Я – мать ваша!

– Нельзя соседям соль занимать, – монотонным голосом отчитала мать, – Одолжишь – в ответ насолят.

– Тьфу, опять я забыла. – От досады тетя Лида махнула рукой.

Мать довольно улыбнулась.

– Ничего, сейчас порешаем, – успокоила она гостью и обратилась к Ларе, – Старшая, найди-ка монету поменьше у меня в кошельке.

Лара бодро вскочила с пола, схватила потрепанный вязаный кошель и, покопавшись, вытащила десять копеек.

– Тете Лиде отдай и скажи: «В долг даю», – проинструктировала мама.

Лара повторила заветные слова, протянув монету соседке. Та взяла, прищурилась и спросила:

– Сколько лет-то тебе уже?

– Тринадцать.

Тетя Лида развернулась к матери, произнесла:

– Дочка твоя красавицей растет.

– Чего удумала! – фыркнула мать и вскочила с табуретки.

Она подошла к Ларе, схватила ее за предплечье и, указывая пальцем, обратилась к соседке:

– Внимательнее посмотри! Нос картошкой, глаза коровьи и губ нет. Тощая, неуклюжая. В бабку, Витькину мать, уродливостью пошла. Пока худая, потом в бочонок на ножках превратится. Где красоту ты только углядела?! Вот Тимка… – мама призывно махнула рукой.

Брат бросил ложку на стол, вылез с углового дивана и послушно встал рядом с Ларой.

Мать продолжила говорить:

– Смотри, очей не оторвать! В меня весь: подбородок волевой, губки пухлые, нос ровненький, брови знатные, волосы черные и гладкие. А глаза какие?! Цвета синеватой стали и светлыми звездочками по радужке. Не зря бабушка меня Звездоглазкой называла… Тима единственный из детей в меня пошел, остальные отцовской породы: болотный мутный взор, волосы-мочалка. Кажется, копна, а в пучок сожмешь, так кот наплакал – до чего жидкие. Разве что пыль в глаза пускать годится.

Мама замолчала, победно улыбнулась и окинула взглядом стоящих детей.

– Ну-ка, встаньте бочком! – велела она.

Лара и Тима послушно подвинулись плечом к плечу. Мать положила ладонь на голову брата и медленно переместила к середине уха Лары.

– Тимоша на два с половиной года младше сестры. А, вишь, высокий какой! Скоро догонит и перегонит. Статный богатырь растет.

Родительница гордо взглянула на соседку. Та, улыбаясь и покачивая головой, произнесла:

– Странные дела творятся… Дочь хвалю, а мать против.

– Нечего ее хвалить! – возмутилась мама и поджала раздраженно губы, – Возгордится, зазнается, испортится. Место свое знать должна, а не комплименты получать забесплатно.

Мать обратилась к стоящим детям:

– Чего замерли? Идите ешьте! Каша стынет. Нас еще прополка картошки ожидает.

Лара и Тима присели по местам.

– Теперь, Лида, соль у меня покупай! – продолжила прерванный ритуал мама.

Они с соседкой весело рассмеялись, за ними вслед захохотали и братья. Мать отсыпала тете Лиде соли, та заплатила монетой и поблагодарила. Женщины помолчали, тишину нарушила гостья.

– Витька так и не объявился? – сочувственно спросила она.

– Подлец несчастный! – взвилась мама, – Как в пятницу вынес из дома телевизор, с тех пор не видела. Пьет, сволота, с дружками. Что б им всем неладно было! Сегодня в первую смену работает, к четырем ждем. Уж и не знаю, доберется ли, не налакавшись по пути. Козел упитый!

– Мы его в пятницу видели, телек со Степанычем нес.

– Чего не остановили? – упрекнула соседку мать.

– Откуда нам было знать, что на запчасти он телевизор продал. Мы подумали, наконец-то руки дошли в ремонт отдать.

– Пропить у него руки хорошо доходят… – пробурчала мама.

