Тайны Ликвелда

– Ему не хватает света и влаги, – укоризненно пробубнила она себе под нос, даже не подозревая, что мистер Фостер пристально следит за каждым ее движением.

Однако стоило ей произнести эти слова, как он опустил голову и продолжил писать, будто вовсе не поднимал глаз от стола. Облако из крошечных капелек воды обильно окутало цветок.

– Вы разводите сырость. Мой кабинет – не ботанический сад, – проворчал Ирнест Фостер, неуютно поёрзав в собственном кресле.

– Зачем же вы поставили здесь растение, если не собирались за ним ухаживать? – с чувством выполненного долга Грейс поставила пульверизатор на место и отошла подальше, к вешалке, полюбоваться со стороны на напитанный влагой цветок.

– Мне его подарили.

– Ваша невеста?

Грейс невольно взглянула на пальто мистера Фостера, пытаясь отыскать на нем следы его возлюбленной: заметить посторонний волос или учуять сладковатый аромат женского парфюма. Разумеется, ничего из этого она не обнаружила. Зато заприметила торчащий из кармана конверт. Грейс бросила косой взгляд на мужчину – он сидел, как и прежде, упрямо уткнувшись носом в свои бумаги.

– Я холост, – прозвучал резкий ответ под звук поставленной шариковой ручкой точки.

Грейс скинула с плеч свое пальто и повесила на соседний крючок, попутно выудив конверт из чужого кармана и ловко сунув в собственный.

– Это неудивительно.

Мужчина медленно поднял голову и прищуренными глазами уставился на Грейс:

– Простите?

Его тон не предвещал ничего хорошего, но Грейс беззаботно подошла к столу, вальяжно опустилась в кресло, закинув ногу на ногу, и с вызовом посмотрела в его глаза.

– Неудивительно, что вы одинок, – без стеснения повторила она.

– Отчего же? Вот уже который год я вхожу в сотню самых завидных холостяков Британии по версии журнала «Ходж», – самодовольно ухмыльнувшись, мистер Фостер откинулся на спинку своего массивного мягкого кресла.

Грейс фыркнула. Ему явно нравилось спорить: прежде хмурое лицо прояснилось, а в зеленых глазах засверкал интерес.

«Странно, что до этого он ни разу не давал интервью», – подумалось Грейс. – «Подобная самовлюбленность обычно выливается в огромный том автобиографии.»

– Вы могли бы занять и первую позицию, если не брать в расчет ваши личные качества, а лишь финансовое состояние.

Губы Ирнеста Фостера игриво изогнулись:

– Вы подразумеваете честность порядочность? Безусловно. У газетных писак в фаворе другие ценности.

– Вы – жуткий трудоголик, педант и эгоист, который днями и ночами сидит в своем кабинете, гоняя подчиненных. Быть рядом с вами согласится разве что охотница за состоянием.

Пару секунд мужчина смотрел на Грейс изумленный, и ей показалось, что повисшая пауза становится угрожающе тягостной. А после по кабинету прокатился глубокий, раскатистый смех.

– Если вам мои слова кажутся смешными, то взгляните хотя бы на свои руки! – Грейс обхватила руку мистера Фостера и развернула ладонью вверх. – На ваших пальцах уже образовались мозоли от ручки, потому что вы постоянно строчите указания для управляющего своего лондонского магазина.

Мужские руки оказались теплыми, и озябшие пальцы Грейс немного обмякли. Теперь они мягко касались рук друг друга. Смех плавно сошел на нет. Уголки губ Ирнеста Фостера опустились, однако теперь он не казался раздраженным. В его посветлевших зеленых глазах продолжали плясать озорные искорки.

– Я совру, если скажу, что удивлен вашему чрезмерному любопытству. – Он перехватил пальцы Грейс, наклонившись вперед. – А мозоли на ваших пальцах, вероятно, появились от писанины чрезмерно каверзных статеек? Или, быть может, вам приходится отвечать на многочисленные письма поклонников, мисс эталон?

Раздался короткий стук. Интимная атмосфера развеялась в один миг. Из-за двери показалась голова Алена Барье. Его темные любопытные глаза перебегали с мистера Фостера на Грейс и обратно. Уголок его губ дернулся в ехидной ухмылке.

– У вас все в по’рядке? – спросил он, медленно просовываясь в кабинет.

