Сумасшествие с первого взгляда. Между адом и раем

– Куда?

– Увидишь.

Мне не нужно было знать, куда он собирается. Главное – это ощущение… он рядом и мне кажется , даже, приятно находится с ним.

Тем самым местом оказался огромный торговый центр. Мэйсон настоял: мы не отправимся на прогулку, пока я не буду полностью готова. Мы не остановились на теплой куртке с мехом. Нет, наш список пополнился ботинками, шапкой, шарфом и вязанными варежками.

– Я, наверное, выгляжу немного нелепо в этом всём, – заметила я улыбаясь, v поймала своё отражение в витрине магазина. – Но в то же время, кажется, это даже мило.

Чёрная парка с белым мехом, шапка с весёлым помпоном, шарф, закрывающий меня почти до носа, и варежки, в которых мои ладони наконец перестали мёрзнуть.

Мэйсон, стоявший за моей спиной, вздохнул, и в его словах прозвучало что-то нежное и чуть печальное:

– Во всём этом… ты напоминаешь её.

Я обернулась и встретила его взгляд, проникновенный и полный воспоминаний.

– Стефания тоже всегда выбирала чёрный…

– Как и ты? – с улыбкой спросила я, давно замечая, что и Мэйсон придерживается своих традиций.

Между нами промелькнула тихая связь, невидимая нить, что связывала наши воспоминания и настоящее.

Он ничего не ответил, лишь кивнул, и мы молча пошли дальше. После торгового центра Мэйсон привёл меня в какой-то парк. Я даже не обратила внимание на его название – это не имело значения. Мне было все равно, куда идти, лишь бы только вырваться из удушающих стен.

– У нас немного времени, – тихо проговорил он, протягивая мне в руки пластиковый стаканчик с горячим кофе. Мы успели взять его на бегу, перед выходом, чтобы хоть немного согреться в этом холодном ветре.

– Почему? Ты куда-то торопишься? – в моем голосе промелькнула легкая грусть.

– Нет, не я… просто Михаилу не понравится, что мы сейчас здесь.

Я прищурилась, услышав его имя. Михаил. Даже его упоминание отзывалось в душе острой занозой боли, смешанной с непониманием.

– Это вопрос твоей безопасности, Ада, – продолжал Мэйсон, будто оправдываясь. – Она для него превыше всего. У Михаила сейчас не самый лёгкий период. Хотя, если быть честным, у него их и не бывает. Но сейчас… Сейчас всё сложнее, чем обычно. Ему нужно время, чтобы уладить вопросы.

– Время? – тихо прошептала я, перехватывая горячий стакан так крепко, что обожгла пальцы. – Оно лишь разрушает нас.

Мэйсон тяжело выдохнул, словно соглашаясь со мной, но не мог сказать вслух.

– Я знаю Михаила давно, Ада, – наконец заговорил он, глядя куда-то вдаль. – Ты единственная за всю его жизнь, кого он подпустил так близко. Меня это даже пугает.

– Пугает? – в моем взгляде промелькнуло удивление. – Почему?

– Теперь ты его слабое место. А бьют всегда туда, где больнее всего. По самому важному. И потому сейчас он…

– Что ты хочешь этим сказать, черт возьми? – я сдавленно пробормотала, чувствуя, как внутри всё сжимается.

– Думаю, рано или поздно Михаил сам всё расскажет, – тихий, слишком обыденный голос Мэйсона был слишком спокойными для моих кипящих эмоций.

– Когда?! – сорвалось с моих губ. И, не сдержавшись, я горько рассмеялась. – Расскажет? Да он избегает меня, словно я что-то отвратительное! Как будто я ему неприятна! Я даже дотронуться до него не могу! Не могу спросить: «Как прошёл твой день?»!

Слёзы жгли глаза, а крик разодрал тишину парка. Я сорвалась. Всё, что разрывала меня изнутри, наконец вырвалось наружу.

– Ада… – выдохнул Мэйсон и обнял меня так крепко… Я утонула в его теплых объятиях, разрываясь на части от боли и слез.

– Это… это так больно, – мой голос был хриплым, перехваченным рыданиями. – Это невыносимо больно, когда он так со мной поступает… Я просто хочу быть с ним. Быть рядом. Помочь пройти через всё это.

Я чувствовала, как Мэйсон немного напрягся. Но он все же заговорил.

– Михаил никогда не позволит себе показать слабость. Никогда, Ада. Это его природа. Он не может показать себя в твоих глазах слабее, чем был всегда. Для него это как предательство самого себя.

