Сумасшествие с первого взгляда. Между адом и раем

– О детка, не беспокойся, я вполне в силах понять тебя. Я Елена, а ты должна быть… Ада? – женщина, с добрым и по-настоящему милым выражением лица, неожиданно заговорила со мной на моем родном языке. Ее четкий, уверенный английский заставил меня слегка открыть рот от удивления.

– Ух ты… не поверите, как я счастлива, что мы сможем понимать друг друга, – скажем так, моя улыбка была неподдельной, ведь радость буквально переполняла меня.

– Всю свою жизнь до самой пенсии я проработала переводчиком, милая, и даже еще после пенсии собиралась заниматься репетиторством с ребятишками, но Мишенька строго настрого запретил мне работать.

Ее слова вызвали у меня удивление и любопытство.

– Простите, как вы сказали? Ми…ше… ой нет, прошу прощения, вряд ли у меня получится это повторить.

Елена рассмеялась, удивив меня.

– Это я так ласково нашего ворчуна называю, ну то есть Михаила, – сказала она, и легкий смех придал ее словам особую нежность, после чего она пригласила нас войти в дом, избавляя от неловкости стоять на пороге.

– Я так ждала вас, столько всего наготовила, проходите, сейчас будем садиться за стол, – но вдруг все слова Елены стали непонятными, и неловкость вернулась, хоть и на краткий миг.

– Прошу прощения, Ада, мне нужно будет не забывать, что ты еще не знаешь русского, Мэйсон уже давно понимает мою болтовню, хоть сам и почти не повторит и слова.

Ее забота и внимание мгновенно рассеяли последние остатки смущения.

Я признательно улыбнулась Елене, и мы последовали за ней в просторную гостиную. Ее теплота окутывала, но внутри меня всё же тлела тихая неловкость.

Хотя Елена была бесконечно отзывчивой и вызывала у меня непроизвольную улыбку, я не могла избавиться от ощущения дикого дискомфорта.

– Уже успели познакомиться, – раздался неожиданный, холодный голос, который заставил меня вздрогнуть. Резко обернувшись, я увидела Михаила. Сердце пропустило удар.

Он въезжал в гостиную в инвалидном кресле, уже переодевшись после перелета в спортивную толстовку и штаны.

– Да… – мне удалось выдавить из себя всего два слова, ощущая, как они повисают в воздухе.

– Помогу Елене, – Мэйсон прошёл мимо меня в направлении, где, как я поняла, должна была находиться кухня.

Его слова показались мне сигналом о том, что он оставляет меня и Михаила вдвоем.

Я замерла. Очевидное желание обнять любимого переполняло меня, но ноги будто приросли к земле, а все тело застывало в нерешительности. Как это бывает, когда эмоции захлёстывают настолько, что любое движение кажется невозможным.

– Елена – подруга моей матери, они долгое время работали вместе, – Михаил нарушил тишину, и его голос прозвучал так неожиданно, что я почувствовала легкую дрожь.

– Она всегда навещала меня в детском доме. Привозила игрушки, конфеты. Даже хотела забрать меня, но ей не разрешили, так как ее условия и достаток, не позволяли содержать двух детей. У нее был сын. Умер около пяти лет назад. Это были наркотики. Он продал за дозу все, что у них было. Машина. Квартира. И она почти осталась на улице. Я не мог оставить ее одну.

Его решимость и человечность как всегда трогали до глубины души.

– Теперь она живет здесь. Я часто нахожусь в отъезде. А дом требует порядка и присмотра.

– Ты рассказывал ей обо мне? – мои слова прозвучали осторожно.

– С чего ты взяла? – Михаил сузил глаза и пристально посмотрел на меня.

– Когда я вошла она сказала, должно быть ты «Ада», – я не могла забыть, как прозвучали эти слова, оставившие чувство удивления.

– А ты наблюдательна, – Михаил хмыкнул, сложив руки в замок. Легкая ухмылка скользнула по его лицу.

– Что теперь, Михаил? – мой голос дрожал, я не могла больше находиться в таком состоянии эмоциональных качелей. Сердце билось как сумасшедшее, а мысли метались, как птицы в клетке.

– Твоя комната будет наверху. Это моя спальная, но теперь я не смогу в нее попасть. Елена покажет тебе дом и все расскажет. К счастью, она знает английский, даже лучше меня, поэтому уверен, у вас не возникнет проблем.

