Под маской зла

– Ага, невооружённый, – хмыкнула цыганка, тоже зашагавшая за своей, а точнее – за гномьей, сковородой: та принадлежала именно Аргону.

Гном же принялся поднимать стрелы, сдирая с них лоскуты ткани и отряхивая каждый наконечник от земли. Ассоль стояла в сторонке, краснея. Чувствовала себя лишней, абсолютно никчёмной и ни на что не способной. Все себя проявили так или иначе. Даже цыганка, которая вообще не воин, и то нашла, чем отбить нападение монстра. А она? Не знала попросту, куда деться. Просто присела на корточки, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не разреветься.

Не просто от презрения к себе, а от всего сразу. От страха, от нервов, от усталости за день: они ведь уже легли спать, когда чудище появилось посреди ночи. Сейчас эмоции били через край. Казалось, подойди кто утешить, так она точно не выдержит и расплачется. Но никто не подходил, словно до девушки никому не было дела. Все были заняты чем-то своим. И от этого на душе у неё почему-то становилось лишь хуже. Так она уж точно не ощущала себя частью команды. Хотелось увидеться с братом, поскорее попасть в столицу, а оттуда ринуться спасать отца и зажить прежней жизнью, будто всего приключения и не было вовсе.

– Ткань как ткань, – взяв у гнома кусок содранного с чудища лоскута, проговорила Шанти. – Но лучше в городе дадим местным алхимикам. Может, чего обнаружат интересного.

– Сам в лохмотьях, а под ними-то прочный доспех, – напоминал с досадой в голосе Бернхард. – Все целы? – оглядел он своих приятелей.

– Худо-бедно… – ответил устало Вильгельм. – Выследил нас, это ж надо! Словно гончая на охоте…

– Ничего себе бедно! Обобрал меня в карты, почти все деньги мои себе забрал! – возмутился Аргон.

– Меньше будешь паясничать, – усмехнулась Шанти, а анимаг обратился в тигра.

– Хорошо вот завтра до города уже доберёмся, а то как вот так ночевать? – хмыкнул Бернхард.

– Часовых ставить. Двое спят, двое караулят, – ответил Вильгельм, усевшись и поглядывая в сторону леса, нет ли там кого, наблюдающего за ними.

– Нас же пятеро… – подала голос девушка.

– А ты спишь при любом раскладе, – повернулся к ней анимаг.

– Но не с гномом, – прогоготал Аргон. – Потому что у тебя цверга нормального не было!

– Ой, уймись ты, – натянула его остроконечную охотничью шапку ему на глаза Шанти, хихикая и отбегая подальше.

– Чего это я сплю-то всегда? – негодовала Ассоль. – Я тоже могу подежурить.

– А толку? Что ты сможешь, если эта зараза вернётся? Бабочками его удивить среди ночи?! Я и гном, анимаг и цыганка – нормальные смены по парам. А ты отдыхай, ложись давай где-нибудь. Да и не думаю я, что этот гад сегодня решит сюда сунуться ещё раз, – произнёс Бернхард, добредя до отрубленной кисти незнакомца и нагибаясь, чтобы её поднять.

– Надо было голову отсекать! – гордо заявил гном, подбегая поближе. – Не успел я головоломку свою достать… – зашарил он по карманам.

– Почему за меня вечно всё решают другие?! Что дома, что здесь, – фыркнула девчонка, насупившись. – А-а! Это ещё что за ужас! – заметила она, как по траве ползёт крупное насекомое.

– Да не верещи ты по каждому поводу. Цикада-падальщица, – глянул вниз Берн и аккуратно носком сапога подтолкнул существо ближе к лесу. – Ищет себе пропитание, а ты орёшь.

– Путь в другом месте ищет! Как я спать-то смогу, зная, что здесь может такое ползать! Ещё на меня заберётся… – вздрогнула Ассоль.

– Устанешь, как гном-шахтёр, где угодно завалишься спать, – фыркнул цверг.

