Искатели. Свидетели. Творцы

Людмила Курова

Искатели. Свидетели. Творцы

Людмила Курова

(псевдонимы – Людмила Гончарова, Соня Ланская)

Искатели. Свидетели. Творцы

– в публикациях разных лет

Новороссийский журналист Людмила Курова – о замечательных земляках, удивительных и загадочных местах нашего края, волнующих историях прошлого. В книге собраны публикации разных лет в городской и краевой печати.

От автора

Репортажи, интервью, очерки, собранные здесь, писались не для книги. Это обыкновенная журналистская работа, которой я отдала больше четверти века. Репортеру долго сидеть на месте не положено. Но где бы ни довелось работать – в скромном селе на берегу Миуса, в калмыцких степях, вечно беспокойная Москве – меня всегда тянуло домой, к морю, в Новороссийск. И надо ли удивляться, что именно здесь, в моем городе, в нашем крае работалось мне особенно интересно. Страницы городских газет «Новороссийский рабочий», «Черноморец», «Вечерний Новороссийск», «Новороссийская Республика», «Новороссийские новости», краевой газеты «7 дней Кубани» приняли моих героев, а те – обратились к читателям и оказались ими востребованы.

Прошло время, нет уже иных газет, ушли от нас, к сожалению, и некоторые из тех, о ком я рассказывала. И вот однажды, перебирая домашний архив, я подумала: и что же, больше никто не перелистает эти газетные листы, не прочтет?… Но это же несправедливо! Те, кому я посвятила свои публикации – искатели, свидетели, творцы, – заслуживают того, чтобы о них знали и помнили.

Так появилась эта книга с подборкой материалов, вышедших как раз на рубеже тысячелетий. Наверное, этим объясняется неизменное присутствие в них ощущения благодарности тем, кто был до нас, и надежды на тех, кто будет после.

Спасибо тем, кто остался для меня примером настоящего человека и журналиста – Ларисе Юдиной, Валерию Манину, Андрею Иллешу, спасибо героям моих публикаций, с которыми вы сейчас познакомитесь, спасибо всем, кто помогал мне в репортерской работе, моим коллегам, товарищам, моим близким – всем, без кого ничего бы не состоялось.

И особая благодарность – моим родителям, Дмитрию Пантелеевичу и Екатерине Ерастовне Гребенниковым. Они прошли через все бедствия войны, сами всю жизнь трудились и научили меня уважать человека труда, кем бы и где бы он ни был.

Право быть Личностью

Герои этой подборки – наши земляки, люди самых разных занятий и увлечений. Но каждого из них – поэта Петра Чихачева, архитектора Владимира Лукашева, ученого и писателя Александра Плонского, врача Григория Дагдавуряна, винодела Яниса Каракезиди, эколога Георгия Савенкова, сельского священника о. Дмитрия или деятельную горожанку Ангелину Полоз – отличает смелость суждений, благородство и сила решений, вера в человека. Каждый из них доказал право быть Личностью.

Новороссийский рабочий, 04.11.1986

К 80-летию Петра Васильевича Чихачева

Сердце поэта

Автор: Людмила Курова

Я в довольстве не искал покоя,

Без расчета жил и драку лез,

Слышал я, как ночью под Ухтою

С рысью разговаривает лес.

Может быть, забудутся не скоро

Годы беззакония и зла,

Когда многим людям мать-Печора

По ошибке мачехой была.

Берегли мы нашу непорочность

И в беде не опускали глаз.

Жизнь в те годы на излом, на прочность,

На изгиб испытывала нас.

Морщась от морозного ожога,

Сквозь снега, тайгу и темноту

Трудную, но честную дорогу

Пробивали мы на Воркуту.

Мы в изнеможении, без стона

К вечеру валились под откос.

Реки синим ледяным бетоном

Покрывал безжалостный мороз.

Но и в годы горьких испытаний

Вера в справедливость до конца

Озаряла северным сияньем

Наши беспокойные сердца.

Жизнь меня не раз по ребрам била,

От невзгод и горя не храня.

Все, что пережито, все, что было —

Это биография моя.

Петр Чихачев

Эти строки написал сотрудник нашей газеты.

А можно сказать: замечательный советский поэт.