– Моя комната? – из меня вырвался смех и  это было единственным способом справиться с нервным напряжением. Ситуация казалась абсурдной, и этот смех был кажется моей попыткой не сойти с ума.

– Я буду спать внизу. Здесь есть гостевые спальни. Я буду в одной из них.

Михаил был спокоен и уравновешен, давая понять, что будто бы все под контролем. Но все было совсем ни так…

– О чем ты, Михаил? Ты хочешь, чтобы мы… – мое возмущение смешивалось с тревогой, сердце бешено колотилось от одной только мысли.

– Ада, ты просто не осознаешь, – его слова были холодны как лед, и это убивало меня изнутри, причиняя боль.

Я подошла и опустилась перед ним, касаясь коленями деревянного пола. С каждым мгновением мое отчаяние усиливалось, и, казалось, что нет более низкой точки, чем та, на которой я находилась.

– Я осознаю все в полной мере. А ты убегаешь от меня… – в моем голосе слышалась мольба, повторяющаяся в каждом звуке.

– Убегаю? Это теперь точно не про меня, – теперь и из него вырвался нервозный звук, похожий на смех.

Он пытался скрыть свои истинные чувства, но даже за этой маской, я видела его.

– Зачем ты это делаешь? – я прикусила нижнюю губу, пытаясь сдержать потоки слез, стоявших на краю.

Оставалось всего несколько секунд до того, как хлынет беспощадный поток.

– Пока я нахожусь в этой херне, – слово "инвалидное кресло"висело в воздухе между нами, как нерушимый барьер. – Не хочу, чтобы ты видела, как, я блядь, даже не могу сделать лишнего самостоятельного движения, Ада. Я гребаный инвалид. Но я выберусь и из этого, и тогда…

– Что "тогда", Михаил? Никто не знает, когда это произойдет. И ты хочешь сказать, что всё это время ты будешь держать меня как псину на привязи, лишь бы я тебе не мешалась?

– Я не позволю тебе видеть себя таким.

Глава 5

Прошло ровно два дня, как я закрылась в комнате и выходила только, когда Елена начинала настоятельно убеждать меня, что пора бы и поесть. Прежде чем решиться спуститься на первый этаж, всегда следовал мой неизменный вопрос:

– Где Михаил?

Чаще всего его не было дома, и только тогда я позволяла себе выйти из своего убежища. После нашего последнего разговора у меня не было ни сил, ни желания видеться с ним снова. Я пыталась принять его желание держаться от меня на расстоянии. Но именно пыталась, потому что принять этого я не могла и, пожалуй, не смогу. Единственное, что я правда могла – это дать ему время.

– Ада, не хочу показаться грубой, но, милая, ты выглядишь немного… – Елена осеклась, так и не сумев выразить словами, насколько ужасно я выгляжу.

Да и зачем? Я и так прекрасно знала это.

Темные круги под глазами, бледное лицо и утренняя тошнота стали моими постоянными спутниками.

– Все в порядке, думаю, это просто акклиматизация, – слабо улыбнулась я, откровенно лукавя. На самом деле, я пока что не знала, как окружающие воспримут мое "положение".

В глазах Елены читалась обеспокоенность, словно моя боль и печаль были замечены и разделены с кем-то.

– Я пока не знаю, что ты любишь больше, но сегодня приготовила тебе кашу с ягодами, – Елена поставила передо мной тарелку. Первое, что бросилось в глаза, была клубника…

Но мой желудок не разделял радости по поводу моего любимого лакомства. Я попыталась задержать дыхание, чтобы хоть как-то контролировать приступ тошноты, но это не помогло. Вскочив с места, я быстро бросилась в уборную.

Я склонилась над унитазом, пока спазмы выворачивали меня наизнанку. Это продолжалось всего несколько дней, но я уже мечтала о том моменте, когда все это закончится.

Когда я поднялась с колен, услышала тихий стук в дверь.

– Да?

– Милая, тебе нужна помощь? – Елена заглянула из-за двери с её неизменно понимающей улыбкой.

– О, спасибо, нет, все нормально…

– Все скоро пройдет, милая, это просто нужно пережить, – Елена нежно погладила меня по плечу.

– Как вы…

– Ну, я уже старуха с опытом, – слабо рассмеялась она. – Мне и говорить ничего не нужно. Я рада за вас с Мишенькой, уверена, что и он рад, просто его характер не позволяет ему показать свои настоящие эмоции.

То, как Елена ласково называла Михаила, всегда вызывало у меня неконтролируемую улыбку, но она тут же померкла, когда истина нахлынула на меня.

