Фабрика душ

Да, тогда ей было страшно. А вдруг собеседник решит, что Кэйко слишком много о себе возомнила, что чересчур зацикливается на всем этом, что она просто сама по себе неприятная личность? Кэйко была еще очень молода.

Когда она вернулась в гостиную, на глаза ей снова попался стоявший на полу чемодан. «Хватит, наверное», – подумала Кэйко и, даже не проверив, выветрился ли запах, захлопнула чемодан и убрала в шкаф.

Вместо ирисок с кленовым сиропом, которые Кэйко съела в период своего вынужденного затворничества, Кагава получила в качестве сувенира прямоугольный плоский магнит с канадским городским пейзажем. С улыбкой она объявила, что прикрепит его на холодильник. Магнит излучал старомодную изысканность.

– Прости, что так вышло, – добавила Кэйко.

– Нет, что ты, мне в самом деле нравится. Я ведь музеями увлеклась в последнее время, а там всегда в магазинчиках предлагают магниты со знаменитыми полотнами. И формы такой же, как этот. Сколько раз я обращала на них внимание – ну такие красивые, а теперь я их собираю. И на память магниты приятно сохранять.

Кагава принялась перечислять известные картины, магниты с которыми имелись в ее коллекции.

Кэйко, которая впервые за долгое время выехала далеко из дома, все еще нервничая, разглядывала многочисленные растения под высоким потолком.

Поскольку Кэйко вышла из дома заранее, задолго до того времени, в которое они с Кагавой договорились встретиться в этом кафе, она решила заглянуть в расположившийся на той же улочке мультибрендовый магазин, славившийся своей утонченной атмосферой.

– Благодарим, что выбрали нас! – обратился к ней продавец, когда она принялась бродить по залу.

Он продолжал повторять это всякий раз, как Кэйко проходила мимо. Она ведь только зашла и еще даже ничего не купила. Кэйко начало мутить, и, потеряв всякий интерес к выставленной в зале одежде и прочим товарам, она присела на скамейку у входа, где и провела оставшееся до встречи время.

Ей становилось не по себе от одной только мысли об этом. Только что вернувшись из-за рубежа, Кэйко со всей остротой ощутила, насколько образ жизни и манера общения там отличаются от местных. Это чувство искажения реальности, каждый раз возникавшее в подобных местах, вызывало у нее головокружение.

Почему же все так по-разному?

Почему все так неестественно?

Кэйко искренне хотелось понять причину этого.

Привыкнув к тому, что покупатель и продавец находятся на равных, а их общение – не больше, чем продолжение повседневного диалога, она уже не могла воспринимать излишнюю услужливость, подразумевающую, что по статусу клиент выше обслуживающего персонала, иначе как напряжение для обеих сторон. Казалось, во всем этом не хватает чего-то важного, искреннего.

Да, эту тягость она заметила уже с самого начала, когда прилетела.

В выражении лица молодого сотрудника, который проверил у нее билет на автобусной остановке, когда она вышла из здания аэропорта, и велел встать в очередь. В том, как пассажиры и сотрудник старались не смотреть друг на друга, не вступать в контакт, будто по обоюдному молчаливому согласию решив, что так будет спокойнее. Отчетливо осознав эти будничные различия в манере общения, Кэйко на мгновение ощутила, как ее сердце рвется на части. Не успев открыться миру, оно снова захлопнулось. Здесь это обычная вещь – об этом тоже нельзя было забывать.

Когда Кэйко вновь оказалась на улочках, где толпилась молодежь, внутри нее ожило то самое странное чувство по отношению к девушкам. Городок полнился беспокойством, его семена прорастали в смехе и разговорах вокруг.

Даже в кафе Кэйко то и дело невольно поглядывала на молодых японок. Идеально подкрученные челки, точно в рекламе шампуня – только нимба над головой не хватает. Изящные кисти, сжимающие чашки. Ногти, выкрашенные в нежные цвета. Ровные небольшие белые зубы – их становится видно, когда девушки смеются.

– Недавно Унами – да, она поступила к нам уже после тебя, – так вот, Унами сказала, что у нее совсем нет сбережений, я уже и забыла, к чему она это. А тут Ёсида возьми и спроси, мол, и куда же ты все растратила, хотя его никто и не спрашивал. У меня, говорит, десять миллионов накоплено – просто влез в разговор, и все. Наверное, не только с зарплаты, но и с остальных выплат. И если бы он еще серьезно во все это верил… Куда уж тут растратила! Она и не получает-то столько, чтобы хоть что-то откладывать. – Кагава нахмурилась, лицо ее было недовольным.