– Ты ж смотри, диковинка… – изучал пятипалую когтистую кисть экс-капитан, показывая остальным, подошедшим на неё поглядеть.

Изделие было выполнено из металла. Напоминало больше доспешную перчатку, однако под «крышкой» ладони обнаружились многочисленные шестерёнки сложной организации с грузиками, смазанными цепями, валиками… Кисть была механической. Словно заводные игрушки, в которых вертишь ключ, а они потом прыгают или шевелятся.

– Изделие гномьих рук, что ли… – опешил Аргон. – Эта тварь… механическая кукла?

– Потому и боли не чувствует? Посмотрим, что кузнец в Аргусе скажет. Чей металл, какой закалки, на что похоже изделие, – завернул Берн кисть монстра в платок. – В данном случае, мне кажется, вообще не важно, что внутри у многорукого таракана. Если он весь механизм, значит, у куклы есть свой кукловод. Если же это протез, как у пиратов или учёных бывает, которые неудачно проводят свои эксперименты, лишившись конечности, иногда у военных… В общем, если безликий не весь – механизм, значит у него всё равно есть наниматель. О них и говорят только как о наёмниках…

– Может, всем расскажете, что о них знаете? – пошагала вперёд и поглядывала, мотая головой, Ассоль то на Бернхарда, то на Вильгельма.

– То, что я знаю, всего лишь слухи, сплетни, современная легенда, там нет ничего про механизмы… – присел Берн от усталости, да и остальные присели рядом, только тигр, навострив уши, слушая, поглядывал не на рассказчика, а в лесную чащу. – Однажды, говорят, архиепископу Империи пришла в голову «гениальная», мать его, идея…

– Ругаться грешно! – задрал вверх указательный палец Аргон, но Бернхард его напрочь проигнорировал, не удостоив даже взгляда.

– Он придумал общественную программу, по которой осуждённые за убийство могут избежать казни и быть полезны Империи. Ну, в церкви Солнца, видимо, денег куры не клюют, раз они такое решили финансировать… – продолжил рыжий усач. – В общем, пойманные убийцы нанимались на работу. И делали то, что лучше всего умеют. Убивали. Только уже по навету Империи. Неугодных, других преступников. В общем, кого скажут. Суть маски-зеркала в том, чтобы преступник перед смертью взглянул в глаза своим прегрешениям. Увидел себя. Это нечто символическое. Узреть в маске отражение собственного лица. В этом вся суть.

– Никогда б не подумала, – заключила Ассоль.

– Нет, что-то в этом есть, конечно, – почесал Аргон свои бурые кудри на затылке. – Как бы понятно, а как бы… И не очень понятно, и не сразу понятно…

– Но программа не удалась, – сообщил всем экс-капитан. – Что-то пошло не так, было много нюансов. Например, почему получивший задание маньяк должен его исполнять? Отпустили на волю – и сбежал подальше. Вероятно, этого пытались избежать разными способами. Клеймением, магией, всякими штучками, из-за чего всё и прикрыли. Слишком жестоко, слишком опасно, слишком не надёжно. Эксперименты на экспериментах. Век науки, господа, он такой. Суеверий меньше не стало, а сидящие в своих кабинетах маньяки-учёные отличаются от тех, что гниют в темницах или разгуливают по улицам, лишь своим статусом. Тем, что свои бесчинства они делают официально и с одобрения властей, проводя странные и бесчеловечные эксперименты. А на деле такие же садисты, как и их подопечные.

– Хель им судья! – заключил гном. – Каждое прегрешение на том свете встретят расплатой. И гнев богини загробного царства для негодяев таких будет страшен! Правильно я говорю? – поглядел он на Шанти.

– Ты ей скажи, что на том свете ждёт воровок. И этой вот нашей мелюзге, – с усмешкой бросил взор своих зелёных глаз Бернхард на Ассоль.

– Не называй так! – нахмурилась та.

– Тогда буду звать Асей, – пошарил на поясе в поисках бутылки Берн, убрав свою саблю.