По его многозначительной интонации нетрудно было догадаться, что звук лукавого смеха он воспринял весьма своеобразно. Грейс резко выдернула свою руку. Повисла неловка пауза. Мистер Фостер отпрянул назад и сдавленно прокашлялся, взяв в руки листок бумаги. Барье прошел вглубь кабинета, впитывая жадным взглядом все детали, включая покрасневшие щеки девушки и растерянность своего начальника. Грейс открыла крышку кофра и покрутила регулятор громкости, старательно делая вид, что настраивает его перед интервью.

– Отправь это Гранту в Лондон, – мистер Фостер резко протянул письмо своему помощнику, едва не задев острым краем бумаги ухо Грейс.

Барье поджал губы в попытке не засмеяться. По крайней мере, именно так показалось Грейс. Он ужасно долго шел обратно, к выходу, а когда дверь за ним захлопнулась с тихим, глухим стуком, оба облегченно выдохнули.

Грейс подключила микрофон к диктофону и повернула кнопку включения. Катушки под прозрачной панелью закрутились под еле слышное жужжание.

– Мистер Фостер, – обратилась Грейс к мужчине, который уже натянул непроницаемое выражение лица, – вы, как и любой бизнесмен платите государственные налоги на прибыль. Общеизвестно, что с увеличением доходов растет и сумма пошлины. Любой человек, глядя, как львиная доля его честно заработанных денег утекает сквозь пальцы, рано или поздно пожелает сдержать этот поток. А такому крупному бизнесмену, как вы, приходится регулярно отстегивать кругленькую сумму из своего кармана. В связи с этим, возникает вопрос: соответствует ли официальная сумма вашего дохода реальным цифрам?

Левая бровь мистера Фостера иронично изогнулась.

– Один из основных принципов компании «Далмор» заключается в честности. Мы честны с покупателями, своими сотрудниками и государством. И в доказательство своих слов предлагаю вам лично убедиться в том, что наша бухгалтерия полностью чиста. В архиве хранится вся самая важная документация компании за последние пять лет.

Грейс недовольно нахмурилась:

– Не стоит воспринимать знаменитую поговорку о журналистах и крысах настолько буквально. Я не собираюсь рыться в пыльных бумагах.

– Думаю, читатели вашей газеты достойны правды. В противном случае стоит задать себе вопрос: имеет ли вообще смысл наше интервью?

По злорадной улыбке мистера Фостера, Грейс поняла, что это его ответ на ее недавнее капризное поведение. Он легко поднялся с кресла и кивком головы пригласил ее следовать за ним. Вместе они спустились по лестнице на первый этаж. Только сейчас Грейс заметила дверь в цвет коричневых деревянных панелей стен. Сначала здесь было слишком темно, а когда Барье зажег свет, ее куда больше заинтересовал их тайный разговор с мистером Фостером. И хотя в холле снова воцарились сумерки (наверняка владелец «Далмора» экономил на электричестве), теперь Грейс подошла слишком близко, чтобы разглядеть дверную раму и ручку. Мужчина достал из кармана ключ и со звонким щелчком провернул в замке. Когда дверь отворилась, глаза Грейс уставились в непроглядную темноту. Мистер Фостер нажал на выключатель и… ничего не произошло. Он щелкнул еще пару раз, однако темнота не развеялась. В комнате совсем не было окон, а слабый свет витрин не мог проникнуть сюда.

– Ждите здесь.

Мистер Фостер поднялся по лестнице и зажег лампы в холле. Глаза Грейс инстинктивно сощурились, она шагнула вглубь комнаты. Света было недостаточно, чтобы полностью вытащить архив из сумерек, к тому же многочисленные стеллажи с наставленными на них коробками отбрасывали дополнительные тени.

– Что ж… – протянул над ухом Грейс только что подошедший мистер Фостер. – Как видно сама судьба против нашего эксперимента.

Он с недоуменным видом всплеснул руками. Такое совпадение показалось Грейс крайне подозрительным, а насмешливый взгляд Фостера не вызывал доверия.

– Как бы не так.

Она внимательно огляделась по сторонам. У дальней стены протянулась длинная, узкая столешница, а по бокам от нее – несколько стульев. Под удивленный взгляд мистера Фостера она притащила один из стульев на середину комнаты. Его деревянные ножки при этом противно скребли по паркетному полу.

– Думаете, сверху вам будет лучше видно? – произнес мужчина, не скрывая усмешки.

Грейс закатила глаза:

– Обзор здесь не причем. Я думаю, вы нарочно выкрутили лампочку, чтобы притормозить беседу с настырной журналисткой, от которой вас уже тошнит.