– Для него это в порядке вещей, – ответила Кэйко. Она по инерции втянула напиток через трубочку, на секунду вдруг перестав понимать, что именно пьет. Сладковатая жидкость лилась в горло. Точно, это же чай со льдом.

– В порядке вещей, значит. Всего-то. «Дядюшки» вроде Ёсиды вечно копошатся, кичатся непонятно чем. Как же их много вокруг – всякий раз думаю об этом, когда иду на работу, в это адское местечко. Целый океан «дядюшек». – Переведя дух, Кагава взглянула в глаза Кэйко. – Я, конечно, понимаю, что все это было ужасно, и тем не менее искренне рада за тебя, Кэйко. Тебе удалось сбежать из этого ада.

– Рановато стемнело, – заметила Кагава, торопливо шагая в сторону станции. – И ветер холодный стал.

Кэйко, все еще не до конца осознававшая реальность происходящего, не отставала от Кагавы, но мыслями была где-то далеко.

На пути их показался мужчина в костюме, и Кэйко отступила назад, за Кагаву, чтобы уступить ему дорогу. Теперь она видела перед собой нервно подергивающиеся узкие плечи подруги.

Когда мужчина прошел мимо, Кэйко снова поравнялась с Кагавой.

– Слушай, а ты все еще носишь с собой тот розовый электрошокер?

– Всегда, – как ни в чем не бывало ответила та, даже не повернувшись.

Чем ближе они подходили к станции, тем больше становилось людей. Голоса прохожих и уличных музыкантов смешивались, так что вокруг стоял гул.

Внутри тоже было так шумно, что казалось, дрожит земля. Громкие звуки доносились с большого экрана, установленного на высоте третьего этажа здания. Кэйко невольно задрала голову вверх, чтобы посмотреть.

На экране были девушки, на первый взгляд – участницы очередной поп-группы. Кажется, показывали еженедельный хит-парад: в левом верхнем углу экрана, транслировавшего музыкальный клип, где девушки активно пели и танцевали, значилась маленькая табличка с надписью «первое место», а сбоку – названия коллектива и композиции. Кэйко они ни о чем не говорили. Когда она уже собиралась отвести взгляд и последовать за не сбавлявшей темпа Кагавой, на экране вдруг появилось еще одно девичье лицо.

Девушка уставилась на Кэйко холодным пронзительным взглядом. Она смотрела ей прямо в глаза, будто пригвождая к месту. Никакого кокетства – для нее это просто не тот уровень. Девушка словно бросала вызов всему остальному миру. Блестящие черные, коротко стриженные волосы обрамляли бледное лицо, концы волос торчат точно шипы, что прячутся у нее глубоко в груди.

Замерев, Кэйко завороженно смотрела в экран.

И она тоже айдол?

– Что случилось?

Кагава, заметив, что подруга отстала, вернулась и теперь стояла рядом с Кэйко, с подозрительным выражением на лице оглядывая ее.

Кэйко почти инстинктивно схватила Кагаву за худую руку и заговорила. Голос ее был тихим, точно у человека, что разговаривает во сне, но при этом в нем звучала решимость:

– Кагава, кто эта девушка?

* * *

Кэйко, конечно, начала искать работу по объявлениям в интернете, но жара становилась все сильнее, так что все закончилось просмотром музыкальных клипов и других видео в сети.

С тех пор, как Кэйко увидела ХХ на уличном экране, каждый раз, входя в интернет, она не могла удержаться, чтобы не посмотреть, как та поет и танцует, или не поискать о ней информацию.

ХХ – солистка новой поп-группы, дебютировавшей всего два года назад. Ей нет еще и двадцати. Группа, в которой поет ХХ, выпускает один хит за другим, и популярность их сейчас просто невероятна.

Кэйко не смотрела телевизор и относилась к поп-культуре весьма прохладно – такая история успеха вызывала у нее легкие сомнения: вот ты никто, а вот спустя два года тебя знает каждый. Но почитав в интернете и соцсетях бесконечный поток дифирамбов и критики в адрес ХХ и других участниц группы, она внутренне согласилась, что подобное и правда возможно. Но еще больше ее удивила заносчивость девушек – они будто упивались собственным успехом. Без сомнения, они были совсем не похожи на айдолов прежних лет.