Елена думает, что это ребенок Михаила, и в идеальном мире так и должно было быть. Но я беременна от другого мужчины. Что еще хуже, от его брата… Но рассказать об этом ей мой язык не повернулся.

Мой завтрак, увы, не состоялся. Я смогла проглотить лишь пару долек клубники и стакан воды. Весь день провела в кровати, но когда увидела, как за окном начали кружить хлопья снега, решила спуститься вниз, чтобы полюбоваться природой в гостиной, где была большая панорамная стена.

Я не раз бывала на зимних курортах, даже пробовала встать на лыжи, и снег уже не должен был удивлять меня. Но здесь, в этом доме, все ощущалось совершенно по-другому. Я не поняла, как успела задремать в гостиной под треск горящих дров в камине. Но легкое прикосновение к руке вырвало меня из дремоты, и, с трудом, я приоткрыла глаза.

Михаил был передо мной…

Он сидел в своем кресле у изголовья дивана и касался пальцами моего оголенного плеча. Я встретилась с его взглядом и увидела в его глазах что то давно забытое. Эти глаза, которые когда-то так сильно любили меня, излучали ту самую искренность, которые я думала, потеряла навсегда…

– Елена сказала, что ты сегодня плохо себя чувствовала, – но в его голосе все еще звучал холод.

– Да, – тихо подтвердила я.

– Завтра Мэйсон сможет отвезти тебя в больницу, чтобы ты могла проконсультироваться с врачом, – сказал Михаил, но его глаза, казалось, смотрели сквозь меня. Я жаждала тепла и близости, которых мне так не хватало от него.

Я протянула руку и нежно коснулась его колена. Он напрягся, как будто мое прикосновение было для него новым и неожиданным.

– Как прошел твой день? – я прошептала, медленно проводя пальцами вверх по его ноге. Но в ответ тишина охватила комнату, а его взгляд остался неподвижным.

Все еще удерживая его взгляд, я погладила его бедро. Он подстриг волосы, привел в порядок бороду и выглядел так привычно в своей черной рубашке и брюках.

– Ада… – мое имя соскользнуло с его губ, и его рука резко остановила моё движение.

– Дааа? – с легкой дремотой в голосе протянула я, не понимая, что изменило его взгляд.

– Возвращайся в спальню, – спокойно, но бескомпромиссно сказал Михаил, бережно положив мою руку обратно на диван. Он отвернулся, и, не оборачиваясь, направился к выходу.

Черт побери, что это было? Я больше не могу прикоснуться к нему? Не могу задать самый простой, самый безобидный вопрос: "Как прошел твой день?"

Зачем я здесь?.. Почему я вообще здесь?..

«Ты сама выбрала это…» – ехидным эхом прорезался внутри меня голос. Голос, в котором звучала правда, которую я не хотела слышать. Да, я сама выбрала этот путь. Но сейчас мне, кажется, не хватает сил пройти его до конца.

Следующий день начался с огромным усилием. Я едва смогла заставить себя встать с кровати. Всю ночь я проплакала в подушку – как ребенок, беспомощный перед огромным, непостижимым миром. Я захлебывалась в собственном отчаянии, не понимая, как выбраться из этого кокона безысходности. Еле удержалась, чтобы не закричать в воздух: «Что мне делать?!» Как снова научиться жить? Как вернуть себе свое прежнее "нормально"? И что это вообще теперь такое, это "нормально", которого я так ищу?

Михаил избегает меня. Он как будто существует в другой реальности, параллельной моей. Мы в одном доме, но я чувствую себя непрошеной гостьей в его жизни. С этими мыслями я снова прячусь в комнате, как раненый зверь в своей норе. Уже больше недели я не выходила на улицу. Меня охватывает предчувствие: я стою на пороге депрессии. Я вижу ее тени. Я знаю, что оно может поглотить. Я помню, какая она – бездна. И я не хочу туда. Я правда не хочу… Но этого «не хочу» катастрофически мало. У меня нет сил бороться. У меня больше ничего нет.

Сейчас я стою перед зеркалом в ванной. Глаза впиваются в девушку, которая смотрит на меня обратно. Но я ее не узнаю. Это чужая. Чужая с пустым взглядом, с испуганным лицом и тенями под глазами.