– Он на тебя сильно жаловался. Говорит: «Не повезло мне с женой. Орет да проклинает, ни капли любви от нее не вижу», – как на духу выложила тетя Лида.

– Ой, скотина! Не просыхает, ночует абы где… А с женой ему не повезло!

– Ладно, держись, Люда! Пойду я завтрак варить. – Соседка попрощалась и ушла.

Братья, доев, переместились в детскую. Мама свою кашу заглотила с невиданной скоростью. В кастрюле остался лишь съеденный наполовину сектор Лары.

– Чего рассиживаешь? – поторопила мать.

– Я Касю кормила, – оправдалась Лара.

– Видела. Давай быстрее ешь, некогда жизнью наслаждаться. Впереди дел непаханое картофельное поле. – Мама отвернулась и принялась паковать бутерброды.

09.50 Вкус ивы

Лара доела, поднялась из-за стола и направилась в детскую.

– Куда пошла? – резкий окрик матери заставил застыть на месте.

– Переодеваться на картошку, – не моргая, ответила Лара.

– Кроликов сначала сходи покорми и воды им дай, – бросила мать, даже не взглянув на Лару.

– Они же отцовские! Батя обещал за ними ухаживать, когда заводил. – Возмущению Лары не было предела.

– Так им теперь от голода помирать, если твой любимый папочка веселится четвертый день подряд?!

– Почему опять я… – безысходно прошептала Лара.

– Отец пьет и отдыхает. Значит, ты за него работаешь. Не мне одной страдать. Иди за участок, сорви каждому кролю по паре веток с осины или березы да в клетку пихни. Батька вернется – травы им накосит.

Лара нацепила мыльницы, вышла со двора через заднюю калитку и приблизилась к ручью, берега заполонили молодые деревца и высокие заросли ивы.

Вы когда-нибудь рвали ветки? Нужно правильной техникой владеть – прутик следует резко потянуть против направления роста. Береза и ольха отходят без проблем, а вот богатая листьями ива – трудный кустарник. Ее гибкая кора не желает отделяться от основы в месте слома, а тянется до земли, крепко удерживая отрываемый кусок. Тут выбор невелик: либо сдаться, либо зубы подключить.

Лара положила кроликам веток, подлила воды и направилась домой. Горько-терпкий, вяжущий вкус ивовой коры с легким ароматом зеленых яблок еще сохранялся на языке и во рту.

10.15 Комья и камень

Домашние уже переоделись в спортивную одежду и собрались на крыльце. Братья держали за поводок рвущегося на свободу Волчу.

– Что так медленно? – сердито буркнула мама, поправляя черенок тяпки, – Мы готовы, одну тебя ждем. Одевайся быстрее!

Лара влезла в короткие черные спортивки и старую бежевую футболку, на ноги – любимые голубые мыльницы, обувь на все времена.

Семья тронулась в путь. Братья с мамой шли первым рядом, Тима гордо нес тяпку, мать – сумку. Позади плелись девочки, Лара крепко держала Касю за ручку.

Картофельные поля начинались в конце улицы, с правой стороны. Надел семьи был последним. Дорога по проселочной грунтовке заняла, как обычно, десять минут.

Волчу отпустили по выходу из поселка. Пес тотчас свернул в ближайшие кусты, послышался плеск воды. Довольный Волча вылез из зарослей, встал перед всеми на дороге и основательно отряхнулся. Вонючие серые брызги попали на одежду и лицо, особенно замочив первый ряд идущих.

– Сволота, а не собака! Ему свободу даруешь, а он в ответ грязью обливает. Пшел отсюда, пес смердящий! – Мама пнула ногой в пустоту.

Волча завилял хвостом – двойной загогулиной и уступил хозяйке путь.

Поле располагалось на невысоком холме. Карабкаясь и задыхаясь, компания забралась наверх. Лара вспотела, таща за собой сестру.

