Казахстан. Географический роман

Ну и, конечно же, Талгар с его высотой и обилием вариантов подъёма привлекает к себе вожделенные взоры восходителей. На него можно «ходить», а можно и «карабкаться». Первые люди ступили на вершину в 1938 году. Это были сибирские альпинисты Л. Катухтин, Г. Макатров и И. Кропотов.

Извергнувшиеся вулканы Алаколя. Химера Александра Гумбольдта

А есть ли в Казахстане вулканы? Есть! По крайней мере великий Гумбольдт «видел» их совершенно отчётливо.

…Острова Алаколя – один из сильнейших «географических магнитов» XIX века, притягивали к себе внимание европейских учёных и стимулировавали упорное проникновение в одну из наименее исследованных областей уже известной в общих чертах планеты – Центральную Азию. Таинственная дымка, витала над этим загадочным регионом с тех ветхих времён, когда мимо, по пути в Каракорум – к монгольским владыкам, проезжали просители, парламентарии и разведчики Запада.

По свидетельству древних китайцев, которые впервые начали присматриваться к этим местам ещё в эпоху Хань (206 до н. э. – 220 н.э.), а изучать начали во времена монгольской династии Юань (1206 – 1368), Алаколь с его странными островами почитался местом легендарным. В их географии он слыл классическим обиталищем драконов.

«…Мы нашли некое море, не очень большое, имя которого, так как мы не спросили о нем, нам неизвестно. На берегу же этого моря, существует некая небольшая гора, в которой, как говорят, имеется некоторое отверстие, откуда зимой выходят столь сильные бури с ветрами, что люди едва и с большой опасностью могут проходить мимо. Летом же, там всегда слышен шум ветров, но, как передавали нам жители, он выходит из отверстия слегка. По берегам этого моря мы ехали довольно много дней; это море имеет довольно много островков…»

Это знаменитый отрывок из труда францисканского монаха Плано Карпини, специального посланца Иннокентия IV, побывавшего в ставке Богдыхана осенью 1246 года. Остров, гора, в горе – дыра, из дыры – ветер. Да ещё и огнедышащие драконы… Что это напоминает?

…После распада монгольского государства история мало способствовала исследованиям Центральной Азии. На долгие века над серединой величайшего материка опустилась привычная пелена забвения. То, что происходило тут, за пыльным занавесом, мало волновало алчную европейскую пытливость, нащупавшую к тому моменту абсолютно иные пути к вожделенным богатствам Востока.

Неслучайно к середине XIX века, ко времени, когда в Центральной Азии сомкнулись, наконец, интересы трёх величайших империй того времени – Российской, Британской и Цинской, эта загадочная область земли всё так же обильно была населена фантомами и монстрами, как во времена древнекитайских историографов.

Однако теперь фантастические сведения исходили и из уст просвещённых западных учёных. И не каких-нибудь проходимцев, а основоположников и титанов, вроде Гумбольдта и Риттера, заполнивших здешние земли несуществующими горными хребтами и исполинскими огнедышащими вулканами.

И неслучайно, ведь в данном случае, даже такое светило современной географии, как Александр Гумбольдт, чьими стараниями было заштриховано гигантское белое пятно на карте Южной Америки, вынужденно опирался… всё на тех же древних китайцев, францисканских монахов и татарских мулл. Самому ему не удалось проникнуть в Азию далее Алтая.

А сведения, которые имелись в его распоряжении были теми же – остров, гора, в ней – дыра, из дыры – ветер. Да ещё и огнедышащие драконы… И тут не то что великому географу – любому критически настроенному ежу понятно, речь может идти только о вулканах! Так, Алаколь, неожиданно для себя, стал классическим районом новейшей «плутонической деятельности». И нешуточных исследовательских страстей.

Чтобы передать аромат географической романтики XIX века и достоверность источников (на которые опирались классики), хочу привести цитату из замечательного труда Карла Риттера «Землеведение Азии», на котором воспитывалось целое поколение русских и европейских путешественников.

