Фабрика душ

Выключив компьютер, Михоко вытянула руки назад и едва коснулась плеч Эммы.

– Ну, как там Кэй?

Удостоверившись, что экран погас, Михоко закрыла ноутбук, повернулась к Эмме и взяла протянутую прохладную бутылку.

– Холодненькое, – с улыбкой заметила она.

С тех пор, как Михоко переехала в Канаду, она стала озвучивать даже самые незначительные свои мысли – в Японии ей бы и в голову не пришло об этом говорить.

Теперь она не могла пользоваться своим родным языком, и отсюда пошли проблемы с тем, чтобы выразить некоторые вещи и чувства. Именно поэтому Михоко хотелось облечь в разборчивые слова и донести до Эммы все свои мысли и ощущения, включая самые мелочные. Ей хотелось, чтобы Эмма поняла – Михоко размышляет и чувствует, испытывает разные эмоции, живет рядом с ней. Так ей, по крайней мере, казалось.

– Выглядит хорошо. Увлеклась вот какими-то японскими айдолами.

– Айдолами? Парнями или девушками?

– Девушками.

– Интересно, – сказав это, Эмма опустилась на ворсистый диван, который они купили в магазине подержанных товаров. Полюбили с первого взгляда. Михоко тоже поднялась со своего места и уселась рядом.

Рабочее место, за которым она только что сидела со своим компьютером, они делили с Эммой. «Фуросики»[7], совместный бизнес, который они запустили несколько лет назад, все еще периодически лихорадило, так что Михоко продолжала работать организатором мероприятий для Японского фонда, базировавшегося в Торонто, а Эмма училась на дизайнера в университете и параллельно разрабатывала разнообразный визуал для их проекта, например, внешний вид платков и визиток магазина.

– Говорит, сейчас они невероятно популярны, эти девчонки. Большая группа, появилась совсем недавно. Проект очередного влиятельного дядюшки-продюсера. И Кэй на это повелась – не оттащить от экрана, – не отрывая бутылку от рта, сказала Михоко. Ей приятно было ощущать край горлышка, прохладный и гладкий, точно чьи-то губы.

– Это ведь все равно что японские мужчины, которые сходят с ума по молодым девушкам. Айдолы на самом деле всего лишь девчонки. И добровольно подписываться на то, чтобы их объективизировать…

– Но мы ведь не можем отворачиваться от этих девочек-айдолов только потому, что в самой системе есть некоторые проблемы? – заметила Эмма, вытирая губы. Ее бутылка почти опустела.

– Наоборот, меня ужасно злит, когда из-за системных недостатков японских компаний и общества в целом осуждению подвергают в том числе и японских женщин, которые вынуждены трудиться и жить в таких условиях. Я не шучу. И это справедливо для любой страны.

Эмма отставила пустую бутылку на приставной столик и кивнула, потягиваясь.

– Не знаю почему, но в Японии из всех стран женский вопрос больше всего бросается в глаза, в плохом смысле. Что тут скажешь – насквозь патриархальное общество. Ясное дело, что все внимание и вся критика направлены на женщин, а существование мужчин, в которых и кроется причина того, что происходит с женщинами, игнорируется. В самой системе кроется проблема. Мужчины словно невидимки, – невероятно расслабленным тоном продолжила она. Как будто говорила что-то вроде: «Как же вкусно выпить пива после обеда!»

Михоко всегда удивляла способность Эммы и других ее соотечественников, с которыми ей доводилось встречаться, мгновенно облекать в слова даже самые туманные и мрачные мысли и внутренние состояния, вроде того, в котором она находилась сейчас. И дело не во владении языком – они просто к этому привыкли. Со времени переезда сюда чувства Михоко как будто с каждым днем становились все острее. Раньше никто не учил ее озвучивать свое мнение, свои эмоции.

Да, так было всегда.

Михоко тогда была еще подростком – она и другие девчонки будто жили в неясной дымке, а если и находилась среди них та, которая отчетливо выражала свое мнение, остальные удивленно округляли глаза, едва заметно улыбались и отходили в сторону. Только этому они и учились – отходить в сторону, приспосабливаться к окружению.

Ничего не изменилось и когда они выросли. Учеба, работа, развлечения, отношения, встречи – все по-прежнему было окутано этой дымкой.

И как ни старайся, ее не развеять. Наоборот, она становится все плотнее. Она неоднократно спрашивала у своих близких, замечают ли они эту дымку. И каждый раз ответ был отрицательным. Что, правда не видите? Михоко была очень удивлена.

