Упырь

– Храню, – сознался Гена.

– Так вот, они отпечатаны в той же самой типографии, что и эти, которые ты столь пренебрежительно отодвинул от себя. – Генерал похлопал ладонью по кейсу. – Не ломай дурака. Бери деньги. Пока дают.

Гена тяжко вздохнул и взял в руки кейс. Вновь открыл, осмотрел содержимое, закрыл и, молча, поставил на пол возле ног.

– А теперь смотри сюда внимательно. – Генерал положил на стол чистый лист бумаги. – Вот здесь, – он быстро набросал чертёж, – находится схрон.

– Что находится? – не понял Гена.

– Тайник. В нём яды самого разного срока действия. От мгновенных до тех, что подействуют через несколько месяцев и даже лет. Все они неизлечимы, их невозможно обнаружить при вскрытии трупа, так как они дают симптомы обычных болезней. Инструкции по применению, а также противоядия находятся там же.

– Зачем мне это? – привычно повторил Гена.

– Пригодится, – не менее привычно парировал генерал. – Кстати, яды освящены нашим священнослужителем, отцом Онуфрием, так что греха на тебе не будет, если, разумеется, не станешь использовать их в личных и корыстных целях.

– А как отличить личные цели от неличных?

– Если ты, к примеру, отправишь к праотцам дорогого дядюшку ради того, чтобы завладеть его имуществом, то это будут личные, да ещё и корыстные интересы, а если ты сделаешь то же самое, дабы предотвратить совершение твоим честным дядей крупного преступления, то это совсем другое дело. В таком случае греха на твоей душе не будет, и она в своё время прямым ходом отправится в рай вкушать бананы и ананасы. Понятно?

– Понятно.

– Идём дальше. Здесь, – генерал набросал ещё один чертёжик, – находится другой тайник. В нём оружие иного рода. Не знаю, пригодится оно тебе или нет, но, на всякий случай, имей в виду.

– Что там?

– Комплект воздушного десантника, комплект ниндзя, снаряжение подводного десантника, набор пистолетов и автоматов, снайперское оружие, ручной и станковый пулемёты, гранатомёт, огнемёт и прочая спецтехника.

– А танковой дивизии там нет?

– Нет.

– Слава Богу. Зачем мне всё это? Я и пользоваться ничем подобным не умею.

– Там есть подробнейшие инструкции, рассчитанные на стопроцентного идиота.

– Спасибо за комплимент.

– Пожалуйста. Кстати, оно так же освящено отцом Онуфрием.

Гена равнодушно пожал плечами.

– Запомнил расположение?

– Запомнил. А что?

Генерал чиркнул зажигалкой и поджёг листок. Дождавшись, когда он сгорел полностью, тщательно размял пепел в пепельнице.

– Всё это очень хорошо и крайне романтично, – сказал Гена, когда генерал через открытую форточку развеял пепел по ветру, – но что конкретно я должен делать, с чего начать?

– Начнёшь вот с чего. Завтра отправишься в Чечню. Именно поэтому я тебя и вызвал.

– В Чечню?! – с ужасом повторил Гена, вспоминая отрубленные головы, содранную кожу, вырезанные половые органы и прочие прелести, которыми столь увлекаются на досуге чеченские боевики.

– Да, в Чечню.

– З-зачем?

– Захвачены важные архивы чеченских боевиков. Требуется на месте срочно привести их в порядок.

Так вот оно что оказывается. Вот для чего он потребовался. Но как же всё это? Генин взгляд скользнул по куче документов на столе, по заветному чемоданчику, уютно примостившемуся у его ласт, то есть ног. Ах, да. Фальшивка. Он сам сказал. Но для чего понадобилось столь изощрённое издевательство над ним, Геной? Неужели генерал «с приветом»? Или садист? Говорят, в органах полно садистов. Как, впрочем, и мазохистов. Угораздило попасть сюда. Сидел бы лучше где-нибудь в ларьке, торговал спокойненько пивком да водочкой и в ус не дул. Действительно, какой он супермен? Викинг?

