Полная версия
Обломки под водопадом. Жизнь после жизни
Обломки под водопадом
Жизнь после жизни
Владимир Майоров
Герои и события, описанные в повести, вымышлены.
Хотя что-то, всё таки, случалось на самом деле.
Что-то было…
Дизайнер обложки Мария Ренёва
© Владимир Майоров, 2024
© Мария Ренёва, дизайн обложки, 2024
ISBN 978-5-0065-1566-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Размышления
Михаил Антонович, для друзей просто Миха, хотя настоящих друзей у него особо и не водилось, просто знакомые, так вот, Михаил Антонович очень любил читать. Если выдавалась минутка свободного времени, он не включал телевизор, не углублялся в социальные сети, а брал с полки книгу. Именно с полки, компьютерных поделок не признавал. Убеждали – ну что ты, на большом экране, да шрифт покрупнее, одно удовольствие. Ах, у тебя со зрением порядок? Тогда тем более нужна электронная книга: вся мировая литература, по книжным да библиотекам бегать в поисках не надо, деньги тратить не надо, дом макулатурой не захламляешь, читать можно в троллейбусе, в метро, в любой давке. Красота! А бумажная… Атавизм, пережиток, двадцатый век.
Если честно, Миха – теперь ведь мы его друзья?.. – ладно, пока ещё Михаил Антонович, пробовал. Честно пробовал – пробовал на экране большого компьютера, купил электронную книжку, старательно пытался вгрызаться в текст и… Нет, не обломал зубы, не обо что было обламывать – сплошные неосязаемые электроны да переменные токи. Другое дело – бумага. Её можно потрогать, послюнявить, вырвать страницу, в конце концов. И предложения, либо тяжёлые, кувалдой вгоняющие в текст, либо почти невесомые… И уносит меня, уносит меня в манящую даль волшебного текста. Нет, не пришлись Михаилу Антоновичу по душе электрические аналоги. Более того, ни одна прочитанная им электронная книжка не тронула душу. И что странно, любимые, напечатанные на бумаге тексты, на экране становились плоскими, неинтересными. Михаил Антонович перепугался – неужто потерял смысл жизни? Бросился к книжным полкам, провёл осторожной ладонью по корешкам – какую взять? Эту? Эту? Нет, всё-таки эту… Дрожащими руками принял от полки зачитанную книгу и раскрыл, просто наобум раскрыл на случайной странице: « …квартирный вопрос испортил их…». Это было одно из первых изданий, напечатанное ещё на сероватой макулатурной бумаге. Пальцы почувствовали грубоватую шероховатость, и Михе показалось, что страница задрожала будто живая, будто девушка перед первым свиданием, хотя их свидание первым уж никак нельзя было назвать.
Очнулся Михаил Антонович с переливами будильника – надо было подыматься и собираться на службу. Он хотел откинуть одеяло и встать, но оказалось, что сидит он в кресле и держит в руках раскрытую книгу. Старею, усмехнулся Миха, так и уснул над первой страницей. Однако страница была совсем не первая, и не та, на которой про квартирный вопрос, а… Оказывается за ночь он одолел более ста разворотов, и что удивительно, прекрасно помнил преодолённое.
Михаил Антонович удовлетворённо вздохнул, аккуратно поставил книгу на полку и направился в ванную.
* * *День предстоял напряжённый. В три приезжали заказчики, и надо было продемонстрировать очередной отлаженный этап программы. С точки зрения комиссии программа работала, но у Михи было более острое зрение. Временами происходили непредсказуемые сбои, приводившие к ошибкам, которые вполне можно было списать на погрешности, обычно они укладывались в оговоренную с заказчиком точность, но иногда, очень редко, выстреливали гигантскими величинами.
Миха уже неделю выискивал источник сбоев, но безуспешно. Они, казалось, случайно возникали в различных элементах программы. Но Миха в случайность не верил, как не верил Эйнштейн в соотношение неопределённостей. Каждая неопределённость – это наше незнание фундаментальных основ.
Выхода не было, и Миха решил прибегнуть к крайнему средству. Если долго вчитываться в махонький элемент программы, очень долго, сам будто уменьшаешься и оказываешься внутри этой программы, продираешься сквозь её хитросплетения и, чаще всего, находишь повреждённый элемент, некачественную скрутку команд, которую прямо здесь, не всплывая на поверхность, можно было исправить. Более всего поражало, что исправление происходило в поглотившем его трансе, а очнувшись, он созерцал уже исправленный элемент программы. Его и держали на Фирме за способность вылавливать из продукта мельчайших блох, на что были неспособны молодые и талантливые сотрудники.