– А мне всё равно! – вырвалось у меня, слишком резко. – Слышишь?! Мне всё равно! Он сможет встать на ноги, и с ним будет всё хорошо – я верю в это. Это временно. Но даже если он навсегда останется в этом чертовом инвалидном кресле – это не изменит моего отношения к нему. Совсем ничего не изменит! Я буду с ним. Всегда. Во что бы то ни стало. Как он может этого не понимать…

Мэйсон выдохнул, обхватив моё лицо ладонями, чтобы остановить мой беглый взгляд – чтобы заставить меня услышать его слова.

– Он понимает, Ада. Просто он упрямый. Ужасно упрямый. Он будет держаться до последнего, как это делает всегда. Но ты… ты единственная, кто может это изменить. Единственная, кто способен сломать это.

Мэйсон на мгновение замолчал, а потом медленно добавил:

– Ты… ты уже сделала невозможное, Ада. Ты без единого оружия смогла поставить Михаила Даманского на колени.

Его последние слова заставили меня замереть. Внутри всё перевернулось. Радость смешалась с гневом. Надежда с болью. А мысли о Михале снова стали лавиной, которая поглощала меня.

Мы не смогли долго пробыть в парке, и нам пришлось вернуться обратно домой.

Всю дорогу я была погружена в свои мысли. Слова Мэйсона продолжали звенеть у меня в голове, отзываясь эхом на самых чувствительных точках:

 «Ты единственная, кто сможет изменить это…»

И вдруг, словно вспышка, я очнулась. Будто проснулась после долгого, гнетущего сна. Будто меня окатило ледяной водой или вышвырнуло из мутного забытья после бутылки крепкого виски.

Как? Как, черт побери, я оказалась в таком положении? Как позволила этому случиться? Почему я так легко уступила? Так просто позволила ему взять верх?

Я, та, кто с самого начала уверенно плела из него веревки, хитро вытягивала долгожданные признания, ловко манипулировала, играла на его нервах… Я всегда доходила до своего, всегда добивалась желаемого. Я знала, как держать все под контролем. Но почему сейчас всё пошло наперекосяк? Почему я, достигнув успеха, вдруг замолчала? Почему сдалась?

Это не я, чёрт возьми. Не я, не Мириада Альт.

Я ведь та, кто никогда не соглашается с тем, что ей не по душе. Та, кто ломала любые преграды своим волевым напором. А теперь? Я стала тем, чему сама бы удивилась несколько месяцев назад. Смирившейся. Подавленной. Проигравшей.

Но нет. Этому не бывать. Не со мной.

Мэйсон помог мне выбраться из машины и бережно поправил мою сбившуюся шапку.

– Я сегодня уезжаю.

– Что? – его слова… они неожиданно ранили меня. – То есть…

– Я должен вернуться в Нью-Йорк.

– Да, конечно, – я натянуто попыталась улыбнуться. – Ну, я пойду.

Повернувшись, я зашагала к дому, но что-то внутри меня вдруг заставило остановиться.

Не раздумывая, я бросилась к нему, крепко обняла, уткнувшись носом в его твердую грудь.

– Спасибо тебе, – прошептала я, благодарная за этот день, за заботу и вещи, что он купил, за слова, которые он подобрал для меня… они были мне сегодня необходимы. – Когда ты вернешься? Ты ведь вернешься?

– Да.

Он нежно коснулся губами моего виска на прощание и ушел. А я впервые поняла, что в моем сердце что-то дрогнуло и жгуче защелкнулось рядом с ним.

Я шла в дом, уже готовясь к тому, какой нелегкий путь мне предстоит. Но ради нас с Михаилом я готова пройтись по разбитому стеклу и перейти на  расплавленный металл…

– Ада, милая, как ты? Как все прошло? – на пороге меня встретила Елена, заваливая вопросами и помогая снять верхнюю одежду.

Она уже приготовила ужин, и из кухни доносились невероятные ароматы, наполнявшие дом.

– Михаил должен прийти с минуты на минуту. Я зайду за тобой, как только он отправится к себе.

Елена поддерживала меня все эти дни. Я раньше не хотела сталкиваться с ним, но теперь… теперь я не хочу убегать.

– Я останусь, – улыбнулась я, и женщина с теплотой погладила меня по руке. – Давайте я помогу вам.

Мы отправились на кухню, но Елена, конечно же, не позволила мне ничего делать. Она посадила меня за стол и подала тарелку с фруктами, пока сама закончила готовить на плите.

Вдруг я услышала звук открывающейся двери.

– А вот и Мишенька, – Елена тут же начала накрывать на стол, а я, встав со своего кресла, направилась в прихожую.

Водитель Михаила вкатил коляску в дом, но, увидев меня, немного замялся.

– Добрый вечер, – сказал он что-то, но я, разумеется, не разобрала его слова и лишь смогла улыбнуться в ответ и кивнуть головой. Кажется мне пора бы начать учить русский, иначе так и придется глупо улыбаться на все, что мне не сказали бы…

Михаил смотрел на меня и молчал. Водитель ушёл, и мы наконец-то остались вдвоем.

