Осторожно! Время!

Анатолий Самсонов

Осторожно! Время!

ГлаваI. Знакомьтесь, Время.

Мои друзья по работе сочувствовали мне, коллеги усмехались надо мной и говорили, что я спознался с чертовщиной, недруги за глаза и за спиной шептались, что затея моя дурацкая и потому и результаты такие, и вообще, мол, что с дурня косолапого взять, если у него голова квадратная и руки – крюки! Так эти поганцы обыгрывали мое имя и фамилию, потому что я – Михаил Крюков. Ну, вот я и представился. А работаю я в ЭЛИИСе – Экспериментальной лаборатории исследовательских и измерительных систем.

А результаты, действительно, были странные. Сейчас расскажу в чем дело. Мне было поручено провести в общем-то рутинную работу по испытанию нового образца автоматического стрелкового оружия и установить насколько изменится начальная скорость полета пули от первого выстрела до 10000–го, если стрелять очередями по десять выстрелов и естественным охлаждением ствола после каждых двухсот выстрелов. Это было задание от заказчика и выполнить его нужно было в указанный срок.

Работа шумная, но в общем-то нудная, методика отработанная, технологическая оснастка проведения испытаний стандартная. Но ведь лаборатория экспериментальная, и я предложил шефу в ходе испытаний присовокупить к стандартной методике некоторые свои новации для улучшения точности измерений. Аргумент я использовал неубиенный, дескать, в спорте высоких достижений уже хотят перейти к измерению результатов с точностью до миллисекунд, а у нас не бег, не бобслей, у нас – оружие! Шеф у нас мужик креативный, он меня выслушал и сказал: – Разрешаю! Но время выделить тебе не могу, срок жесткий, времени нет! Поэтому в рабочее время – стандартная методика, а твои новации – за счет личного времени. Твое время – твоё дело! Наука требует жертв! Пропуск в лабораторию в нерабочее время я тебе подпишу.

Так вот! Стандартная методика предусматривала использование в измерениях сочетание оптоэлектронных средств и измерительного лазера на базе программного обеспечения АО «Заслон». Я же придумал увеличить энергоемкость лазерного луча подкачкой его мощным направленным электромагнитным излучением генератора Строба. Такой у нас в лаборатории есть.

В первый же день, когда я остался после работы монтировать оборудование, в моей голове нешуточно сцепились два Миши. Один говорил мне: – Ну и чё? Возишься тут в своем подземелье, а наверху кипит жизнь, и Машка ждет! А она тебе не жена, ждать не обязана! Период-то у вас конфетно-букетный! Этак могут и завянуть лютики! А девушка хороша, хороша Маша!

Второй обрывал его и говорил: – Взялся за гуж, не говори, что не дюж! Дали шанс поэкспериментировать – надо его использовать! Эксперимент – основа познания! А Маша несколько дней переживет! Может быть это даже полезно для проверки чувств!

Первый же день испытаний дал ошеломительный результат, не укладывающийся в сознании. При «уплотнении» лазерного луча направленным излучением генератора Строба оптоэлектронные измерительные приборы показывали ту же скорость движения пули, что и при стандартной методике измерений, скажем, 715 м в секунду. Но время пролета пули от неизменной точки А до неизменной точки Б увеличилось в 3, 14 раза и еще семь цифр в периоде. То есть точно на число Пи. Парадокс! Нонсенс! Чушь собачья! Такого не может быть! Первая мысль была – это сбой в программном обеспечении! Но стабильная воспроизводимость по ходу опытов проклятого числа Пи аж до черт знает какого знака отрицала этот вариант. Два дня я потратил на эту самую воспроизводимость и столько же на бесплодные раздумья. Затем бросился за помощью к друзьям, бесполезно, и, наконец, посвятил в эту загадку шефа, который немного подумал и спросил: – Ты закончил испытания по стандартной методике? Вот и хорошо! Акт испытаний мне на стол! Значит, говоришь, Пи? Любопытно, любопытно! – Ничего больше не сказал, и я понял – с идеями и у него негусто!