Во время таких «путешествий», Миха сам придумал название своей методе – «путешествия», он замирал за столом, и вывести его из транса было почти невозможно. Если же Маргарите удавалось растолкать мужа, он мучился головной болью, подскакивало давление, начинался нервный тик, иногда даже приходилось вызывать неотложку. Но если «путешествие» заканчивалось само, Миха просыпался бодрым, в прекрасном настроении и с жаждой немедленно сделать что-нибудь полезное, например, помыть посуду или сбегать в магазин. Правда, продолжительность «путешествий» была непредсказуема, однажды он отсутствовал более двух суток, и перепуганная Маргарита врубила во всю громкость первый попавшийся диск: «Кипучая! Могучая! Никем непобедимая!..» Эта древняя песенка вернула Миху к жизни, и он установил её на будильник, чтобы ограничивать впредь время пребывания «где-то там». Просыпался он, конечно, с больной головой и в паршивом настроении, но эксцессов в виде сердечных приступов больше не случалось. Потому и с неохотой прибегал к «методу погружения».
Любопытно, что для «путешествий» требовалась распечатанная на бумаге программа. Бесконечное поедание взглядом экрана монитора приводило лишь к рези в глазах и головной боли.
На этот раз Миха быстро проник в тело программы и стал бродить по её лабиринту, будто по бесконечной пещере, поднимаясь на верхние этажи, опускаясь в подвалы, протискиваясь в узкие дыры. Заблудиться не боялся, потому что на зубок знал все хитросплетения. Неожиданно он споткнулся и чуть не упал. Чертыхнувшись, посмотрел под ноги и обалдел. По паркету змеился толстый кабель. Никаких временных соединений здесь существовать не могло. Всё было перепроверено и надёжно прилажено друг к другу.
Миха обрадовался и растерялся. Вроде бы нашёл – эта времянка вполне могла приводить к каким-то фейкам, но сбои случались в разных местах программы. Значит, кто-то шлялся по её лабиринтам и время от времени закорачивал ни в чём не повинные блоки. Догадка объясняла загадочные микросбои в работе программы. Однако этого не могло быть. Не могло здесь быть никого, кроме самого Михи. Может, он болен, может, у него раздвоение личности и его собственное подсознание занималось вредительством?
Движение мысли замерло, потому что Миха услышал художественный свист. Свист приближался. Кто-то искусно выводил мелодию: «Ах, мой милый Августин, Августин, Августин…»
Миха схоронился за Блоком Случайных Чисел и увидел приближающегося небритого парня в джинсах с необъятными дырами и бейсболке, козырьком повёрнутой назад. Миха как тигр выбросился из укрытия, обхватил негодяя за ноги и повалил. В школе, чтобы охладить наглых старшеклассников, он занимался самбо и даже участвовал в соревнованиях.
Вредитель, к удивлению самбиста, не испугался и не растерялся, будто ждал нападения. Оказавшись на полу, поднял руки: «Всё, всё, всё, ухожу, больше не буду…» Высвободившись из хватки обескураженного нападавшего, смотал кабель, и, помахивая им, удалился, напевая: «Ах, мой милый Августин, Августин, Августин…» Перед тем, как исчезнуть, обернулся, помахал рукой и крикнул: «До встречи!».
Громыхнуло: «Кипучая! Могучая! Никем не победимая!…» – и Миха вернулся в реальный мир.
* * *Демонстрация программы прошла на удивление гладко – незнакомец сдержал обещание, и Михаил Антонович освободился раньше, чем думал. Это было ему на руку – успевал заехать в книжный магазин. Вечером он хотел навестить сына. Маргарита не требовала строгого соблюдения графика свиданий, порой завозила Андрюху в неурочный день и не возражала, если Мишутка, так она звала бывшего, заскакивал вечерком поболтать с сыном. Развелись они спокойно, Маргарита заявила, что по-прежнему любит, но сойдёт с ума, если не прекратятся его «путешествия». Отказ от метода означал, скорее всего, потерю работы, на что Михаил Антонович пойти не мог. Развелись, разменяли «трёшку» с доплатой, и стали жить в разных районах. «Однушки» Михе вполне хватало, а общаться с сыном он стал, пожалуй, чаще, чем прежде.