«Поднимающаяся из озера высокая горная вершина Арал-Тюбе (то есть островная гора), по сказанию путешественников, прежде (уже в исторические времена) выбрасывала огонь. Она, как говорят, и в настоящие времена возбуждает сильные бури и грозы, опасные для мимо идущих караванов, которые обыкновенно, проходя близ этого потухшего вулкана, приносят ему в жертву нескольких баранов. (…) По рассказу одного муллы, тёплые ветры, дующие зимою из находящейся на озере пещеры Джибе, и бури столь сильны, что караваны иногда задерживаются здесь в продолжении восьми дней. …Следовательно, принимая в соображение остальные данные, должно считать Арал-Тюбе вулканом, лежащим внутри обширной плутонической области…»

Нужно отметить, что «вулкан Арал-Тюбе» был лишь «одним из». Ещё одного огнедышащего монстра сторонники плутонизма Центральной Азии поместили в Турфане, другого – где-то в районе Кучи. Но Арал-Тюбе был ближайшим к России и Европе по своей доступности.

Потому-то передовые исследователи, добравшиеся сюда с Запада в середине XIX века, всерьёз рассчитывали найти на озере действующие вулканы. Первыми, почти одновременно, на берегах таинственного озера появились две русские экспедиции – Григория Карелина и Александра Шренка. Это было в 1840 году. Они-то и «изгнали» с этих берегов драконов китайской географии, а заодно лишили острова таинственного озера огнедышащих вулканов, попавших сюда по теоретическим умозрениям корифеев землеведения.

Историю проникновения в Семиречье Карелина и Шренка по накалу страстей можно сравнить с соревнованием Амундсена и Скотта за «обладание» Южным полюсом. В том, кто из них первым достиг вожделенного Арал-Тюбе и разочаровался результатами, путается даже такой мэтр географии, как Семёенов-Тян-Шанский.

«…Карелин – первый русский путешественник, посетивший Ала-куль в 1840 году, употребил доблестные усилия для разрешения вопроса о вулканизме острова Арал-тюбе. Он привёз с собой маленькую лодку с Зайсана, добрался до острова Арал-тюбе и, достигнув своей цели, пришёл к отрицательным результатам. Конический остров оказался состоящим из порфира…»

Это из мемуаров, построенных на дневниковых записях путешествия 1856—57 годов. В переводе же фундаментального труда Риттера, он же (Семенов) пишет в сноске:

«Путешествие Шренка совершенно опровергло ошибочное мнение о вулканизме острова Арал-Тюбе на Алак-Куле; я так же нигде не встречал вулканических пород возле острова Алак-Куля.»

При всем своём уважении к Гумбольдту, по окончании знаменитого Тянь-Шанского путешествия сам Семёнов уже абсолютно не верил в «плутонизм» Глубинной Азии. А прошедший берегами Алаколя в 1905 году геолог Владимир Обручев вообще не проявил к проблеме, столь волнительной для предшественников, никакого интереса.

«Я не поехал к оз. Ала-куль, так как плоские берега не представляли интереса, а лодок на озере для плавания на остров не было.»

И хотя вулканы в Центральной Азии продолжали искать по инерции до середины XX века (авторитет Гумбольдта и Риттера никто не отменял!), «вулкан Арал-Тюбе» исчез с карт окончательно…

Страны ниже Казахстана на Земле нет! Это повод для радости?

Любопытно, но самая, пожалуй, уникальная черта географической физиогномии Казахстана остаётся почти неизвестной даже самим казахстанцам.

Более того, сведения о ней начисто отсутствуют в серьёзных справочниках по землеведению и научных монографиях по комплексному описанию нашей страны. А между тем речь идёт не о каком-нибудь местечковом проявлении, интересном только для туроператоров и патриотов, а об особенности, очень даже заметной и достойной любого учебника по физической географии!