Лет в двадцать пять Михоко почувствовала, что терпеть это больше нет сил – она буквально задыхалась. И в этот самый момент, сама не зная почему, она решительно, точно тореадор, отправилась в какой-то невзрачный клуб на Сибуе с подобием диджея и там познакомилась с Эммой, которая тогда только приехала в Японию, получив должность лектора в крупной английской языковой школе. Изъяснялись они наполовину на японском, наполовину на английском, но это не помешало им сблизиться, и уже вскоре они отправились вместе в Канаду, на родину Эммы.

Иначе как побегом это не назовешь. Михоко сбежала из Японии.

– Но я понимаю. В том числе из-за этого я уехала. Понимаю, и именно из-за этого меня так выводят из себя покорно подчинившиеся японки.

Вновь подумав о Кэйко, Михоко вздохнула.

Кэйко, которая была всего на три года старше Михоко, приехала в совершенно изможденном состоянии – как физически, так и морально, внешне напоминая больше старую исхудавшую собаку – полная противоположность бодрой и счастливой Михоко, наслаждавшейся своей новой жизнью. За тот месяц, что старшая сестра провела у нее, Михоко успела сполна ощутить гнет японского общества, накопившийся за несколько лет на душе и в теле Кэйко, и это повергло ее в ужас. То, что рассказывала Кэйко, было не менее пугающим.

Но они с Эммой как следует взялись за нее – водили гулять по залитым солнечным светом улочкам, угощали разными блюдами, и Кэйко прямо на глазах становилось лучше, она даже начала выходить из дома в одиночку.

«Да, в этой стране я, наверное, могла бы жить», – говорила она, возвращаясь.

«Да, в этой стране я могла бы жить».

«Я хочу жить в этой стране».

Она иногда повторяла это точно в бреду, пугая Михоко. Тем не менее та уже постепенно начала привыкать к мысли о том, что сестра и вправду тоже переедет в Канаду, и это здорово.

В этом городе жило много таких людей. Политические эмигранты, беженцы, те, кто искал лучшей жизни.

Я хочу большего.

Михоко удивилась, впервые услышав эти слова.

Почему ты сюда переехала?

Поначалу люди всегда задавали этот вопрос, узнав, что она такая же приезжая, как и они сами.

Я хочу большего.

Были люди, которые, обсудив историю, ситуацию в обществе и законы своих стран, в довершение добавляли эту простую фразу.

Михоко, конечно, хотела сбежать из Японии, но в ней все еще живо было чувство вины, так что она не решалась произносить это вслух. К тому же в стране, где она воспитывалась, детей учили сдерживать сильные желания. Особенно девочек. «Вылезший гвоздь нужно забить» – такая в Японии есть поговорка. Особенно в отношении девочек. «Излишества – враг твой»[8] – еще совсем недавно эта фраза должна была помочь японцам пережить лишения военного времени и дотянуть до победы.

Я хочу большего.

Познакомившись с людьми, которые могли свободно говорить об этом, Михоко поняла, что она и сама такая. Что она здесь именно поэтому.

Я хочу большего.

Михоко была счастлива, что теперь может думать и говорить об этом, как о чем-то само собой разумеющемся. Постепенно ее перестали спрашивать о причинах переезда. Одного этого объяснения уже хватало, и ничего другого не требовалось.

Я хочу большего.

Ей хотелось, чтобы и Кэйко так думала. Так говорила.

Михоко вспомнила, как Кэйко на протяжении всего месяца, что они провели вместе, с серьезным видом записывала что-то в блокнот. Сестра всегда была заторможенной. Во всех детских играх – будь то пятнашки, прятки или вышибалы – выигрывала Михоко. Когда они проказничали, нагоняй от взрослых всегда получала Кэйко – она просто не успевала убежать. Может, все дело в имени? И пришло же дедушке в голову выбрать такие иероглифы – «почтенный ребенок»! Михоко думала так каждый раз при виде своей неуклюжей сестры.

Из распахнутого окна доносились шумные голоса прохожих.

Чрезвычайно прелестная улочка – тут тебе и букинист, и ресторан, и эко-кафе. Обставленная забавной подержанной мебелью квартира, в которой жили Михоко с Эммой, находилась в невысоком старом здании. На первом этаже удачно расположилась забегаловка, где подавали тако. Теперь эти тако – основа их с Эммой рациона. Очень вкусные. А сегодня вечером они с Эммой идут в Чайна-таун, чтобы поесть фо.