Расставание не слишком огорчило Миху. Когда улеглось сумасшествие первых месяцев после свадьбы, Миха осознал, что они с Маргаритой разные люди. Кроме страсти их, пожалуй, ничего не связывало. Нет, появился сын, а с ним суета, заботы, тревоги… Когда хлопоты немного схлынули и Рите захотелось заново растопить очаг, оказалось, что очага-то и не было. А разделить главную страсть мужа она не сумела, а может, и не смогла.
Страсть Михаила Антоновича, как мы уже говорили – читать книги. Буквы Миха выучил ещё в младенческом возрасте, а в пять лет бабушка записала его в библиотеку, поскольку книжки с небольшой домашней полки он перечитал по два раза, кроме Большой Советской Энциклопедии, которая располагалась на отдельном самодельном стеллаже над дедушкиной кроватью, да и то лишь потому, что не мог удержать в руках увесистые тома.
Вернувшись из школы, Миха одной рукой начинал расстёгивать пуговицы школьной формы, а другая уже тянулась за книгой. Потом мог час стоять над раскрытыми страницами с полуспущенными брюками. Старшая двоюродная сестра, часто приезжавшая к ним погостить, смеясь, называла Миху – Читатель. При этом нельзя сказать, чтобы Миха проглотил уж больно много книг, потому что читал медленно. Не мог, как одноклассники, одолеть за ночь «Трёх мушкетёров». Сначала пытался, как делали другие, ухватывать глазами сразу несколько строк и отправлять в подсознание, где и должна была сложиться извлечённая из текста информация. Информация складывалась, но интерес пропадал. Неинтересно было так читать книгу. Интересно было «видеть» происходящее, будто участвуешь в удивительном представлении. Всматриваться в слепящую гладь океана вместе с путешественниками Жюль Верна, убегать с героями Уэллса от страшных треножников, брести в тяжёлом скафандре по Планете багровых туч Стругацких или падать в звездолёте на кошмарную железную звезду в Туманности Андромеды Ефремова.
И всё-таки, не совсем так, не с героями Жюль Верна или Ефремова, а будучи героем этих книг.
Андрюшка был в отца. Ещё не научившись толком ходить, складывал из кубиков слова. Тёща подарила айпад, но внука он не заинтересовал. Несовременный он у вас какой-то, -вздохнула бабушка, – заберу-ка я пока эту игрушку, пусть подрастёт. Мы часто дарим внукам то, о чём сами мечтали в детстве, или сейчас мечтаем. По крайней мере, бабушка моментально утонула в социальных сетях.
Короче говоря, Андрюша тоже запал на книжки. Вначале это раздражало Риту – другие дети безвылазно в ноутах сидят. Но Миха подсунул бывшей супруге статью, где утверждалось, что компьютеры портят у детей зрение, и Рита смирилась с бумажными книгами, хотя и не одобряла.
Лишь одно огорчало Михаила Антоновича. Его детство промелькнуло в маленьком деревянном домишке на окраине Москвы с садом и огородом, рукомойником на общей кухоньке, в который надо было не забывать доливать воду, печкой, которую топили из комнаты, и туалетным скворешником на улице рядом с сараем. Всё свободное время Миха проводил во дворе с соседскими детьми. Играли, ссорились, дрались – одним словом, не скучали. Когда темнело, родители с трудом разбирали их по домам. Потому, когда настала школьная пора, Миха запросто освоился в классе, быстро обзавёлся друзьями, жившими неподалёку, и ареал его обитания расширился, включив тихую соседнюю улицу, на которой любая забредшая сюда машина представлялась диковиной.
С современными детьми не так. Безвылазное обитание в однокомнатных камерах и редкие прогулки под бдительным надзором бабушек. Комнатные дети без друзей – вздыхал Михаил Антонович.
* * *Посещение книжного магазина было для Михи праздником. Он бродил между шкафами, заполненными книгами, будто по музейным залам. С удовольствием встречался со старыми знакомыми, разглядывая их новые наряды, с осторожным интересом прикасался к новым экспонатам. Предпочитал большие магазины, где можно было заблудиться в книжном лабиринте. Вот и сейчас поехал через полгорода в «Библио-Глобус».
Чем же порадовать Андрюшку?