В мгновение ока она поставила на сидение одну ногу, затем вторую. Стул покачнулся. Грейс расставила руки в стороны, стараясь сохранить равновесие. В следующую секунду она почувствовала, как чьи-то цепкие пальцы крепко обхватили ее ноги. Когда стул встал ровно, Грейс тактично, но настойчиво прокашлялась, намекая мистеру Фостеру на недопустимую дистанцию. Он переместил свои ладони на спинку стула, и неожиданно для себя Грейс почувствовала, как ее кольнуло разочарование.

– Вы ведь не собираетесь всерьез лезть в проводку? – послышался снизу настороженный мужской голос.

– Этого и не потребуется, – уверенно заявила Грейс. – Стоит всего лишь вкрутить до конца лампочку!

Высунув кончик языка, она старалась провернуть лампу, однако та не поддавалась. Она, действительно, плотно сидела в патроне.

– Принесите новую, – скомандовала она. – Эта перегорела.

Она сделала попытку повернуть лампочку в обратную сторону, но та снова не сдвинулась с места. К тому моменту плечи Грейс сильно затекли, ведь ей приходилось стоять на цыпочках и держать руки высоко над головой. В раздражении она схватилась рукой повыше. Вдруг от пальцев по всему телу прокатилась сильная дрожь. Сердце сжало, а в глазах заплясали желтые пятна. Ноги больше ее не слушались. Колени подогнулись. Последнее, что запомнила Грейс перед тем, как провалиться в темноту – ощущение невесомости и манящее сочетание цитруса с кожей.

Глава 3 Оживший дуб

Поляну, на которой вновь пришлось очутиться Грейс, она узнала сразу. На этот раз ей не пришлось проходить через густой темный лес, стараясь не сбиться с тропы. Однако заросли чертополоха все так же окружали поляну. Прежде чрезвычайно взволнованная женщина теперь казалась радостной. С широкой улыбкой она легко вскочила на босые ноги и бодро подбежала к Грейс.

– Моя дорогая! – радостно залепетала она, заключив свою гостью в крепкие объятия.

Грейс поежилась. Прикосновение женщины обдало ее холодом. Видно, она совсем продрогла на этой поляне.

– Ты идешь по верному пути, моя радость! Взгляни, что тебе удалось сделать! – женщина указала дрожащей рукой на старое дерево.

Дуб, который в прошлый раз был совсем иссохшим и дряхлым, теперь заметно окреп. Его корни вошли глубже в землю, черпая из нее силы, а ствол немного распрямился. Лишь ветви оставались сухими, неспособными взрастить на себе листву.

Грейс перевела полный недоумения взгляд с дерева обратно на странную счастливую незнакомку.

– Но как мне удалось? – настороженно спросила она.

Воодушевленная женщина заметно сникла. В ее глазах блеснул страх, а морщины у рта углубились.

– Так стало быть, ты еще ничего не поняла… – разочарованно произнесла она.

Грейс совершенно ничего не понимала, но в страхе еще больше огорчить несчастную, она лишь молча покачала головой.

– Что я должна делать? – вкрадчиво спросила она.

Женщина помолчала, а затем что-то решив для себя, тряхнула головой и с надеждой заглянула в глаза Грейс.

– Это известно лишь тебе, дитя. Постарайся понять, что ты сделала перед тем, как попасть сюда. – Она тревожно наклонилась к уху Грейс и понизила голос до шепота. – Торопись, но будь осторожна. За тобой всегда наблюдают.

Женщина отстранилась, загадочно поднесла палец к губам, призывая хранить секрет. В мгновение ока она оказалась на своем прежнем месте у подножия дуба. Грейс настороженно оглянулась по сторонам. Ей показалось, что из-за кустов на нее действительно кто-то смотрит. Она стремительно подошла к женщине и присела на корточки возле нее.

– Кто за мной следит?

Взгляд женщины потерял осмысленность. Она сосредоточено перебирала подол своего платья и совсем не обращала внимания на Грейс. Неожиданно издали раздалось грозное воронье карканье. Грейс запрокинула голову. В темном небе еле проглядывал размытый круг бледной луны. С каждой секундой птичий крик становился все громче и отчетливее. Странная женщина мирно сидела под деревом и совсем не замечала посторонних звуков. Однако постепенно, по мере приближения карканье стало обретать очертания человеческой речи.

– Кррр…крииии…кррииишел.