– Вот уж нет уж! – шлёпнула его ладонями по обеим плечам девушка, словно пыталась вбить в землю, как гвоздь, и с обидой отправилась прочь, ближе к разбитому лагерю.

– Я не стану вечно выговаривать полное «Ассоль», вот мне делать нечего, – хмыкнул мужчина. – Или одно или другое, выбирай.

– Ай-ай! По щекам-то за что! Уймите свой хвост, сударыня! – замотал головой Аргон, которого то и дело чем-то мохнатым хлопали по лицу.

– Да не могу я! – воскликнула Шанти. – Когда нервничаю, он уже сам по себе отдельной жизнью живёт! Я его не контролирую! – размахивала она хвостом из стороны в сторону.

– Раз он ваш, надо и отвечать за все его действия! – фыркнул гном.

– А отойти не судьба? – с недобрым видом повернула к нему голову цыганка.

– Ты скажи, ты ж у нас гадалка и предсказательница! – ухмыльнулся цверг, подойдя ближе к Берну.

– Вы лучше б призадумались, если эта тварь настолько умелая и бессмертная, что ни тесаком в грудь, ни отсечение руки не берёт, отчего ж она уже второй раз отступает? Чего боится? – поразмышляла вслух Шанти, но ответа никто дать не смог. – Говорю же, дурной месяц, – добавила цыганка после воцарившегося молчания. – Меня – табор бросил. У девицы отца в данжеон увели. У вас вот друга убили, – поглядела она на Бернхарда. – Наш друг аристократ-анимаг ногу подвернул. Гном… Гном, у тебя были какие-нибудь неприятности в последнее время?

– Да цверги, между прочим, главные мастаки по поиску неприятностей! Зачем я, по-твоему, этого нанял себе в охрану! – кивнул тот на рыжего усача.

– Ты? Это я его наняла себе эскортом в столицу! – возмутилась Ассоль.

– Детям вообще давно спать пора! Танцуй давай отсюда! – вдарил Аргон по струнам лютни.

– Сломаю её тебе, будешь знать! – хмыкнула девушка, сжав кулачки.

– Давай-давай, мелюзга, гном дело говорит, спать пора, – погнал её к костру Берн.

– Это он – мелюзга, а не я! – фыркнула девушка, глядя на музыканта.

– Нам объединяться надо и держаться вместе! – приобняла их всех кучкой Шанти. – И надо успокоиться! Сейчас заварю травяной настойки на всех с ромашкой и валерианой. Если голову не потеряю от запаха. Идём, будешь следить-ассистировать, чтобы меня не развезло, – потянула она Ассоль за руку.

– Эй, усатый-хвостатый, – произнёс Аргон анимагу.

– Ну? – хмыкнул тот, не поворачиваясь и полуприкрыл глаза в пренебрежительном жесте.

– Дай лапу! – ухмыльнулся цверг.

– Вот ещё! – только махнул тот хвостом, отвернувшись.

– Примадонна! – закатил глаза гном, упрекая его во вредности. – Ну, так что, сударь? – взглянул он на Берна. – Два на два дежурим? Мелюзгу охраняем и себя бережём? – уточнил он о ближайших планах компании.

– Да иди ты в палатку, братец, – толкнул его в лоб ладошкой подальше от себя усач. – Я подежурю.

– Составлю компанию: нога ноет и как-то не спится, – философским спокойным тоном произнёс анимаг в форме тигра, даже не пошевелившись.

– Чего там за дама сердца, а? – достав из кармана рубахи за жилетом парочку самокруток, закурил одну Берн, покашливая и провожая взором гнома и цыганку, двинувшимся спать вслед за Ассоль.

– Эта штука тебя убьёт, – презрительно уставился анимаг на вещицу в зубах собеседника.

– Да ты что?! Она? А не вот эта тварь из леса? А я думал, только цыганка у нас умеет будущее предсказывать, – хмыкнул тот.

– Может, стоит её послушать, любезный? Мало ли что суждено… – призадумался тигр.