Как и папа, в четыре он бегло читал и к семи одолел немало книг. Чем же его удивить?..
Михаил Антонович в бытность Мишей обожал книжки о путешествиях. Тогда, во времена чёрно-белых телевизоров с небольшими экранами, книги вмещали в себя возможность странствовать по всему миру. Книги и поезда… Ребята прилипали к окошкам электричек, а если повезёт, и дальних поездов, смотрели во все глаза на чужую, незнакомую, наверное, безумно интересную жизнь, являющуюся на мгновение в «экране» окна, и навсегда улетающую куда-то.
Теперь дети не смотрят в окна поездов, да и в поездах почти не ездят. К тому же путешествие на домашних плазмах красочнее и компактнее.
Так чем же порадовать сына? Классика – рановато. Осенью пойдёт в школу, там его этой классикой обкормят, надолго отобьют интерес. Жюль Верн? Быть может… Толкиен – для детей постарше. Фантастика – тут самому не утонуть бы… Михаил Антонович бродил между стеллажей, касался переплётов, иногда брал книгу с полки, листал её…
Что-то стучалось из внешнего мира, который в момент общения с книгами, переставал существовать.
«Ах, мой милый Августин, Августин, Августин»…
В противоположном книжном закутке рассматривал альбом давешний негодяй в драных джинсах и нелепой кепке. Как только таких недоумков в книжный пускают!
Оторвавшись от альбома, пижон будто случайно заметил Миху, помахал рукой и выразительно коснулся корешка книги на верхней полке, даже постучал пальцем. Потом, якобы потеряв к Михе интерес, не выпуская альбома из рук, противной подпрыгивающей походкой направился в сторону кассового зала.
Пару секунд Михаил Антонович собирал мысли воедино, потом лихорадочно вернул томик Стругацких на полку и бросился за наглым незнакомцем.
Рядом с кассами его не было. Оформить покупку за минувшие секунды он не мог, а значит, сбежал, гад, сбежал с альбомом, наверное, очень дорогим.
Гнаться за преступником?.. Бессмысленно. Похоже, он профессионально умеет уходить от погони. Негодяй! Бандит!
Стоп! Он явно хотел передать Михе какую-то информацию. На книгу указывал. Миха бегом вернулся в тот закуток. Книга… Книга… Кажется, эта. Даниэль Дефо? «Робинзон Крузо»? Почему? Современные издания Робинзона казались Михаил Антонычу плоскими и скучноватыми. Он нехотя взял томик, пролистнул и ахнул. Это было факсимильное, то самое издание, которое когда-то читала ему бабушка, а потом пару раз он проглотил сам. Издание двадцатых годов, адаптированное для детей рабоче-крестьянского государства. Адаптированное творчески, со вкусом. В нём была атмосфера тайны и романтики, начисто отсутствующая в других изданиях. Маленький Мишка осторожно перекладывал разрозненные, пожелтевшие, обтрёпанные по краям листки, словно явившиеся из восемнадцатого века. И теперь эти листки Михаил Антонович снова держал в руках. Перенесённые в двадцать первый век, на прекрасную плотную бумагу, с их многолетней желтизной, с ветхими надорванными краями. Будто книга была специально напечатана для того маленького Мишки, который скромно таился во взрослом Михаиле Антоновиче. Кстати, это был единственный экземпляр на полке.
Михаил Антонович прижал драгоценность к груди и поспешил в кассовый зал.
Уже на улице Миха осознал, что стоит теплынь, удивительная для конца апреля, на сирени разворачиваются листочки, и солнечные блики, отражённые стёклами машин, весело скачут по асфальту. Какая удача, что он набрёл на эту книгу, Андрюшке должно понравиться. Как удачно, что… И тут Миха сообразил, что означает это «удачно». Ах, мой милый Августин! «Гений» или «Злодей»? Что ему надо от Михи? Ясно, ведь, что-то надо. Он ведь не так просто портил программу. Явно хотел, чтобы Миха встретился с ним. А потом навёл на книжку, чтобы заинтриговать? Нет просто подойти на улице и сказать: Здравствуйте, я Августин. И что? Михаил Антонович невозмутимо протопал бы мимо. С умалишёнными на улице не разговаривают, не принято.
