В поисках мальчика. 2137 год

– Ух ты, наконец-то, – прокричал 1400-й и побежал занимать скамейку для упражнений со штангой.

– Откуда у него столько сил? Ещё и бегать? – сказал мне 2225-й.

– Он не сдаётся и умеет экономить силы.

– Более того, он сильный. Но работает на участке для слабаков. Умеет же притворяться, – усмехнулся 2225-й.

Мы бродили по помещению, уставшие, но сытые. Иногда ложились на пол, чтобы отдохнуть, но вскоре вставали и продолжали бродить дальше. По изношенности спортивного инвентаря можно было понять, что раньше здесь были совсем иные условия труда. Заключённые увлекались спортом, но теперь всем было безразлично. Впереди нас ждали восемь часов работы и тёмные клетки.

Из окон вверху помещения было видно, что наступил вечер, и скоро наступит ночь. А вот в самом зале освещение было хорошее и не напрягало глаза.

Больше всего здесь нас привлекали стены. Они были исписаны историями заключенных и различными фразами. Железных предметов было практически невозможно достать, максимум, что можно было спрятать, – это части пластиковой посуды. Некоторые трудились по несколько смен, вычерчивая надписи.

– Посмотри, – сказал 2225-ый, раскинув руки и глядя по сторонам, – сколько на стенах осколков того, что осталось от нас.

– Да, и эти осколки содержат в себе много информации, – ответил я. – Думаешь, у нас есть срок заключения?

– Я не знаю. Что такое срок заключения здесь? В среднем мы живём около 2-3 лет, а потом умираем. Так написано на стене. Жаль, что с ней нельзя поговорить, – с досадой сказал 2225-ый.

– Да уж, – ответил я, соглашаясь с ним.

Несколько заключенных, включая меня, бродили вдоль стен, прикасаясь к надписям. Я, в первую очередь, искал слова на своем языке. Это было захватывающее чтение, как будто я читал сборник коротких рассказов. Однако, в основном, истории были печальными. Некоторые фразы были недописаны. Были здесь и планы побега, были описаны и попытки побега. Также я встречал истории о девушках, о первой любви и, что самое важное, о настоящей, последней любви. Некоторые слова были перечеркнуты другим почерком. Конечно, вандалы! Даже на последние слова человека всегда найдётся тот, кто их исказит.

Буквы, слова и фразы – мы привыкли постоянно говорить, но не всегда придаём им значение. Здесь же я осознал, что слова – это не просто звуки, а заряженные и направленные на нас частицы Вселенной. Они способны изменить наш мир и отношения между людьми.

Лекарство, которое мне ввели перед началом 24-часовой смены, постепенно ослабевало. Я почувствовал это, когда мы вышли из зала и строем отправились отрабатывать оставшиеся 8 часов.

Здесь все было на поставлено на контроль. Все этапы – от начала работы до возвращения в клетки – были строго регламентированы. Если на каком-то этапе возникала задержка, в дело вступала группа зачистки, и после неё около половины заключенных исчезало.

Не помню, как провёл восемь часов на работе, прежде чем вернулся в свою клетку. Меня лихорадило, болели мышцы, кости и суставы. В конце смены за нами спустился тот же самый грузовой лифт.

Помню, как 2225-ый почти тащил меня за руку:

– Очнись! Ты же можешь идти! Я не могу так долго вести тебя под руку на виду у надзирателей!

– Мне лишь бы до клетки добраться. Как прошла смена, мы выполнили её? Сегодня будет музыка?

– Вроде нет. Мы не выполнили план. Так сказал старший.

– Жаль. Но сейчас я здорово отдохну и обязательно получу музыку в следующую смену!

Я специально сказал это громко, чтобы услышали надзиратели, уже перед промежуточной комнатой с дезинфекцией. Двери закрылись. На столе, где мы оставили свои кольца, каждому досталось по бутылке воды и хороший кусок хлеба. Никто не дрался, каждый спокойно взял свою порцию. Открылся люк в нашу тюрьму – путь в наши клетки.

– Внимание, у вас пять минут, чтобы покинуть помещение, – раздался голос из микрофона на стене. – Все, кто не покинут помещение, будут уничтожены газом. Время пошло.

На потолке загорелась аварийная лампа. Даже не хотелось проверять предупреждение.

Как я оказался в клетке? Не помню.

Было холодно лежать на деревяшках, и я несколько раз пытался укутать ноги и всё тело с головой. Затем я отключился от усталости и боли. Мне хотелось продолжения того сна, но была только темнота.