Боже, Ада… Что с нами сотворила жизнь? Когда мы упали так низко? Сколько это длилось? Мое отражение будто обвиняет меня. Кажется, я похудела еще сильнее, и черты моего лица приобретают то болезненное очертание, от которого бросает в дрожь. Щеки ввалились, глаза потеряли блеск… Еще немного, и я стану тенью самой себя.

От мыслей о самобичевании меня отвлекает внезапный звонок. Я возвращаюсь в спальню и беру в руки телефон. На экране светится имя «Алекс». Честно говоря, у меня нет ни малейшего желания сейчас разговаривать с ним. Но я знаю, как сильно он способен переживать за меня. Поэтому, несмотря на все, я отправляю ему короткое сообщение с пустыми словами о том, что я в полном порядке и перезвоню позже.

Алекс не хотел, чтобы я уезжала. Но он никогда бы не смог запретить мне этого, никогда бы не смог остановить. Да и никто бы не смог.

Горькие слезы Норы до сих пор пронзают мое сердце. Они были настоящими, искренними, они кричали мне о том, насколько я важна. И все равно, несмотря на эти слезы и боль, я уехала. Я оставила своих близких, оставила все, что когда-либо значило для меня.

Я спускалась по лестнице, и Мэйсон уже ждал меня в гостиной с чашкой кофе.

– Доброе утро, – я попыталась улыбнуться, но у меня это плохо получилось.

– Доброе, – в отличие от моей, улыбка моего родного отца была искренней. – Как ты себя чувствуешь? – он оставил чашку на столике и подошел ко мне.

– Сложно сказать, каждый час по-разному, – я пожала плечами, пытаясь понять, почему меня так привлек его внешний вид сегодня.

Он выглядел необычно… темные джинсы, большая черная толстовка с капюшоном и бейсболка в тот же цвет. Будто бы он молодой парень, а не зрелый мужчина и этот образ… как будто ведро с холодной водой пролилось на меня, я вспомнила того мужчину, в машину которого въехал таксист. Неужели это он? Но это ведь невозможно, не может быть в моей жизни столько нелепых совпадений.

– Все нормально? Ты так смотришь, – Мэйсон поправил козырек своей бейсболки, поймав мой взгляд.

– А… да… конечно, просто… В общем то, это не важно. Михаил сказал, что ты сможешь отвезти меня к врачу.

– Конечно, только для начала, может быть, оденешься? – он выразительно осмотрел меня с ног до головы.

Его взгляд был слегка обеспокоенным. Я только хмыкнула, не вполне понимая, что именно его так зацепило.

– Одеться? Но я же вроде, – недоуменно произнесла я, бросив взгляд на свое пальто. Честно говоря, настроение у меня сейчас было далеко не для модных показов: в чемодане лежали только самые простые и комфортные вещи. Ну, не брать же сюда мои вечерние платья для приемов. Их нелепость в этой обстановке даже представить сложно.

– Я о верхней одежде, – спокойно уточнил он, слегка кивнув в сторону моего легкого пальто, словно давая оценку.

Его тон звучал терпеливо, но взгляд говорил другое: он явно считал, что в таком виде я не продержусь до порога дома. И тут до меня дошло, к чему он ведет.

– Ты замерзнешь в этом, – добавил Мэйсон, бросив короткий взгляд на окно, за которым уже несколько дней подряд был нескончаемый снегопад. – Здесь температура ниже пятнадцати градусов, и я не уверен, что ты готова к этому.

– Знаешь, – я усмехнулась, стараясь скрыть легкий укол неудобства, – за неделю в этом "заточении"я как-то выживала, так что уж пару часов поездки до больницы точно переживу. К тому же, транспорт-то у нас не пеший?

Попытка пошутить выглядела немного натянутой, но я не хотела показывать, что его слова заставили меня почувствовать себя неуместной в этом месте.

Мэйсон чуть наклонил голову и сложил руки на груди, пристально смотря на меня. Он ничего не ответил, а просто вздохнул, будто решив не спорить дальше.

– Ладно… разберемся, – наконец произнес он, подавая знак к выходу.

Мэйсон вел машину, а я тем временем завороженно смотрела на заснеженную сосновую аллею, по которой лежала наша дорога.

– Такое ощущение, что дом находится где-то в глуши леса, – прошептала я, понимая, что мы движемся уже минут пятнадцать, и за все это время на дороге не появилось ни одной машины, кроме нашей.

– Ты права. Михаил предпочитает уединение городской суете, – кивнул Мэйсон, ловя мой взгляд. – Хотя и проводит много времени в городе, жить предпочитает как отшельник. Попытки переубедить его – задача бесполезная, – добавил он с легким оттенком грусти в голосе, которая проскользнула в конце его улыбки.