А уж как некоторые коллеги измывались по поводу числа Пи, какие только глаголы не употребляли, а уж какие каламбурчики запускали, так на небольшой сборник устного народного творчества потянет. И всё типа: «Миша отличился, за Пи зацепился» или «как много есть всего хорошего, но Миша знает только Пи», «об Пи споткнулся, слегка шизанулся», «Пиш-миш», «Мишка – Пи-пишка»

В последний день, разбирая свое оборудование, я в сердцах сильно хлопнул ладонью по кожуху генератора и, поскольку в лаборатории я был один, не сдерживая себя, выкрикнул фразу с использованием звучания числа Пи. От моего сильного шлепка, что-то побежало от ладони к голове и в ней что-то щелкнуло, прояснилось и я воскликнул: – Какой же я пи…звезданутый! Это же эффект Пи! И объяснение ему может быть только одно – Время! Время в канале лазерного луча подкачанного генератором Строба идет по – другому! Да, по-другому! – И в этот момент я совершенно ясно услышал чей-то негромкий голос и слова: – Ну, наконец-то! Да ты не безнадежен!

От неожиданности я крутанулся вокруг себя, убедился, что никого нет и прошептал: – Дожил! До глюков дожил! – И снова ясно услышал голос и слова: – Успокойся! Я не глюк!

– А кто же ты? – спросил я.

– Я – Время, – прозвучало в ответ.

Всё внутри у меня захолодело, а в голове от одного из тех Михаилов, которые спорили в моей голове, проскочило: – Пи… пи…пипец! Сбрендил! – Второй тут же грубо возразил: – Чё пипец-то сразу? Да и с хрена ли сбрендил? Но ты не стой пнём, скажи что-нибудь!

И я сказал, вернее, покрутил головой и громко спросил: – А ты где? И где твой мозг?

Оба Михаила в голове одновременно прокричали: – Идиот!

А вот за пределами моей головы тот же голос, как мне показалось с мягкой снисходительностью, ответил: – Где, где? Я, гм, везде! И мозг мой везде! Твой мозг – это серое вещество, пронизанное импульсами, сигналами и разрядами. Я обхожусь без серого вещества, а сигналов и разрядов мне хватает.

– А-а-а! – дошло до меня, – это мистификация с профанацией! Кто-то из наших шутников забрался в радиорубку за ширмой, что около входа, и через динамик достает меня! Ну, ты щас получишь! – Я метнулся к входу, но за ширмой никого не обнаружил. Я проверил микрофон, но он был отключен и был холодный, в руках его не держали! И в этот момент опять прозвучал тот же, но теперь абсолютно бесстрастный голос: – Да прекрати ты метаться. Ты что? Не веришь, что я –Время – существую?

– Да, да как же не верить! А ты что? Видишь меня? Видишь, как я бежал к ширме?

– Можно сказать вижу, но точнее сказать – чувствую. Ты же перемещаешься во времени, то есть во мне. И вообще соберись с мыслями и успокойся. Не будем терять зря…гм…время.

– Хорошо! Так как мне к тебе обращаться?

– Очень просто. Я – оно – Время.

– Послушай, Время, чему я обязан…э…

– Таким к тебе вниманием? – продолжил за меня голос.

– Да! – выдохнул я.

– Ну, как тебе объяснить, чтобы ты понял? Вот, к примеру, у тебя учащается сердцебиение, или, если резко повышается давление, ты же сразу обращаешь на это внимание, потому что это тебя беспокоит и потому что это ненормально. Так и со мной. В твоем лучевом канале изменился ход времени, это ненормально, и я это почувствовало. К тому же ты не сразу, но всё же понял, что именно произошло. А произошло вот что: тебе удалось изменить ход времени. Случай экстраординарный. Вот почему я говорю с тобой.

– Так почему это произошло? Ты можешь объяснить? – я попытался по простоте душевной ухватить удачу за бороду и развести Время на халявное знание.

– Я не знаю – почему это произошло! Пути Господни неисповедимы. А я, как и ты – творение Вседержителя, только ты обретаешься в материальной оболочке, а я в бесплотной форме. Ты понял?

– М…м… кажется понял. А могу я задать тебе несколько вопросов?

– Да. Слушаю.

– А это правда, что у тебя – у Времени – множество направлений или …э… векторов движения?

– Это так. Точнее сказать вееров движения, а в каждом веере множество линейных векторов. Это трудно для понимания, но это так.

– Подожди, подожди! Значит ты можешь двигаться в прямо противоположных направлениях?

– Разумеется, это для меня естественное состояние. Между прочим, и среди людей немало таких, которые умудряются, условно говоря, одновременно идти в противоположных направлениях и считают, что это нормально. Это так, к слову. А вот тебе исторический пример. Ты знаешь что-нибудь о Тунгусском метеорите?