А можно: друг Сергея Есенина, свидетель и участник легендарных уже литературных вечеров, где блистали лучшие имена молодой революционной поэзии.

Журналист, первые шаги делавший в «Правде», знакомый с Марией Ильиничной Ульяновой и Надеждой Константиновной Крупской.

Фронтовик.

И все это будет справедливо, потому что сказано о Петре Васильевиче Чихачеве.

Ему в эти дни исполнилось бы восемьдесят.

Непросто рассказать об этом человеке, как непросто ему было прожить свою трудную жизнь. Петр Васильевич перенес и тяжесть несправедливых обвинений, и «был убит под Ленинградом», как писал он сам о ранении, после которого жив остался только благодаря чуду, сотворенному военным хирургом. Был чоновцем в юности и строил первое метро, замерзал на Севере, дружил с моряками и рыбаками юга…

Пусть расскажут о нем те, кто его хорошо знал. И пусть расскажет он сам.

Жена Петра Васильевича, Нонна Александровна, и дочь Светлана Петровна пренебрегли устоявшимся в квартире порядком. Они раскрыли передо мной семейный архив, стараясь отыскать самое интересное, самое важное. А все оказывается самым дорогим, потому что связано с жизнью близкого человека. И самая маленькая вещица говорит немало, а уж рукописи, стихи, книжечки первых изданий…

Рассказывает Нонна Александровна:

– Родился Петр Васильевич в Подмосковье, в рабочей семье. Юность его, пришедшаяся на годы революции и гражданской войны, навсегда сохранила в душе будущего поэта романтику и глубокую веру в справедливость. Он видел Ленина, когда вождь революции приезжал на Люберецкий завод сельхозмашин. Тема комсомола, гражданской войны, борьбы оставалась ведущей в его творчестве всю жизнь.

В поэзию позвали его такие гиганты, как Брюсов, Есенин. Это потом Петр Васильевич напишет небольшие воспоминания о Сергее Есенине. А тогда были встречи, была обыкновенная человеческая дружба, продолжившаяся на долгие годы такой же дружбой с сестрами Есенина. Жаль, не уберегли в бесконечных переездах подарок: когда Петр Васильевич уезжал из Москвы, дал ему Есенин с собою старинный диванчик, с резными ножками, обитый красивой тканью – чтоб уютней было в беспокойном доме молодого поэта…

Афиша, которую дочь Светлана расстилает прямо на полу, необычная. Она приглашает на выступление Сергея Есенина. Еще один свидетель давних дней.

Из воспоминаний Петра Чихачева:

«Впервые я увидел Сергея Есенина в 1923 году в стенах Высшего литературно-художественного института. Первого сентября, в день открытия занятий в институте состоялся литературный вечер, на который были приглашены Сергей Есенин и Николай Асеев…

Есенин читал на вечере «Заметался пожар голубой», «Ты такая ж простая, как все», «Дорогая, сядем рядом». Читал он несколько нараспев, но очень сильно и выразительно. Его глаза вспыхивали пламенем вдохновения, голос то повышался до драматического звучания, то опускался до тихой грусти. Поэт произвел очень сильное впечатление, и ему долго и горячо аплодировали.

Когда окончился литературный вечер, и поэты попытались выйти на лестницу, их окружила восторженная толпа студентов.

Месяца через три после этого студенты нашего института, проживавшие в общежитии на углу Домниковской улицы и Каланчевской площади, решили пригласить Есенина в гости. Встреча с поэтом состоялась в Брюсовском переулке на Тверской… Есенин не кичился своей славой. Он охотно принял наше приглашение…

Летом 1925 года мы с Есениным ехали в поезде в Люберцы, где я жил вместе с матерью, бывшей литейщицей Люберецкого завода сельхозмашин. От тяжелой работы и безрадостной жизни у нее к сорока годам отнялись ноги.

Человек большого и щедрого сердца. Есенин очень любил наших матерей-тружениц… Увидев мою мать, он расцеловал ее, а потом, когда мы пошли гулять в городской сад, он говорил мне:

– Почему ты не отправишь маму в хорошую больницу? Не можешь устроить? Хочешь, я тебе помогу?

Мы шли по тенистой липовой аллее и о чем-то разговаривали. Вдруг Есенин остановился, схватил меня за руку и прерывающимся голосом проговорил:

– Я еду в Москву…

– Почему так скоро? – спросил я.