ГЛАВА 5. Существо на эксперименты

Я проснулся от сообщения надзирателя, которое прозвучало в приемнике у моего уха. Сложно сказать, сколько я проспал – примерно 5–7 часов. Вокруг царила темнота, и в клетках никак не оповещали о смене дня и ночи.

– Заключенные с номерами 1524, 1698, 2402, 2220! Повторяю, заключенные с номерами 1524, 1698, 2402, 2220! Приготовиться к выходу! – прозвучало в приемнике.

– Эй, 2225-й, что происходит? – полусонно крикнул я в сторону соседней клетки. Похоже, мой сосед не спал, так как сразу же ответил:

– Я не знаю. А что?

– Меня вызывают.

– Куда?

– Не знаю, сейчас услышал, что нужно приготовиться.

– Но это не смена. На нашей балке, я вижу, никого не оповестили, кроме тебя. Значит, для тебя плохие новости. Кстати, 1699-й не вернулся. После столовой его не было ни на производстве, ни в клетке. К сожалению, мы его потеряли, отправили на опыты.

– Думаешь, и меня на эксперименты? К нему?

– Да, возможно, тогда заметили твое недомогание. Это всё из-за этого. Ты сильно ослабел, дружище.

Кое-как встав с досок, я потирал глаза и лицо руками.

– Эй, а может, тебя просто подлечат и вернут обратно? Вчера же не стали убивать. Сильно не переживай, брат, – хотел подбодрить меня 2225-й.

– Что ты говоришь? Оттуда никто не возвращается. Их всех убивают.

– Но бывали же случаи. Я слышал.

– Как же?

В какой-то момент меня охватило отчаяние. Но когда я вспомнил, где нахожусь, то быстро успокоился и молча принял свою судьбу. Вероятно, я слишком устал, чтобы потерять самообладание. Чему быть, того не миновать.

– Готовься, если ко мне подкатят трос с крюком, я сразу же брошу тебе свои тряпки, как мы и договаривались, – сказал я и начал собирать свои покрывала в комок.

– Мне жаль, – с досадой произнес 2225-й.

Он отвернулся, чтобы я не видел его глаз, но я все понимал. Хорошо, что сегодня мне стало легче после сна, и я мог стоять на ногах. Судороги по телу не были связаны с холодом, мне просто было страшно. Но в голове царила полная ясность от безысходности, которая успокаивала мысли.

– Спасибо, 2225-й, за то, что много раз выручал меня. Я это не забуду до последнего мгновения, – произнес я.

Моя клетка осветилась прожектором, и со скрипом открылся верхний люк. Сверху на лебедке спустился крючок с тросом. На конце троса висел желтый скафандр. У заключенных, предназначенных для экспериментов, была другая транспортировка.

– Заключенный 2220-й, на выход! – прозвучало в приемник.

– Я не хочу покидать клетку! – отчаянно крикнул я.

– Не бунтовать, исполнять приказ, – прозвучало в ответ.

Как будто они услышали мой крик, по краям общей балки с клетками запустился режим подготовки электрозаряда.

– Хорошо, исполняю, я не бунтую, – произнес я.

Через открытую верхнюю дверь я выбрался из клетки. Посмотрев на 2225-го, я кинул ему вещи. Он поймал их, и я попытался улыбнуться, но, кажется, у меня не получилось.

Мой скафандр уже был прикреплён к крючку, одел его и меня начали спускать по тросу. Пока я висел в воздухе, спускаясь вниз градирни, мне в приёмник зачитывали инструкцию о том, как вести себя внизу. Её повторяли несколько раз, требуя, чтобы я слушал внимательно и неукоснительно следовал указаниям.

Внизу было очень жарко. Вокруг поднимался пар, и видимость была минимальной. На полу была красная полоска с подсветкой, по которой я дошел до небольшого туннеля и прошёл по нему около ста метров. Войдя внутрь отдельного помещения, я услышал, как за мной закрылся люк. Сверху запустили систему паровой очистки.

Через пять минут погасла красная лампочка на потолке – дезинфекция была завершена. В приёмник что-то сказали, но я не расслышал. Связи здесь почти не было, поэтому нужно было действовать по инструкции. Следуя указаниям, я механически открутил запорное устройство и открыл люк. В этом помещении я снял с себя защитный костюм и остался в обычной одежде.

