснений. Мы только знаем, что он заражён. Он в горячке – если можно так выразиться… А Деймон лишь принёс баночку человеческой крови. Поскольку сам понимаешь – или Семён станет вурдалаком, или останется в разуме.
Тут до меня дошло; то есть молодого милиционера укусил вампир? И что теперь получается? Я, значит, возлагаю на Сеню надежды, думаю о будущем всей Москвы, патроны ему зарядил, переживаю за него, а Сеня вот так между делом нашёл какого-то мелкого вампира и безвольно подставил свою шею? Так выходит?
– Получается, что он сейчас в той комнате инициируется в вампира? Он напился человеческой крови и теперь лежит, перевоплощается? – с изумлением понял я; ну а как здесь не удивиться?
– У меня не было выбора, Григорий. Или Семён превратился бы в вурдалака, или пополнит клан Московского клыка, – вставил слово Деймон.
– Но есть и третий вариант: прикончить его нахер! – покосился я на дверь в соседнюю комнату.
Зачем вообще плодить кровососов? Нет, ну понятно, что всегда можно найти разумное объяснение, почему Сеня должен остаться жить, то есть трансформироваться в нежить. Но я уверен, что молодого милиционера можно запросто заменить на другого молодого или не молодого милиционера. Я утверждаю, что через несколько дней после кончины Семёна, Штейнберг подберёт следующего кандидата на дожность моего осведомителя. Кто-то живёт долго и сытно, как например, Владимир Сороколет, а другим помощникам не везёт. Это естественный отбор, друзья!
– Тебе его не жаль? Ты хочешь убить Семёна? – спросил меня бывший сыщик.
– А как ты думаешь? – ответил я, в полной решимости зайти в комнату и раскромсать нежить Ледяным кинжалом.
Но кто-то постучал в дверь. Стучали назойливо. Били кулаком, долбили ногами.
– Секундочку, – сказал хозяин квартиры и отправился к двери.
Послышался какой-то шорох, потом шёпот, затем я увидел высокого старика с собранными в хвост седыми волосами. Лицо его показалось знакомым.
– Где мой сын? – смело спросил человек.
Вероятно, он говорил о Семёне.