Дело в том, что на Земле нет страны с такой значительной территорией, лежащей ниже уровня Мирового океана. Для того чтобы понять это, достаточно взглянуть на физическую карту Северного Прикаспия, закрашенного в самые густые тона зелёного цвета. Этот широкий тёмно-зелёный воротник, охватывает всю Прикаспийскую низменность и тянется от Мангышлака, через низовья Эмбы и Урала (где доходит до Индера), до нижнего Приволжья, продолжается на территории сопредельной России. И указывает на то, что сия суша лежит ниже, чем плещутся обычно волны на поверхности Мирового океана.

Если бы Каспийское море действительно было морем, а не озером, то картографический колорит был бы тут совсем другим – не густо-зелёный, а бледно-голубой. Потому что, по всем правилам, вся эта часть Прикаспийской низменности должна принадлежать не суше, а воде. Быть дном.

Собственно, так оно и было в оные времена, когда Арало-Каспийский бассейн, связанный с Чёрным морем, имел перманентные контакты с океаном. Вот как описывает распад того большого моря компетентная наука недалёкого прошлого (энциклопедия Брокгауза и Ефрона):

«Ещё в начале третичного периода пространство, ныне покрытое Каспием, составляло часть огромного моря, покрывавшего весь Юг России (в т. ч. запад современного Казахстана. – Авт.) и находившегося в широком и открытом сообщении с океаном. Лишь в миоценовую эпоху замечается обособление так называемого Сарматского моря, начинавшегося в среднедунайской низменности и протягивавшегося отсюда через Румынию и бассейн Чёрного моря, по обе стороны Кавказского кряжа, в область Каспия. Море это, фауна которого указывает на пониженную солёность, находилось в ограниченном соединении с океаном и накануне плиоценовой эпохи распалось на отдельные замкнутые бассейны, один из которых, по-видимому, расположен был на месте Каспия».

Всё началось, когда Сарматское море (которое тянулось чуть ли не от Балхаша – до верховий Дуная), переполненное талыми ледниковыми водами текущих с севера рек, примерно 10—8 миллионов лет назад прорубило своё «окно в Европу». Через Босфор и Дарданеллы соединилось со Средиземноморьем, получив выход в Мировой океан. Это привело к резкому падению уровня гигантского замкнутого водоёма и его распаду. Но, что любопытно, ещё несколько миллионов лет Каспий продолжал мирно сосуществовать с Чёрным морем, составляя вместе с ним большой водный бассейн.

Однако в конце концов молодой Кавказ подрос настолько, что разъединил первобытное море пополам. Вот тогда-то, где-то примерно 6,5 миллиона лет назад, и началась самостоятельная жизнь нашего Каспия.

Поначалу, пока Волга, главный попечитель и донор, была ещё в силах, полноводным оставался и Каспий. Однако Ледник иссяк, и основная водная артерия Восточной Европы больше не могла диктовать условия более могучему природному агенту – солнцу. Начался процесс постепенного выпаривания воды из моря, оставшегося таковым только по воспоминанию. Уходила вода, наступали берега, падал уровень.

Когда впервые, в 1882 году, были проведены инструментальные измерения уровня Каспия, то оказалось, что он лежит на 25,2 м ниже уровня Мирового океана. Более того – имеет тенденцию к дальнейшему высыханию. Когда в 1977 году уровень упал до —29,0 м, озабоченная общественность спешно начала создавать комитеты и фонды для «спасения Каспия», которому немедленно предрекли судьбу Арала. Однако уже с 1978 года вода моря-озера вновь начала наступать на берега и оказалось, что спасать особо нечего. Ныне уровень стабилизировался на отметке примерно в 27—28 метров (как любят говорить при прогнозах погоды – «со знаком минус»).

К тому же выяснилось, что в исторические времена, в IX веке, Каспий вообще опускался ниже 32 метров от уреза Мирового океана. А к XIV столетию поднимался до минус 20!