Дальше был старый маленький лифт, на котором я поднялся на несколько этажей вверх. На выходе из лифта меня уже ждали.

В тёмном коридоре в конце светилось несколько лампочек на полу. Я медленно подошёл к ним, но из-за яркого света почти ничего не видел. Несколько человек подошли ко мне, скрутили руки и потащили в соседнюю комнату.

– Что это значит? Отпустите! – воскликнул я, увидев операционный стол.

– Быстро приготовьте инструменты, – произнес кто-то.

– Нет, нет, не надо! Пожалейте меня! Я ничего плохого не сделал! Пустите!

– Зафиксируйте его. Мы готовимся к нейрохирургической лоботомии.

В мгновение ока мои руки и голова были крепко связаны ремнями. Боль была невыносимой. В голову вбили какой-то предмет, и я почувствовал, как разрушается вживленный в нее приемник. Кровь потекла в глаза, и я начал терять сознание.

– Он отключается, нужно спешить, пока есть сознание, иначе система заблокирует… – произнес кто-то.

– Анестезию, доктор? – спросил кто-то.

– Это лишнее, он должен быть в напряжении, иначе точно отключится.

Несколько раз я терял сознание, но меня быстро приводили в чувство, вызывая боль в области сердца и живота. Мне повторяли: «Мы помогаем, а не вредим, поэтому выключи эмоции и потерпи». Кажется это длилось очень и очень долго и наконец я услышал спасительные слова.

– Всё установил, все получилось, теперь можно отключать и спокойно зашивать пациента, – сказал врач.

Меня укололи зеленым автоинъектором, и я наконец потерял сознание. Темнота, тишина, никакого сна, только темнота.

Я очнулся, прикованный к сиденью, которое располагалось на небольшой высоте от пола. Моя голова была перевязана, и я испытывал сильную боль. В глаза бил яркий свет. Опять этот яркий и неприятный свет прямо в лицо.

– Как вы себя чувствуете, 2225-й? – раздался голос надзирателя.

– Кажется, лучше, но я не совсем понимаю, что именно вы вкололи мне зелёным автоинъектором.

– Вы очень наблюдательны, 2225-й. Если бы таких людей было больше, мы могли бы сделать много полезного для общества.

– Спасибо, – ответил я, стараясь расположить к себе надзирателей.

– Вы больны, и вы сами понимаете, что у вас осталось мало времени. Мы хотели вас «почистить» и ликвидировать, но не стали этого делать. У нас есть интересная и перспективная программа, и участие в ней даст вам возможность уйти с пользой для общества.

– У меня есть выбор? Зачем меня сюда посадили?

– К сожалению, это неизбежно, но мы убедительно просим вас неукоснительно соблюдать все наши требования. Вы должны будете описывать все свои ощущения. Хотя иногда это для вас будет тяжело.

– Подождите, зачем всё это? Я хорошо себя чувствую, не надо никаких экспериментов. Верните меня в производственный цех, пожалуйста!

Я отчаянно закричал, но меня уже никто не слушал. Постепенно глаза привыкли к свету, и я увидел, что ко мне приближается медик. Он сканировал моё тело специальным портативным оборудованием и записывал показания на планшете.

– Пожалуйста, не поступайте со мной так!

– Всё в порядке, сейчас я тебя протестирую, и ты сможешь отдохнуть.

С этими словами он сделал ещё одну запись в своём планшете, а затем обратился к тем, кто безмолвно наблюдал за мной:

– Эксперимент можно начинать!

– Отлично, а теперь ведите следующего. Мы ждём!

После этих слов моё сидение под углом опустилось вниз, и я почувствовал ногами пол. Ручные оковы открылись, и я, не удержавшись, упал. С трудом поднявшись на ноги, я попытался сфокусировать взгляд на человеке в форме надзирателя, который подошёл ко мне. Мне казалось, что я уже видел его раньше и не испытывал к нему ненависти, но я не мог вспомнить где.

– Пойдём со мной.

С этими словами он, слегка подталкивая меня сзади, вывел меня за дверь помещения.

– Не переживай, тебе вкололи лекарство. Поэтому ты чувствуешь себя слабым, но это быстро пройдёт.

Меня снова повели по коридорам. Навстречу нам попалось несколько человек в бело-синих халатах, которые старались не смотреть мне в лицо. Это было странно. Некоторые кабинеты были видны из коридора через специальные стёкла. Наверное, это было сделано для удобства наблюдения за пациентами. Внутри на койках лежали люди или что-то похожее на них. Повсюду стоял странный неприятный запах.