– Двум смертям не бывать, а одной – не миновать! – хлопнул себя Бернхард по коленке. – Ну, так чего там у тебя за сердечная трагедия? Сказал «А», говори и «Б», интересно же. Тут уж либо одно, либо другое… Кто кого бросил? Я слышал, ты рассказывал о какой-то подруге детства. А голос дрожал так, словно ты в небе ангела углядел.

– Из сгустков пламени, с бесконечным количеством крыльев и переплетением глазастых колец? – скривив тигриные брови, таки повернулся Вильгельм к собеседнику.

– А ты хорош, – кивнул тот, пуская облачко дыма. – Образован. Не то что молодёжь нынешняя… Так что стряслось-то? Я хоть и старый солдат и не знаю слов любви, но вот послушать всегда готов про такие вещички. Не томи же, рассказывай, – толкнул плечом собеседника рыжий мужчина.

– Долгая история, – отвернулся от него тигр.

– А у нас с тобой, я чую, вся ночь впереди. Гнома храпящего мы на пост не добудимся. Я наслышан, как крепко цверги спят, похлеще меня пьяного тормошить надо. А девиц благородно ни ты, ни я будить явно не станем, – повернулся снова усач. – Правильно я гово… да что ж такое! С кем поведёшься… Скоро уже в привычку эти фразочки гнома войдут.

– Мне – нет, – заметил Вильгельм.

– А мне вот – да, – недовольно воскликнул, глядя на него, собеседник.

– А что с вашим-то прошлым? Аристократ, потерявший всё? Верно я понял? – не поворачиваясь, спросил анимаг.

– Может, и так, – потрогал цепочку амулет на шее Бернхард. – Опустился до самых низов, кем только не был. Нигде не задерживался подолгу из-за выпивки. Ставрид меня приютил. Вместо темницы предложил пойти в стражу. Следил за мной, чтобы я в рот ни капли пойла не брал. Тогда я в себя пришёл, выучился, хорошо служил, стал капитаном… И там понеслось всё опять. Добрался, называется, до свободы. Стал в звании выше Ставрида, и никто мне, мол, не указ, – усмехнулся усач. – Но там уже было попроще. Или я стал тогда поумнее. Уже не такой юнец, как вот эта… – поглядел он на Ассоль, прилёгшую возле костра. – Таким порка хорошая нужна, знаешь ли. Прям за каждую мелкую пакость. Чтоб неповадно было.

– Жалко же, – заявил Вильгельм. – Шанти вон сказала, задница у неё хорошенькая. Какие там розги… Я вообще считаю, что красоту нельзя портить.

– Да ты в отцы ей годишься, – хмыкнул Бернхард.

– Но я-то про Шанти, – усмехнулся тигр.

– На кошку нашу глаз положил? – усмехнулся в ответ и усач.

– Я всё слышу! – раздалось с шипением издалека. – Запущу сковороду, будешь знать «кошку»! Проверим, чей затылок крепче: у тебя или того механоида!

– Тут уж или одно, или другое, – погладил свой затылок, явно занервничав, Берн, озираясь на голос Шанти, и недоговорил.

– Иногда кажется: хорошая компания собралась. А потом опять друг друга все задирают, – проговорил Вильгельм.

– Да в любой семье так. И в любой компании друзей. Подколоть, подшутить, обычное дело. Ты ж не думаешь, что она правда мне в затылок сковородкой метнёт? – звуча уверенно, с усмешкой на губах, но с явным опасением и сомнением во взгляде, грызя кончик дымящейся самокрутки, Бернхард вновь оглянулся на Шанти и прикрыл рукою затылок.

– А ты вот веришь цыганке, любезный? – всё улыбался тигр.

– Я никому здесь не верю. Так легче живётся. Так ты расскажешь, что там у тебя за печаль с дамой сердца? Дать табачку? – предложил Берн.

– Ох, не нужно, – отвёл голову анимаг. – Оставь себе и дыми в другую сторону.

– Я и дымлю! Это ветер к тебе всё подгоняет, – хмыкнул Бернхард.