Но нам, в контексте сегодняшней темы, интересно, как вся эта свистопляска с «уровнем моря» влияла на площадь суши, лежавшей вокруг. А влияла она очень даже судьбоносно. Дело в том, что глубины Северного Каспия столь мизерны, что даже самое незначительное отступление воды приводит к осушению огромных пространств. Кто видел топкие берега полуострова Бузачи, тот знает, как трудно понять, где там заканчивается вязкий солончак и начинается море. Недаром значительные по площади заливы Мёртвый Култук и Кайдак на физических картах в 1970-е годы вдруг превратились в «соры» и резко поменяли свою окраску с бледно-голубого на тёмно-зелёный. Так же трудно определить, где же находятся «пляжи» и в обильно заросших камышами северных прибрежьях моря-озера.

Потому-то точно назвать площадь Прикаспийской низменности, лежащей ныне ниже уровня моря – практически невозможно. Тем более что площадь эта может меняться на глазах, в зависимости от погоды, осадков, ветров и половодий на впадающих реках.

Но что несомненно – нет в мире второй страны, обладающей такой обширной поверхностью, заглублённой в земное чрево, которая могла бы соперничать с Казахстаном. Никакая Голландия нам не пример! Масштабы не те.

С этим географическим открытием я и поздравляю всех земляков и патриотов Казахстана!

Ну вот, кое-кто из читателей тут же и запаниковал. Убоявшись очередного Великого потопа. Ведь при неизбежном подъёме уровня Мирового океана (в результате потепления) вода в первую очередь затопит прикаспийские регионы Казахстана. Так?

Спешу успокоить озабоченных: прежде, чем морская вода перельётся и хлынет на нашу территорию, на дне уже окажется большая часть Европы (вместе с Римом, Парижем и Лондоном), всё западное побережье Северной Америки (с Нью-Йорком, Вашингтоном и Филадельфией), значительные (и самые населённые!) куски Азии и ещё много чего доброго. Так что спите спокойно, славные жители Актау и Атырау! И живите долго. Чтобы океан переполнился до такой меры, что стал бы страшен Каспию, ему нужно несколько тысячелетий.

И ещё неизвестно, к чему приведёт усиленный переток воды в Каспий. Дело в том, что наше чудесное море-озеро – это гигантский природный испаритель. И чем больше оно будет разливаться, тем больше воды будет выпариваться с его поверхности, превращаться в облака и расплёскиваться в виде живительной влаги над пересушенным Центральноазиатским регионом.

Зияющие высоты Мангышлака

Вовсе недаром именно к Прикаспию приурочены глубочайшие неморские впадины Земли. Сухие именно от того, что вода, если даже и проникает на их дно, тут же испаряется под действием солнечного жара.

Среди них первенствует Карагие – самая глубокая сухая яма в Казахстане. Отметка её дна —132 метра ниже уровня Мирового океана – ставит её на третье место в Азии (после занимающих первое и второе место впадин Мёртвого моря (—402 м) и Турфанской (—154 м)). А в мировом рейтинге Карагие спорит за 4-5-ю строчку с египетской Каттарой (—133 м).

Не знаю, как там у них, в Египте, но на Мангышлаке процессы, способствующие естественному углублению впадины, продолжаются. И способствуют им карстовые явления, которые буквально проедают землю во всех направлениях, словно невидимые земляные черви. Неудивительно, что подточенная «ходами» поверхность постоянно проседает и опускается с каждым годом всё ниже и ниже.

Интересно, что многие жители Мангышлака бывают на дне Карагие по несколько раз на день: через впадину проходит оживлённая автотрасса, соединяющая два самых населённых города области из трёх имеющихся – Актау и Жанаозен.