Наконец, он завел меня в кабинет, и дверь за нами закрылась.

– Раздевайтесь, – сказал он мне, указывая на кушетку.

– Не понимаю, что происходит? Зачем мы здесь?

Я не хотел повторения того, что произошло на операционном столе. Мне было страшно.

– Откройте дверь, – сказал я и инстинктивно попытался открыть дверь.

Конечно, у меня это не получилось. Слабость и боль чувствовались в каждой мышце моего тела. Удивительно, как я ещё стоял на ногах.

– Будет лучше для всех, и особенно для тебя, если ты будешь делать то, что тебе говорят.

– Тут какая-то ошибка, – ответил я.

– Ошибка бывает только один раз! Мы даём это постоянно. Значит, это не ошибка, а выбор! Попав сюда, ты сам дал согласие ставить над тобой опыты. Ты уже забыл, но ты сам нам это разрешил. Так вот, если я буду сам тебя раздевать, то тебе будет очень больно. Давай по-хорошему. Ты сам справишься.

– Со мной всё в порядке, просто небольшое недомогание.

– Вы отказываетесь подчиняться?

В какой-то момент я почувствовал отчаяние. Меня охватило осознание, что если я буду продолжать беспрекословно выполнять все приказы, то мучения наступят быстрее. Сопротивление, даже если за это меня могут убить, казалось единственным выходом из сложившейся ситуации.

Поняв, что я не буду просто так сдаваться, надзиратель выругался и бросился на меня. Несмотря на то, что я был слаб, прилив адреналина пробудил во мне зверя. Мне хотелось рвать и метать, бороться за свою жизнь изо всех сил. Ударом ноги ниже пояса я отшвырнул его назад. Надзиратель взвыл от боли, и в тот же миг дверь открылась, и в палату вбежали два крупных человека. Они скрутили меня и повалили на пол. Тем не менее я продолжал сопротивляться, отталкиваясь ногами и извиваясь. Не знаю, сколько я катался по полу, скрежетал зубами, как пойманный зверь, пока силы окончательно не покинули меня.

Снова я оказался привязанным к кровати.

Когда я очнулся, надо мной стояли двое врачей. Немного приподняв голову, я осмотрел и пошевелил свои ноги и руки. Вроде бы цел. На мне была серая рубашка по колено.

– Хм, пациент, вы рано очнулись. Не волнуйся, пока ничего плохого не произошло.

– О чем это вы? – слабым голосом спросил я.

– Пациент, ты действительно не понимаешь, зачем ты здесь? Вы все здесь умрете. А теперь спи дальше. Мы с моим ассистентом кое-что из тебя сделаем!

– Добавь ему еще – сказал один врач другому.

С этими словами один из них ввел в капельницу у моей койки какой-то препарат. Мое сознание опять уходило в туман, в нем постоянно звучали слова «вы все здесь умрете». Отчаянно я хотел избавиться от этой фразы, но она очень глубоко засела в моей голове. Наконец я уснул и стал видеть сны.

Я шёл по железнодорожным путям в сторону моего поезда. Было странно видеть вокруг такие ржавые рельсы, местами заросшие травой и кустарниками. Почему так? Возможно, это потому, что я уже не был мальчиком. Как это произошло – непонятно, но сейчас это было не так важно.

Вероятно, прошло много времени, и люди потеряли рассудок. Поселок у холма опустел, и железная дорога стала никому не нужна. Но я продолжал идти к своему поезду. В оврагах я видел вагоны и поезда, заросшие, а иногда покрытые льдом и снегом. Однако среди них не было моего поезда, и я шёл дальше.

Времени оставалось мало, и я старался держаться подальше от тумана, но он не отставал. Я чувствовал, как кто-то из тумана следит за мной.

Вдруг я почувствовал, как за спиной приближается поезд. Я обернулся и увидел его. Как он так неожиданно оказался возле меня? Тот это поезд или нет? Непонятно. Я сошёл с путей и стал разглядывать его. Поезд медленно катился по рельсам.

– Эй, что ты стоишь здесь? – раздался голос из окна вагона.

Из окна на меня смотрел и улыбался 1699-й. Он весь сиял от счастья. Я не мог поверить своим глазам.

– Ленор Януш! Ты живой? – крикнул я с радостью.