Мама постелила в тени деревьев покрывало для Каси и Сени, завела будильник на полпервого и повесила на высокую березу холщовую сумку с едой, чтобы Волча не уволок.

Косуля и Малой в сопровождении пса умчались в подлесок, примыкающий к полям.

Тиме и Ларе мать выдала старые шерстяные варежки, приступили к работе.

На поле, месяц назад основательно прополотом, опять выросли сорняки. Одиноко высились хвощи-елочки и колючие растения с крепким толстым корнем, уходящем вглубь земли. Ларе не всегда удавалось выдернуть «колючку» целиком, корень обламывался на середине, трава возрождалась к очередной прополке.

– Мама, мы ведь уже два раза пололи. Сколько еще надо? – спросила Лара и тут же пожалела.

Родительница взглянула исподлобья и с нажимом произнесла:

– Сколько надо – столько будешь. Приступайте!

Попами кверху Лара и Тима понеслись по первому ряду с разных сторон, расшатывая и вытаскивая сорняки. Рослые колючки нещадно жалили сквозь рукавицу. Лара сообразила сначала прижимать листья растения к стволу, а затем хватать за них. Колоться стало реже.

С братом встретились на середине, шагнули на второй рядок, развернулись и побрели друг от друга, вырывая траву.

Мама приступила окучивать первый выполотый ряд. «Тяп-тяп-тяп», – доносилось с ее стороны.

Лара переместилась в начало третьего ряда и едва наклонилась, как по спине чем-то сильно стукнуло. Она вздрогнула, осмотрелась вокруг. Спокойствие и тишина. Что это было? Неизвестно.

Стоило Ларе снова нагнуться, как в бедро что-то больно прилетело. К счастью, на сей раз она успела заметить упавший сухой кусок земли. Глянула на Тимьяна. Тот с невинной физиономией полол траву. Паразит!

Лара подыскала маленький, но плотный ком почвы. Стоило брату повернуться задом, она швырнула находку и с непричастным видом продолжила работу. Поравнявшись, они вытащили языки и ткнули один другого в бока.

– Я вам сейчас покажу! Драться на поле вздумали, поганцы! – раздался грозный рык матери.

Время на прополке четвертого ряда прошло мгновенно. Пока руки на автомате выдергивали сорняки, Лара высматривала подходящие земляные снаряды и уворачивалась от бесперебойно летевших со стороны Тимы. Работа спорилась.

Пару раз брат попал в цель. Было больно, до синяков, но Лара молчала, а Тимка беззвучно хихикал. Главное, чтобы мать не заметила.

Однажды Тимьян опасно промахнулся и попал маме в плечо. Лара ахнула про себя и без промедления углубилась в прополку, тайком поглядывая на родительницу. Та посмотрела в небо и неуверенно пробормотала:

– Кажется, птичка что-то бросила…

Тима и Лара нацепили серьезное выражение лица, распрямились, взглянули вверх. И правда, в небесах парило несколько мелких пернатых, усиленно машущих крыльями. Повезло!

Брат ответил первым:

– Наверное. Птицы многое в клюве переносят… Но я ничего не заметил.

Лара присоединилась:

– Я тоже не видела, картошку полола.

Мать отвернулась, продолжила тяпать, а Лара и Тима хитро посмотрели друг на друга и бесшумно рассмеялись: «Птичка бросила».

В половине первого прозвенел будильник, родительница громко объявила:

– Перерыв на обед. Полчаса.

Лара скинула варежки и наперегонки с Тимой рванула к месту отдыха. Добежали одновременно и уселись на продолговатый, полметра высотой, гладкий камень. Попу жгло огнем. Хорошо глыба нагрелась под палящим солнцем!

Из леса появились замазанные черникой Сеня и Кася, у братика губы синюшные, сестра же фиолетовая вся: и руки, и забавная рожица. Мать смочила водой носовой платок, первым слегка вытерла лицо и руки Малого, затем тщательно – Косулю.