– Разрешите идти?

– Не разрешаю.

Генерал сдвинул в сторону стопку удостоверений и положил перед Геной несколько чистых листов бумаги. Рядом с ними – шариковую ручку.

– Пиши.

– Чего писать? – вяло поинтересовался Гена. – В смерти моей прошу никого не винить?

– Пиши. Я скажу.

Гена взял ручку и приготовился писать.

– Здравствуй, милая мамочка, – продиктовал генерал. – Написал? Продолжай дальше. У меня всё в порядке. Я жив – здоров, чего и тебе желаю. Добрался нормально, устроился хорошо, так что не волнуйся, пожалуйста. Чеченцев здесь много, но на вид они нестрашные, даже похожи на людей. Ну вот, на первый раз всё, а то нет времени писать подробнее. Очень много работы. Когда освобожусь, напишу обо всём. Кстати, мясо и фрукты здесь дешевле, чем у нас. До свидания. Целую. Гена. Написал?

– Написал.

– Бери другой лист и пиши снова. Здравствуй, милая мамочка. Я жив – здоров, чего и тебе желаю. Мамочка, ты не волнуйся, пожалуйста, но я нахожусь в плену у чеченцев. Когда вернусь домой, расскажу, как всё приключилось. Обращаются со мной нормально, все органы целы. Кормят тоже нормально. Я даже поправился. Меня освободят, когда будет производиться обмен пленными, а до тех пор мне придётся побыть у них. Так что не переживай, пожалуйста. Жди меня, и я вернусь. Только очень жди. Больше писать нет времени, так как человек, который согласился переправить письмо, сейчас уходит. До свидания. Целую. Гена.

– Что всё это значит?

– То, что ты должен исчезнуть на длительное время… как Гена Грызенков.

– Зачем?

– Чтобы Олаф Торвальдсен мог спокойно делать своё нелёгкое дело.

– Я, что, вправду, должен буду поехать в Чечню?

– Для всех твоих родных и знакомых, включая мать и дядю, который самых честных правил, – да.

– А на самом деле?

– Завтра утром ты отправишься в Москву. Приобретёшь там квартиру, денег у тебя более чем достаточно, и явишься в «Дары Востока».

– Хорошо. Явлюсь. И что я буду делать?

– Работать.

– Работать? Но для начала, как минимум, нужно устроиться на работу. Я слишком хорошо знаю, каково сделать это в наше время. И кем, интересно знать, я смогу там устроиться?

– А для чего, спрашивается, существует прекраснейший документ, который ты даже не удосужился прочитать?

– Но он на незнакомом языке. Я ничего там не понимаю.

– На незнакомом? С каких пор твой родной норвежский язык стал для тебя непонятным?

– Так он на норвежском? И что в нём написано?

– Это твоя аттестация. В ней ты характеризуешься как прекрасный работник, лояльный член общества.

– И где я успел там поработать?

– Ты разве забыл, что работал барменом в ночном баре «Ваалгал»?

– Ах, да. Но какой из меня бармен? И кой прок от бумажки, написанной на норвежском языке?

– Без бумажки ты букашка, а с бумажкой – человек. И отношение к тебе будет человеческое. И когда в «Дарах Востока» откроется вакансия бармена, то предпочтение, поверь мне, будет оказано тебе. Тем более что о твоих конкурентах, если они, вдруг, объявятся, я позабочусь. Но, запомни, это единственная помощь, которую я окажу тебе. В дальнейшем, заботься о себе сам.

– Ну, какой из меня бармен? – канючил Гена. – Я коктейля ни разу на вкус не пробовал, не то, чтобы сбить его. Да меня сразу разоблачат, как только я встану за стойку.

– Разоблачат, если и дальше будешь продолжать в том же духе. Что главное в жизни?

– Что?