– Переубедить… это явно не про Михаила, – тихо повторила я, не отрывая взгляда от волшебного зимнего пейзажа за окном.

Дорога до больницы заняла почти час, и за это время между нами витало странное чувство необъяснимого напряжения. Мэйсон – мой родной отец, но я будто не решалась сделать шаг ему навстречу. Мне было страшно открыться. Я боялась. Боялась сблизиться, открыть душу, привязаться и вдруг все потерять… ведь это уже случалось со мной. Столько близких исчезли из моей жизни, оставив лишь шрамы.

Алекс, Иза, Нора, Мэйсон – мысль о новых потерях пронзала меня как холодный ветер. И самый главный страх – потерять Михаила. Эти тяжелые мысли не давали мне покоя, пока Мэйсон тихо не отвлек меня от раздумий, сказав, что мы наконец-то приехали.

Ощущение, что весь персонал клиники уже знал обо мне, не покидало с самого момента нашего прибытия. Осмотр включал в себя полный набор медицинских процедур: анализы, УЗИ и обширные консультации. Казалось, они боялись сказать что-то не так или допустить малейшую ошибку.

Врач не говорил на английском, поэтому весь диалог для меня переводила молодая и очень отзывчивая ассистентка.

– Ада, пожалуйста, принимайте препараты по графику и, уверяю, ваше самочувствие улучшится в течение нескольких дней, – заверил меня доктор в белом халате, проводя до ресепшена, где меня уже должен был ждать Мэйсон.

Он сидел на мягком белом кожаном диване, сосредоточенно печатая что-то на своем мобильном. Но как только заметил меня, мгновенно подорвался с места.

– Что с ней, доктор? – спросил он на ломаном русском, с сильным акцентом, и похоже волнением, чего я к сожалению не могла разобрать. Ведь ассистентка ушла принести необходимые документы и рекомендации.

– С вашей супругой все в порядке. Сейчас ей важно отдыхать и избегать стресса, – голос врача звучал спокойно, но я не могла ничего понять и мое напряжение начинало рости.

Но вдруг достаточно громкий и искренний смех Мэйсона разрядил эту тяжелую атмосферу. Он начал что-то объяснять врачу, жестикулируя руками, будто пытался восполнить пробелы в своей русской речи. Это выглядело одновременно забавно и нелепо. Лишь после третьей попытки начать фразу доктор, наконец, понял, что Мэйсон хотел донести, хотя его выражение лица говорило о явном недоумении. Мужчина посмотрел на него так, как будто на лбу моего родного отца внезапно выросли рога.

Я стояла неподвижно, чувствуя себя лишней в этом диалоге. Все происходящее вокруг казалось мне чем-то отстраненным. Врач, закончив разговор, спокойно удалился, а ассистентка вовремя подоспела с готовыми документами.

Оставшись наедине, я наконец-то нарушила повисшую паузу. Моя привычная сдержанность больше не могла выдерживать смесь любопытства, раздражения и легкой неуверенности.

– Прости, а что это было? – я бросила взгляд на Мэйсона, который уверенно придерживал меня за локоть, пока мы медленно возвращались к машине.

– Твой врач решил, что я твой муж.

– Что? – я тут же остановилась, ошеломленно глядя на него. От возмущения у меня чуть ли не закружилась голова. Но через мгновение я сообразила всю абсурдность ситуации и медленно подняла бровь. – Знаешь, а чего я, собственно, удивляюсь? Ты себя-то в зеркало видел?

– А что не так со мной? – с деланным удивлением протянул он, словно его только что обвинили во вселенском заговоре.

– Напомни, сколько тебе лет? – я задумчиво прищурилась, будто действительно пыталась вспомнить.

– Сорок семь, – он внезапно остановился, и я резко затормозила, чуть не теряя равновесие. Но, конечно, он вовремя подхватил меня своей сильной рукой. – И что?

– Ты выглядишь моложе. Гораздо моложе, – я усмехнулась и, не отпуская его руки, продолжила: – Как думаешь, прохожие поверят, что у такого мужчины, как ты, есть двадцатичетырёхлетняя дочь? То есть я… а еще и что скоро ты станешь… дедушкой?

Я рассмеялась в голос, но смех вдруг оборвался сам собой. Последнее слово, «дедушка», почему-то застряло где-то глубоко, оставив после себя горьковатый привкус. Я отвела глаза в сторону, заметив, как моя улыбка понемногу тает.