Пейзажи, подобные тем, что открываются взору на дне Карагие, принято сравнивать с лунными. Вряд ли сравнение исходит из уст тех, кто в самом деле побывал на спутнике Земли. Хотя, несомненно, в пору летнего зноя, когда вся яма (протянувшаяся в длину на 40 километров!) заполнена раскалённым туманом из соли, известковой взвеси и солончаковых испарений, есть в ней что-то чертовски неземное. Однако самое дно впадины покрыто неожиданно вечнозелёными кустами селитрянки и тамариска, а над ней часто громоздятся мутные груды облаков – вряд ли мы увидим всё это там, у них, на Луне.

Карагие – «Чёрная пасть». Однако почти ничего в её облике не напоминает про эту зловещую топонимическую характеристику. По крайней мере, ничего чёрного в этом царстве белой соли, серых известняков и жёлтых «пухляков» не видно. Впрочем, и «пасть» представлена только осклабившейся нижней челюстью. Но топонимы не всегда соответствуют прямому облику объекта, часто это лишь поэтическая метафора. А с поэтичностью географических названий в Казахстане могут спорить разве что креативы членов ономастических комиссий.

Но Карагие не единственная природная яма в казахстанском Прикаспии. Южнее Актау – круглая ложбина Ащисор (—38 метров), у самого чинка Устюрта – громадная колдобина Карынжарык (—40 м), а на юге области – промоина Кауынды (—57 м). Все они покоятся не только ниже уровня моря, но лежат и ниже самого Каспия. Потенциальные озёра в других, более благоприятных условиях, тут, в безводной пустыне, представляют собой огромные ямины. Лишённые влаги, но не прелести.

Самая, пожалуй, живописная из местных депрессий – Карынжарык, с её островами-останцами. Знаменитые «Три Богатыря» возвышаются над солёным дном, занятым обширным солончаком Кендирлисор. В иные времена Богатыри отражаются в едком рассоле, словно таинственный остров, на котором обитают чудища, пережившие Потоп. Но летом весь пейзаж растворён в расплаве дрожащих испарений, поднимающихся из чрева адской ямы.

И вот что любопытно: жители этих самых заглублённых в Казахстане аномалий совершенно спокойны в отношении грядущих климатических катастроф и потопов. И никакая озабоченность обеспокоенной общественности им нипочём. Молчат. Почему? Да потому что там никто не живёт! По крайней мере, из располагающих гаджетами.

Затопить Карагие. Мечта Самуила Геллера

Однако если бы та же Карагие не находилась в глубине полуострова, то она была бы классической «пастью» Каспия. Для этих мелководных заливов, судьбоносно любое колебание нестабильного уровня моря-озера, и на этом хочется остановиться подробнее. Ибо здесь природой были созданы не только элементы, напрямую влияющие на эти колебания, но и предпосылки для целой очереди преобразовательных проектов и прожектов.

Самый известный и, увы, реализованный из них – Карабогазгольский. Напомню, несколько десятилетий назад (в рамках, конечно же, очередного «спасения» Каспийского моря) в СССР широко и горячо обсуждалась идея отсечения плотиной от Каспия Кара-Богаз-Гола – огромного туркменского залива, через который ежегодно испарялось слишком много каспийской воды. В 1980 году, несмотря на неоднозначное отношение общественности, дамбу всё же построили. Это привело к почти полному высыханию залива. Правда, ввиду неожиданных перемен в гидрологии и ожидаемых изменений в экологии, в 1992 году воду впустили вновь, а дамбу взорвали. И прежний статус-кво Кара-Богаза был восстановлен.

Одним из крёстных инициаторов проекта был московский географ и геолог Самуил Юльевич Геллер, который ещё в 30-е годы прошлого столетия присматривался к Кара-Богаз-Голу именно с точки зрения каспийской гидрологии – как к огромному регулятору, с помощью которого можно бы было поддерживать уровень Каспия на одной отметке.