– Чертовски хочется писать! Проводи меня до поезда и извинись перед мамой, что я не зашел проститься.

А через несколько дней на скамейке в саду дома Герцена он читал нам новые стихи «Собаке Качалова».

…Секретарь московского месткома писателей И. М. Новокшенов передал мне коротенькую записку. В ней было написано: «Договорился с профессором Кожевниковым… Вези маму в больницу имени Семашко (Щипок, 8). Сергей».

Я смотрела на любительские снимки Петра Васильевича Чихачева и с трудом выбрала одну из фотографий для сегодняшней подборки. Петр Васильевич, оказывается, не любил сниматься. Поэтому выбор не особенно богат. Фотографии сделаны большей частью по случаю. Вот они: за рабочим столом в редакции газеты; кто-то шутя вознес над ним пресс-папье; беседа, видимо, с героиней газетной публикации – Петр Васильевич разводит руками, улыбается. И ни в одной из фотографий не найдешь красивой позы. Таким был Чихачев и в жизни, и в стихах, и в газетных корреспонденциях.

Рассказывает Вячеслав Андреевич Попелыш, коллега П.В.Чихачева по газете:

– Я пришел в редакцию литсотрудником экономического отдела. Таким же литсотрудником был и Петр Васильевич. У него одинаково хорошо получались и стихотворения, и очерки, и корреспонденции, работал он во всех жанрах. Вот, скажем, фельетон Чихачева мог быть незаформализованным, но фельетонное начало было обязательным. Это его отличало от других сотрудников.

Я от него многое взял. Он не был специалистом какого-то профиля, слесарем там или моряком, но одинаково ярко писал и о цементниках, и о рыбаках, – оттого что добивался неформального проникновения в образ человека. Поэзия, видимо, помогала писать на высоком уровне.

Петр Васильевич шел не через гайку к человеку, а от человека – к гайке. Что выводило его на хороший материал в газете? Он был глубоко эмоционален. Я изумлялся его неистовости в отношении к человеческой судьбе. Или это ему дано было от природы, или научила жизнь, его собственная трудная судьба.

Он был очень прямым человеком. Высказывался только по справедливости. Как бы жизнь его ни ломала, это чувство справедливости осталось в нем навсегда, и это соединяет его с сегодняшним днем.

У него было много друзей. Но были и такие, кто недолюбливал и побаивался его – за остроту и нелицеприятность суждений.

По-нашему, по-газетному говоря, опровержений на его материалы не поступало. Могли обижаться, даже раскланиваться перестать, но правоту признавали – по справедливости.

В газетном деле он был человеком незаменимым. Любые редакционные задания выполнял молниеносно. В номер – значит, в номер.

Чинодралом не был. А был душой коллектива. И ученика себе такого воспитал. Он Кима Клейменова привел в газету, когда тот был простым ломщиком камня – обыкновенный здоровый парень с семью классами образования. А вот заметил у него Петр Васильевич ту же, близкую ему, любовь к человеку. Ким, как и он, писал только о человеке, не было у него в стихах ни гайки, ни станка. Они умели пропускать все эти вещи через человеческое сердце, и тогда самая мертвая вещь оживала. Они, видимо, были счастливы чувствовать это.

Окна экономического отдела в старом здании редакции выходили на улицу Мира (ныне – Новороссийской республики 1905 года). И когда нужно было оживить страничку, шли именно в экономический отдел: «Петр Васильевич (или Ким), идите и принесите через час стихотворение в номер». Выходили они на аллею, садились на скамеечку и, как всякие поэты, вели себя, на сторонний взгляд, несколько странновато: ты мог подойти к ним, о чем-то спросить – бесполезно, ибо они не видели и не слышали сейчас ничего. Пока стихотворение не готово, к редакции не оборачивались. Выведешь его из поэтического оцепенения – номер, мол, уже готов, – а у него на пути до машинки дозревает последняя строчка. Это были экспромты, но именно то, что нужно.

Благодаря ему у нас не было проблемы свежей информации – доставал всегда, несмотря на все несовершенство телефона в то время.