– Привет, – я улыбнулась еще шире, приближаясь к нему.

Он по-прежнему молчал… а я не останавливалась. Я подошла ближе, наклонилась, взяла его лицо в руки и поцеловала в уголок губ.

– Что ты делаешь, Ада? – его зрачки расширились от удивления.

– Скучала по тебе весь день, – и снова поцеловала, нежно проведя языком по его нижней губе.

Глава 6

Глава 7

Рейн.

Четвёртый день я не выхожу из квартиры, а если быть честным – сижу в запое. Я безуспешно пытаюсь утопить своё горе, надеясь, что литры виски сотрут боль и забвение придёт хоть ненадолго. Но вместо того чтобы напиваться до бессознания и жалеть себя, мне стоило бы действовать. Я обязан был что-то сделать, взять себя в руки, бороться, кричать, но на деле – не делал по-настоящему ничего. Я только ждал и неистово набирал Михаила снова и снова. Ведь единственное, что могло спасти моего ребёнка – это чудо: потому что этот чёртов братец ни на что не соглашался. Он перестал отвечать на мои звонки ещё вчера, но, чёрт побери, я всё равно не выпускал телефон из рук, будто от этого хоть что-то зависело.

– Ну давай же, возьми! – я снова набрал его номер, но всё было тщетно. Пустые гудки, и звонок снова срывается в никуда. – Какая же ты, черт побери, сука, Михаил!

Он еще имел наглость прийти в мой дом и встать на защиту своей подстилки. Ради неё, этой подлой лживой твари, он был готов убить собственного брата! Единственного родного человека! Хотя о чём я вообще удивляюсь – Михаил всегда был ублюдком, с изуродованной душой и больной психикой. После всего, что он сделал с моим отцом, та страшная картина до сих пор стоит перед моими глазами. Я уверен, она будет мучить меня до конца моих дней, в самых отвратительных ночных кошмарах.

Он не оставил на теле отца ни единого живого места. А единственное оправдание было сказано им с ледяным спокойствием: «Это было меньшее из того, что я мог сделать… он заслужил ад ещё при жизни». Да, мой отец был не самым приятным человеком, со сложным, колючим характером… Но никто, не заслуживал такой смерти.

Сколько бы я ни спрашивал его, сколько бы ни пытался понять, зачем он убил моего отца, – всё было напрасно. Ни единого слова, ни малейшего объяснения. Михаил молчал и  единственное что я знал, что мой брат – больной психопат, настоящий хладнокровный убийца. Ему наплевать на жизнь моего ребенка, на мою судьбу, на всё, что происходит со мной. Абсолютная равнодушие, пустота в глазах.

Вдруг телефон в руке начинает вибрировать, на экране загорается входящий вызов. Сердце сжимается, дыхание застревает в горле. Я медленно делаю глоток горького, обжигающего напитка, прежде чем ответить.

– Как твои дела, дорогой? – его голос резал слух, как скрежет гвоздя по металлу. – Надеюсь, сегодня ты порадуешь меня хорошими новостями, Рейн. Ты ведь помнишь, что время – деньги? Только вот у тебя, время – это жизнь твоей маленькой дочери. Как думаешь, будет ли она счастлива узнать, что ее любимый папочка совсем не тот человек, за которого она его считала все эти десять лет?..

– Ты же, блять, знаешь, что я стараюсь! – крикнул я, срываясь. – Но…

Но он, как обычно, перебивает меня, даже не давая вставить ни слова.

– Я знаю, что ты за сукин сын, сидишь в своей дыре и ни хрена не делаешь, пока мой груз торчит на границе и ждет чёрт знает чего! Если ты даже со своим родственничком- инвалидом не можешь разобраться, который слинял в свои родные края, то ты прекрасно понимаешь, какие последствия тебя ожидают. У тебя всего три дня, Рейн. Я ведь не чудовище, но за долги, Рейн, приходится платить. Всегда!

– Какие, блять, долги?! Я тебе ни копейки не должен!

– Ты должен мне, Рейн, десять счастливых лет жизни твоего ребенка! Только я знал, что Ассоль жива, только я тебя прикрывал, не сдал ни единой крупицы инфы её биологическому отцу. Ты забыл, как твоя Миранда захлебнулась в океане? Так вот, Ассоль давно могла бы быть на её месте! Её бы постигла точно такая же участь десять лет назад – если бы не я! Запомни, Рейн: за всё приходится платить. И все что у тебя осталось – три дня.

И он сбросил вызов. Как всегда. Последнее слово – за ним. Я стал марионеткой в руках влиятельного, безжалостного человека. Но ужаснее всего – со мной связана судьба моего собственного ребёнка.