Это и привлекало Кэйко больше всего. Участницы группы никогда не улыбались во время выступления. Не только ХХ, но и остальные девушки пели и танцевали, сверля публику злобными взглядами, ни тени улыбки на лицах.

Девушки-айдолы, которые не улыбаются.

Одно это заставило Кэйко ощутить неожиданную радость.

Улыбки. Улыбки. Улыбки.

Все требовали от японок улыбаться – и по телевизору, и в обычной жизни.

Прихоть японских мужчин, и они искренне верят, что заслуживают этого. Мужчины высокомерно рассуждают о разных улыбках: вот скромная, а вот нежная, точно распустившийся подсолнух, делают замечания угрюмым девочкам, мол, хмуриться нехорошо, да и вообще всячески поощряют тех открывать рот лишь для того, чтобы натянуть на лицо очередную улыбку. Этого не избежать, даже когда японские девочки становятся женщинами.

Но эти девчонки во главе с ХХ, избавившиеся от необходимости улыбаться, используют свою силу исключительно для того, чтобы продемонстрировать собственные таланты посредством танца и музыки.

Кэйко вспомнила вечер того дня, когда они встретились с Кагавой.

Тот момент, когда она, вернувшись домой, открыла ноутбук и, воткнув соломинку в питьевой йогурт, купленный в круглосуточном магазинчике, вбила в поисковую строку видеохостинга имя, подсказанное Кагавой, и нажала на кнопку воспроизведения первого в списке клипа.

Вступление звучит немного тревожно. ХХ, лежащая на дороге, поднимается и вскидывает к небу руку, сжатую в кулак. Откуда-то сзади подбегают остальные участницы группы, и когда все собрались, каждая принимает воинственную позу. «Готов ли ты быть как все?» – строки у песни вызывающие, девушки одеты в костюмы, напоминающие армейскую форму, они двигаются синхронно, воинственно поют и танцуют.

Ого.

Кэйко, пораженная происходящим на экране, была не в силах оторвать от них взгляд.

Когда клип закончился, она тут же запустила его еще раз.

Немного придя в себя, Кэйко открыла следующее видео, посмотрела его несколько раз, затем перешла к еще одному клипу.

В каждой песне чувствовалась сила – сила сопротивляться давлению общества и конформизму окружающих. Костюмы девушек хоть и имели прообразом школьную форму, как у других похожих групп, все же смутно напоминали обмундирование военных – материал был плотным, и сколько бы они ни вертелись, под задиравшимися юбками виднелись лишь темные шорты. Это тоже успокаивало.

Еще, конечно, особенно впечатляли их танцевальные постановки. Были и такие песни, в клипах на которые девушки двигались, точно призраки из японских фильмов ужасов. Что-то из разряда темной магии.

Каждая из них была великолепна.

ХХ и другие участницы пели песни, несвойственные айдолам, необычно танцевали, носили необычную одежду, не улыбались и тем не менее производили неизгладимое впечатление.

Кэйко, которой с некоторого времени перестало нравиться большинство поющих и танцующих поп-айдолов с их приклеенными на лица улыбками, с их юбочками в школьном стиле, нарочито короткими, так что можно увидеть нижнее белье, почувствовала настоящее облегчение, глядя на этих девушек, совсем не похожих на обычных поп-звезд.

Смотря на ХХ и остальных девчонок, Кэйко снова почувствовала себя уязвленной.

От того, что каждый день видит по телевизору девушек, которых мужчины принуждают быть милыми и послушными. Да, в реальном мире так все и устроено, но в точности воспроизводить это на экране…

Если для Кэйко это неприятно, хотя она просто смотрит, то каково же самим девчонкам? Каждый раз, когда на глаза ей попадалась очередная новость о том, как одна из артисток нарушила правила группы и подверглась наказанию – были даже случаи, когда девушек, пойманных на свидании с мужчиной, заставляли побриться наголо и принести извинения, приостановить выступления из-за «плохого самочувствия» или и вовсе «выпуститься» из коллектива, – что-то сжималось у Кэйко в груди. Иногда сообщали и о происшествиях: например, сталкерах или «сложностях» на фанатских встречах, но никаких мер по этому поводу впоследствии не предпринималось.