Боже, я назвал его по имени, Януш, а почему? Значит, его так зовут, но я никогда этого не знал. Возможно, знал, но забыл.

– Ты помнишь меня! Знаю, о чём ты подумал. Главное, ты вспомнил меня! Ладно, запрыгивай, времени остаётся мало, они приближаются.

Я с охотой повиновался и уже был в вагоне.

– Кто приближается? Почему они? Я слышал только один голос.

– Нет, их слишком много. Тогда это было предупреждение или шанс спастись, а сейчас такой возможности почти не осталось.

Туман обходил поезд с обеих сторон, и теперь я мог разглядеть, что происходило внутри этой мглы. Люди, укрывшись щитами и в противогазах, бежали, а за их спинами я увидел пятиметровых монстров.

– Я не знаю, кто они, – крикнул мне Януш. – Под их масками нет лиц. Бежим!

Мы побежали по вагонам вперёд, к головному. В вагонах сидели люди. Я слышал, как позади нас туман смешивался с кровавым огненным месивом. Кто-то кричал от отчаяния. Жар, исходящий от него, грел спину, но нельзя было останавливаться.

– Бежим! – продолжал кричать мне Януш.

Куда бежать? Сколько это можно терпеть… Я чувствовал боль от приближающегося огненного шара. Наверное, Януш ещё не понимал, что нам суждено умереть здесь. Ведь рано или поздно вагоны закончатся.

Нас сильно ударило деревянной скамейкой, и мы упали. С большим трудом он поднялся и, превозмогая боль, двинулся дальше. Я тоже встал и, стиснув зубы, последовал за ним. К счастью, нам повезло, и мы добрались до ещё одной двери, которая оказалась незапертой.

Дверь была железной и сильно проржавевшей, петли насквозь проржавели. Мы с трудом сдвинули её, чтобы протиснуться внутрь, и сразу же закрыли за собой. На какое-то время мы получили отсрочку от неминуемой гибели. Придерживая дверь, мы стали осматриваться по сторонам.

– Мы здесь долго не продержимся! – сказал Януш. – Нужно выпрыгнуть в окно и бежать изо всех сил.

– Ты уверен? Это же бредовая идея, – ответил я.

– Ладно, – согласился Януш.

Позади нас раздались мощные взрывы, поезд сошел с рельсов и покатился в овраг. Взрывы продолжались и продолжались, пока что-то не ударило меня по затылку. В глазах всё побелело, а затем наступила темнота, пропасть, в которую я летел. Я почувствовал, как сильные руки закидывают меня к себе на плечи. Потом опять удары по телу, боль, и я снова куда-то падаю. Моё сознание окончательно отключилось.

ГЛАВА 6. Холодная свобода

Тело болело, а голова гудела. Еще меня раздражал звук сирены – сигнал тревоги, которого мы все так боялись в этой тюрьме. Но больше всего меня пугали выстрелы, разбудившие меня. С трудом открыв глаза, я попытался понять, что происходит.

Я лежал в коридоре, вокруг царила темнота. Периодически аварийная лампочка на потолке светила красным светом, позволяя разглядеть очертания помещения.

Где-то раздался выстрел. В конце коридора я увидел несколько человек в противогазах, с фонариками на голове и с оружием в руках. Они вышли из помещения, не обращая внимания на меня, и пошли дальше. Один из них зашёл в следующее помещение и за волосы вытащил оттуда медика. Я слышал крики о помощи и короткую автоматную очередь. Кажется, его ещё немного протащили, он был жив и немного стонал. Затем его подтащили к стене и контрольным выстрелом в голову завершили дело.

– Пойдём, здесь всё зачистили, – крикнул один из них.

Куда они пошли дальше, я не знал. Я стал осматривать себя и обнаружил, что всё моё тело испачкано кровью. Но кровь была не моя. Я лежал в куче мёртвых тел. Ногами и руками я попытался оттолкнуть себя от них. Было больно, но я чувствовал, что могу встать. Кроме аварийной сирены ничего не было слышно, значит, нужно действовать, промедление опасно.

Я обратил внимание, что некоторые из убитых были похожи на заключенных, которых я видел в производственном цеху. Кажется, один из них даже исчез как и я, знакомое лицо. Возможно, его отправили на эксперименты. Однако все тела были одеты в формы надзирателей и сине-белые халаты медиков, поэтому, скорее всего, мне просто показалось. Мои мысли часто путались, и я не мог сосредоточиться на деталях.

Сбросив с себя какие-то прилипшие пластиковые медицинские трубки, я наконец встал и отправился по коридору в том направлении, куда ушли люди в противогазах. Я шёл медленно, по пути замечая разбитые стекла в кабинетах для экспериментов. В одних из них на койках лежали убитые, а в других царил полный беспорядок. Таких кабинетов было много, а коридор был длинным. Смотреть на всё это было страшно. В самом коридоре также царил беспорядок: вдоль стен повсюду лежали трупы. Всё произошло совсем недавно. Запах свежей крови был непередаваем и омерзителен.

Периодически микрофон на стене сообщал о возникшей опасности, неустойчивой связи и разгерметизации всех помещений в секторе А – там, где я находился. Это можно было понять по надписям на стене. Я шёл медленно, не зная, что делать дальше. Всё было мне незнакомо. Камеры наблюдения на стенах были отключены, о чём свидетельствовали мигающие красные индикаторы у объектива.

Пройдя из одного коридора в другой, я упёрся в тупик. Справа была кнопка, и я машинально нажал на неё. Неожиданно дверь автоматически открылась.

Моему удивлению не было предела. Я увидел снег. Передо мной была земля, покрытая снегом. Я почувствовал мороз, его холодный воздух заполнил мои ноздри. Голыми ногами я шагнул на снег. Впервые за долгое время я вышел из тюрьмы, и вокруг царила тишина. Я ощутил прилив адреналина и едва сдерживал волнение. Это было одно из самых приятных ощущений в моей жизни. Я был жив!

Я задержал холодный воздух в лёгких, чтобы восстановить дыхание. Настало время действовать, и я очнулся от оцепенения.

Вернувшись в помещение, я подошёл к одному из трупов. Мне было необходимо как можно теплее одеться. Я снял окровавленную рубашку и, оставшись голым, начал снимать одежду с убитого. Мои руки не просто дрожали – они ходили ходуном, глаза слезились, а голова шла кругом.

Я быстро надел нижнее бельё, термокостюм, штаны и куртку. Последними я надел ботинки и с облегчением понял, что угадал с размером. Мне повезло, и я уже во второй раз вышел за дверь на снег. Оружия я не увидел, а палку с электрошоком побоялся брать, так как не знал, как она действует.

Сделав несколько шагов по снегу, я остановился и обернулся. Моему взору предстали несколько огромных сооружений, в центре которых возвышалась градирня. По периметру не было видно никакой системы защиты в виде проволоки или наблюдательных вышек – всё выглядело слишком мирно и безопасно. Возможно, так была задумана маскировка преступлений.

Понимаю, что нужно бежать! Не знаю, сколько времени у меня оставалось, но мне казалось, что его совсем немного.

По бокам располагались небольшие технические сооружения с оврагами, за которыми виднелись поля. Впереди, возле частично замёрзшего озера, начинался лес. Я решил бежать туда.

Передо мной к озеру спускалась огромная лестница. Все ступеньки были завалены снегом, и я не заметил никаких следов человека. Всё вокруг выглядело заброшенным. В морозной тишине раздавались редкие крики ворон. Внизу я увидел небольшой каменный пирс с солнечными часами.

Спускаясь по лестнице, я почувствовал сильный звон в ушах, который с каждой ступенькой становился всё громче. От боли я закрыл уши ладонями и присел на корточки. Боль не утихала, и я начал терять сознание.

В своём воображении я увидел самолёты, вылетающие из аэропорта, и девушку, которая провожала меня. Это была та самая девушка, что назвала меня мальчиком в поезде из моих снов. Вокруг колыхались деревья, стояла тишина. Я вспомнил клетку, где общался с 2225-ым, и зал с надписями на стене.

Боль продолжалась долго и была невыносимой. Наконец неожиданно, она отступила, и я, сидя на ступеньках, посмотрел вперёд. Вокруг царила подозрительная тишина и спокойствие. Всё закончилось, и я снова осознал своё местоположение. Из носа у меня пошла кровь.

Собравшись с силами, я встал и начал спускаться к озеру. Обогнув его справа, я зашёл в лес. Я пытался бежать, но сил было мало. Чаще всего передвигался быстрым шагом. Чем дольше я шёл, тем сильнее становился страх. Эйфория от свободы сменилась тревогой и неопределённостью.

Лес пугал своей гробовой тишиной. Здесь не шелестели деревья, не было ветра. Даже снег под ногами стал тихим и воздушным. Шел долго. Темнело.