Был Петр Васильевич ниже среднего роста, с очень широким, улыбчивым лицом в толстых очках. Я тогда только пришел с флота, очень любил Есенина, стихи его в тетрадочку переписывал. И надо же – Петр Васильевич встречался с моим любимым поэтом. Сейчас трудно представить, но тогда, в 1957-58 годах, стихи Есенина нелегко было достать. Так что рассказы Чихачева были по-настоящему бесценны.

У Петра Васильевича было много от Есенина. Они были близки душой, несмотря на разницу в возрасте, в мастерстве. И что для меня очень важно – Есенин был великим гражданином, поэтом России, а Чихачева отличала такая же великая готовность низвергнуться ради человека.

Готовность, о которой говорит товарищ Петра Васильевича, – не на словах. Он никогда не думал о собственной безопасности, вступаясь за другого. Такова, наверное, участь настоящего поэта – его сердце открыто для боли всего мира. Но зато и его радость щедро роздана всем.

Сердце Петра Чихачева давно не бьется. А тепло его по-прежнему с людьми.

Новороссийский рабочий, 14.10.1988

«Моя защита – мое перо»,

сказал когда-то о себе наш земляк, известный советский поэт Петр Чихачев

Автор: Людмила Курова

На доме, в котором жил Петр Васильевич Чихачев последние годы, висит табличка. Золоченые буковки поблекли, краски словно поседели, и это наводит на грустные мысли. И в квартире поэта уже мало что напоминает о нем. Не потому, что здесь его забыли. Просто в жизни Чихачев был скромен, быт его не богат ни мебелью, ни тяжелыми книжными шкафами. Хозяйка, вдова Петра Васильевича Нонна Александровна днями в обычных заботах. Вон дочь с мужем ремонт затеяли, внуки учатся… Но по ночам ее гложет изнуряющая бессонница.

За два года, что мы не виделись, она, кажется, не изменилась. Такая же маленькая, суховатая женщина. И словно какая-то застывшая в ней тревога сковывает ее. Говорит скупо, как будто чуточку не доверяет собеседнику: мол, для чего это, не навредит ли памяти мужа? Мне кажется, я догадываюсь, откуда эта тревога, и невольно возникает желание как-то помочь. Хотя – в чем она нужна, эта помощь? Окружена Нонна Александровна заботой любящей семьи, вот пенсию персональную за мужа получила. Ведет активную переписку с краснодарской секцией Союза писателей. Как будто все в порядке. Но я же вижу – есть какая-то обида.

Если помнит читатель, два года назад примерно в эти же дни в газете появилась большая публикация, посвященная 80-летнему юбилею поэта. Мы рассказали тогда о его судьбе, нелегкой, но богатой на события. И высказали пожелание многих новороссийцев, что пора увековечить память Петра Васильевича не только табличкой на доме, а и улицу новую назвать его именем, в музее посвятить ему экспозицию. Что изменилось с тех пор? Призывы призывами, но кто-то должен и дело делать.

Я поинтересовалась в городском музее насчет материалов о Чихачеве. «Что-то есть, – ответили, – но очень мало… Экспозиции не было». Обещали порыться, посмотреть.

Сама Нонна Александровна рассказала, что еще при жизни Петра Васильевича у него попросили пару документов, сделали крохотную экспозицию, а потом убрали и больше никогда не выставляли. Где-то и поныне все это лежит. Петр Васильевич просил вернуть документы, но безуспешно. Не удивительно, что когда музей позже снова обратился к семье поэта, его вдова отказалась предоставить материал. И многое ушло из города – в Краснодарский литературный музей при краевой секции СП. Рукописи, письма, фотографии Петра Васильевича теперь можно увидеть там.

Честно говоря, мне уже стыдно повторяться в своих статьях, повторяя, как «Отче наш», список известных деятелей культуры, живших в Новороссийске и почти не оставшихся в его памяти. Да, трудное это дело, по крохам собирается она, но все же собирается. Очень порадовала в этом смысле открывшаяся в дни празднования 150-летия города постоянная экспозиция, посвященная Новороссийску конца прошлого – начала нынешнего столетия. Пожалуй, довольны ею и сами работники музея: наконец-то обрело вторую жизнь то, что они собирали, систематизировали. Такую возможность дала реорганизация музея. Но шаг, сделанный вперед, еще четче выявил, сколько осталось белых пятен. Что-то ушло безвозвратно, а что-то просто ждет своего открывателя и исследователя. И речь не только о материальных свидетельствах. Ведь прошлое еще живо в памяти тысяч новороссийцев. И судьба Петра Васильевича Чихачева – не исключение. И в худшие годы, и в тяжелейших обстоятельствах он оставался человеком, не ломался под тяжестью обид, напротив, еще и защищал других… Жить так, как он, – труд едва ли не больший, чем литературная деятельность.