Ладно, я подумаю об этом завтра, решил Михаил Антонович, потому что подошёл нужный автобус – в такую позитивную погоду решил добираться наземным транспортом. Подошедший автобус был новомодный – синий с белой надписью на боку: «Это электробус». Михаил Антонычу было всё равно, электробус это или Змей Горыныч, и он шагнул в раскрывшуюся дверь. Прикладывая к валидатору карту «Тройка», глянул в окно и увидел на тротуаре улыбающегося, машущего рукой Августина.
Вот, прохиндей!
* * *Рита наполнила чашку Михи горячим чаем.
– Мне сказали, что в соседней школе первый класс набирает прекрасная учительница, это большая удача. Я узнавала, нас возьмут, потому что мы из микрорайона.
– Договорились же, что поступаем в пятнадцатую, там гуманитарный класс. Андрюха прошёл собеседование. Сказали, что ждут документы.
– Пятнадцатая, она же где! До неё идти полчаса. А наша – рядом. Всю дорогу из окна видно.
– Ну, какие полчаса. Максимум пятнадцать минут, дворами, только одну улицу перейти перед школой, тихую улочку. И потом, школа рядом – с математическим уклоном, а математику он и так знает. Может в уме двадцать семь на одиннадцать умножить. Я, например, не могу.
– Математика наведёт, наконец, порядок в его мозгах. А по тихим улицам тоже машины ездят. Он же один будет идти.
– Ну и что, что один. Я в его возрасте один в Детский Мир на троллейбусе путешествовал. И ничего.
– Так это было в прошлом веке. Теперь – сплошные наркоманы, маньяки, педофилы. Нельзя ребёнка одного на улицу отпускать. А здесь он будет под приглядом.
– Какие педофилы! Насмотрелась этих идиотских телевизионных шоу.
– Вот ты не знаешь. С виду приличный человек, а на самом деле…
– Мама, поехали путешествовать, пока школа не началась, – в двери стояло чадо, прижимая к груди «Робинзона Крузо».
* * *Миха шёл по коридору института с ворохом распечаток, когда его окликнули:
– Михаил Антонович, подождите!
К нему спешила незнакомая женщина со странной асимметричной рыжей причёской, и вся она была под стать причёске, внезапная и стремительная. Платье подчёркивало образ: ослепительно красное с косым обрезом подола и чёрной молнией, рассекающей её от левого плеча до правой щиколотки.
– Здравствуйте! Электрина! Отдел маркетинга, – и чуть отдышавшись, наверное, бежала, догоняя его, добавила. – Можно просто Эля.
Лицо её, вопреки подчёркнутому модерну внешнего рисунка, было почти античным, только косметика вносила в облик некую атональную ноту. Что-то резкое, настораживающее.
– Я сегодня первый день и хотела бы, чтобы вы сориентировали меня, в чём суть, изюминка, что ли, вашего подхода, почему он лучше, чем у наших конкурентов.
– Ну, лучше или хуже, вопрос тонкий… Кстати, а почему вы ко мне обращаетесь? У нас есть более молодые, перспективные, да и привлекательные сотрудники. Вон, Виктор, например.
– О мужской привлекательности позвольте судить нам, женщинам. А вас мне рекомендовали как наиболее тонкого специалиста с нестандартным подходом. Кстати, а что это за бумаги?
Михаил Антонович распахнул перед дамой двери своего кабинета. Вообще-то коллеги разработчики сидели в большом зале, лабиринт перегородок которого, вероятно, должен был соответствовать сложности и запутанности стоящих перед «ООО» задач. Михаил с трудом находил дорогу к нужному специалисту, обязательно пару раз попадая не туда. Отчаявшись, он кричал поверх перегородок: Серёга, ты где? Потому и выторговал себе отдельный кабинетик, чтобы было в этом модерне что-то постоянное. Если серьёзно, фоновый шум общего зала мешал ему сосредотачиваться.
– А у вас уютненько, – заметила Электрина, пододвигая стул поближе к креслу Михи. – К чему вам этот макулатурный хлам? – она кивнула на бумаги, заполнявшие стол вокруг компьютера.
– Так это и есть суть моей работы. Уставиться в текст и ждать, когда явится решение.
– Вы серьёзно? Просто ждать? Я думала, вы анализируете, сопоставляете, пробуете, ошибаетесь, снова пробуете…
– Те, кто анализирует и пробует, сидят там, – он кивнул в сторону общего зала. – Это машинный подход. А я жду. Жду, когда подсознание проведёт анализ и выдаст мне идею. Машина сравняется с человеком, когда научится ждать, – Михаил Антонович излагал свою теорию этой почти симпатичной женщине. Коллег посвящать в свои мысли он не решался.