– Ну-у…слышал что-то когда-то!

– Эх, что с вами делает Время, то есть я, прости господи! Он слышал «что-то когда-то»!

В 1908 году у вас в Сибири в стратосфере рвануло так, что на огромной площади тайга выгорела, а еще на большей полегла в так называемые вывалки. А ведь я предупреждало!

– Кого ты предупреждало? О чем? – быстро спросил я в крайнем изумлении.

– Это был не метеорит, как у вас принято считать! Это был трансгалактический корабль, и отправлен он был с планеты очень похожей на вашу Землю, и, кстати, отправлен обитателями очень похожими на вас. Собственно, поэтому он и был отправлен к вам.

А я предупреждало отправителей корабля о том, что проблема возникнет из-за противоположных линейных векторов времени у них и у вас, то есть на Земле. Дело в том, что я не могу предупреждать напрямую, это выше моих возможностей, я могу лишь косвенным образом подбрасывать гипотезы или подталкивать к иной точке зрения. В тех случаях, когда это меня задевает. Увы, у меня это далеко не всегда получается.

А с теми не получилось еще и потому, что, достигнув высокой степени развития своей цивилизации, они научились перемещаться во времени, то есть во мне, в будущее и прошлое, но не хотели верить, что это возможно только в их векторе времени. Поверили только после катастрофы! Ну что ж! Таков путь познания!

– Подожди, Время, подожди! Это что же получилось с этим кораблем? Попробую себе представить. Ага, ага! В момент вхождения корабля в наш вектор времени в следующее мгновение он оказался и в своем прошлом, и в нашем тоже, а следующие мгновения Времени разошлись в разные стороны, но корабль-то не может разойтись в разные стороны? Он не может поделиться как клетка! Так что ли?

– Да, суть ты уловил, примерно так!

– И корабль взорвался?

– Корабль прекратил существование и трансформировался в энергию, с земли это выглядело как взрыв. Но взрыв тоже протекает во времени, поэтому часть его энергии обрушилась на Землю, а часть ушла по противоположному вектору в космос.

– А люди были на корабле?

– Да, они погибли.

– Время, постой, постой! Вот сейчас ты же говоришь со мной напрямую, и я тебя слышу и понимаю. А почему ты не могло сказать тем напрямую?

– Я и говорило напрямую. Я сказало одному из них, причем одному из членов экипажа задолго до полета, сказало прямо, как тебе: – Фактор вашего линейного вектора времени – это фактор риска. И он меня услышал, но, вероятно, принял за глюк. Как и ты чуть было не принял меня за глюк.

К тому же я всего лишь Время, а не спаситель и не просветитель.

А в твоем случае, даже если бы я знало, почему с твоей подачи со мной случилась эта история Пи, объяснять тебе я бы не стало. Так что, думай, и помни: «Ищущий да обрящет».

Ну, ладно. Что-то заболталось я с тобой.

– Время, постой, постой…

– Да не могу я стоять, я всегда иду. Ну говори уж.

– Но ведь они – отправители – могли заглянуть в будущее …м… дальше момента достижения кораблем Земли, как бы за этот момент, и с позиций будущего оценить результат экспедиции.

– Ты хочешь сказать, что с позиций будущего они могли предвидеть катастрофу?

– Да.

– Нет, не могли. Не могли ни заглянуть, ни предвидеть. Потому что за моментом пересечения их линейного вектора времени с вашим это уже не их будущее и, значит, заглянуть туда они не могли.

Я тебе больше скажу: они несколько раз посылали к земле автоматические зонды и каждый раз с отрицательным результатом, и не могли взять в толк причину. Я тебе скажу: очень часто ошибки в восприятии времени – то есть меня – фатальны, как в этом случае. Помни об этом.

– Так это что получается? Они решили рискнуть?

– Да! Я уже говорило: таков путь познания!

– Скажи, Время, а много у тебя таких как я? Ну, с кем ты разговариваешь как со мной?

– Нет, таких относительно немного. А вообще, скажу тебе, я разговариваю со всеми, но только не как с тобой, а иными способами, иногда и через ваши сны, но в большинстве случаев меня не слышат. Просто не слышат. О, если бы ты знал, сколько раз и скольким я намекало, кричало и даже можно сказать стучало в бубен, пытаясь сказать: – Одумайся! Что ты делаешь? Но бесполезно!

– Прости меня, Время! А можешь привести пример какой-нибудь?

