Ревизор: возвращение в СССР 31

Серж Винтеркей, Артем Шумилин

Ревизор: возвращение в СССР 31

Глава 1

Москва. МГУ.

– Привет, – поздоровался я с Региной, стараясь скрыть, что очень неприятно удивлён такой встречей. – Это для всех. Девушки, угощайтесь, тут свежая выпечка на всех и конфеты.

– Спасибо! – послышалось со всех сторон.

Ну да, не выглядит так все, словно Регина сюда в гости забежала на пять минут. Сидит на стуле за столом, как и все остальные, перед ней папочка открытая, в руках письмо, на столе конверт лежит. Ну точно, Гусев зачем-то ее в состав моей группы включил.

Не понимая, что происходит, собрался сразу идти к Гусеву, разбираться, но вспомнил, что надо проверить, что мне девчонки отложили. Молча забрал письма из папки с письмами, которые они откладывали лично для меня, и направился к двери.

– Павел, Павел, постой! – выскочила вперёд Лера. – А эти письма откуда? – показала она на мешок, что я только что принёс.

– Это с радио, – сухо ответил я, и вышел, чувствуя, что начинаю сильно раздражаться.

И за что мне всё это? Ну почему, когда я с людьми по-человечески, они позволяют себе так со мной поступать? О чём Гусев думал, когда брал её в группу? Он же прекрасно знает, что она с Самедовым устроила! Было острое желание высказать ему всё в лицо…

Но уже почти перед самым кабинетом Гусева у меня вдруг промелькнула мысль, а как Регина могла оказаться в группе разбора писем, если он про нее знает? Уж не добралась ли она и до него? Может, она уже и его любовница? С неё станется… Пошел, вполне возможно, по стопам Самедова. Перехватил Регинку, как переходящее красное знамя.

Нет, в лоб выдвигать претензию, какого чёрта он взял её на письма, нельзя. Хоть и очень хочется. За свою любовницу, да еще если влюбился, Гусев сразу же резко на дыбы встанет. Мне еще один конфликт не нужен. Начну помягче, а в разговоре разберусь, какой стратегии придерживаться…

Притормозил, сделал несколько вдохов-выдохов и вошёл к Гусеву в кабинет.

– Добрый день, Анатолий Степанович. Я не совсем понимаю, что происходит? А как в группе по работе с письмами появилась Быстрова? – спросил я вежливо, но по тому, как сразу смутился Гусев, понял, что надо его дожимать. – Не вижу причины, по которой её стоило бы допускать к такому важному делу. Учитывая, что было в прошлый раз…

– Ну, я знаю, что она там была, вроде, любовницей моего предшественника, – смущенно глядя на меня, начал он, – но это же не означает, что она не может справиться с какими-то письмами…

Нет, не выглядит он влюбленным. И даже просто испытывающим какой-то позитив к Регине. Пронесло, а то это был самый плохой вариант из тех, что мне пришли в голову.

– Вот как раз в письмах-то всё и дело, – решился я, – всего рассказать не могу, но в прошлый раз она с одним человеком придумала написать подложное письмо, бросающее тень на очень большого человека из ЦК КПСС… Тот был невероятно взбешён, и именно поэтому ваш предшественник сейчас на северах вместо Кремля.

– Вот, чёрт – сказал потрясенно Гусев. – Вот, чёрт! Большого человека? Из ЦК КПСС?

– Без фамилий, это не моя тайна, но достаточно большого, чтобы разъяриться, если он узнает, что эта милая девочка занимается чем-то серьёзным под вашим руководством, да еще и связанным с письмами… Ему хватит власти и связей устроить тут погром…

Гусев смотрел куда-то сквозь меня, задумавшись о чем-то невеселом.

– Послушай, – наконец перевёл он взгляд на меня, – а я думал, что это мой предшественник её сюда спротежировал.

– Так это не вы сами придумали её назначить в группу разбора писем?

– Нет, конечно, я же уже получил на неё неблагоприятную характеристику, но мне буквально выкрутили руки сверху, из ЦК ВЛКСМ… А Жанна сказала, что мой предшественник ушёл в Кремль. Вот я и подумал, что это он, по старой памяти, протежирует свою любовницу!

– Он сейчас не в состоянии что-нибудь протежировать, кроме рыбной ловли в полынье за много тысяч километров отсюда, – усмехнулся я.