С самого детства – это нисколько не изменилось и сейчас – Кэйко постоянно наблюдала в передачах бесконечное насилие и дискриминацию, и это касалось не только айдолов. В конце концов, не выдержав, она решила больше не смотреть телевизор. Конечно, в мире рекламы и интернет-новостей невозможно было заслониться от всего, но, лишив себя доступа к телевидению, где зритель вынужден следить за происходящим на экране, Кэйко вздохнула гораздо свободнее.

А теперь она знала о существовании ХХ.

Но как бы ее ни привлекала, как бы ни нравилась ей группа, в которой поет ХХ, невозможно было закрыть глаза на тот факт, что и они – часть массовой поп-индустрии, с некоторых пор занявшей в Японии лидирующие позиции.

И улыбчивых девчонок-айдолов в легких юбках, и мрачную ХХ с подружками в плотных, прилегающих к телу костюмах продюсируют одни и те же мужчины. Влиятельные мужчины, издавна правящие в японской индустрии развлечений.

Если подумать, то эти самые мужчины одновременно и задевали, и воодушевляли Кэйко. Не очень-то хотелось признавать, но это было так.

За всем стоят эти мужчины. Множество мужчин, которые управляют этими девушками. Эта система существовала всегда.

«Не жмись к остальным! Не бойся выделяться!» На мгновение вернувшись в действительность, Кэйко услышала, как поют девушки. Голоса и танцевальные движения сливались в унисон. Все это выглядело как плохая шутка, как одно большое противоречие.

Что-то кроется за всем этим.

Так подумала Кэйко.

Например, могли бы идеальные движения и модная одежда участниц быть задуманы так, чтобы воспитать у молодого поколения агрессивный взгляд на мир? Если поразмыслить о современном японском обществе, становится понятно, что ничего хорошего в подобной идее нет.

И все же.

Кэйко была очарована.

Очарована ХХ, очарована остальными девчонками из группы.

Отложив поиски работы, Кэйко по несколько раз пересмотрела их клипы, а более-менее разобравшись с основными композициями, перешла к чтению многочисленных комментариев, которые зрители оставляли под записями телевизионных выступлений и музыкальными видео, блогов самих девушек и фанатских форумов. Информация будто сама стекалась к Кэйко, проникая в самое ее нутро. Так бывает – когда что-то нравится, ты буквально впитываешь все об этом. Впитываешь само это.

Она уже успела позабыть эти эмоции – так много воды утекло с тех пор, как Кэйко, которой тогда не было еще и двадцати, собирала журнальные вырезки об айдолах и других знаменитостях, так давно ее сердце не трепетало при мысли о ком-то. Как ни посмотри, а это чувство сродни любви.

Неужели у меня появился кумир?

Кэйко, которая всегда завидовала коллегам и друзьям, обожавшим кто аниме, кто актеров из труппы «Такарадзука»[6] или фигуристов, искренне этому обрадовалась. Пусть даже пока ее увлечение не вышло за пределы дома. Будто в попытке реабилитироваться, она заказала по интернету диск с новыми песнями группы. Из множества доступных обложек Кэйко выбрала ту, на которой ХХ, снятая в профиль, смотрела куда-то вверх. Как же давно она в последний раз приобретала CD, чтобы послушать музыку.

Конечно, чем больше она узнавала про ХХ и других девушек, тем больше подмечала, что ей не нравилось.

Такие самоуверенные во время выступлений, во всех остальных ситуациях девушки будто становились зажатыми, говорили тихими, дрожащими голосами. Даже ХХ. А некоторые из участниц и вовсе снимались в купальниках для мужских журналов. И к чему тогда была вся эта мешковатая одежда? Только это и приходило Кэйко на ум, когда она глядела на выставленные напоказ тела на снимках.

Уж слишком похоже на то, что цель всех этих уловок – успокоить мужчин. Кэйко ощутила раздражение. Да, мы сильные, мы крутые, но одновременно с этим мы обыкновенные девчонки, и слабость нам тоже свойственна. Как будто они стремятся себя обезопасить.