– Жили однажды в графстве Ангстерн Жан и Вильгельм де ла Конте. Два брата. Один, старший, увлекался огранкой самоцветов и изучением камней, младший же умел превращаться в животных. «Обращаться собакой! Много ли чести!» – говорил мне отец… Мать вообще не понимала этой способности и просила, буквально умоляла, в доме не перевоплощаться. И брату не нравилось, но Жан как-то смирился. Был подобрее остальных. Отец пытался и в войска меня сдать, и пажом пристроить, и помощником в какую-то гильдию, даже предлагал в звериного лекаря выучиться да съехать от них поскорее, занимаясь полезным делом. Меня избегали, не принимали, прогоняли… – рассказывал аристократ, приняв естественный человеческий облик. – Но вот Орфея, дочь соседского лорда Кёртиса, постоянно к нам приезжала, находила в моей способности нечто захватывающее, забавное и интересное. Она была мне и другом, и объектом влюблённости ещё с детства. Так мы и веселились вечно втроём. Я, брат и леди Кёртис.

– Мой отец тоже был не подарок… В этом мы схожи. Так что же стряслось? – любопытствовал Берн, повернувшись всё-таки к Вильгельму.

– Ах, мы гуляли, купались, играли в карты и прочие игры. Дурачились, лазали по деревьям… Всего не упомнить. Чудесное было время. С ней я впервые поцеловался. У дерева, под яблоней, когда брат полез фруктов нарвать. Мне казалось, у нас всё хорошо… Будто вот-вот ещё стану постарше, предложу выйти замуж ей, обрету своё счастье. Как раз и от родителей съеду в её замок или там в качестве приданного лорд отдаст ей… то есть, нам… какое-нибудь поместье. Я распланировал идеальную жизнь… – мечтательно воскликнул Вильгельм, глядя на звёзды.

– И кто же это всё обломал? – любопытствовал дымящий экс-капитан.

– Один раз она приехала, а я, как всегда, очень ждал. Был занят выжиганием по пласту древесины через увеличительное стекло. С детства увлёкся, декорировал деревянные поделки, хотел показать ей, как из простой фигурки лошади сделал настоящее произведение искусства. Глаза там, пятнышки, контуры уздечки, покрасил хвост и гриву такой техникой обжига, придал оттенки… А она заходит ко мне со старшим братом, он, видимо, прямо встретил её внизу, как приехала… И говорят: «А у нас нечто важное». Леди Кёртис так мило подошла ко мне, коснулась ладонями щёк, я уж зарделся, думал, вот-вот поцелует. «Я навсегда переезжаю к вам!» – заявила она. «Мы решили пожениться», – дополнил Жан. – «Помолвка состоится под вечер»… – дрожащим голосом закончил Вильгельм.

– Как гром среди ясного неба… Таскарский городовой… Ты знал о них хоть? – опешил Бернхард.

– Нет… – помотал головой анимаг. – То ли не замечал, то ли не хотел замечать. Все их заигрывания, улыбки, объятия – это казалось милым и дружеским. Ну, то есть, я ведь тоже так делал… – повернул он голову, словив клубы дыма, зажмурив глаза. – Я касался её, прижимал к себе, целовал в щёку. Мне казалось, у нас всё серьёзно…

– Только с братом у неё оказалось чуть посерьёзнее, – заключил экс-капитан.

– Это пронзило мне сердце и душу… раскололо меня на куски… – опустил голову аристократ. – Я не мог этого вынести. Видеть их вместе! Жить рядом с ними… Я просто собрал что мог с собой и сбежал во время обеда. Не в смысле прям из дома сбежал. Это да, но сначала сбежал просто так, побродить: мне нужно было побыть одному, всё обдумать…

– И что надумал? Надеюсь, не загрыз всех на церемонии в виде обезумевшего волка, как в плохой сказке? Держал себя в руках или всё же кукухой поехал? – поинтересовался с пристальным взором усач.