Мэйсон смотрел на меня внимательно. Его взгляд был как всегда полный чего-то необъяснимо . Затем он медленно протянул руку и коснулся моего выбившегося из хвоста локона, ласково заправляя его за ухо.

– Ада… я всё бы отдал, чтобы встретить тебя маленькой девочкой. – Его голос звучал так тихо и проникновенно. – Но знаешь, я безмерно счастлив, что сейчас ты в моей жизни. Что ты носишь ребёнка. Что я буду черт возьми, дедушкой, как ты сказала. Я хочу быть  рядом. Во всём. Чтобы ты знала: что бы ни случилось, я всегда буду здесь. С тобой. Ради тебя. Просто знай это.

Я почувствовала, как внутри всё переворачивается. Столько хотелось сказать, но слова не складывались на языке. Будто это и не нужно… будто без слов мы всё понимали.

– Я хочу… но это так сложно, – прошептала я, опуская глаза. Чем больше я старалась выразить свои чувства, тем сильнее они путались, тоня в неопределённости.

– Я знаю, – Мэйсон чуть улыбнулся. В его голосе появилась едва уловимая хрипотца. – Всё это… кажется, черт возьми, таким нереальным. Но ты знаешь, это лучшее, что могло случиться со мной. После всего, что я пережил, ты видимо моя награда.

Мы стояли посреди парковки, глядя друг на друга. Прохладный ветер трепал мои волосы, а тепло его руки на моём плече пыталось убедить меня, что когда то мы сможем… сможем стать отцом и дочкой, по настоящему близкими людьми, семьей…

– Поехали? – спросил Мэйсон, открывая передо мной дверь машины.

– Уже? – вырвалось у меня прежде, чем я успела подумать, и я тут же, смущённо попыталась исправиться. – Ну, то есть… – вдруг замявшись, я решила быть честной, безо всяких изворотов. – А мы не могли бы… ну, может, просто прогуляться немного?

– Ты не хочешь обратно? – его голос звучал с едва уловимой тревогой, и я поймала в его глазах лёгкую тень беспокойства.

– Не то чтобы не хочу, – быстро заверила я, стараясь внести в голос побольше уверенности. – Мне правда нравится дом Михаила, и Елена такая замечательная. Но… я так устала быть одна… Просто немного погулять, мы ведь можем?

В глубине своей души я не хотела, чтобы он подумал, будто я жалуюсь. Дом Михаила был уютным, а Елена всегда была приветливой и искренней. Но это чувство одиночества… от него просто невозможно было избавиться…

– Конечно. Но сперва заедем в одно место.

– Куда?

– Увидишь.

Мне не нужно было знать, куда он собирается. Главное – это ощущение… он рядом и мне кажется , даже, приятно находится с ним.

Тем самым местом оказался огромный торговый центр. Мэйсон настоял: мы не отправимся на прогулку, пока я не буду полностью готова. Мы не остановились на теплой куртке с мехом. Нет, наш список пополнился ботинками, шапкой, шарфом и вязанными варежками.

– Я, наверное, выгляжу немного нелепо в этом всём, – заметила я улыбаясь, v поймала своё отражение в витрине магазина. – Но в то же время, кажется, это даже мило.

Чёрная парка с белым мехом, шапка с весёлым помпоном, шарф, закрывающий меня почти до носа, и варежки, в которых мои ладони наконец перестали мёрзнуть.

Мэйсон, стоявший за моей спиной, вздохнул, и в его словах прозвучало что-то нежное и чуть печальное:

– Во всём этом… ты напоминаешь её.

Я обернулась и встретила его взгляд, проникновенный и полный воспоминаний.

– Стефания тоже всегда выбирала чёрный…

– Как и ты? – с улыбкой спросила я, давно замечая, что и Мэйсон придерживается своих традиций.

Между нами промелькнула тихая связь, невидимая нить, что связывала наши воспоминания и настоящее.

Он ничего не ответил, лишь кивнул, и мы молча пошли дальше. После торгового центра Мэйсон привёл меня в какой-то парк. Я даже не обратила внимание на его название – это не имело значения. Мне было все равно, куда идти, лишь бы только вырваться из удушающих стен.

– У нас немного времени, – тихо проговорил он, протягивая мне в руки пластиковый стаканчик с горячим кофе. Мы успели взять его на бегу, перед выходом, чтобы хоть немного согреться в этом холодном ветре.