– Но разве искусственный интеллект не выполняет ту же работу, что и ваше подсознание?
– Возможно, только подсознание само ничего не может. Для решения проблемы необходим второй компонент – человеческое «Я». Вдвоём мы всемогущи.
– Если развивать вашу мысль, машине не хватает индивидуальности, то есть «Я». Разве наше «ООО» не работает над проблемой реализации этого «Я»?
Миха глянул на Электрину. Наверное, женщине не следует быть такой умной. Или стараться скрывать эту свою особенность. Хотя… Женщина-соблазнительница – это банальность. Женщины тысячи лет соревнуются, оттачивают соответствующие инструменты. Но, может быть, в женщине-собеседнице тоже есть какая-то прелесть?
– Неизвестно, сколько Создатель трудился над человеком. Хватит ли нам времени сотворить то же с машиной?
– Вы верите в Бога? – изумилась Эля.
– Я верю в Создателя. Или создателей. А любая Вера – примитивная адаптация общей Идеи, или Истины.
– Занятно! Так вы отвергаете развитие, естественный отбор?
– Ну что вы! Я просто утверждаю, что человек – Венец Природы. И надеюсь, таким и останется.
– Ладно, – Электрина положила ладонь на его руку, – теологические споры отложим на будущее, а в вашей методе мне было бы интересно разобраться. Но позже – сегодня мой первый день.
Она удалялась по коридору на высоченных каблуках, шла, будто по натянутой струне, совершенная женщина. Почти.
Миха смотрел вослед и недоумевал – что это было?
* * *Начался новый этап работы над Программой, и Михаил Антонович надеялся на несколько дней передышки, но его неожиданно завалили работой. У молодых гениев сразу не пошло. Сбоили программные блоки, которые обязаны были работать. Под ироничными взглядами коллег он распечатал все испробованные варианты, и как раз с ворохом этих неудачных попыток встретился с Электриной. Коллеги, глядя на бессмысленную трату бумаги, лишь пожимали плечами. Они считали, что Миха специально их эпатирует.
Михаил Антонович решил начать с самого первого варианта, который был написан по стандартным лекалам, проще говоря, содран с предыдущего проекта. Наверное, гении экономили своё драгоценное серое вещество. Этот вариант Миха прекрасно помнил, сам когда-то вычищал его. Поэтому он достаточно быстро оказался внутри и сразу услышал идиотскую песенку: «Ах, мой милый Августин, Августин, Августин…» Молодой нахал развалился в кресле и, улыбаясь, смотрел на Михаила Антоновича.
– Зачем вам это нужно? – Миха так возмутился, что даже не смог чётко сформулировать свою мысль.
– Это, – Августин огляделся с противной ухмылочкой, – это мне до лампочки. Мне нужны Вы.
– А-а-а… Вы – Дьявол, пытающийся завладеть моей бессмертной душой?
– В принципе – да.
– Я собой не торгую и не желаю иметь с Вами никаких дел.
– Если бы всё было так просто… – вздохнул Августин. – Я хотел бы с Вами побеседовать, но не здесь, – он снова огляделся. – Здесь неуютно. Приходите в «Библио-Глобус», где мы вчера встречались. Я вам помогу.
– Не получится, мне надо работать. Похоже, сидеть придётся до полуночи.
– Не придётся. Эта Программа вами давно отлажена и будет прекрасно функционировать. Поставьте несколько закорючек и получайте заслуженное признание этих молодых идиотов…
Вспышка молнии, гром и крики за стенами кабинета: «Горит! Где-то что-то горит!»
Михаил Антонович осознал, что снова сидит за письменным столом, потянул носом и усмехнулся – просто запах озона после близкого разряда молнии. Молодые идиоты…
Но паника разгоралась. Миха решил посмотреть, что такое могло произойти в этом вычищенном от случайностей мире. И не напрасно решил. Соседнее помещение, где располагался суперкомпьютер, было изнутри окутано дымом. Протиснувшись между коллегами, Миха обнаружил, что дым прёт из главной ценности Фирмы, а в потолке прямо над останками суперкомпьютера красовалась идеально круглая, обугленная по краям дыра.