Конечно, и в этой стране, где она начала жизнь с чистого листа, есть дискриминация и другие проблемы. Иногда Михоко даже становится страшно. Но, вслушиваясь в льющийся с улицы через окно поток звуков, Михоко подумала о том, что, кажется, ей все-таки хочется продолжать жить здесь, в месте, где ее желания стали реальностью.

«Михо!» – зовет ее Эмма.

Да, у нее ведь есть Эмма, и это самое лучшее. Михоко положила голову ей на плечо.

В последнее время Михоко почти не писала свое имя иероглифами, даже не представляла их в голове. Теперь это короткое, мягкое «Михо» было для нее важнее всего. И в чем смысл этой пресловутой национальной идентичности, если на родине ты не можешь жить так, как тебе хочется? Михоко почти перестала это понимать.

* * *

Интересно, почему словосочетание «Клиника для женщин» вызывает такие смешанные чувства – одновременно тревогу и умиротворение? Оно настолько цепляет, что поневоле начинаешь задумываться – ведь обычные врачи вроде терапевта или лора, к которым обращаются в повседневной жизни, лечат не только женщин, с другой же стороны, тот факт, что для женщин имеется отдельное лечебное учреждение, даже в некоторой степени успокаивает.

Кэйко сидела на белом кожаном диване в светлой приемной и с безучастным видом оглядывалась вокруг.

На небольшой стойке – зеленые растения, выстроившиеся в ряд женские журналы и журналы с объявлениями. Меланхоличная мелодия будто из музыкальной шкатулки. Женщины, уткнувшиеся в смартфоны.

Кажется, именно с тех пор, как смартфоны распространились повсеместно, люди почти перестали читать журналы в приемных. Улыбающиеся женские лица на обложках, пылящиеся на стойке, выглядели удивительно резкими, даже слишком. Одна из них, с модной сумкой-тоут на плече, напоминала школьницу-хулиганку из старой манги для подростков. С ровными белоснежными зубами.

Время едва перевалило за полдень, но на диване в приемной уже не было свободных мест, а перед стойкой администратора «Клиники женского здоровья и красоты» женщины уже выстроились в очередь, чтобы без осмотра врача получить рецепт на комбинированные контрацептивы.

Единожды побывав у врача, можно было выписывать таблетки без повторного посещения.

Кэйко уже даже успела позабыть, как выглядел тот врач-мужчина, который осматривал ее в первый раз. Он производил неприятное впечатление, и Кэйко слушала его вполуха, а в конце он зачем-то заключил издевательским тоном, что, мол, ей самой решать. Тогда она подумала, что этот человек как-то не вяжется с «Клиникой для женщин».

А теперь раз в несколько месяцев ей нужно приходить сюда за рецептом. Многие женщины посещали клинику с этой же целью.

Тот самый один процент?

Бросая взгляд на очередь из женщин, Кэйко всякий раз испытывала благоговейный страх.

Довольно давно она прочитала в статье в интернете, что в Японии комбинированными контрацептивами пользуется лишь один процент женщин. Там же приводились данные по другим странам за тот год: Франция – сорок один процент, Германия – тридцать семь процентов, Великобритания – двадцать восемь процентов.

В некоторых странах эти препараты можно легко приобрести по доступной цене в круглосуточных магазинах и аптеках, в других их и вовсе раздают бесплатно, но на родине Кэйко женщины вынуждены обращаться в специализированные клиники и тратить тысячи иен. Неудивительно, что многие женщины обескуражены такими трудностями и высокими ценами, иные из-за этого и вовсе решают не делать ничего.

Некоторые вообще не знают о том, что подобные заведения существуют, и это тоже понятно. Японское общество по какой-то загадочной причине строго следит за тем, как женщины развлекаются, в чем находят удовольствие и что выбирают. В этом обществе контроль женщины над своим телом не одобряется.

«Для тех, кто занят, мы открыты по субботам и воскресеньям».

На главной странице клиники, где указано время работы, имеется такая приписка, выполненная в розовом цвете изящным шрифтом. Когда Кэйко перед первым посещением смотрела адрес, эти знаки мелькали перед ее глазами, точно мигающая лампочка.

Уже закрыв страницу, Кэйко вдруг поняла, отчего ее глазам было так неприятно – во фразе на сайте чувствовалась легкая, но все же навязчивость.

Разве бывают женщины, которые ничем не заняты?