– Да, пожалуйста, вот из вашего ближайшего прошлого! Говорило я вашему президенту, не раз говорило, прямо говорило, что нельзя поддаваться и принять «чубайсовский» вариант приватизации, нельзя. И он меня слышал, но принимал за пьяные глюки.

– Извини, Время, но… э…

– Ты хочешь спросить: Время, какое тебе дело до этого Чубайса и вообще до нас? Дескать, тебе то что?

– Ну, да!

– Что, что? А то! Эта приватизация повернула для вас время вспять, и откинула вас назад. Вы как бы на время выпали из времени. И хотя я – Время – экстерриториально и интернационально, меня это почему-то задело. Ты понял?

– М…не знаю, но, кажется, понял. А скажи, мы еще…э… услышимся?

– Видно будет. Время покажет. А ты, Миша, думай, думай.

Я еще какое-то время сидел, крутя головой в разные стороны и надеясь на продолжение разговора, но вокруг воцарилась тишина.

Я посмотрел на часы – было полдвенадцатого ночи. Боже ты мой! Маше уже и звонить поздно! А она, наверное, мне звонила, хотя я ей говорил, что в нашем бункере связи нет. Неловко вышло. Ну, ладно, пора закругляться, метро ждать не будет!

Глава II. Я и Маша, и знакомство наше.

Скорым шагом, можно сказать джоггингом, я двигался к станции метро и по пути прикидывал: стоит ли мне при встрече с Машей рассказать о моем общении с Временем или нет. Сомнения базировались на том, что знакомы мы с Машей были всего месяца полтора – два и только-только перешли на «ты». То есть были уже не едва знакомы, но еще и далеки от состояния и понятия «хорошо знакомы» и, тем более, «близко знакомы».

Первый Миша вещал во мне: – Вот Маша послушает, послушает тебя, да и подумает: «А Миша-то с пришизью! И нужен ли Маше такой Миша?»

Второй возражал и наставлял: – Не бойся! Маша учится в медицинском институте. Их там учат внимательно слушать пациента прежде чем ставить диагноз! А если даже и закрадутся подозрения о некоторой твоей «шизанутости», то ты их потом развеешь. Зато какая тема для общения! Это не просто ля-ля тру-ля-ля и о звездочках на небе! Это загадка, энигма эст, это эмоции, это интрига, это даз ист фантастиш, ей богу! К тому же, ты знаешь – все, гм, гении кто еле заметной, а кто и очевидной шизой всегда отличались от простых смертных.

И я решил: будь что будет, но Маше расскажу всё!

В метро я успел. Вагон метро был пустой. Я сел на лавку и вспомнил как мы познакомились с Машей. Знакомство наше случилось в метро. Это был теплый, солнечный весенний день. По ходу около меня образовалось свободное место, и она села рядом со мной, достала из сумочки телефон, вагон слегка качнуло и телефон выпал у нее из рук и упал на мою туфлю. Я поднял телефон и, отдавая гаджет, заглянул в глаза его хозяйке и подумал: «Какие чудесные глаза, какая красивая девушка!» Совпало так, что ехали мы до одной и той же станции, да еще и покинули метро через один выход. Она шла впереди, я шел за ней. На выходе из метро она повернула направо, но и мне надо было направо. Дойдя до перекрестка, она повернула налево, увидела меня, остановилась и, когда я приблизился, спросила: – Вы что? Преследуете меня?

– Да что вы, что вы! Это просто совпадение! Пока вы идете туда, куда и мне надо, – объяснил я.

– Допустим, – согласилась она, – а дальше вы куда пойдете отсюда?

– До перекрестка и налево, – смиренно ответил я, увидел удивление на милом лице девушки, понял, что и ей туда надо, и тут же услышал в голове голос первого Миши: «Ты же хочешь познакомиться с ней? Хочешь! Вот тебе и шикарный повод: предложи ей написать в ее телефоне адрес, куда она идет, и ты напиши в своем и сравните. Чем черт не шутит, когда ему хочется поиграть!»

И я это предложил, и она согласилась.

Видели бы вы ее лицо, когда она вслух прочитала в моем телефоне: – Улица Барышиха дом 35?

А я, сдерживая внутреннюю дрожь, заглянул в ее телефон, подбоченился и ответил: – Именно! Улица Барышиха дом 35! А что здесь такого? В этом доме живет мой друг, и я иду к нему. А раз нам по пути, то позвольте проводить вас. Между прочим, меня зовут Михаил, – по ходу представился я и поинтересовался ее именем. – Мария, – ответила она.