В расстроенных чувствах Кэйко, включив очередную запись телевизионной передачи, решила промотать разговорную часть. Но стоило только начаться выступлению – вот девушки задергались, точно одержимые злым духом, – как Кэйко вдруг поняла, почему они ей так приглянулись. В этом танце, больше напоминавшем пляски злых колдуний, ощущалась бешеная энергия – казалось, она может убивать мужчин, которые вершат судьбами обычных женщин, а может, когда-нибудь и взаправду убьет. На это определенно можно было надеяться.

И пусть даже те, кто стоит за ними, преследуют свои цели, молодежь, которая увидит выдающиеся выступления ХХ и ее подруг по группе, скорее всего, просто воспримет смысл их песен, не задумываясь ни о чем.

Кэйко готова была поставить на это.

* * *

…

…

…

…вроде красивее, чем ХХ.

ХХ нереально красивая девчонка.

Ты вообще понимаешь, что это значит – «красивая»?

Я обожаю ХХ.

Просто не могу поверить, что ХХ существует.

Если ХХ не красивая, то кто тогда?

…

…

…

Проматывая сообщения на форуме, Кэйко поняла, что ее собственная позиция по этому поводу довольно странная.

Она не решалась признаться в том, что ей кто-то нравится – будь то любимый человек или музыкальная группа. И дело не в ее возрасте или что она женщина. Каждый свободен в своих увлечениях. Это понимала даже Кэйко. Все дело в предпосылке, которую создали за это время японские женщины. Казалось, если она объявит, что ей нравится ХХ и ее группа, то, таким образом, как будто поддержит мужчин, что руководят ими, хотя это совсем не так. Будто станет потребителем, как они. В этой системе нельзя открыто признать, что кто-то тебе по душе.

И все же это было так.

На данный момент разрешить это противоречие Кэйко не могла.

– И чего это вдруг тебя туда понесло? Ты что, совсем ничего про это не знаешь? Японская поп-культура – сплошная объективизация молодых девчонок, а то и похуже! За границей люди от этого не особо-то в восторге! – возмутилась Михоко, когда во время их разговора по скайпу Кэйко в продолжение какой-то темы упомянула, что с недавних пор фанатеет от одной популярной группы. Впрочем, этого следовало ожидать.

– Понимаю. Но что теперь поделать.

– Ну, если тебе настолько наплевать, то хотя бы почитай зарубежные новости. Ты ведь сама только оттуда! Как же так вышло?

– Да, но…

– Возвращаясь к нашему разговору – если не найдешь работу, в любом случае приезжай к нам. А об этом забудь. Мой тебе совет.

– Михо! – кто-то за кадром окликнул Михоко по имени.

– Ой, мне пора, – сказала она и отключилась.

Кэйко закрыла окно скайпа и вновь перешла на страницу видеохостинга, чтобы посмотреть очередной клип ХХ. Следя за ее решительным взглядом, за танцевальными движениями девушек, Кэйко почувствовала, как на глаза почему-то наворачиваются слезы.

Спустя некоторое время ей захотелось есть. И тем не менее она продолжала смотреть на ХХ и остальных.

…

…

…

…вроде красивее, чем ХХ.

ХХ нереально красивая девчонка.

Ты вообще понимаешь, что это значит – «красивая»?

Я обожаю ХХ.

Просто не могу поверить, что ХХ существует.

Если ХХ не красивая, то кто тогда?

…

…

…

Перед глазами проплывают незнакомые слова, губы подрагивают, проговаривая текст.

Так странно.

Оглядевшись вокруг, Тиё заметила недовольные усмешки. Сама она ужасно покраснела.

– Красивая девчонка.

– Красивая девчонка.

– Красивая девчонка.

Одна за другой они пробовали сказать это вслух.

Стоило только произнести эти слова, и по языку будто начинала расползаться стайка муравьев, отчего во рту ужасно зудело. Не в силах больше терпеть, Тиё выдохнула.

– Красивая девчонка, вот еще.

– Это еще что за…

– Ну дают!

– Вот это, конечно…

По библиотеке разнеслись недовольные вздохи и веселые голоса. Тиё, обычно такая смешливая, плакала.

«Девчонка», а перед ней – «красивая». Только и всего. И почему это так занятно? «Красивая» и «девчонка», «девчонка» и «красивая». Им еще не доводилось использовать эти два слова вместе.

– Красивая девчонка.

– Красивая девчонка.

– Красивая девчонка.

Чем больше повторяешь, тем веселее становится. Вот они уже хохочут, схватившись за животы и топая ногами. Но сколько бы они ни произносили эти слова, смысл их не становился яснее.