Как будто в этом мире есть «женщины, которые заняты» и «женщины, которые свободны». Кэйко тут же сообразила, что про мужчин такого бы точно не написали – «Для тех мужчин, кто занят, мы открыты по субботам и воскресеньям». Изначально предполагается, что у мужчин много дел. Явно было, что эта мысль и лежит в основе всего, не говоря уже о самом существовании отдельного заведения – «Клиники для женщин», – это прямо-таки бросалось в глаза.

– Вход только для женщин, – остановила молодого человека, сопровождавшего свою девушку, женщина-администратор, одетая в облегающее форменное платье кремового цвета. На талии у нее был затянут тонкий коричневый пояс, губы покрыты блестящей помадой розовато-кораллового оттенка.

– Не для мужчин, – повторила администратор по-английски, заметив, что парень с девушкой колеблются.

Молодой человек наконец понимающе кивнул, затем что-то тихонько шепнул девушке и вышел из клиники. Наверное, сказал, что подождет ее где-нибудь, а потом вернется. Здесь редко увидишь такое, чтобы парень сопровождал девушку к гинекологу. И чтобы без всяких пререканий ушел, услышав, что «вход только для женщин».

Наверное, это студенты откуда-нибудь из Азии или просто путешественники. Девушка, оставшись в одиночестве, похоже, не слишком переживала по этому поводу и тут же уткнулась в смартфон.

«А той девушки все-таки здесь нет».

Так подумала Кэйко, впрочем, мысль пришла ей в голову совершенно неосознанно. В тот день Кэйко почему-то перепутала время приема и прибыла в клинику на двадцать минут раньше.

Клиника располагалась в углу третьего этажа высотки у южного выхода со станции Синдзюку, стены ее были полностью стеклянными и закрывались кремового цвета занавесками, производившими впечатление чего-то неестественного – возможно, все из-за того, что их складки создавали тени, отливавшие серым, а у входа висела небольшая табличка с временем работы.

У входа уже ждали посетители.

Мужчина и женщина, на вид – только-только стукнуло двадцать. Наверное, уместнее даже было назвать их парнем и девушкой.

Парень ужасно злился:

– Они что, издеваются? Почему все еще закрыто? Вот дерьмо, а ну, пускайте нас! Выдайте эти чертовы таблетки, и дело с концом!

Он все продолжал язвить в такой резкой, точно у комика, манере, которую редко встретишь в обычной жизни. Похоже, они, как и Кэйко, ошиблись со временем – ничего особенного, но его в высшей степени разгневанная реакция по этому незначительному поводу заслуживала удивления.

Интересно, как у него в голове все устроено?

Кэйко была просто поражена.

А парень, кажется, и не замечал, что Кэйко на него смотрит. Или ему просто было все равно. Поэтому и сама Кэйко без стеснения принялась внимательно наблюдать за парочкой.

Девушка же с невозмутимым видом смотрела на парня, по-детски пытавшегося выплеснуть свое раздражение. Притихнув, она будто всем видом демонстрировала, что здесь уже ничего не поделать. Наверное, это у них не впервые. Длинноволосая девушка была в обтягивающих джинсах по последней моде. У парня – острые локти и подбородок, вся одежда мешковатая. Девушка чуть выше его ростом.

Разгневанный парень и его безмолвная подруга.

Сколько раз Кэйко доводилось наблюдать эту картину в школе и на работе.

Разгневанный парень и его безмолвная подруга.

Кэйко и сама бывала в подобной ситуации. Поэтому ей стало грустно, когда она увидела, что молодежь воспроизводит в отношениях тот же паттерн.

Пусть она скажет хоть что-нибудь, приведет его в чувство. «А ну, перестань». Хотя бы это. «Замолчи». И даст ему подзатыльник.

Кэйко умоляюще глядела на парочку, но ничего не изменилось. Перед ней все так же разгневанный парень и его безмолвная подруга.

Не выдержав этого зрелища, Кэйко на лифте спустилась на минус первый этаж и провела время до приема в местном круглосуточном магазинчике. Внимательно разглядывая один новый товар за другим, она ощутила, как чувство беспомощности отступает. Все-таки материальное имеет неоспоримую силу.

Спустя какое-то время Кэйко вернулась в клинику. К тому моменту там уже вновь собралась очередь – четверо-пятеро пациенток, – но той самой парочки нигде не было видно. Они неожиданным образом испарились.

Кэйко легко могла себе представить, как до одури разозлившийся парень уходит из клиники, и девушке ничего не остается, кроме как последовать за ним.