– Так а что же нам делать? – расстроенно спросил меня Гусев. – Я не хочу вызвать гнев кого-то из ЦК. ЦК Политбюро – это намного серьёзнее, чем ЦК ВЛКСМ.

– Ну, самое главное, что это не ваша инициатива, – ответил я, – но дело тут непростое, рубить с плеча нельзя. Давайте я подумаю, как раз же выходные. Как что-то в голову придёт, сразу свяжусь с вами. А вы пока что скажите остальным девчонкам смотреть, что Регина делает с письмами. Чтобы она у нас снова что-нибудь не выкинула этакого. Потому как если из группы под вашим руководством что-то такое, как в прошлый раз, кому-то серьезному в Кремле придет…

Дальше договаривать не стал, Гусев и так выглядел предельно расстроенным. Видно было, что своих идей у него нет по этой сложной ситуации, поэтому он с готовностью кивнул на моё предложение.

– Что-то всё не так идет в последнее время, – расстроенно проговорил я, вспомнив, что я еще и по другому делу с ним должен переговорить. – Тут ещё наши добры молодцы записались на строительство нефтепровода. Мало того, что им в Верховном Совете никто отпуск на два месяца не даст, так ещё и на две наших бригады Сандалова и Тании московские предприятия в очереди стоят, у них всё до сентября уже расписано. Боюсь, скандал будет, с директорами все уже давно договорено. Анатолий Степанович, можно их оставить на лето в Москве? Стоит их отправить в Томскую область в стройотряд, такие серьезные люди сразу начнут вам телефон обрывать!.. А им же не объяснишь, что эти балбесы сами за таёжной романтикой погнались. У них ремонт на лето запланирован, в сентябре новые линии надо ставить импортные, а куда ставить, в полуразрушенные цеха, где ремонта с времен Царя Гороха не было?

– Как дети малые, честное слово, – раздраженно ответил Гусев. – Романтики им захотелось. Совсем головой не думают! Спасибо, Павел, что предупредил. Буду разбираться…

Я кивнул в ответ, с сочувствием глядя на него. На этом мы с ним и распрощались.

***

Москва.

Выйдя из детского дома, прокурор Томилин сел в машину, но с места не стронулся. Долго ещё не мог решить, что ему делать дальше, то ли поехать домой, то ли на службу… Мысли водили в голове бешеный хоровод вокруг личика маленькой лысенькой девочки с большими глазами, полными недетской тревоги и надежды.

Томилин понял дочь, понял её нынешнее состояние. Это не капризы избалованного ребёнка, как считала жена. Тут всё гораздо-гораздо хуже. Дать надежду маленькому человечку, растопить его сердце, а потом сделать вид, что ничего не было? Женька так не сможет. Она всю жизнь будет мучиться чувством вины за то, в чём, собственно, и нет её вины. И она не сдастся и не успокоится. И не потому, что она такая упрямая, просто, эти глаза будут её преследовать всю оставшуюся жизнь… Как, возможно, и его, если он сейчас ничего не сделает.

Томилин, решившись, опять поехал к дочери.

Зять, как всегда, был на работе. Дочь заметно осунулась и, увидев отца на пороге, молча пропустила в квартиру. У неё не было ни сил, ни желания с ним разговаривать. Они прошли на кухню и Женя также молча, как в прошлый раз, поставила чайник. Правда, в этот раз уже проверила, есть ли там что-то, взвесив его в руке.

– Жень, сядь, – велел ей отец. – Я хочу попробовать вам помочь с удочерением.

– Правда? – с надеждой взглянула она на отца, подойдя к нему поближе.

– Да. Но с одним условием.

– И каким же?

– Во-первых, что, удочерив девочку, вы сделаете всё, чтобы у вас и свои дети появились. Обратитесь к врачам, пройдёте, если надо будет, лечение. Договорились?

– Хорошо, – не задумываясь, быстро согласилась Женя, заметно оживившись.

– И второе… Дочь, пообещай мне, – строго посмотрел ей в глаза прокурор, – что когда у вас родится свой ребёнок, ты этого ребёнка не бросишь!

– Пап, ты чего! Как же её можно бросить? С чего ты взял, вообще?! Ларочке и так досталось, она и так несчастна из-за жизни в детском доме!

Прокурору понравилось, с каким возмущением дочь накинулась на него.

– Хорошо, хорошо. Я попробую вам помочь, – пообещал он.