– Ну все, хватит, – велела, тяжело дыша, Мика, их главная. Она принялась небрежно вытирать тапочком накапавшую на пол слюну. Подошва неприятно скрипела.

Все тут же последовали приказу Мики, выпрямили согнутые спины и сделали глубокий вдох.

– Об ХХ так и писали. Это было первое, что приходило им в голову, – немного отдышавшись, произнесла Фумико, выдавливая прыщ на щеке. Казалось, в указательных пальцах обеих рук была сосредоточена сила всего ее тела. Содержимое резко и без остатка выскочило наружу.

– Прекрати! А если я тебе?! – Юкиэ, на юбку которой попал гной, принялась отряхивать подол. На ее щеках тоже краснело несколько прыщей.

Нет, еще нет. Так бормотала Юкиэ последние дни каждый раз, когда касалась их. Мы соглашались, дотрагиваясь до прыщей, чтобы удостовериться. Давить их нужно, когда они станут максимально большими – в этом сомнений не было. Потому что в противном случае не так весело. И всякий раз нас восхищало это удовлетворение, разливающееся по телу в тот миг, когда из кожи наружу выходит содержимое прыща.

– Получается так. Странно это. И кто будет «девчонку» называть «красивой»?

– Да, обычно эти слова вместе не употребляют.

На лицах у всех читалось удивление.

«Красивая девчонка». Нас тоже можно было назвать «девчонками». Иногда это слово говорили также по отношению к девушкам чуть постарше или девочкам помладше нас. А тут к нему прицепили еще прилагательное «красивая». «Красивыми» бывают, например, цветы, закаты. Что-то, чем можно любоваться.

«Красивая девчонка».

Мы снова задумались, но так ни к чему и не пришли, поэтому снова расхохотались. На лицах у каждой расплывалась легкомысленная улыбка.

– Наверное, все-таки надо выяснить, как было устроено общество, в котором употреблялись эти слова. – Тиё произнесла это с хладнокровным видом, но все равно было заметно, как подрагивают уголки ее губ – она изо всех сил старалась сдерживать смех. Тиё обожала историю. Спросите почему – просто в истории полно интересных фактов, вроде сплетен или еще каких забавных событий.

– Может быть.

– Отлично сказано, Тиё!

– Да, это важно. В том числе и поэтому до сих пор спорят, была ли ХХ «красивой девчонкой» или нет.

– Ну что, тогда разделимся на две команды?

Пять сжатых кулаков, готовых сразиться в камень-ножницы-бумагу, взметнулись в воздух.

По правилам популярной у девочек в последнее время версии игры если все показали «камень», то начинали лупить друг друга что есть силы. Побеждала та, кто до последнего молча терпела боль. Перевес здесь был на стороне упрямой Фумико, но не стоило недооценивать и Юкиэ, безжалостно колотившую соперниц. Я же уже давно поняла, что волосы на руках создают своего рода защитный барьер, поэтому принялась отращивать пушок, и этого, похоже, еще никто не заметил.

Кулаки ударялись друг о друга, а дыхание становилось все более прерывистым. Подмышки вспотели под формой. Мы били и били, вкладывая всю силу в каждый удар.

– Итак, выступление группы состоится послезавтра. Успеем до этого? – вдруг придя в себя, спросила Мика, торопливо накрывая растопыренной ладонью четыре других кулака, все еще ожесточенно ударяющихся друг в друга.

– Это всего лишь часть информации. Да, так называли ХХ, но все дело в том, что мы пока не знаем, насколько это принципиально. Времени у нас полно, так что давайте сейчас займемся изучением ХХ в соответствии с нашим вопросом. Мы ведь не хотим выступить кое-как? Тебе, Аканэ, в особенности будет досадно, правда? – глядя на меня, добавила Мика.

Скоро конец семестра. Другого шанса для нашей группы восстановить свою репутацию после оглушительного провала на конкурсе ораторского мастерства в прошлом месяце – тогда я, будучи организатором, заболела и вся обвешалась соплями – уже не будет.

Мика права.

Мы с серьезными лицами кивнули и опустили покрасневшие кулаки.

– Михо! – Эмма вошла в комнату и легонько поцеловала Михоко в макушку. В левой руке она держала две бутылки пива. Какие все-таки у нее большие ладони.