– Скитался в ближайших лесах до глубокого вечера. Думал ворваться, сорвать помолвку в виде какого-нибудь зверя. Или заявить Орфее, что я люблю ей больше, чем брат! – воскликнул Вильгельм, снова взглянув ввысь. – Но перед глазами стояло её лицо в момент, когда она обнимала меня за щёки. Она обращалась со мной… ну как с ребёнком. Как с младшим братом того, кого она по-настоящему любит. Ты не поймёшь, – отвернулся Вильгельм. – Такие, как ты, скажут: «Надо быть настоящим мужиком! Украсть со свадьбы! Признаться! Бороться за свою любовь!». Вы просто не хотите понимать ситуации… Разрушить их брак подлостями, сплетнями и всем подобным, живя с ними вместе, я мог бы. Так или иначе сделать их жизнь невыносимой. Но разве ж это помогло бы мне добиться леди Кёртис? – взглянул он на Бернхарда и сам покачал отрицательно головой. – Пусть лучше та, кого я любил и люблю, будет счастлива. А я не стану мешать её счастью, потому что не могу вынести эту боль. Смириться с этим… Для меня это словно предательство, но на самом деле я ведь понимаю, что всё не так. Что ничего между нами не было, это я сам всё надумал…

– А поцелуй? – полюбопытствовал Бернхард.

– Вышло случайно… По её глазам было видно, что она посчитала это ошибкой. Это я потом уже понял, не сразу. Вид у неё был, словно мы делаем что-то неправильное. Я подумал тогда, что так и надо. Мол, мы же малы, не взрослые ещё, чтобы прям целоваться. А сейчас понимаю, что трактовать её реакцию надо бы по-иному… Да что я всё, эх… – поглядел анимаг на собеседника, как на чёрствого сухаря. – Если б мы хотя бы продолжили вот так втихаря целоваться, то ещё понятно, но ничего больше не было. Один раз. Первый и единственный поцелуй, – мечтательно заявил он.

– Да прям уж, – фыркнул Берн. – Столько по миру скитался, что никогда ничего ни с кем не было?! Случайные встречи, красотки в борделях?!

– Что вы мне тут, любезный… – хмыкнул, отстранившись и тряхнув головой, Вильгельм. – Я не так воспитан, – заявил аристократ. – Да и потом, целовать их вовсе не обязательно… – счёл он нужным это добавить.

– И подался в шпионы? – уточнил собеседник.

– В гильдию, да. Показал, что умею. Выполнял первый год мелкие поручения. Потом перешёл на оклад. Работёнка не пыльная: бегай себе бродячей собакой по городу или стой на площади осликом, поглядывай да подслушивай, никто ж не думает, что глупое зверьё рядом способно шпионить и обо всём доложить. Главное – позволяет мир повидать. Путешествовать. Я уже и на юге Империи был, и в Квинтесберге, городе святош, и чёрный рынок Кимария повидал, и столицу, конечно. Туда наша подопечная путь держит, кстати. Проводим хоть? – поглядел анимаг в сторону Ассоль. – Мёрзнет, небось. Костёр догорел, жара нет больше.

– Как бы у тебя самого жара не было, следи за ушибленной ногой, чтобы воспаление не вскочило. И лицо протирай от царапин, чтобы зажили поскорее, а то останешься шрамированный на всю жизнь. Мой отец-скорняк тоже был легкомысленным насчёт царапин и ссадин, а потом ржавый гвоздь – и всё. Сыграл в ящик, – заявил Бернхард.

– Подумать только… Прежде я никому этого не сообщал, а теперь рассказал первому встречному… И зачем? Брожу вечно как волк-одиночка, – показал Вильгельм на свою брошь с волчьим гербом рода де ла Конте. – Не стоит только всем всё разбалтывать, – попросил он.

– Да я ж, да куда ж! – хлопнул, хорохорясь, себя в грудь экс-капитан. – Разве только по пьяни… – стыдливо отведя взор, тихо добавил он. – А больно это… Ну, когда… кости и мышцы там трансформируются… – поинтересовался он, снова взглянув на собеседника.