Рассказывает Н.А.Чихачева:

– Немало помыкались мы с Петром Васильевичем по белу свету. Куда ни поедем, всюду надо заполнять анкету. А у Петра Васильевича была особенность: ничего не скрывал. И потому указывал кадровикам, что был судим как «враг народа»… Естественно, сплошь и рядом отказывали. Так что брался Петр Васильевич за самую черную, тяжелую работу. И грузчиком бывал, и с рыбаками на путину ходил. Однажды даже воспитателем работал в общежитии плавстройотряда, где жили бывшие заключенные. И многим из них он помог тогда встать на ноги.

Как-то (это было за год до смерти Сталина) в компании одна женщина рассказала анекдот про вождя. На нее донесли, а заодно вызвали к следователю и Петра Васильевича. Кричали там на него, вы, дескать, заодно, сидел по 58-й и продолжаешь… Потом разобрались, что Петр Васильевич ни при чем, но опустошение в душе этот случай произвел тяжкое. Откуда силы брать? И он опять увольнялся, уходил в дорожные мастера…

Даже после реабилитации мы чувствовали недоверие. В редакции городской газеты к Петру Васильевичу относились хорошо, но кто-то свыше порекомендовал, что лучше бы обойтись без бывшего «политического». Словно клеймо несмываемое поставили на человеке.

Он старался свои невзгоды скрывать от меня. Иногда даже не говорил, что остался без работы. А друзья его поддерживали. «Новороссийский рабочий» печатал его стихи. Конечно, я чувствовала, как ему тяжело, но он сумел не озлобиться. Наверное, потому и сохранил Петр Васильевич такую отзывчивость к человеку, что сам горе мыкал.

Помню, обратилась в редакцию женщина, вдова фронтовика. Крыша ее дома течет, в комнате сыро, куда ни обращалась – бесполезно… Заурядная вроде жалоба. Занялся ею Петр Васильевич. И выяснилось: домоуправление-то выделило на ремонт этой квартиры и доски, и шифер, а непорядочный человек, внештатный инспектор исполкома, материалы… присвоил, на свой гараж пустил. Петр Васильевич написал фельетон, газета его опубликовала. Конечно, «герою» фельетона это не понравилось. И когда он сталкивался с Чихачевым, шипел: «Побольше бы гвоздей таким, как ты, в стулья – чтоб не засиживались в газете!».

Вот он и не засиживался. Петр Васильевич поговаривал: моя защита – мое перо. Вот только достатка, покоя оно приносить не умело…

А рабочие видели в нем своего человека, обращались за советом, искали поддержку. У кого? У поэта, «подозрительной» личности. Гонимого. Но именно такой им и был нужен – правдивый, близкий, не избалованный успехом. Чихачев вместе с рабочими разбирал развалины на субботниках, вместе налаживал новую жизнь. На Шесхарисе, когда строилась нефтебаза, он выпускал юмористический журнал с острыми стихами, рисунками. Они были очень популярны.

Уже после восстановления в Союзе писателей, членом которого он стал еще в 1934 году, Петр Васильевич вел оживленную общественную деятельность. Проводил литературные вечера, особенно интересные тем, что он знавал Владимира Маяковского, Валерия Брюсова, Матэ Залку, встречал Надежду Константиновну Крупскую, Алексея Толстого, дружил с Сергеем Есениным.

Одно время он взялся за книгу о новороссийских подпольщиках. Отрывок из нее, очерк о З.Н.Шаповаловой, спасавшей раненых советских бойцов под носом у немцев, был напечатан в газете. Но сама книга так и не было написана, хотя подготовительные материалы к ней были.