Родительница повернулась к старшим детям. Спокойствие сбежало с ее лица, блеснул синевой ледяной взор, раздался вопль:

– Твою налево… С камня слезь сейчас же!

Лара подскочила словно ужаленная. Тимофей уже стоял рядом, пуча недоумевающие глаза: «Что случилось?»

Мать обратилась к брату:

– Ты можешь сесть.

– А я? – воскликнула Лара.

– А ты – нет, – строго запретила родительница.

– Но почему? – задыхаясь от обиды, прохрипела Лара.

– Девочкам нельзя сидеть на холодном – застудишься.

– Но камень горячий.

– Прекрати со мной спорить сейчас же! Пока я… – Взгляд матери заскользил по округе, выискивая способ наказания.

– Хорошо, – Лара, не мешкая, согласилась с неозвученным доводом.

Мама швырнула носовой платок Тиме.

– Сам руки вытри, потом придурочной сестре передай.

Родительница выдала каждому по куриному яйцу и ломтику черного хлеба, смазанного маргарином и посыпанного сахарным песком. Братья быстро проглотили обед и залезли вдвоем на чудесный теплый камень. Лара с завистью взглянула на них. Тима заметил и показал язык: «Так тебе и надо». Не удержавшись, Лара пожаловалась:

– Мама, а Тима задирается.

Брат возмущенно закричал:

– Ничего я не…

– Хватит! – прервала его мать и схватилась за голову, – До чего вы меня достали своими перепалками. Сил больше нет. У вас есть всё, о чем я в детстве лишь мечтала: сыты, одеты-обуты, в мире живете, родители каждый день не напиваются, скандалы с мордобоем и поножовщиной не устраивают. Нет ни пьянок дома, ни драк, ни крови, ни милиции. Чего вам еще надо?! Неблагодарные. Изверги, а не дети.

Лара опустила глаза. Почему она не сдержалась? Ведь знала, чем дело кончится: виноватой и останется.

Скорлупки мама собрала в тот же самый носовой платок, которым руки обтирали: «Обратно курам отнесем». Она по очереди налила детям воды из литровой стеклянной банки в общую эмалированную кружку.

Попив, Лара пошла в лесок. Она ела чернику, когда раздался громкий призыв:

– Час дня, за работу!

Рискни отказаться…

13.00 Птичка нашлась

Нехотя напялив грязные шерстяные рукавицы, Лара встала у начала рядка. Осмотрелась – полполя впереди. Жутко клонило в сон, ей всегда хотелось спать после еды. Как же нестерпимо жарко, солнце палит нещадно! Лара закатала штанины спортивок. Ветерок облегчил состояние, обдувая нежно ноги.

По команде мамы Лара и Тима двинулись навстречу друг другу. Брат, не стесняясь, закидывал болючими комочками земли. Тело Лары тяжелело, веки опускались, она с трудом держалась на ногах, не было сил даже закрываться от летящих «снарядов», не то, что защищаться и метать в ответ.

Встретившись с Тимкой на середине рядка, Лара ему прошептала: «Прекращай! Я больше не хочу!» Брат нагло усмехнулся.

Они расходились, а Тима продолжал бросать и попадать. Он беззвучно смеялся и дразнился, показывая пальцем мишени. Лара терпела: рано или поздно брат устанет и успокоится. Но тот не сдавался. Наконец ком приземлился в щеку Лары. Она подняла «снаряд» и гневно швырнула обратно.

– Так-так, наша птичка нашлась, – не предвещающим ничего хорошего тоном медленно протянула мать и самодовольно улыбнулась. Брат ухмыльнулся.

Черт, подловили! Попробуй теперь объяснить…

Лара обернулась к родительнице.

– А ты мать провести, значит, решила? – Звездочки в ледяных глазах мамы метнули пару металлических искр.

– Это Тимка швырялся, достал меня. Я лишь последний раз кинула в ответ.

– Не знаю, я видела только тебя.

– Но он первый начал, – настаивала Лара.

Мама спросила у Тимофея:

– Бросал? Сознавайся лучше по-хорошему!