Жена, конечно, такое устроит, когда узнает, – с тоской подумал он, – но придется напомнить ей, как она постоянно твердит, что мы живем ради наших детей. И в каком неприглядном виде ее дочка была, когда я к ней приехал. Вот Брагины… С ними может быть намного сложнее…

***

На тренировку приехал раньше времени. Разговорились с Маратом, упомянул, что скоро буду принимать участие в соревнованиях по стрельбе. Он очень заинтересовался подробностями, видать, не настрелялся в армии… Затем рядом сразу оказались Миша Кузнецов и Мартин. Их эта тема тоже заинтересовала не на шутку. Стали спрашивать меня, нельзя ли им тоже пострелять вот так, как я езжу регулярно.

– Нет, к сожалению, не могу я так наглеть, – честно сказал им, – я и сам-то напросился нелегально, чисто по просьбе командира части из Святославля меня взяли. Единственное, что могу – спросить, когда эта универсиада будет, может быть, удастся туда билеты раздобыть. Пойдете смотреть на стрельбы?

Энтузиазма, конечно, сразу стало меньше, но и на этот вариант ребята согласились.

По возвращении домой жена мне сообщила, что Евгений Булатов уже два раза звонил.

– О, а он будет перезванивать? – уточнил я, но жена не успела мне ответить. Булатов, лёгок на помине, сам позвонил.

– Здорово. Ну как, Гусева видел? – спросил он.

– Видел, видел. Будет на вас орать, ругаться, но вы с ним не спорьте, кивайте только с виноватым видом и руками разводите. И всё будет нормально.

– Точно? Только кивать?

– Ну можете ещё прощения просить, – рассмеялся я. – Что неопытные, и сразу не подумали, что подведете заказчиков.

– Ладно, – озадаченно ответил он. – Спасибо.

В субботу с утра пораньше меня отправили с Иваном Алдониным на рынок, а Ахмад уехал Шанцева встречать. Когда мы вернулись, детей перенесли на четвёртый этаж к Алироевым, Ирина Леонидовна и Ксюша занимались мальчишками, а мама, Анна Аркадьевна и Галия – праздничным столом.

Вскоре приехали Ахмад с Шанцевым, затем Жариковы и Зацепины с Гончаровыми. Пришли Гриша с Родькой и началась веселуха. Санька у Жариковых уже ходил, держась одной рукой, но больше ползал, да так шустро, что мои за ним не поспевали. Зато они его влёгкую загоняли в угол с двух сторон. Отработали тактику на Панде… Родька только успевал Сашку от них уносить и сажать в другом месте. Эта игра нравилась всем троим. Они с визгом восторженно играли в догонялки. И Аришка, глядя на них, тоже на четвереньки встала. Хорошо, у Алироевых большой палас был в комнате, а то все коленки бы себе на голом полу разбила бы.

***

Святославль.

Эль Хажжи выехали с рассветом и к обеду уже были на месте. Всю дорогу Диана с завистью думала о том, что брат Пашка как-то умудрился вывезти из Святославля и переселить мать к себе этажом выше. Говорил, что они кооператив купили.

Можно же его попросить помочь с переселением и моей матери в Москву, – думала она. – Что она там живёт одна-одинёшенька? Мы дадим деньги, а Пашка подскажет, как устроить переезд.

Диане было стыдно перед матерью, каждый раз, когда она вспоминала, как дружно живут все вместе Эль Хажжи в Италии. Да и Тимур, когда училище закончит, уедет, скорее всего. Очень маловероятно, что его вдруг в Святославль служить распределят. И будет мать там до старости куковать, одинокая и несчастная.

Но мать выглядела отлично, на несчастную похожа совсем не была, сразу продемонстрировала зятю новенький холодильник, поблагодарив за деньги на него, и усадила их за шикарный стол.

– А я твой тортик любимый испекла, – хлопотала она вокруг Фирдауса. – И пельменей вам налепила. Доча, небось, соскучилась по маминым пельменям?

Вон, как рада, что мы приехали, – почувствовала Диана уколы совести.

И когда Фирдаус прилёг отдохнуть с дороги, Диана решила поговорить с матерью.

– Пашка Ивлев бабушку в Подмосковье перевёз, у них дом там большой и земли полно. А у самого и у матери кооперативные квартиры в Москве. Живут в одном подъезде друг над другом, представляешь? Телефон детский купили и через окно провод протянули… А у Галии отец сначала с ними жил, а сейчас женится на соседке из того же подъезда. Можешь себе представить?

– Это они все в одном подъезде теперь живут? – удивилась мать.

– Да… А ты, кстати, не хочешь в Москву переехать? Купим тебе тоже квартиру кооперативную…

– Дианочка, деточка моя, – прослезившись, только и смогла сказать мать и обняла её.

Диана выждала немного и спросила:

– Ну так как?

– Доча… Тут друзья, подруги, дом родительский, старики мои здесь лежат… Ну, куда я уже отсюда?

– На новом месте, знаешь, как быстро привыкаешь! – бойко ответила ей Диана. – Я в Москве меньше двух лет, а как будто всю жизнь там прожила. Зачем тебе тут одинокой страдать?

– Ну, я уже не такая и одинокая… У меня тут мужчина появился, – смущаясь, призналась мать.

– Правда? – удивлённо воскликнула Диана. – Ничего себе…

– Не хотела говорить…

– Но почему?

– Не знала, как ты отнесёшься…

– Мам, ну ты чего?! Я там переживаю, что ты тут одна совсем, а ты мужчину скрываешь!

– Боже мой, доча! Ну, я ж не знала, что ты так нормально отнесешься, – рассмеялась мать и опять обняла её. – Раньше же вы с Тимуром меня так ревновали, так ревновали…

И Диана опять почувствовала стыд за былой эгоизм. Эх, какая же она была глупая! Не дала матери нормально жизнь устроить еще давно!

***

К часу начали подъезжать гости с работы Ахмада.

– Это Алексей Мыльников, мой друг и однокурсник, – представил нам Ахмад седого мужчину среднего роста с заметным пузиком. – И его жена Валентина.

– Валя, – представлялась всем, скромно улыбаясь, пухленькая женщина с высоким пучком на голове. Очень популярная сейчас привычка, но как-то все не могу к ней привыкнуть. К брюкам клеш вот привык, а к этой прическе все никак…

Следом за ними приехала ещё одна пара – начальник Ахмада с супругой. Оба были одного роста. Если жена наденет каблуки, то будет на полголовы выше мужа, но их это нисколько не смущало. Каштанов Дмитрий Андреевич оказался балагуром и весельчаком. А жена его Алла, была вся такая медлительная и мечтательная. Так и не понял, есть ли у них дети, а если есть, то как они выжили с такой матерью? У неё даже движения все были как в замедленной съёмке. У меня жена за несколько секунд три дела сделать успевает, тарелку на стол поставить, меня чмокнуть и кого-нибудь из детей обратно на ковёр посадить. А эта…

Улучив момент, уединился с Шанцевым, намереваясь обсудить дела руслановские. Но для начала поинтересовался, как у них дела в Святославле вообще и, у Александра Викторовича в частности. Он сам перешёл на историю с зэком, которого Эмма Либкинд искала.

– Представляешь, Паш, с какого пустяка это дело началось! А в результате сядет начальник колонии в Клинцах и кое-кто из его подчинённых, что ему помогал.

– Одна печаль, в газете такое не напечатаешь, – грустно сказал я, сразу прикинув ситуацию с точки зрения советского журналиста.

– Верно, конечно, – кивнул он. – Это для служебного пользования информация. Кто ж народу о таком рассказывает? – ухмыльнулся он, покачав головой собственным мыслям. – Клинцы – городок небольшой. Все стараются или в Брянск податься или ещё куда. Начальник колонии дочку в Брянск жить отправил, и жена туда постепенно перебралась. Сам он на выходные тоже в Брянск к семье уезжал. Как уж там было на самом деле, не знаю, но утверждают, что жена просто общительная и много знакомых завела, друзей. По гостям много ходила, но факт в том, что от неё муж узнавал, кто из обеспеченных семей где живёт, что имеет, а главное, кого и когда дома не будет.

– Семейный подряд, – усмехнулся я.

– Ну да. А погорели все из-за дурости Водолаза. Он решил часть похищенного утаить от начальника и спрятать, и не придумал ничего лучше, чем сделать это на даче у знакомого в Святославле. В поле, мол, трактор может клад распахать, а в лесу медведь какой на запах залезет и всё раскидает…

– Какая проблема-то серьёзная, оказывается, клад спрятать, – удивился я. – Мне бы и в голову не пришло о медведе подумать.

Шанцев в голос рассмеялся в голос в ответ на это моё замечание. Нам было о чем вспомнить при слове «клад».

Глава 2

Брянск.

– Послушайте, но вы же говорили, что в эти выходные поедем в Святославль вашу квартиру смотреть, – недовольно высказывал Левичеву Рябов, мужчина средних лет с обширной залысиной на макушке.

– Валерий Викторович, у меня квартиранты там никак не съедут, – с сожалением ответил Левичев. – Я же в Брянске квартиру снимал, а ту, в Святославле, сдавал. А как объявление ваше увидел, сразу им велел съезжать, давно хотел в вашем районе поселиться. Но они всё никак другую квартиру не найдут.

– Послушайте, Михаил, разве это мои проблемы? Я жду уже почти три недели, – с досадой заявил Рябов. – Вызывайте милицию и освобождайте. Мне срочно нужна квартира в Святославле и ваша трёшка там не одна. Вы посмотрите, какая у нас квартира! Две раздельных комнаты, балкон, кладовка, ремонт только сделан. Район, вы сами знаете, замечательный… Мы очень быстро найдём замену вашему варианту.

– Может быть и найдёте. Только он будет без квартирного телефона, – недовольно ответил Левичев.

– Вот, только из-за телефона я готов ещё немного подождать, – ответил Валерий Викторович.

Мужчины попрощались с недовольными лицами, но руки друг другу пожали. Левичев вышел на улицу и раздражённо закурил.

Что же делать? Везти смотреть квартиру, пока не выехали прежние жильцы, нет никакого смысла. Их надо оттуда выкуривать побыстрее. Баба там, конечно, скандальная, но недалёкая. А сын у неё молодой ещё слишком, чтобы быть в состоянии проблемы хоть кому-то создать…

***

Святославль.

После разговора с матерью, сразу успокоившись насчёт неё, Диана прилегла рядом со спящим мужем и моментально уснула. Всю неделю её мучали педагоги по английскому и итальянскому в институте, а потом вечером она продолжала заниматься арабским и французским на курсах. В голове была полная каша из слов из разных языков, но она не сдавалась и очень старалась. Но, несмотря на все старания, ей часто казалось, что слишком большой объём новых слов просто невозможно было затолкать в голову.

Иногда к вечеру отчаяние охватывало её и казалось, что у неё ничего не получится. Но наступало утро, и она ехала опять в институт, прекрасно понимая, что назад пути нет, все мосты сожжены.

В один из дней в институт приезжала Артамонова и, как и обещала, без свидетелей показала ей грамоту с личной подписью Андропова.

Педагоги по английскому и итальянскому ни о чём её не спрашивали, но, похоже, о чём-то догадывались. Диана поняла это по их опасливым взглядам, которые иногда ловила на себе.

Выходные она ждала как манну небесную и радовалась возможности не заниматься учёбой, а просто спать!

На сколько меня так хватит? – спрашивала она себя иногда, но другого выхода, кроме как продолжать обучение, не видела. Ей самой нужно как можно быстрее выучить эти языки. Эх, знать бы в школе, что без языков за пределами СССР делать нечего, а попасть в тот мир вполне реально… Но тогда Диана имела вообще крайне малое представление обо всяких там Италиях и Франциях, и точно не думала, что хоть раз в жизни сможет там побывать. Потому и относилась к иностранному языку крайне наплевательски. А как сейчас было бы легче, веди она себя иначе…

***

Рассказав мне все свои новости, Шанцев решил поинтересоваться, а что у нас нового?

– У нас жизнь бьёт ключом, Александр Викторович, и всё по голове, – с досадой ответил я и поделился с ним, как Руслан выписался из трёшки с женой и ребёнком за одну тысячу рублей.

– Так! – вскочил уже слегка выпивший Шанцев и стал нервно ходить взад-вперёд мимо меня. – Получается, можно вот так пообещать и не сделать?

– Как жизнь показывает, можно, – развёл я руками. – Им надо было с него залог больше требовать, или хотя бы расписку с него взять, что в долг ему деньги дали на недостающую до стоимости машины сумму. А то машину за пять тысяч показал, тысячу залога за неё дал и радуйтесь, что хоть что-то получили. Может, в жилкомиссии найдут, за что зацепиться, чтобы ордера новые аннулировать? А то его слово против слова Руслана и тещи… И закон не на стороне Руслана, квартира-то государственная! Даже в милицию не обратиться, доплаты вне закона!

– Это само собой, что-нибудь придумаем, – сел рядом, наконец, Шанцев. – Не переживай, я разберусь… Никто не смеет так нагло обманывать людей в моём городе!

Народ продолжал отмечать новоселье, не стал больше злоупотреблять вниманием Шанцева и предоставил Ахмаду возможность воплотить в жизнь наш общий план мести Вагановичу. Тот сразу, представляя Шанцева новым коллегам, обозначил, что Александр Викторович сейчас занял место Вагановича, и, конечно, мужиков очень заинтересовал этот факт.

Ну, пока, вроде, всё идёт по плану, думал я, унося детей домой. Им уже пора было спать, и мы с женой вдвоём отлучились с праздника часа на полтора. Думаю, гости ещё не успеют разойтись, и мы ещё попразднуем.

Мальчишки перевозбудились, и жене пришлось их укачивать и петь колыбельную. Прилег рядом, хоть спать и не собирался. Не давала покоя ещё одна острая проблема. Что делать с Быстровой?

Идти на открытый конфликт с ЦК ВЛКСМ, удаляя ее из группы, Гусев, вроде бы, и был готов, напуганный моим рассказом про человека из ЦК КПСС, но не стоит на это рассчитывать всерьёз. Он ещё тот перестраховщик. Даст заднюю в любой момент, а то ещё и выкрутится, как-то подставив меня… Надо что-то придумать… Оставлять ситуацию, как есть, я точно не готов. Регина мне глубоко неприятна, а группа по письмам существует сугубо под меня. Формально там Гусев распоряжается, конечно, но без меня ее бы не было. И не будет, если я перестану приносить туда свежую корреспонденцию с радио и газеты.

Рассмотрел сразу и этот вариант. Просто сказать Гусеву, что если он не готов ничего сделать, чтобы удалить Регину, то я перестану поставлять свежие письма. Можно, в теории, осчастливить этой работой тот же комсомол на ЗИЛе, к примеру. Но нет, нельзя, сразу по нескольким соображениям. Первое – по факту я потерплю поражение, если моя группа по письмам в МГУ исчезнет из-за Регины. А терпеть поражения плохо для самооценки. Одна победа влечет за собой следующую. А поражение может привести к следующему поражению… Выглядит немножко суеверно, но с точки зрения психологической накачки на безусловную победу… Не хочу никому проигрывать, и уж тем более студентке-первокурснице! Второй момент – на радио уже все сделано так, что я представляю МГУ. Скажу я Гусеву, что группы больше не будет – кто мешает ему пойти к проректору, чтобы тот надавил на меня, потому что определённая логика в том, чтобы письма, присланные по совместному проекту радио и МГУ, разбирались именно в МГУ. Мне тогда придется обращаться к Захарову, чтобы он разрулил проблему в ректорате, не самому же бодаться с ректоратом МГУ. Будет много совершенно ненужной возни…

Ну и в-третьих, Гусев обидится. И в последующем откажется выполнять мои просьбы в отношении сокурсников. По факту, у него в заложниках целый курс с кучей моих друзей-комсомольцев. Вот он пошел мне навстречу по поводу трубопровода, отменив запись ребят на поездку в Сибирь? Пошел. А если поссоримся? Вот то-то и оно…

Так, еще один важный момент… Самедов работал на Гагаринских. Логично предположить, что и Быстрова может быть в теме этой его работы. Тогда она работает на ту же группировку, и здесь налицо уже очевидная опасность от неё самой, и её присутствия в группе разбора особенно. Она будет сливать гагаринским информацию, что узнает из писем. Как же её оттуда убрать? Желательно, без скандала…

Так… Мещеряков… Если обратиться к Мещерякову, то он, конечно, найдёт вариант. Но и смеяться потом будет, что я с девчонкой сам не справился.

Есть ещё вариант выйти на Кожевникова. У него аллергия, небось, началась на письма после того случая. Прийти, посетовать, что соучастница Самедова по той истории осталась безнаказанной и преспокойно делает сейчас карьеру в комсомольских структурах МГУ. Группу по разбору писем можно вскользь упомянуть, а можно и прямо сказать, что она там пристроилась на тёплое местечко… Уверен, Кожевников болезненно отреагирует на упоминание писем в связке с участником той истории…

Но это всё как стрелять из пушки по воробьям. Вдруг у Кожевникова та история такой болью в сердце отзовётся, что отправит он Регину спиваться куда-то в Тьмутаракань, оставив без высшего образования. Она стерва, конечно, но в том возрасте, когда ещё не поздно человеком стать. Я не намерен ее уничтожать, я вообще девушек люблю и стараюсь с ними не воевать, мне для войн и мужиков вполне хватает. Просто хочу, чтобы эта проныра не лезла в мои дела…