Геллер, надо сказать, в отличие от многих кабинетных преобразователей, не отсиживался в уютной тишине столицы. Напротив, ещё в 1926 году он отправился в Туркмению с экспедицией А. Е. Ферсмана и Д. И. Щербакова. Тогда же он попал и на Мангышлак. О том неподдельном интересе, который вкладывал Геллер в свою работу, говорит многогранность его исследований и то, что он (в отличие от многих) не поленился освоить туркменский и казахский языки.

В 1930—1932 годах Геллер изучал бессточные впадины Мангышлака – Карынжарык, Карагие, Ащисор. Видный советский географ Эдуард Макарович Мурзаев писал:

«Тогда же у С. Ю. Геллера зародились представления об использовании глубоких бессточных впадин для получения гидроэнергии и химического сырья… Днища прикаспийских впадин в Южном Мангышлаке расположены ниже уровня Каспийского моря. Это, по мнению С. Ю. Геллера, позволяет пропускать каспийскую воду в сухие котловины и тем самым создавать её перепад, что обеспечит получение дешёвой электроэнергии».

Известно, что во всей обширной Мангистауской области нет ни одной реки, и всё, что течёт по поверхности, представляет собой либо паводковые потоки, либо короткие родниковые ручьи. По плану Геллера реки на Мангышлаке должны были появиться искусственные и, вопреки постулатам школьной географии, не впадающие, а вытекающие из моря. Вода из Каспия должна была заполнить Ащисор, а затем низвергнуться в Карагие.

Тут предполагалось построить ГЭС мощностью 35 тысяч кВт. Вода, падающая со стометровой высоты, вращала бы турбины. Но это – не всё. Испаряясь со дна впадины, та же вода (каспийская, солёная) обеспечивала бы осадочной солью химическую промышленность. (Карагие, таким образом, стала бы вторым Кара-Богаз-Голом!)

Но в те кипучие годы средств на все проекты преобразования природы не хватало (может, оно и к лучшему), и ГЭС на Мангышлаке так и не появилась. Правда, позже появилась АЭС – проект, быть может, не такой дерзкий, но уж куда более универсальный. Потому что атомная электростанция не только снабжала область электроэнергией, но и опресняла воду Каспия для нужд нового города – Шевченко. И ещё (только тихо, это – военная тайна!) обеспечивала оружейным плутонием ядерный потенциал страны.

Устюрт: за каменными грибами по следу британского шпиона

Мангышлак – это заповеданная часть суши (своеобразный остров!), непохожей ни на какой другой уголок этой буйнопомешанной, но все ещё прекрасной планеты. Исконные красоты Земли здесь всё ещё предстают взору в своём первозданном, заповедном, чистом виде. И, буду откровенным, самого меня эта таинственная земля тянула сызмальства.

Потому – задержимся тут подольше. Да и куда, собственно, нам спешить?

…Жгучим желанием пробраться в самую сердцевину дебрей Мангышлака меня заразил кумир юности – академик Обручев. В его культовом учебнике «Основы геологии» воображение поразили две иллюстрации (по старинке обозначенные как фиг. – «фигуры»), на которых были изображены «эоловые шары и столы пустыни Ак-тау-отело». В главе, посвящённой «разрушителям камней» – всяческим выветриваниям, великий геолог объяснял их происхождение следующим образом:

«Более твёрдый пласт, хорошо сопротивляющийся выветриванию, подстилаемый более рыхлой породой, обусловливает образование форм, напоминающих грибы и столы. Шарообразные и чичевицеобразные конкреции благодаря твёрдости также создают оригинальные формы, встреченные путешественниками в пустыне полуострова Мангышлак.»

А одним из первых, кто описал мангышлакские шары был… британский шпион Джеймс Аббот. Ещё в 1840 году его заслали сюда с целью склонения казахов-адаевцев против России на сторону Британии. Адаевцы послали Аббота туда, куда они привыкли посылать всех непрошеных гостей. Но, провалив свою основную миссию, Аббот совершил массу маленьких географических открытий в области местной орографии. Он-то и описал круглые валуны из песчаника, диаметр которых составлял 3,5 метра.