Испуганный Тима медленно покачал головой.

– Видишь, он не делал, – подвела итог мать.

– Врет! – яростно крикнула Лара.

– Хватит на брата спирать! Чуть что – Тимка да Тимка, а она невинная овечка. На этот раз не отвертишься. На воре шапка горит, будешь наказана.

– Опять только я?!

– Да что ты заладила: «Я, опять я, снова я»?! «Я» – последняя буква в алфавите. Провинилась – получай. Поли давай быстрее, моду взяла со мной пререкаться!

Лара замолчала, наклонилась и пошла выдирать сорняки, глотая слезы. Всегда виновата она одна, мама никогда ей не верит.

А Тима еще долго исподтишка кидался окаменевшей почвой.

***

В три часа поле закончилось, семья устало побрела домой. Мыльницы нещадно натирали стопы, измазанные землей. Кася капризничала и просилась на ручки. Лара подняла сестру, но мама тотчас накричала:

– Поставь ее, не хватало грыжу заработать. Потом вози тебя по докторам! Мне что заняться больше нечем?! Ишачу на вас с утра до ночи, а в ответ лишь «дай» да «погулять» слышу. Когда чего хорошего дождусь? Не видать мне благодарности до самой смерти.

Лара опустила сестру. Всю обратную дорогу Кася ныла и отказывалась идти, а Лара ее уговаривала.

На подходе к их улице Тима предложил:

– Матуля, давай Волчу сейчас привяжем! А то удерет опять.

– Удерет – накажу! Пес правила знает, – строго ответила мать.

– Откуда ему знать?! – изумился брат, – Он ведь животное.

– Я его не первый год воспитываю, пора бы запомнить. А если не удосужился – научу! Через розгу до всех быстро доходит.

Волча, завидев первые строения, привычно дал деру – нырнул в ближайшие кусты. Хвост загогулиной махнул на прощание и скрылся среди густой зеленой листвы. Послышался плеск воды, плюханье, хлюпанье, треск ломающихся веток и шелест травы. Всей семьей звали его обратно, свистели призывно. Зазря – пес не вернулся. Инстинкт бродяжничества оказался сильнее благородного воспитания.

– Гаденыш! Снова в самоволку ушел. Придет – так отлуплю, что мясо от костей отойдет. – Погрозила кулаком мать и предвкушающе улыбнулась.

16.00 Тарелка супа

Во дворе Лара направилась к уличному водопроводу, что работал исключительно летом, в холода трубы замерзали, по весне оттаивали. Хорошо хоть так, дома-то воды вообще нет, зимой приходится на колонку за тридевять земель брести.

Она умылась, очистила распухшие натертые ноги. На задней поверхности правой пятки сияла пузырем солидная мозоль. Лучше не протыкать, сама подсохнет и сойдет.

Лара привела в порядок Касю, отвела малышку в спальню и уложила в кровать. Сама прилегла сбоку, обняла сестру, чтоб та заснула быстрее, и задремала.

Встрепенулась Лара от вздрагивания провалившейся в сон Косули. Тело ломило от усталости, тяжелые веки не открывались, но Лара мужественно встала с кровати и направилась в кухню.

Мать разделывала утреннюю курицу и грозила отрезать яйца пропитому козлу. Взгляд Лары скользнул на будильник – четыре вечера, отец не явился с работы.

– Иди, животным воды налей, – даже не повернувшись, приказала мама, – Курам, кролям и негодному псу плесни. Вдруг вернется гаденыш. Потом шесть картошин подкопай и вымытыми принеси.

В пять часов родительница позвала ужинать. Семья расселась по местам вокруг стола: братья на диванчике, Лара и мама на табуретках. Сонную, только что проснувшуюся, Касю усадили в стульчик для кормления.