Утраты, утраты… Но что-то еще есть. Есть книги, фотографии. Есть письма сестер Есенина, с которыми Петра Васильевича связывала нежная дружба, искренние, без натяжки сказать, родственные отношения. Многие страницы жизни нашего земляка, поэта и журналиста Петра Чихачева могут открыться неожиданной стороной. И они должны найти своего исследователя. Его литературный труд, годы репрессий, войны, в которой Петр Васильевич участвовал на Ленинградском фронте, в саперном батальоне. Ни от чего не убежал, все изведал. Что же мешает нам сегодня воздать, наконец, должное этому человеку, оставившему добрый след по себе?

Я позволю себе вновь повторить слова читателя «НР» А.Подольского, опубликованные два года назад: «Хотелось, чтобы в память о поэте одну из улиц города назвали его именем. В этом тоже наша история, которую нам предстоит сохранить». Конечно, новые улицы в Новороссийске появляются не каждый день и даже не каждый год, но все же…

За два года не сделано ничего из того, о чем мечталось в день юбилея П.В.Чихачева. В его городе, в Новороссийске не сделано. А в Краснодаре между тем увидели свет даже главы его неопубликованных воспоминаний (альманах «Кубань» № 7 за этот год). Может, спохватимся, наконец?

Новороссийский рабочий, 31.05.1988

«Всякая реальность начинается с мечты»

Автор: Людмила Курова

Давайте сразу договоримся. В этой публикации иконописного лика не предвидится. Собеседника, которого мы вам сегодня представляем, в красивую рамочку не обведешь, в уголок не поставишь. Говорить банальности, вроде «любит свою работу, верен призванию», – не стану. Лучше вместо этого процитирую своего героя:

– Я могу нравиться кому-то или нет, но мне нравится мое дело, и вне зависимости от внешних причин я буду его делать, даже если это кому-то не нравится.

Тавтология здесь не нарочита, – случайна, но она подчеркивает решительность или, я сказала бы, настырность собеседника, Владимира Сергеевича Лукашева, главного специалиста-архитектора технического отдела филиала института Краснодаргражданпроект. Три года назад он был приглашен в институт как специалист по градостроительству широкого профиля.

Что увидел бы в Новороссийске другой? Юг, тепло, море, фрукты… А каков взгляд архитектора?

– У города, – считает Владимир Сергеевич, – большие потенциальные возможности, в плане градостроительства. Амфитеатром спускается он с гор к морю, прекрасный естественный ландшафт – уже одно это может придать ему особую красоту. Но у нас нет центра в широком смысле, ни одна площадь, по сути, не завершена. Правда, ведется реконструкция площади Героев, но уже и сейчас видны просчеты: ступени, которые появляются там, усложняют доступ к памятникам, Вечному огню, особенно в нередкую для нашей зимы гололедицу.

Сказано не в упрек. Просто это ближайший пример того, как мы ошибаемся, пренебрегая широким, комплексным решением вопросов не с учетом сегодняшнего момента только, а с прицелом на будущее, на десятилетия вперед.

– Вы говорили о своей мечте, гриновской, – жить у моря. Дом, открытый солнцу, распахнутые окна, крики чаек… Как сейчас – отказались, расстались с наивной данью романтике?

– Нет. Но пересмотрел ее. Теперь думаю о гриновском идеале… для всего города. И вполне серьезно. Всякая реальность начинается с мечты.

– Но ведь от мечты до реальности могут пройти многие годы?

– Да, архитектору нужно иметь адское терпение, – наклоняет голову Лукашев. – Его проекты осуществляются через десяток и более лет (во всяком случае, так бывает в большинстве случаев). Но вопрос еще и в том, как осуществляются, особенно в условиях отсутствия четкой градостроительной культуры в целом по стране. Градостроитель – не просто рисовальщик. Он решает задачи со многими неизвестными, определяет композиционные оси, узлы, масштабы не некоего гипотетического, а вполне конкретного города со сложившимся образом, мышлением обитателей, особенностями местности. Это как в оркестре. Градостроитель – тот же дирижер. А у нас частенько все стараются быть солистами. Что получается, знают даже неискушенные в музыке люди. Получается какофония. Только в архитектуре последствия более тяжелы. Город «разваливается»: удачное решение одного его куска чередуется с менее удачным, а то и хаотичным. И градостроительный эффект теряется.