– Вера. Если ты, по-настоящему веришь во что-либо, то окружающие тебя люди тоже поверят. Вбей в свою рыжую голову, что ты Олаф Торвальдсен, классный бармен, и, будь спокоен, ни одна живая душа не усомнится в тебе. А начнёшь сомневаться, бояться, метаться, тогда и дураку будет понятно, что ты не тот, за кого выдаёшь себя.

– Ладно. Предположим, я уверую в себя, явлюсь в «Дары Востока», а мне заявят, что бармен им не нужен. Что мне делать?

– Оставь своё резюме и жди, когда тебя пригласят.

– А если не пригласят?

– Пригласят. После того, как устроишься, начинай действовать самостоятельно. На рожон не лезь, но и не тяни резину. Помни: каждый день промедления – это ещё несколько десятков искалеченных судеб. Поэтому не миндальничай. Используй все средства, какие сочтёшь нужными, не оглядываясь на так называемые законы. Отчёты о проделанной работе будешь подписывать один, точка, три.

– Что это значит?

– То, что ты един в трёх лицах: и бог, и царь, и герой. Или, говоря современным языком, ты будешь представлять все три ветви власти: законодательную, судебную, исполнительную. То есть, сам будешь устанавливать законы, следить за их выполнением, выносить приговоры нарушителям и приводить их в исполнение. Полномочия, как видишь, обширнейшие. Даже у президента нет таких.

Гена с сомнением взглянул на генерала, но дипломатично промолчал. Генерал вздохнул.

– Думаешь, спятил старик? Не знаю, со стороны, как говорится, виднее. Лишь в одно верю твёрдо: нет сейчас у нас иного пути. Нет и всё тут. Либо мы, либо они. Третьего не дано. Страшные дела творятся. Жуткие. Да, вот ещё, если случатся какие трения с законом, выпутывайся сам, на меня не ссылайся. И не потому, что я боюсь запачкать свой мундир – чёрт с ним, с мундиром! – а чтобы дело не загубить.

– А отчёты?

– Будешь составлять ежеквартально. Очень кратко. Не более странички.

– Как их пересылать? По почте?

– Никакой почты. Будешь вкладывать в схрон, где находятся яды. Дальнейшее, не твоя забота. Ну, кажется, всё. Забирай своё хозяйство – и ни пуха тебе, ни пера

– К чёрту.

2. Дары Востока.

Директор ночного клуба «Дары Востока» Газават Саврасович Исламов восседал в удобном кожаном кресле и задумчиво вертел в руках зажигалку. Она была сделана из чистого золота и непонятно зачем инкрустирована двенадцатью бриллиантами в три карата каждый. Очень красивая, но тяжёлая и страшно неудобная вещь. Всё в нашей земной жизни должно соответствовать своему назначению: женщина должна быть женщиной, мужчина – мужчиной, а зажигалка – зажигалкой. Её дело: зажечь костёр, прикурить сигарету. Всё. Больше она ни для чего не нужна. Зачем тратить на неё золото? Зачем пихать бриллианты? Непонятно. И не выбросишь. Стоит как двадцать автоматов Калашникова! Вах…

Кабинет большой, красивый и неуютный. Золото, алый бархат, чёрное и красное дерево, дорогая аппаратура.

Газават Саврасович никак не мог привыкнуть к бесполезной роскоши и чувствовал себя здесь крайне неудобно. Ведь ещё неделю назад он был полевым командиром в освободительной армии Ичкерии. Семь лет леса и горы Кавказа были его родным домом, а глухая тёмная пещера – рабочим кабинетом. Сколько славных боевых операций за плечами Газавата. С каким уважением произносили его имя соратники, как боялись его неверные. Но Центр сказал: «Хватит»! Так боевой командир Газават Басадов стал Газаватом Саврасовичем Исламовым. И вот он в Москве, в роскошном кабинете, безбородый, а вместо униформы на нём костюм, который стоит как десять АК.

Напротив директора «Даров Востока» сидел главный бухгалтер сего славного заведения Хашиш Дурманов. В своё время Хашиш назывался Ренатом Дасаевым и также был полевым командиром в освободительной армии Ичкерии. Немало неверных голов отрезал Ренат Дасаев своим любимым кинжалом. Всероссийская слава к нему пришла после захвата Ворошиловска. Но там же он испытал и величайший позор. Потому что вместо 378 человек, которых ему предписал зарезать Центр, боевики Рената уничтожили 377. Просчитались.

Центр был неумолим. Его отстранили от командования и отправили в Москву на бухгалтерские курсы. После окончания курсов, Рената Дасаева переименовали в Хашиша Дурманова и направили главным бухгалтером в «Дары Востока».

И вот пять лет Хашиш Дурманов трудится на бухгалтерской ниве. Сначала было тяжело. Ох, как тяжко. Когда вместо верного кинжала рука натыкалась на тошные счёты. Но, ничего. Привык. И уже как кошмарный сон вспоминались боевые рейды и засады на дорогах.

Из Хашиша выковался прекрасный бухгалтер. Как официальная так и неофициальная деятельность «Даров Востока» постоянно была под контролем неусыпного ока Хашиша. Он настолько втянулся в бумажную работу, что не мыслил иной. Газават был его третьим директором. Двух предыдущих упаковали в цинковые ящики и отправили отдыхать в родные горы.

– Таким образом, – закончил свой отчёт Хашиш, – за вычетом всех расходов чистая прибыль за прошлый месяц составила 17 миллионов 258 тысяч 647 рублей 29 копеек. Из них 10 миллионов перечислены в Центр, остаток пойдёт на закупку оружия для наших братьев.

– Хм, – скептически покрутил головой Газават, – что можно купить на 7 миллионов?

– Немного, – согласился Хашиш. – Но таких фирм как наша – несколько. В итоге набегает неплохая сумма.

– Но почему бы нам не пустить все деньги на закупку оружия?

Хашиш погасил улыбку. Все директора начинали с этого. Было время, когда и он так думал. Пока представители Центра не объяснили ему популярно, что такое «чеченская» война. Кто её начал, почему она продолжается, хотя ни русскому, ни, тем более, чеченскому народу она совсем не нужна.

– Нельзя, – мягко ответил Хашиш. – Мы потеряем больше. Без Центра нам не продержаться и дня. Единственный путь поддержать наших братьев, – знакомые слова сами собой отскакивали от зубов, – в священной борьбе – наращивать торговый оборот. Как легальный, так и нелегальный. Но, если в нелегальном, как вам должно быть об этом известно, мы полностью зависим от Центра, то в легальном у нас имеется масса неиспользованных резервов.

– Это каких?

– Вам приходилось бывать в нашем ресторане, нашем игорном зале?

– Приходилось.

– И ваше впечатление?

– Очень хорошее. Словно в родном ауле.

– И много в этом ауле вы увидели русских лиц?

– Ни одного, слава Аллаху!

– А ведь мы находимся в Москве, не в Чечне.

– Вот и хорошо.

– Чего хорошего в полупустом зале? Чего хорошего в том, что многоуважаемый Кази Магомедов, пусть Аллах продлит дни его жизни, выдувает за вечер ведро чая? Вы знаете, сколько копеек он здесь оставляет? А ведь вы – директор ресторана, который, как минимум, должен быть рентабельным. Не говоря о том, что мы должны получать прибыль. В том числе с игорного зала. Только тогда мы сможем существенно увеличить помощь нашим братьям.

– Что ты предлагаешь?

– Покончить с чеченским сепаратизмом. Да-да, уважаемый Газават Саврасович, я не оговорился. Наше заведение должно стать открытым для всех желающих, независимо от национальности и вероисповедания.

– Разве оно закрыто? У нас вход свободный.

– Э-э, дорогой Газават Саврасович, вы посмотрите на лица наших официантов. В них ребёнок невооружённым взглядом распознает террористов. Для них любой посетитель должен быть дорогим гостем. А они? Подают тарелку с хлебом, словно там лежат тухлые собачьи кишки. Кто второй раз придёт к такому человеку? А бармен? Такой зверской рожи я не встречал даже среди своих боевиков. А у меня служили отчаянные ребята. Настоящий уголовник. Когда берёшь коктейль из его рук, на всякий случай прощаешься с жизнью. Кому нужен такой сервис? А музыка? Не спорю, такая музыка угодна Аллаху, но можно ли танцевать под неё? У нас что: ресторан или мечеть? А крупье? Настоящие грабители. От одного взгляда на них пропадает всякое желание делать ставки, думаешь только о том, как побыстрее унести ноги.

Газават Саврасович задумчиво забил косячок.

– Что ты предлагаешь?

– Немедленно поменять персонал. Не весь, разумеется. Поваров, подсобных рабочих, метрдотеля можно оставить. А вот официантов, бармена, крупье – заменить однозначно.

– На кого их заменить?

– На лиц славянской национальности. После общения с официантом, а ещё лучше официанткой (коротенькая юбочка, ляжки сверкают) у клиента должно возникнуть желание ещё раз посетить наше заведение.

– Хорошо. Заменим. А если среди них окажутся стукачи?

– А вы думаете, среди правоверных нет стукачей? У вас в отряде не было стукачей? Среди нынешнего персонала нет стукачей? Продажны все: как мусульмане, так и неверные. Просто служба безопасности должна работать, а не молиться Аллаху.

Газават Саврасович пожевал губами, бросил зажигалку в верхний ящик стола.

– Ты прав, – кратко сказал он.

3. Внедрение в волчье логово.

– Уф-ф.

Олаф откинулся на спинку кресла и блаженно закрыл глаза. Как он устал.

Как всё-таки власть имущие оторваны от реалий жизни. Олаф испытал сию простую истину на собственной шкуре. Легко генералам давать задания. Попробуй, выполнить их.

Его новая жизнь началась в Москве не так плохо. Олаф устроился в скромной гостинице на окраине Москвы. На шикарный отель он не рискнул, хотя доллары валютчики разменяли беспрекословно. Мучения начались при покупке квартиры. Вот где ему помотали нервы. Притом, что Олаф не привередничал и фальшивых долларов не жалел. В конце концов, остановились на двухкомнатной квартире недалеко от Черкизовского рынка. Самый большой плюс заключался в том, что жильё находилось в пяти минутах неспешной ходьбы от «Даров Востока».

Так и подмывало оформить квартиру на Гену Грызенкова, но Олаф поборол искушение. Не стоит рисковать. Вдруг проверят, спросят, кто такой Гена Грызенков и какое отношение он имеет к Олафу Торвальдсену? Кстати, все документы оказались отменного качества. Ни в какой организации не возникло ни одного неудобного вопроса. Впрочем, Олаф так вошёл в роль, так тянул слова, что пока ещё никто не дослушал его до конца. Да и трубкой он обзавёлся такой же внушительной как его шнобель. Очень она оказалась кстати.

Пока его квартира ремонтировалась и обставлялась мебелью, Олаф не терял времени даром. Он посетил несколько ресторанов, баров и казино, где внимательно присматривался к труду барменов. Ничего сверхъестественного в их работе Олаф не обнаружил. Высший шик, как он понял, заключался в умении бармена жонглировать бутылками. Олаф раздобыл десяток пластиковых посудин с водой и несколько дней по 6-8 часов манипулировал ёмкостями. Когда они перестали вылетать из его рук, Олаф купил пару бутылок коньяка, по бутылке водки, виски, ликёра, вина и стал тренироваться с ними. К тому времени, когда переезд в отремонтированную и обставленную квартиру стал возможен, руки Олафа обрели требуемую ловкость. Несложным оказалось и равномерно разливать жидкость по рюмкам и бокалам. Научился он и смешивать коктейли. Олаф закупил всю специальную литературу, какая только имелась в книжном магазине по интересующему его вопросу. Вызубрил рецепты нескольких десятков коктейлей и даже мог быстро смешать их.

Короче, Олаф был готов испытать судьбу.

Погожим июльским вечером Олаф Торвальдсен отправился в «Дары Востока». Для начала он поднялся на второй этаж, где размещался игорный зал и заглянул в бар. За стойкой орудовал мрачный небритый чеченец. Он неплохо смотрелся бы возле ротного миномёта, но здесь была явно не его стихия. Движения неуверенны и просто неуклюжи, а когда Олаф попросил приготовить ему простейший «Цветок лотоса», бармен уставился на него как на пленного спецназовца. Явно случайный человек.

Олаф выпил стакан ананасового сока (хоть его смог налить, и на том спасибо) и спросил, как ему попасть к директору.

– Зачэм тэбе дыректор?

Бармен схватился за пояс в том месте, где у каждого уважающего себя человека должен висеть кинжал. Ничего там не обнаружил, вспомнил, где находится, и выдавил на лице подобие улыбки.

– Хочу устроиться на работу.

(Разумеется, Олаф усердно тянул слова и трубкой работал весьма активно, но в целях экономии бумаги не будем впредь заострять на сей детали Ваше благосклонное внимание. Достаточно того, что бармен не менее ста пятидесяти раз хватался за воображаемый кинжал, а после окончания разговора с «проклятым рыжим карликом» поклялся жизнью и здоровьем всех своих домочадцев до семьдесят седьмого колена включительно немедленно отправиться назад, в горы и сложить там свою голову, лишь бы никогда больше не видеть рыжего урода. Своё обещание он, кстати, выполнил с точностью до последней буквы.)

В течение часа, а именно столько длилась их беседа, Олаф успел лишь выложить, что он норвежец, пять лет отработал барменом в баре «Ваалгал» и теперь желает потрудиться здесь, в «Дарах Востока».

Измочаленный бармен кивнул на коридор, ведущий к директорскому кабинету.

Поплутав немного, Олаф нашёл требуемую комнату. «Газават Саврасович Исламов», прочёл он золотые буквы на большой табличке, украшавшей массивную железную дверь. Вот оно волчье логово.

Олаф поправил во рту трубку и решительно взялся за ручку. Стучаться он посчитал излишним. Дверь мягко открылась, и взору Олафа Торвальдсена предстал роскошный кабинет и восседающий в красном кожаном кресле известный террорист и полевой командир Газават Басадов, погибший, как утверждали средства массовой информации, несколько месяцев назад. Воскрес, флегматично подумал Олаф и дёрнул трубкой.

– Разрешите?

Газават Саврасович изумлённо уставился на необычного посетителя. Что здесь нужно рыжему клоуну? Или цирку понадобился спонсор? Он подавил раздражение и кивнул на гостевое кресло. Олаф неторопливо прошествовал к указанному месту. Не поленился опустить сиденье, так чтобы ноги упирались в пол. Задумчиво посмотрел на Исламова – Басадова.

– Чем обязан? – раздражённо поинтересовался директор.

– Вы – Газават Саврасович Исламов?

– Да.

– Вам нужен бармен.

Это не был вопрос. Это было утверждение.

– С чего вы взяли?

– Я посмотрел на работу господина за стойкой. Случайный человек. Не знает элементарных вещей.

– А вам какое дело? Кто вы такой?

Олаф с удовольствием вынул из кармана новенький норвежский паспорт и небрежно бросил на стол.

Газават Саврасович взял документ в руки, прочитал. Брови удивлённо полезли вверх.

– Норвежец? А так хорошо говорите по-русски.

– Норвежец я по отцу. Мать у меня русская. Я родился и вырос в Норвегии, в городе Осло. У нас в семье говорили на двух языках. Если желаете, перейдём на норвежский?

– Не надо.

– Как хотите. Пять лет я проработал барменом в ресторане «Ваалгал», что на улице Кнута Гамсуна. Вам нужен профессионал. Готов предложить свои услуги. Вот моя характеристика.

Олаф достал из кармана соответствующую характеристику на норвежском языке, любовно разгладил её ладонями и положил на стол. Газават Саврасович недоумённо повертел бумагу в руках и бережно опустил на место.

– А почему вы уехали из Осло?

– После смерти отца мать решила вернуться на родину. Мне показалось любопытным посмотреть на Россию. У вас большая страна. Но очень мало профессионалов. Сплошные любители. Везде, где мне приходилось бывать.

Олаф неодобрительно покачал головой.

– Такая большая страна, и так мало профессионалов. У вас даже в архивах водятся мыши. Совсем, совсем мало порядка. Вам нужно срочно менять любителей на профессионалов.

– Да, с профессионалами у нас проблема, – согласился Газават Саврасович. – Но где их взять? Я лично поменял пять барменов. И толку? То алкоголик, то уголовник, то, вообще, стукач.

– Что есть стукач? Не знаю такого слова.

– Гм. Это человек, который находится на жаловании милиции.

– Милиционер? Разве может милиционер работать барменом? Вам нужен профессионал.

– Кто спорит?

Газават Саврасович вспотел от общения с чёртовым норвежцем. Хуже эстонцев. Как они там общаются между собой? С ума можно сойти. Потому они такие молчаливые, что говорить по-человечески не могут. Внезапно в нём вспыхнула подозрительность. Хоть этот рыжий урод с норвежским паспортом меньше всего походил на чьего бы то ни было агента. Ещё эта идиотская трубка.

– А почему вы решили обратиться именно к нам?

– Я купил себе квартиру на Амурской улице, дом номер 5. Это рядом с вами.

Газават Саврасович согласно кивнул головой. Он хорошо знал названный дом.

– Я сегодня посетил ваш бар, понаблюдал за работой бармена и остался недоволен. Он не знает элементарных вещей. Например, сколько пузырьков углекислого газа в бутылке шампанского.

– И сколько? – заинтересовался Газават Саврасович.

– 49 миллионов.

– Надо же. Не поленился кто-то сосчитать.

– Дальше – больше. Ваш бармен не знает, что Whiskey и whisky – один и тот же напиток. Только первый вариант написания используется для американского и ирландского виски, а второй – для канадского и шотландского. Что крепкие спиртные напитки, такие как коньяк, виски и бренди, изначально бесцветны, в отличие от пива и вина, а их золотисто-коричневый цвет, равно как и другие оттенки, обусловлен процессами старения во время выдержки в деревянных бочках. Что в текиле нет никаких червяков. Гусеница бабочки Hipopta Agavis, которую ошибочно называют червяком, находится в другом мексиканском напитке – мескале, но получают его из другого растения, нежели текилу. Что Бурбон назван так по названию округа в американском штате Кентукки, где этот напиток производился с 1789 года. Что в настоящее время в округе Бурбон бурбон не производят. Что терновый джин (sloe gin) – не джин, а ликёр, приготовленный на основе ягод терновника. Что шотландское виски обязано своим необычным "ароматом дымка" особенностям технологии изготовления. Ячменный солод, используемый в качестве сырья, подвергается дымовой сушке – топливом служит торф. Что мускат, в переводе с итальянского, – вино с мухами. Что в уэльском (валлийском) языке пиво обозначается словом cwrw. Произносится оно как "ку-ру". Что в британском флоте с 1651 по 1970 год каждому моряку ежедневно выдавалась порция рома. Что бутылки для шампанского ёмкостью больше стандартных 0,75 л носят собственные имена, причём в большинстве случаев – библейские. И, вообще, ваш бармен знает рецепты лишь трёх коктейлей! – с ужасом в голосе произнёс Олаф. – В то время как даже из находящихся в баре напитков можно приготовить 17 миллиардов 864 миллиона 392 тысячи 788 различных коктейлей.