Мать разлила по тарелкам куриный суп с лапшой и положила по кусочку мяса, Ларе досталось крылышко. Застучали интенсивно ложки. Суп глотался легко, а вот с курицей справиться оказалось сложнее. С мягкой сочной кожицей Лара разобралась быстро, мясцо же сопротивлялось: тянулось и не отрывалось от кости. Откусанный с трудом кусок приходилась жевать минутами.

Со стороны братьев донеслось приглушенное хихиканье. Пацаны с веселыми лицами намеренно видно нажевывали курицу, словно жвачку, отчаянно жестикулируя губами и широко отставляя челюсть вперед. Лара беззвучно рассмеялась.

Хлопнула громко ложка о стол – Лара вздрогнула.

– Твою налево… весело им, что курица жесткая. Старая, вот и затвердела. Молодыми их положено есть.

Улыбки братьев мгновенно погасли. Лара и остальные дети прикрыли рты, выпрямили спины, замерли.

– Да я в детстве о курице и не мечтала!

Глаза родительницы заволокло пеленой, исчез металлический блеск, погасли звездочки на радужке. Мама уплыла далеко, в чужое пространство и время, и оттуда тонким детским голоском рассказывала о пережитом:

– Вам и не снилось, каково жить в алкогольной семье. Я последней родилась, последыш. Старшим сестрам тринадцать и двенадцать лет, брату – девять. Они втроем играют, я им неинтересна: брожу малышкой одна, сама по себе. Родители спились окончательно: вечером водкой заливаются, ночью дерутся, днем отсыпаются. Как на работы умудрялись являться, ума не приложу.

В садик я не ходила, родичам некогда было меня отвести. Денег у нас не водилось, все на водку тратилось. Вместе с подругой из такой же семейки мы бродили днем по улицам и собирали мелочь на дороге. Иногда выпрашивали у прохожих: «Дядя, дай копейку, на хлеб не хватает». Купим банку сгущенки и печенья, заберемся на чердак, кушаем. Вся наша еда на сегодня. Тут же, на чердаке, и ночевали.

Как мать с батькой сильно в запой уйдут, соседи меня в интернат отведут. Оттуда бабе Дусе, отцовской матери, сообщат, та опеку оформит. Хорошо у бабушки было, спокойно. Жила бы у нее, горя не знала. Так нет же! Алкаши проспятся: «Где Людка?» – пить завяжут на месяц, им меня обратно от бабули и отдадут. Зря! Родители продержатся пару недель, и по новой: запой, интернат, бабушка, дом.

Мама сгорбилась: обмякло тело, опустились плечи, поникла голова. Лицо потеряло жесткость черт, накуксилось, губы поджались. Перед ними сидела обиженная малышка – девочка лет пяти, не старше. Одинокая, брошенная, никому не нужная.

Сердце Лары разрывалось от жалости, глаза наполнились слезами. Бедная мамочка, как же ей тяжело было, ее никто не любил, о ней никто не заботился!

– Так что, да. Я мечтала о тарелке супа на столе… чистом доме без скандалов и драк, – подвела итог мать.

Жизнь остановилась. Побледнели и вытянулись лица братьев. Они, прекратив жевать, проглотили кусками куриное мясо. Лара повернула голову к сестре. Кася сидела, замерев, с пустой ложкой в опущенной руке. Поймав взгляд Лары, Косуля выдохнула и засуетилась. Ложка выпала из ее ладони и стукнулась об пол.

Звук вырвал из безвременья маму. Поволока с глаз спала, блеснуло металлом, забелели звездочки, выцветшие от непролитых слез и детского горя.

– Вы чего застыли? – удивленно промолвила она, – Давайте ешьте быстрее! Дел невпроворот, а они время тянут.

Жизнь возвращалась, Лара опустила ложку в тарелку.

Первым поел Тима. Встал из-за стола со словами:

– Спасибо, матуля, суп очень вкусный!

Мама на секунду замерла, затем пробормотала:

– Ой, я ведь специй забыла положить…

Дети переглянулись, заулыбались. Какое счастье! Пряные травы сильно противные. Укроп, петрушка, сельдерей, зеленый лук. А кинза?! До тошноты мерзкая.