– Каждый раз, – хмыкнул анимаг, поднимаясь и по пути обращаясь вновь в тигра. – Но не больнее, чем вспоминать леди Кёртис, – направился анимаг в сторону дерева и улёгся вокруг Ассоль, согревая свою ученицу.

Вечер в Аргусе

В Аргус компания прибыла ближе к вечеру. Вильгельм суетился, только и спрашивал у местных, а прибыл ли уже в город лорд. Благодаря его одеянию аристократа это выглядело, словно знатный гость приехал для важных переговоров к местному землевладельцу. Потому и был так обеспокоен, чтобы ему предоставили аудиенцию.

Никаких подозрений ни у кого не возникло. Гости как гости, лошади у них как лошади. Разномастная, конечно, компания, но это красивое место каких только искателей приключений и странников не повидало на своём веку. Большой портовый город, веером раскинувшийся у крупной реки на самой границе Империи Гростерн с землями гойделов – красных эльфов и нагов – людей-змей из пустыни Нид. Величественная колокольня, две водонапорные башни, а на улицах повсюду обозы с рыбой да ларьки с различными морскими гадами, водорослями да изделиями из них: от мазей и кулинарных соусов до бус из ракушек. Всё это вместе с яркими нотками соли носилось густым сонмом своих ароматов по воздуху.

У фонтанов, на удивление, вместо рыб и сирен повсюду красовались каменные птичьи фигуры: аисты, лебеди, журавли, гуси, крачки в разных изящных позах: сидящие, порхающие, как бы застывшие в полёте, взмахивая крыльями. Иные «плывущие» виднелись над водой своими изваяниями на небольших постаментах.

Иногда с разных сторон от больших и малых колонн в декоре можно было увидеть статуи кудрявых мальчиков-музыкантов с духовыми инструментами в руках. Словно они на каком-то параде дули в свои рожки. А на самих улицах города там и тут встречались в сидячих позах сторожевые собаки, высеченные из белого мрамора. Попарно у входа, отдельной композицией в месте расхождения дорог, возле мостиков, перед выходом на площади, у отдельных магазинчиков и заведений. Они же чеканились и с оборотной стороны местных монет. Сторожевой пёс был как бы символом Аргуса с давних времён.

При этом каких-то ещё мотивов суеверий, поверий, легенд и мифов, божественного и духовного, колдовского и сказочного особо здесь не встречалось. Ни сложных многозначных узоров в декорах и изгородях, ни идолов или сакральных изображений. Нигде даже не виднелось храмов или часовен какой-либо религии и культуры. Лишь пристань, верфь, жилые дома, магазинчики да административные здания типа ратуши, водонапорной башни, библиотеки.

Над этим всем, на крутом холме близ реки высился родовой замок местного лорда Берлиса. Багряный, с балконами, шпилями, обилием бойниц как со стороны воды: защищаться от флота, так и со стороны холма от возможной осады. Небольшой, но пронзающий небо своими узкими остроконечными башнями, он сейчас едва был виден среди низко проплывающих облаков. И в окнах нигде не мерцали огни факелов, словно все обитатели величественной крепкой постройки уже спали: от слуг до хозяев.

Крупный город внизу же вполне ещё бодрствовал. Кто-то, конечно, был у себя дома, кто-то – на улицах местных многочисленных кварталов. Воздух весь был пронизан запахами реки и её обитателей, а также многочисленных водорослей, что здесь добывали и использовали на разные нужды: от кулинарии до врачевания. На прилавках продавали свежих и варёных раков, в котелках бурлили похлёбки, которые продавцы-повара разливали в простенькие деревянные плошки всем желающим.

Рядом потрошили рыбу, вывешивали сушиться, а ещё продавали снасти для рыбалки: крючки, удочки, сети и все в таком духе. По краям рыночных рядов даже торговали небольшими лодками, вёслами или же занимались их ремонтом, если что-то можно было ещё починить.