А ведь контрацептивы нужны были именно ей.

Кэйко стало стыдно. За себя, потому что ничего не могла сделать для нее. Ведь и сама она была безмолвной подругой, безмолвной женщиной. И теперь, и раньше.

Кэйко не знала, будет ли еще у той девушки возможность прийти за таблетками.

При самом худшем раскладе парень привел ее сюда, будучи убежденным, что теперь они смогут заниматься сексом без предохранения, что, конечно, ошибочное и поверхностное мнение. К сожалению, сложно представить, что эта девушка, молча наблюдавшая за скандалом, который устроил ее бойфренд, могла бы сама решиться прийти в клинику за таблетками. А даже если и так, если она сама высказала это желание, все равно все испортил ее парень, который за ней сюда потащился. Женщина должна решать, принимать ей контрацептивы или нет. Но на деле так не получилось. Вроде бы это и ее тело, а выходит, что как будто и нет.

Розовато-коралловые губы женщины-администратора произнесли имя Кэйко.

Кэйко поднялась с дивана, словно очарованная этим прекрасным оттенком и ее мягким голосом, и направилась к стойке, чтобы получить таблетки, которые упростят жизнь ей и ее телу.

Все новые и новые женщины появлялись у стойки, и очередь росла.

Неужели их и правда всего один процент? Неужели это нужно всего одному проценту женщин?

Не может быть.

Кэйко была в этом уверена.

Очередь, которой не было конца, казалась ей неопровержимым доказательством.

Покинув высотку и нырнув в прямой подземный переход, Кэйко тут же надела наушники и включила песню группы ХХ.

В уши полилась драматичная, навязчивая мелодия вступления. Даже на этом моменте, сколько бы Кэйко его ни слушала, настроение ее заметно улучшалось. В ней вновь оживали те эмоции, что она испытала, познакомившись с композицией впервые.

Кэйко шагала в такт голосам девушек. Судя по прогнозу, погода должна была ухудшиться, так что она надела лоферы из искусственной кожи, которые не жалко и промочить. Обувь была жестковата, но в то же время создавала ощущение надежности.

Большинство прохожих тоже были в наушниках. Что ни говори, а для многих людей возможность одним нажатием кнопки включить любимую песню – настоящее спасение от ежедневной рутины.

Кэйко хотелось хлопнуть каждого из них по плечу, понимающе кивнуть.

Стены подземного перехода выцвели, а один из небоскребов, к которому он прилегал, совсем обветшал – по плану его должны реконструировать, так что всех арендаторов попросили на выход. Разглядывая информационный стенд, с которого исчезли все названия, кроме «Макдоналдса», Кэйко подумала, что вот так, наверное, и выглядит конец света. Находившийся в том же здании ресторан русской кухни, который нравился Кэйко, переехал по соседству, вот только она пока так ни разу там и не была – обычно она заглядывала туда на обратном пути из «Клиники для женщин».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Комикс манга в пяти томах (1996–1997), автор – художница Сайто Тихо. Повествует о приключениях молодой девушки Утэны, ученицы привилегированной Академии Отори (прим. пер.).

2

Крупный аэропорт в Токио, обслуживающий внутренние и часть международных рейсов (прим. пер.).

3

Отдельная категория японских поп-звезд, медиаличность (музыкант, актер, модель и т. д.) с привлекательным, наивным имиджем (прим. пер.).

4

Синдром смены часового пояса. Дискомфорт или тяжелое недомогание, вызванное резкой сменой часовых поясов при авиаперелете (прим. ред.).

5

Блюдо японской кухни, в основе которого рыбный бульон даси. В бульоне тушатся разнообразные ингредиенты, например, вареные яйца, редька дайкон, рыбные полуфабрикаты. В качестве приправы обычно используются соевый соус или горчица. Блюдо употребляют преимущественно в зимнее время (прим. пер.).

6

«Takarazuka Revue» – женский музыкальный театр, основанный в Японии в 1913 году. Труппа базируется в городе Такарадзука префектуры Хёго, отсюда и название. Постановки театра вдохновлены бродвейскими мюзиклами, мангой, аниме, видеоиграми (прим. пер.).

7

Квадратный платок, предназначенный для заворачивания и переноски вещей. Может также использоваться в качестве подарочной упаковки (прим. пер.).

8

Данный лозунг во время Второй мировой войны активно распространялся в Японии, в том числе посредством СМИ (прим. пер.).