В мгновение ока темнота неба расползлась, поглощая все вокруг, включая птичий крик. От резко наступившей тишины зазвенело в ушах. Грейс не поняла, как много времени ей пришлось провести в беспамятстве. Однако в какой-то момент ее глаза стали различать светлые пятна, которые постепенно разрастались, складывались в мутные силуэты, пока наконец не обрели более четкие очертания. Грейс вдруг разглядела обеспокоенные зеленые глаза. «Мой любимый цвет» – такой была первая мысль, которая пронеслась в ее голове.

Красивые, проницательные глаза приблизились еще больше. Губы Грейс невольно растянулись в блаженной улыбке.

– Как вы себя чувствуете? – спросил мистер Фостер.

Он напрасно пытался скрыть дрожь в своем голосе, ведь все окружающие звуки в голове Грейс заглушал устойчивый гул. Она с усилием поднесла слабые пальцы к глазам и хорошенько потерла их. Окружающий мир вновь поплыл. Однако довольно скоро острота зрения вернулась. Со временем и слух пришел в норму. До ушей Грейс донеслись знакомые гнусавые причитания, настойчивый голос Ирнеста Фостера и третий – спокойный, мелодичный голос незнакомого мужчины.

Грейс поняла, что она лежит на диванчике в кабинете Фостера. Он разглядывал ее с таким пристальным вниманием, что ей стало неуютно. Грейс попыталась подняться на локтях, но стены кабинета вдруг поплыли. Зажмурившись, она опустила голову обратно на мягкий подлокотник.

– Что произошло?

Голос Грейс звучал неожиданно тонко, слабо и будто со стороны. Последнее, что она запомнила перед тем, как снова попала на поляну из своего сна – это попытка выкрутить лампочку. Мистер Фостер лишь успел разомкнуть губы, чтобы ответить на вопрос Грейс, как его перебил визгливый голос:

– Вы едва не уме’рли!

Барье, явно пребывавший в истерике, пока Грейс находилась без сознания, понемногу начал приходить в себя. Однако безумный блеск в его глазах оставался все таким же ярким. Судя по его возбужденной, решительной гримасе, он желал пересказать все ужасные подобности, однако одного строгого взгляда мистера Фостера хватило, чтобы тот сконфуженно стих.

– Вас ударило током, – пояснил мужчина. – Оказывается, в архиве появились проблемы с проводкой. Барье, пытался починить все самостоятельно, однако не смог и оставил после своих работ оголенный провод.

– П’ростите меня, мисс Уоллес! – слезно взмолился Барье. – Я и подумать не мог, что такое п’роизойдет, Богом клянусь!

Прежде не проронивший ни слова незнакомый мужчина, деликатно кашлянул.

– Будь осторожен со словами, – мягко произнес он, обращаясь к Барье, который уже успел закрыть себе рот ладонью.

Почувствовав необходимость представиться, мужчина прошел немного вперед, чтобы у Грейс было лучше его видно. Мистер Фостер, напротив, отстранился. Он за локоть потащил Барье к выходу, и оба скрылись за дверью. У бедолаги побледнело лицо, и Грейс даже стало чуточку жаль его. Мужчина занял стул, на котором ранее сидел Ирнест Фостер. Сперва, услышав третий мужской голос, Грейс пришло на ум, что незнакомец – это врач, которого позвали осмотреть ее, но черная ряса наводила на неожиданную догадку.

– Меня зовут Лемюэль Нельсон, – с теплой улыбкой представился он. – Я служу в церкви Святой Марии и рад познакомиться с вами сегодня, Грейс.

Не зная, что ответить Грейс лишь слегка кивнула головой, насколько это возможно в лежащем положении и попыталась улыбнуться в ответ. Улыбка ее, правда больше напоминала вымученный оскал.

– Ты наверняка задаешься вопросом: что здесь делает священник, – отгадал ее мысли отец Лемюэль.

«Уж не отпевать ли меня позвали?» – иронично хмыкнула про себя Грейс. Должно быть, собеседник отгадал ее мысли, потому что отбросил свою манеру растягивать слова и поторопился произнести следующую фразу:

– Дело в том, что Ален страшно путается, когда он взволнован. Ирнест послал его за доктором, а он, зная, что я когда-то был врачом, приехал в церковь. Представь, какого же было мое удивление, когда Ален с огромными глазами и несвязными криками распахнул двери. Не иначе, как с божьей помощью он смог в таком состоянии благополучно доехать до меня. Ну а теперь расскажи, как твое самочувствие, Грейс? Голова все еще кружится?