О чем мы говорили по пути, хоть убейте меня, я в деталях вспомнить не могу. Но я узнал, что Маша живет в этом доме по улице Барышиха 35 и учится на четвертом курсе мединститута.

Когда мы подошли к ее подъезду и встали друг против друга и совсем близко, я рассмотрел волнующие формы ее груди и по этой причине возникла некоторая заминка, но тут же в моей голове прозвучал голос Первого Миши: – Ну что уставился? Облизнись еще, идиот! Чего стоишь истуканом? Говори что-нибудь! – Тут же вмешался Второй и поправил: – Да не что-нибудь, а приглашай ее куда-нибудь и телефон, телефон постарайся узнать, охламон! -И я выдавил из себя: – Может быть сходим в кино или куда-нибудь, когда у вас будет время? Если вы не возражаете, то дайте, пожалуйста, номер телефона!

Вот так мы тогда и познакомились.

Домой я попал около часа ночи и сразу завалился спать. И как когда-то в детстве я просил ночь, чтобы она подарила мне сон «про Буратину», так и сейчас я втайне лелеял надежду, что Время осчастливит меня интересным и полезным сновидением. Но тщетно, видимо, Времени было не до меня.

Утром, не откладывая дело в долгий ящик, я позвонил Марии. Время у нее нашлось, и к идее встречи она отнеслась благосклонно.

Мы встретились с Машей у метро Красная Пресня и решили погулять в парке. Однако московская погода распорядилась по – своему: сначала налетевшие низкие брюхатые тучи сожрали солнце, а потом полил августовский веселый, но уже прохладный дождь. Спрятаться от него мы решили в ресторанчике там же – на территории парка. Зарплата у меня не очень большая, но я недавно получил квартальную премию и потому был при кое каких деньгах: не так, чтобы шикануть по – гусарски, но и чтоб не ударить в грязь лицом с пустыми карманами. Местечко в ресторане мы выбрали и уютное, и около окна, и под вкуснейшие бараньи ребрышки и красное вино я начал свое повествование. Начал я немножко коряво, я всё же волновался и потому иногда запинался, но, увидев неподдельный интерес на лице Марии, я успокоился, собрался, и речь моя потекла плавно и в каком-то прежде неведомом мне ритме. «Что твой Пушкин» – польстил мне Первый Миша. «Уж прям Пушкин! – парировал Второй, – но неплохо заливаешь, неплохо!» – Но главным было не это, главное – всё, что я говорил отражалось на лице Маши, отражалось и как будто поощряло: а дальше, что дальше?

А когда я дошел в своем повествовании до Тунгусского метеорита, Маша меня поразила. Она громко рассмеялась и сказала: – Ох, ты и фантазер, Миша! Тебе бы книжки писать! – И тут до меня дошло, что зародившаяся, было, у меня надежда, что Маша мне верит и понимает, – призрачна и химерична. А еще до меня дошло: если я сейчас начну настойчиво проповедовать, что всё сказанное мной не фантазия, а чистая правда, то во весь рост встанет образ «Миши-шизы». И я принял единственное, как мне кажется, правильное решение для такой ситуации: я тоже рассмеялся, затем вместе со стулом перешел на Машину сторону, сел рядом и, пока Маша соображала зачем всё это, я крепко обнял ее и решительно поцеловал. Это был наш первый поцелуй. Больше я от Маши уже не отсаживался, и мы весело чередовали красное вино с поцелуями и после очередного Маша вновь удивила меня. Она задумалась и после многозначительной паузы глубокомысленно спросила: – А что ты думаешь делать с Пи-эффектом?

Я глубоко вздохнул и тоже после паузы выдал: – Буду думать!

– Думай, – согласилась Маша, и в том, как она произнесла это слово я уловил сходство с интонацией Времени.

«Вот незадача! – подумал я, – в Пи-эффект Маша поверила, а диалог со Временем посчитала фантазией. Ну, что ж! Пусть будет так!»

Расставались мы в тот вечер долго: обнимались, целовались, а это «думай» всё время витало надо мной то в исполнении Времени, то в звучании Маши.

Думать я начал сразу после расставания, а осенило меня, когда я ехал домой в метро в состоянии, когда хочется обнять весь мир и даже перевернуть его. В вагоне было полно народу, но я не замечал ни толкотни, ни оттаптывания каким-то гамадрилом моей левой ноги, я вообще был не в метро, а парил в облаках на седьмом небе!

И вдруг после очередного немилосердного толчка в спину меня осенило! Осенило странным образом: я услышал где-то внутри себя голос Первого Миши, который сказал: – Пи – эффект проявился при определенных условиях! – И тут же голос Второго Миши заявил: – А ты попробуй поменять условия! Конкретно: направь пулю не против лучей лазера и генератора Строба, а по лучам!

Вот такая простенькая мысль осенила.

Ночью я не мог заснуть. Всё ломал голову, как мне скомпоновать оборудование, чтобы провести испытания в новых условиях. И придумал! К утру придумал!

Пропуск в лабораторию – бункер позволял мне еще несколько дней работать сверхурочно. Я очень надеялся, что других энтузиастов грызть гранит науки там не будет, и я за эти несколько дней успею провести свои опыты со стрельбой и испытать еще кое-что. А это «кое-что» – ого-го!

Дело в том, что я открыл совершенно новый, только тс-сс никому ни слова, способ получения сверхтяжелого водорода – трития – из тяжелого водорода – дейтерия – и, в свою очередь, способ получения дейтерия из обычного водорода. И достигается это запуском каталитического процесса, то есть применением изобретенного мной катализатора – комплексного соединения на основе рения и кобальта в сочетании 1 к 3, или 1 часть Re на 3 части Co.

Я вам доверяю, но точную формулу катализатора назвать не имею права, потому что тс-с! – секрет и государственная тайна!

В записи эти реакции выглядят так:

Н+Н–К1– =2Н – дейтерий

2Н+2Н+2Н–К1–=2(3Н), 3Н – тритий,

Где К1 – катализатор Re/Co=1/3

Процесс протекает при температуре 100 градусов по Цельсию. Для полной трансформации водорода в тритий требуется 24 часа.

Для сведения: синтез 1 кг трития по стандартной технологии стоит примерно 30 миллионов долларов. Мой способ экономичнее в 1000 раз. Вот так!

Но это все цветочки! Главное –то вот что! Мне удалось в лабораторных условиях при обычной температуре провести обратную реакцию: то бишь из дейтерия путем каталитического синтеза получить обычный водород! В качестве катализатора (К2) использовалось полученное мной комплексное соединение рения и кобальта, но в обратном соотношении – Re/Co =3/1.

Процесс протекает мгновенно, то есть носит взрывной характер. Вот в чем фишка!

Завтра в бункер доставят первую партию патронов, пули которых изготовлены по моему техническому заданию и наполнены сжиженным тритием. При попадании пули в препятствие (цель) прокладка внутри ее разрушится и тритий вступит в контакт с катализатором и начнется взрывная реакция.

Завтра, завтра! Это будет завтра!

И завтра же отстреляю обычные патроны по лазерному лучу!

Засыпал я в полном раздрае! Объятия, Машины поцелуи и тритий! Катализаторы, патроны, Пи-эффект! Всё это крутилось и заваривалось кашей в моём бедном, уставшем, полусонном мозгу.

В один момент я как-то отвлекся от этой каши и в моей совершенно прояснившейся на какое-то время голове возник Первый Миша и спросил: – А, собственно, почему ты не хочешь обнародовать информацию о катализаторах и способе получения трития из водорода и об обратном процессе? Это же минимум докторская степень причем без защиты – по факту!

Я, было, задумался, но тут же встрял Второй Миша: – А с какой такой стати? Не-ет! Так уж устроен мир и люди так устроены, что любую новинку сначала оценивают с той точки зрения, мол, а нельзя ли это использовать для убийства себе подобных быстрее, чище, проще и масштабнее, чем мы это умеем делать сейчас, то есть на данный момент времени. Что? Не так? К тому же, – продолжил Второй Миша, – если обнародовать это изобретение, то, скорее всего, первыми, кто запустит его в дело, будет американский дядя Сэм, он же дядя Сэмюэль, он же Самуил или израильский бен Абрам – племянник дяди Сэма или британский мистер Глистер – тоже их родственник. Как–то уж так повелось! А всё, на мой взгляд, потому, что нашим нуворишам, присосавшимся к общенациональному достоянию, траты на все эти технологические рывки и новации в большинстве случаев по барабану и чисто фиолетовы. Они сосут себе и сосут, и насосаться никак не могут. И потому ты уж постарайся сам что-нибудь дельное придумать.