– Смеются они над старой матерью. Нет бы напомнить! Стараюсь для них, вывариваю. Ни стыда, ни жалости у всех четверых. – Мать скупо заплакала.

Тимофей подошел к ней, обнял за плечи и утешил:

– Ничего, матуля, не переживай. Завтра в суп много травы положим. Я напомню.

– Ага, напомните вы! Так я и поверила. Теперь сама не забуду…

Братья убежали во двор. Лара, покушав, тоже поблагодарила за вкусный суп и решилась отпроситься:

– Можно я пойду погулять ненадолго?

– Мать едва на ногах держится, помощь нужна, а ей лишь бы сбежать от обязанностей. Дочь называется.

– Пожалуйста, хоть на часок, – продолжала молить Лара.

– У тебя еще остались силы? Отлично! Сейчас придумаем дел. Иди огород поливай, тунеядка.

Лара грустно вздохнула и отправилась на улицу.

19.30 Жалею тебя

Поливка огорода – дело простое, хоть и длительное. Главное – никогда не орошать огурцы холодной водой, только теплой, из бочки.

К семи вечера Лара завершила водные процедуры для растений и собственных ног (жидкость из лейки всегда выплескивается наружу). Домой идти не хотелось. Лара присела на лавочку, скинула мокрые мыльницы.

Солнце опускалось, жара утихала, по влажной коже ног пробегал теплый ветерок. Лара закрыла глаза и прислушалась. Где-то на улице весело смеялись дети, вдали тарахтел мотоцикл, на окрестных деревьях переговаривались птицы. Внимание привлек тихий шелест, подобный гулу осиного улья или журчанию ручейка. Что за дерево?

Лара оглянулась по сторонам. Высоченная ольха росла прямо за забором. Ствол как хобот слона, и ветки собрались на самом верху, там, где гуляет свободный ветер. Лара снова прикрыла веки и вслушалась в шуршание листьев. Таким звуком потрескивает ток в проводах, сыпется песок, ливень обрушивается на землю и стучит по крыше. До чего радостно побыть одной!

– Чего сидим? Кого ждем? Особое приглашение требуется, чтобы в дом зайти? – насмешливо прозвучало рядом.

Лара в тревоге распахнула глаза. Перед ней высилась мать, держа пустое ведро. Нигде покоя нет в этом месте, везде отыщут…

– Я всё сделала, – едва слышно пролепетала Лара.

– Прямо всё? – намеренно удивленным голосом вопросила родительница.

Лара кивнула.

– А посуду кто мыть будет? Мне предлагаешь?

– Можно я завтра помою?

– С чего вдруг? – Мамины глаза блеснули искрами. Они впились в Ларину кожу остриями, прожгли ее насквозь и проникли внутрь.

– Я устала, – честно призналась Лара.

– А я?! Я не устала? – взвилась мать, – Батька твой пьет, ничего ему не надо, а я пашу за двоих. И ведь без того жалею тебя, как могу. Встаю раньше солнца, рублю курей, варю вам цельный день, обстирываю, огороды на себе волоку. Могла бы тебя заставлять, так нет – сама делаю.

Мама прервалась, громко вздохнула и продолжила:

– Только меня никто в ответ не жалеет. И в детстве не жалели, «Людка – то, Людка – сё», а что не по ним – сразу поленом били. Вас легонечко тронь, от шнура плачетесь, а меня – поленом!

– Но почему братья не моют? – попыталась воззвать к справедливости Лара.

– Хватит придуриваться, они дети, а ты выросла уже! Да и не мужицкое дело на кухне ковыряться.

Лара опустила ноги в мокрые мыльницы и, хлюпая водой при каждом шаге, побрела в дом. Опять ей выпала работка! А кому еще делать?! Папка в загуле, Косуля – маленькая, Тима – мужик, Сеня – и маленький, и мужик, вообще не подкопаешься.