Грейс снова осторожно попыталась подняться. На этот раз ей удалось сесть без приступов головокружения.

– Кажется, нет.

Отец Лемюэль удовлетворенно кивнул головой. Он осмотрел ее зрачки и предложил выполнить несколько простых действий, например, вытянуть руки вперед, а затем коснуться указательным пальцем кончика носа. Пока Грейс следовала его указаниям, он рассказывал ей о своей учебе в медицинской школе, службе в церкви, и переезде в Ликвелд.

– Мои родители погибли, когда мне едва исполнилось три года, представь себе! Благо мой старший брат Артур не побоялся взять опеку над маленьким сорванцом. У тебя есть братья или сестры?

Грейс отрывисто качнула головой, провожая взглядом карандаш в руке священника.

– Мы жили более, чем скромно, но я с детства обладал заветной мечтой: во сне и наяву грезил стать врачом. Усердно учился, чтобы поступить в медицинскую школу, и мне это удалось. Двенадцать лет я лечил людей в маленьком городке на юге Англии.

– Но что же произошло потом? – Грейс покосилась на темную рясу, которая сильно отличалась от стерильного медицинского халата.

Глаза отца Лемюэля накрыло густой тенью печали.

– Однажды Артур тяжело заболел. Многие специалисты пытались поставить ему диагноз, но симптомы казались им абсурдными, не присущими ни одной существующей болезни. Брат чах на глазах. Он не мог спать по ночам, ведь его мучали жуткие кошмары. Не мог есть, потому что любая еда неизменно казалась ему испорченной. Я пытался найти ключ к выздоровлению Артура, пока тот не умер.

– Соболезную…

Во рту Грейс появился привкус горечи. Лемюэль тяжело сглотнул подступивший к горлу комок, а затем продолжил свой рассказ с хрипотцой в голосе:

– Я долго не мог оправиться от потери. Целыми днями сидел в своем маленьком, лишенном счастья, доме и пил. Так продолжалось около полугода. Но однажды, когда мне стало некуда идти, кроме скромного церковного приюта, я повстречал там человека, наставившего меня на истинный путь. С тех я служил при церкви, а несколько лет назад меня перевели сюда, в церковь Святой Марии.

– Жаль, что все так вышло, – произнесла Грейс с заметным сожалением, когда отец Лемюэль закончил свой рассказ.

– Не стоит сожалеть. Я верю, что Господь не зря уготовил мне такую судьбу и надеюсь, что мое служение прошло не напрасно. Как когда-то один замечательный человек помог мне, я помогаю другим людям, неся в этот мир добро и свет.

– Ведь вы спасали жизни, когда были врачом, – возразила Грейс. – Разве тогда вы не приносили больше пользы людям?

Осознав, что ее слова прозвучали грубо, Грейс осеклась. Но улыбка отца Лемюэль оставалась все такой же искренней и мягкой, будто он и не распознал укора.

– Знакомые суждения. Наверное, вы сразу нашли общий язык с Ирнестом? – яркие голубые глаза священника весело сверкнули.

– Честно говоря, я удивлена, что он не оставил меня лежать на полу в том архиве, – призналась Грейс.

– Напрасно, – покачал головой отец Лемюэль. – Ирнест очень переживал за тебя. А как он сердился на Алена… Ты не думай, что Ирнест – плохой человек. Вся его холодность – лишь от тяжелой судьбы. В этом городе многие пытаются ему насолить, поэтому каждый день, проведенный в Ликвелде, становится для него испытанием на выносливость.

Пресный материал приправили острые вкусовые нотки. Довольно странно для человека, владеющего успешным бизнесом в Лондоне, жить в небольшом, пусть и родном городке, где местные жители испытывают к нему неприязнь. Отсюда возникает сразу два вопроса. Первый: чем богатый и красивый мужчина пришелся не по вкусу своим землякам, а второй: почему он продолжает жить в месте, где ему тяжело, если все объективные причины указывают на плюсы переезда в Лондон. Уж не та ли эта сплетня, которую Фостер намеревался скормить журналистке, чтобы замять слухи о некачественной продукции?

Грейс наклонилась вперед, алчно сверкнув глазами:

– И в чем же причина их вражды?

Открылась дверь, и в кабинет вошел мистер Фостер, а за ним Барье с металлическим подносом в руках. Последний расторопно поставил поднос на письменный стол с тихим звяканьем, по очереди выставил каждую из трех чашек с дымящимся горячим напитком, а рядом положил три серебряные чайные ложечки, сахарницу и тарелку с печеньем. Теребя пальцами узорчатый край подноса, Барье подошел поближе к диванчику, на котором сидела Грейс.

– Хочу еще газ поп’росить п’рощения у вас, мисс Уоллес, – сказал он, глядя почему-то не в глаза Грейс, а чуть левее ее головы. – Мне очень стыдно за это недо’разумение.

Интонация его голоса приняла прежнее официально-отстраненное звучание. Грейс искоса взглянула на мистера Фостера, оставшегося стоять у двери. Он еле заметно кивнул головой в знак одобрения. Не дожидаясь ответа Грейс, Барье проскользнул к двери и скрылся с глаз. Грейс усмехнулась про себя. Пусть отец Лемюэль и убеждает ее в том, что Ирнест Фостер искренне волновался о ее здоровье, однако ей ясна истинная причина его переживаний, которая кроется, разумеется, в репутации компании «Далмор». Погибшая журналистка пришлась бы как нельзя кстати для подкрепления слухов о смертельной опасности элитной продукции Фостера. От такого происшествия тяжело отмыться даже прекрасно зарекомендовавшей себя компании. Любой переживал бы на его месте.

Чувство слабости уже практически полностью покинуло Грейс, но отец Лемюэль все же предусмотрительно взял ее под руку и подвел к столу. Грейс наклонилась над своей чашкой, вдохнув свежий аромат чая с мятой. А от сладкого запаха сдобы ее живот требовательно заурчал. Грейс вспомнила, что пропустила завтрак в гостинице, и поэтому совсем ничего не ела со вчерашнего вечера. К счастью, в этот момент Мистер Фостер двигал тяжелое кресло, заглушая неуместные звуки. Однако не успел он занять свое место, когда степенный, добродушный голос остановил его:

– Не будешь ли ты так любезен поменяться со мной местами? Не могу сидеть лицом к окну: от солнечного света у меня начинается неудержимый приступ чихания.

Грейс посмотрела в окно. Погоду едва ли можно было назвать солнечной. На улице было заметно светлее, чем вчера, тучи уже не висели так низко. Однако яркие лучи еще не пробивались сквозь плотные облака. Судя по недоуменному взгляду мистера Фостера, он подумал о том же. Тем не менее, он не стал спорить, уступив свое кресло священнику. Ему ничего не оставалось, как занять свободное место рядом с Грейс. Их колени тесно соприкоснулись. Грейс скрыла свое смущение за чашкой горячего чая. Ирнест же либо вовсе не заметил нарушенной дистанции, либо предпочел сделать вид, что ничего не произошло.

– Барье уже попросил у вас прощения за свой проступок, однако я хочу лично извиниться за то, что вы подверглись опасности в моем офисе, – мистер Фостер вполоборота повернулся Грейс, отчего ее колено плотно уперлось в его бедро.

Грейс нервно сглотнула.

– Не стоит, – проговорила она, глядя в чашку. В конце концов, я сама полезла к этой лампочке. К тому же, я прекрасно себя чувствую.

– К счастью, здоровью мисс Уоллес, действительно, уже ничего не угрожает, – вмешался в разговор отец Лемюэль. – Однако сегодня я рекомендую ей воздержаться от работы, организму необходим отдых.

Мистер Фостер повернул голову в сторону священника, однако положения своего тела не поменял. Грейс попыталась убрать свою ногу, но лишь провела коленом по его бедру. Она искоса бросила взгляд на мужчину – на его бесстрастном лице не дрогнул ни один мускул.

– Сегодня нам бы все равно не удалось продолжить интервью, – мистер Фостер сделал небольшой глоток чая, на мгновение прикрыв глаза то ли от удовольствия, то ли от усталости. – Мне нужно срочно разобраться с некоторыми документами. Что касается завтрашнего дня – ко мне приезжает управляющий из Бирмингема. Думаю, это затянется до вечера. А вот после встречи я смогу заехать за вами, если время вас устраивает.

Перед глазами у Грейс вдруг ясно встала картинка: приглушенный свет, бутылка дорогого вина из запасов Фостера, томные взгляды и слишком личные вопросы, которые пройдут мимо статьи. От романических фантазий ее сердце забилось чаще. Стараясь не смотреть в глаза мужчине и лишний раз не шевелить ногой, Грейс ответила: