Притяжение

– М?

– Не стоит так активно выражать свою симпатию ко мне, Вероника Сергеевна. Это совсем не заводит, – шепчет он, затем неожиданно поднимается из-за стола, окончательно обескуражив меня. – Жду в машине.

Вот и все.

Мой план полностью провалился.

Глава 7

Дима

Я выхожу из ресторана, но продолжаю тайком подглядывать в окно, не теряя из виду Веронику. Она нервно теребит трубочку в стакане с соком и покусывает нижнюю губу. Я все еще считаю, что наш поцелуй был осечкой с моей стороны. Но тогда я был уверен, что мы больше не увидимся, и просто позволил себе вольность. Знал бы, что Акулов позвонит на следующий день и практически заставит стать телохранителем этой девчонки, ни за что бы не коснулся ее губ.

За все время работы я научился придерживаться определенных принципов. Именно они помогают мне по сей день оставаться на плаву и сохранять репутацию, которая идет впереди меня. Одно из таких правил: никаких интрижек с клиентками или родственниками клиентов.

Есть и еще одно правило, но оно носит уже сугубо личный характер: держаться подальше от богатых людей. Не в плане работы, конечно, а в плане общения. Ненавижу богатеньких. Пустышки, озлобленные люди, у которых в голове только деньги.

Вероника, скорее всего, одна из таких. Я наблюдаю за ней довольно долго: смотрю, как скрупулезно она выбирает шмотки в дорогих бутиках, с каким высокомерием расплачивается в супермаркетах, поднося телефон к банковскому терминалу. Она даже ходит до ужаса идеально, словно если увеличить шаг или перестать качать бедрами, случится Армагеддон.

Лишь одна вещь заставляет смотреть на эту девчонку иначе – ее жених. Я не раз слышал, как он отзывался о Веронике, сидя со своими дружками-придурками в дорогих заведениях. Так уж складываются обстоятельства, что моя профессия обязывает знать обо всем и даже больше. Этот богатенький наследник несколько раз подчеркивал, что Вероника – девственница и что ему с ней будет скучно кувыркаться в постели. И после таких высказываний они с дружками заливались громким смехом. Отвратительное зрелище! Позорное. Особенно для мужика.

Наверное, поэтому я и скинул ту фотку Веронике – не все человеческое во мне умерло. Однако, признаюсь честно, я ожидал иной реакции – как минимум разрыв будущего брака. Девчонки из моего общества за такое вообще дали бы по морде или чего хуже. Вот только Вероника либо трусиха, либо готова на все ради конченых купюр, которые в народе принято называть деньгами. И потому окончательно пала в моих глазах.

Вытаскиваю пачку сигарет и кручу ее в пальцах, продолжая наблюдать за Вероникой и за тем, что происходит вокруг нее. Официант поправляет фартук, мило улыбается, а затем приносит терминал для оплаты счета. Он поглядывает на Акулову с нескрываемым желанием – вон и языком по нижней губе провел, да так хищно, словно в своих фантазиях уже затащил девчонку в кровать. Интересно, она ему реально понравилась или этот товарищ – очередная жертва золотой клетки? Хотя мне все равно. Пусть хоть разложится перед ней и встанет на одно колено – главное, никаких запрещенных действий.

Вероника нехотя поднимается из-за стола, расправляет невидимые складки на своем платье. На ее лице больше нет той противной фальшивой улыбки, теперь там полное разочарование и нечто, что ей крайне несвойственно: неуверенность в себе. Неужели я настолько задел самолюбие принцессы? Мне казалось, она просто развлекается, используя меня в качестве новой игрушки. Что ж… Мне в любом случае стоит меньше о ней думать. В работе телохранителя это лишнее.

Засовываю пачку сигарет в карман, так и не закурив. Вредная привычка пришла ко мне еще в детские годы – не помню точно, мне было тогда десять или одиннадцать. У нас на районе каждый второй пыхтел. Как-то я спросил у кого-то из старших, зачем им это нужно, и получил ответ, что никотин помогает не сойти с ума от беспредела, творящегося в их жизни. Мне стало интересно, поможет ли сигарета кому-то вроде меня. Так я и подсел на эту дрянь.

После нескольких лет решил бросить. Толку нет, только ненужная тяга, как у долбанного наркомана. И хотя курить я давно бросил, все равно постоянно планирую начать снова. Рита бы сказала, что я дурачок, но это часть той среды обитания, в которой я жил, живу и буду жить. Здесь все курят, заливают в себя горячительные напитки и разбивают кулаки до крови в надежде, что это поможет решить проблемы. Но я знаю: табак, сбитые костяшки и пустые бутылки не спасают ни в какой ситуации. Наоборот, еще больше погружают в черный ящик.

Который вот-вот захлопнется.

Вероника выходит на улицу и замирает, когда замечает, что я стою около машины, а не сижу внутри. Она смотрит на меня словно обиженный ребенок, у которого отобрали конфету. Мне хочется растянуть губы в улыбке, окончательно добить девчонку, но вместо этого я подхожу к ней, чтобы, как подобает телохранителю, сопроводить свою клиентку к авто. Слышу, как по асфальту стучат ее каблуки. Она не пытается догнать меня, идет в своем темпе – идеальном. Не удивлюсь, если и сейчас она виляет бедрами, хотя нас никто не видит.

Мы усаживаемся в салон, я завожу двигатель и замечаю, что Вероника скрещивает руки на груди. Она делает это не от злости, просто замерзла – дрожащие плечи выдают.

– Включить печку? – спрашиваю как бы между прочим, выезжая с парковки.

– Пытаешься быть заботливым? – Акулова поворачивается ко мне, и я впервые заостряю внимание на ее глазах. Они добрые, до ужаса наивные, как у зайчишки. Будто в одно мгновение с Вероники слетела маска избалованной девицы, и я смог разглядеть ее настоящую. И вот это уже нехорошо. К настоящим людям испытываешь определенные чувства, а я не хочу ничего испытывать.

– Уточняю.

– Нет, – хмурится она.

Понимаю, что она специально отказывается, пытается показать характер, не думая о своем здоровье. На улице от силы десять градусов, а Вероника в открытом платье, в котором даже летом не жарко.

– У тебя мурашки, – перехожу на «ты» и тут же ругаю себя. Эту границу не стоит пересекать, если не хочешь оступиться и оказаться в болоте. Ведь несмотря ни на что, принцесса из золотой клетки красивая. Без доли преувеличения. Все при ней: точеная фигура, аккуратные, четко очерченные губы, и даже эта стрижка под мальчика ее не портит. Поэтому мне стоит быть на чеку, чтобы не нажить себе очередную гору ненужных проблем.

– Что? Нет, я… – она теряется и крутит сумочку в тонких пальцах. Тонких и изящных. У меня никогда не было девушек с такими красивыми пальцами, хотя я повидал разных. – Ладно, включи уже эту проклятую печку. И не смотри на меня, просто не смотри.

Ничего не отвечаю. Молча выполняю ее просьбу и наконец перевожу взгляд на лобовое стекло, чтобы перестать разглядывать руки Вероники. Не знаю почему, но откуда-то возникает странное желание выяснить, теплые они или нет, мягкая ли у нее кожа или грубоватая. Хотя, скорее всего, первое – откуда у такой девушки грубая кожа?

Я тут же себя одергиваю и выжимаю педаль газа. Жизнь меня научила самому главному: не подчиняться минутным слабостям. Наверное, по этой причине я до сих пор жив.

Мы едем по центральной улице, периодически останавливаясь на красных сигналах светофора. На тротуарах проносятся силуэты прохожих. Женщины закутаны в теплые плащи, мужчины спешат домой, шлепая по лужам в кожаных ботинках. Мне почему-то сложно представить себя одним из этих прохожих, который мечтает скорее оказаться дома, на любимом диване, в уютной семейной атмосфере. Ощущаю себя инородным телом, попавшим на Землю с другой планеты. Забавно: сколько себя помню, это чувство никогда не менялось.

Боковым зрением поглядываю на Веронику – она тоже задумчиво всматривается в мелькающие улочки и разноцветные неоновые вывески вдоль дороги. Больше ничего не говорит, лишь изредка постукивает пальцами по сумочке. В таком безмолвии мы доезжаем до дома.

Акулова не прощается. Она тихо прикрывает за собой дверь машины и семенит в сторону дома, пока внезапно не подворачивает ногу. Чудом удерживает равновесие, шепча себе под нос ругательства.

– Почему бы тебе их просто не снять? – предлагаю я, опять позабыв о рамках.

«Мы должны соблюдать роли, не переходить границы дозволенного», – напоминаю себе.

Девчонка оглядывается, в ее глазах читается вызов и нескрываемое раздражение. Что-то мне подсказывает, что ситуация ее, мягко говоря, нервирует. Не знаю почему, но Акулова сейчас выглядит в какой-то степени мило, да и в целом ситуация меня забавляет: вся такая правильная и идеальная принцесса выдает грубости. Я не могу сдержать смешок, но он не язвительный, а скорее – неожиданно для меня – дружелюбный. Правда, Вероника явно принимает его за сарказм или грубость. Тихонько фыркает, задирая свой носик повыше.

– Какой смысл ходить в одежде, которая не греет? В которой некомфортно? – пытаюсь зачем-то разрядить атмосферу я.

Акулова прищуривается, и этот ее взгляд, адресованный мне, отзывается искрой раздражения. Ненавижу высокомерных девушек! Особенно тех, у кого высокомерие берется из ниоткуда, как у этих богатых отпрысков. Вбивают себе в голову разную ерунду из серии «Всегда ходить на огромных шпильках, надевать брендовые шмотки». Сплошная показуха. И главное – для чего? Почему-то я уверен, что Вероника сейчас выкинет какую-нибудь идиотскую фразочку, развернется и походкой наглой вороны пойдет к дому, несмотря на боль в лодыжке.

– Ты прав, – говорит она.

А дальше происходит то, чего я никак не ожидал: Вероника сбрасывает туфли, наклоняется, поднимает дорогую обувь, а затем босиком идет по влажному газону к дому. Идет не так медленно, как обычно, и совершенно не качает бедрами. Черт возьми… Вот такая, в какой-то степени простая, но все еще дерзкая, она меня привлекает гораздо больше!

Я буквально заставляю себя перестать пялиться на ее тонкие икры и кончики пепельных волосы, которые начали завиваться от влажности. Меня будто приковали к земле на целую вечность длиною в пять минут. И только когда Вероника скрывается за дверью особняка, я наконец-то делаю короткий вдох. А потом опять тянусь к сигаретам, ругая себя за очередную секундную слабость.

Что не так с этой девушкой?

Глава 8

Вероника

Поднимаюсь к себе и плюхаюсь на кровать. Давайте просто вычеркнем сегодняшний вечер из моей жизни? Где там функция отмены?

Это было унизительно! Нет, не так: это было чертовски унизительно! Кажется, я первый раз настолько пала даже в своих глазах. Не умею толком ни флиртовать, ни соблазнять, да и когда бы научилась? Парни всегда сами оказывали мне знаки внимания. Все-таки идея заставить Диму себя поцеловать была бредовой. Теперь понимаю, что ничего толкового из этого не выйдет.

Сняв одежду, я иду в ванную и включаю кран. Вода быстро набирается, наполняя комнату теплым воздухом. Усаживаюсь на бортик ванны, разглядывая себя в зеркале над раковиной. И что со мной не так?

Провожу пальцем вдоль скулы, затем скольжу по губам. Качаю головой. Да нет, вроде все так. Не модель для глянцевого журнала, конечно, но вполне себе достойная внешность, чтобы меня хотели поцеловать. А может, и не только. Нет! Я очень даже красотка! Просто у кое-кого проблемы со вкусом.

И тут на это мысленное заявление в голове, как по команде, вспыхивает тот вечер, губы Димы и то, как он умело орудовал своим языком у меня во рту. Хочется забыть об этом, потому что воспоминания нейтрализуют мою злость на телохранителя, а еще смущают и вызывают жар внизу живота. Со мной происходит что-то странное, я никак не могу найти этому логическое объяснение.

Минут через пять выдыхаю, решив оставить все плохое за дверью. Горячая вода приятно расслабляет мышцы, меня даже клонит в сон. Но я не успеваю закрыть глаза – из комнаты доносится мелодия входящего вызова. Приходится спешно накинуть махровый халат и выйти в спальню. Однако лучше бы я не спешила, потому что отвечать кое-кому мне не то что не хочется – есть мысль вообще внести его в волшебный черный список.

– Что тебе надо? – рычу в трубку.

Егор издает смешок, но у меня не то настроение, чтобы выслушивать его издевки. Уверена: из этого разговора не выйдет ничего хорошего. Вот интересно, чем он цепляет девушек? Своей ветреностью? Не сказала бы, что он прям красавчик или брутал года. А еще это его противное высокомерие… Ух, моя бы воля, окатила бы его ледяной водой, чтобы сбить спесь! Жаль, приходится терпеть.

– Разве так здороваются с женихом, Ника? – На фоне звучит какая-то музыка. Видимо, он снова в клубе или в ресторане. Не удивлюсь, если и сейчас у Жукова на коленях сидит очередная девица и облизывает с ног до головы.

– Ты всего лишь жених. Так, банальное официальное название человека, который есть, и не более.

– Хочешь сказать, у тебя с тем парнем что-то было? – я слышу, как его интонация меняется. Егор даже закашливается – видать, подавился своим ядом. Придурок! Так тебе и надо!

– Знаешь, он классно целуется! – а вот тут я нисколько не вру, ведь Дима реально целуется крышесносно. Он, конечно, тот еще бука, но отрицать очевидное глупо. Да и Егора это сто процентов заденет. Он-то думает, что самый лучший на свете или даже в галактике. Надеюсь, пошатнувшееся самолюбие даст о себе знать, и мы разорвем помолвку. – У меня аж мороз по коже.

– Не боишься гнева папочки? – Жуков цокает в трубку и ехидно напоминает мне про отца.

– А чего мне его бояться? Мы с тобой в равных условиях.

– Я – мужик, мы далеко не на равных, – Егор говорит эту фразу довольно тихо, практически шепчет в трубку, и я понимаю, что мои слова все-таки задевают его, как бы он ни хорохорился.

– Ты живешь в девятнадцатом веке, видимо. Нынче отмазки вроде «я мужик» не имеют смысла. Все! Отключаюсь. У меня планы на вечер, и ты в них не входишь, – бросаю пренебрежительным тоном.

– Стой! – шипит он, когда я убираю телефон от уха. – Завтра важный прием. Не забыла, надеюсь? Я заеду за тобой в шесть.

Сжимаю с силой мобильный, прожигая взглядом фотку Егора на экране. Каюсь, про прием я реально забыла, и лучше бы мне о нем никто не напоминал. С детства ненавижу эти торжества. Люди, разодетые в брендовые шмотки, приходят поиграть на публику. Девушки хвастаются своими женихами, женщины с гордостью вещают о достижениях мужей или детей. А мужики… Как-то я стала случайным свидетелем измены одного влиятельного бизнесмена: он зажимал молодую официантку в темном закутке, пока его супруга фальшиво улыбалась своим подругам, рассказывая про их будущего ребенка.

Фу! Мерзость!

И раньше как-то прокатывало не ходить, я могла придумать отмазку из серии «надо делать уроки», «приболела», «завтра важная контрольная». Но с возрастом все это перестает работать, и волей-неволей приходится тащиться в это общество гадюк с одной-единственной мыслью: как бы не стать сожранной заживо. Тем более для моего отца такие приемы – важная штука, и он не позволит мне отсидеться дома.

– Нет, приеду сама. Отключаюсь!

Я сбрасываю, пока Егор не успел ничего ответить, и возвращаюсь в ванную. Вода остыла, в комнате теперь не так тепло… Жуков даже такую мелочь смог испортить. Чтоб ему икнулось!

* * *

На прием к Пресняковым мы едем вдвоем с отцом. Перед этим я с неохотой надеваю лиловое платье в пол с тонкими бретельками и красивым разрезом. На плечи накидываю короткую черную норку, сегодня теплый вечер, но не настолько, чтобы выйти с открытой спиной.

Во дворе нас ждет кортеж с охраной: высокие и мускулистые мужчины, одетые в строгие черные смокинги, подчеркивающие их силу и уверенность. Каждый излучает ауру спокойствия и контроля, словно все бренное им чуждо. И где только отец нашел такую бригаду? Как на подбор. Даже волосы у всех идеально уложены: с пробором на правую сторону, ни одна прядка не выбивается. Они реально какие-то киношные, уж больно суровые и при этом по-мужски привлекательные.

Но кое-кто все-таки выделяется на фоне этой мини-армии отца. Взъерошенные волосы, взгляд не холодный и не пустой, как у остальных, а наоборот, какой-то серьезный, задумчивый. Дима стоит в конце шеренги, держит руки в карманах и покручивает в зубах спичку. Впервые вижу его в белой рубашке, черных чиносах и пиджаке, который придает ему статность. Несколько верхних пуговиц рубашки расстегнуты. Такой вроде бы банальный элемент, а придает Диме озорство – вызов не только армии однотипных охранников отца, но и целому миру. Он словно кричит: я сам себе хозяин и плевать хотел на вас и ваши чертовы правила.

Наши взгляды на короткое мгновение пересекаются. Дима смотрит на меня чуть дольше положенного, внимательно и изучающе. Я тоже не тушуюсь и разглядываю его, пытаюсь уловить хоть какие-то эмоции у этого парня, но увы. Он для меня абсолютно закрытая книга.

– Садись, – говорит отец, показывая на черный «Мерседес» с тонированными окнами. Водитель любезно открывает заднюю дверь, и я сажусь на пассажирское сиденье. Рядом пристраивается отец.

Я все жду, что Дима сейчас присоединится к нам, но впереди усаживается другой мужчина. Он что-то говорит в свой наушник, а затем кивает водителю, намекая, что дорога свободна. Дима же уезжает на другом авто. Не знаю почему, но мне вдруг становится некомфортно. Ладно, тут дело не только в нем! Мне вообще некомфортно – и в этом платье, и на этом кожаном сиденье. Даже папин парфюм вызывает отвращение – аромат настолько насыщенный и горьковатый, что приходится открыть окно, чтобы не задохнуться.

До загородного дома Пресняковых мы едем в полнейшей тишине минут срок. Отец постоянно на телефоне, ему звонят буквально через каждые пять-десять минут. Папа у меня вообще суперзанятой. Неважно, где он и что делает, ему приходится постоянно быть на связи. Когда родители еще жили вместе, мама частенько предъявляла на этот счет претензии. Отец же всегда строго отрезал: бизнес не ходит в отпуск, и возвращался к своим деловым разговорам. Поэтому и я сейчас не жду от него каких-то душевных бесед, молча смотрю в окно и надеюсь, что вечер продлится недолго.

Особняк Пресняков возвышается на холме. Даже из окна нашей машины видно живописный сад с ухоженными дорожками, окруженными цветами и декоративными кустарниками. На парковочной зоне к моменту нашего прибытия уже скопилось множество автомобилей.

Охранник открывает дверь, я выхожу первой и жду отца. Папа, как подобает по этикету, протягивает мне локоть. Он, как обычно, скуп на эмоции, но мне нравится идти с ним под руку. В такие редкие мгновения я ощущаю себя принцессой, которую оберегают и очень любят.

В холле с хрустальными люстрами, которые заливают помещение мягким светом, витает нежный аромат свежих цветов. Букеты расставлены вдоль коридоров, придавая особый лоск торжеству. Нас встречает госпожа Преснякова, хозяйка мероприятия. Она улыбается нам, демонстрируя свои ослепительно-белые зубы. Приталенное платье алого цвета и высокая прическа ей очень идут. Преснякова вообще выглядит моложе своих лет, хотя в нашем обществе многие гонятся за годами.

Мы обмениваемся поцелуями в щеки и расходимся по разным углам: отец идет общаться с деловыми партнерами, а я – к столу, чтобы взять бокал с шампанским.

В зале играет классическая музыка, на стенах висят картины известных художников, а на террасе стильно одетые бизнесмены обсуждают событиях последних дней. Стук каблуков, женские голоса и смех заполняют огромное пространство. Молодые официанты во фраках бегают с подносами, предлагая бокалы с игристым. На их лицах читается смесь гордости и в то же время страха сделать что-то не так. Где-то в глубине души мне жаль этих ребят: не думаю, что они получают огромное удовольствие от здешней работы. Потом, правда, замечаю парнишку, который лебезит перед пожилой женщиной, откидывая комплименты ее дурацкой прическе, и моя жалость уходит на второй план. Отвратительное зрелище! Ненавижу высшее общество. Одна сплошная фальшь.

Я останавливаюсь у высокого стола, обхватываю пальцами тонкую ножку бокала и планирую сделать глоток, но меня останавливает знакомый мужской голос.

– Отлично выглядишь, Ника, – говорит Егор, оценивающе скользнув по мне взглядом и задержав его в зоне декольте. Жуков тоже в костюме, только ему классика не идет и добавляет возраста.

– Не могу сказать о тебе того же, – огрызаюсь я в ответ.

– Когда ты успела стать такой сучкой? – Он нагло забирает бокал из моих пальцев и одним глотком осушает его.

– Тогда же, когда и ты козлом – с рождения! – не теряюсь я.

Меня тошнит от разговоров с ним. Мы ни в коем случае не должны пожениться. Я просто не выдержу этого! Так и представляю: Егор шляется по бабам, даже не пытаясь скрывать свои похождения не то что от меня – от окружающих. Потом, весь пропахший чужими духами, возвращается в наш типа дом и ложится в одну кровать со мной. Его мерзкие губы тянутся к моей шее, а требовательные руки намекают на супружеский долг. И все это присыпано выходами в свет, где мы будем создавать видимость идеальной парочки. Фу! Какая мерзость! Меня аж передергивает от такого будущего. Это слишком унизительно, чтобы стать реальностью.

– У тебя ничего не получится. – Он слегка прикасается пальцем к моей руке, скользит им по запястью. И делает это с такой уверенностью, словно желает показать, что уже давно растоптал меня. Как в душу плюнул. Сволочь!

– Пока не попробуем – не узнаем.

Какое-то время я позволяю Жукову эти развязные действия, затем аккуратно убираю его руку и с улыбкой ухожу в центр зала – делаю вид, что хочу подойти к дочке Пресняковых, и, пользуясь случаем, сворачиваю в сторону дамских комнат.

Мне безумно хочется сбежать отсюда. Просто превратиться в молекулу, которую никто не видит, и спокойно парить где-то в воздухе, а может, и в космосе. Только не здесь. Не рядом с Егором и всеми этими людьми.

Однако в пустом коридоре меня снова настигает Жуков. Как я могла не почувствовать, что этот придурок идет следом? Он хватает меня за локоть и резко разворачивает к себе лицом. От его противного парфюма начинает подташнивать. Ощущение, что Жуков вылил на себя целый флакон, как если бы планировал пойти на природу и спасаться с помощью духов от комаров. Не знаю насчет жужжащих, но меня такие ароматы очень отталкивают.

– Отпусти! – требую я и дергаюсь.

И Егор вдруг отпускает. Его губы растягиваются в мерзкой улыбке, убивая напрочь образ смазливого парня, каким он был минутой ранее в зале. Теперь Жуков похож на злодея из триллера с безумными мыслишками на уме. Глаза его так и блестят, словно там танцуют черти.

– Знаешь, что бывает с непослушными девочками? – мурлычет Егор, наклоняясь ко мне.

– Ты перебрал?! – рычу я, переполненная раздражением. – Отвали, придурок!

И пока он думает, как ответить, я размышляю над тем, что будет, если моя шпилька попадет Жукову между ног. Попробовать, что ли?

– Их ставят на колени! – никогда не слышала такого тона у Егора. Он реально какой-то пугающий. Не мужик, а абьюзер года! Сказать по правде, при виде него такого становится жутко не по себе. – Ника, я ведь могу быть и плохим мальчиком. Ты же не хочешь этого, верно?

– Да мне плевать, что ты можешь! – Я все-таки делаю два шага назад, увеличивая между нами расстояние. Сердце падает в пятки, а в горле настолько неприятное чувство, будто там скопилась кислота.

– Я прощу тебе тот поцелуй, но в следующий раз, – он повышает голос, говоря с нескрываемым наслаждением, – размажу тебя по стенке. Маленькая сучка.

– Ты… – У меня сбивается дыхание, руки начинают дрожать, и я сжимаю их кулаки, чтобы скрыть эту дрожь. Никогда не покажу ему свою слабость. Не дождется!

– Запомни: ты в моих руках, и это не изменится!

Я слышу усмешку, но плохо вижу Егора. Глаза застилает пелена, словно на голову надели пакет и туго затянули. Легкие горят, виски пульсируют. Я задыхаюсь.

Не знаю почему, но я вдруг вспоминаю тот день. Вспоминаю, как смеялся тот человек. И кровь на своих руках. Эти картинки из прошлого почти испарились из моей головы. Прошло больше десяти лет! Тогда я тоже задыхалась. Даже больше – я захлебывалась собственным страхом.

Оперевшись на стенку, стараюсь делать ровные вдохи, как учил когда-то психолог. Медленно, беря мысли под контроль. Это успокаивает.

Ясность зрения возвращается, и только сейчас я понимаю, что передо мной стоит уже не Егор. Передо мной Дима. Он снова стал свидетелем моей слабости.

Глава 9

Вероника

Мне хочется провалиться под землю, но я беру себя в руки и делаю шаг вперед, выпрямляя спину. Кажется, что в помещении стало душно, мне будто не хватает воздуха. А может, во всем виноват взгляд Димы: пронзительный и в то же время без высокомерия или жалости. Он впервые на меня так смотрит, с каким-то не то чтобы интересом – я даже толком не могу прочитать эмоции этого парня. Зато отмечаю про себя, какие у него все-таки красивые глаза. Добрые и честные. Напоминают северное море, волны, которые так умиротворенно бьются о скалы. Мне вдруг хочется просто сесть с ним на пол, положить голову на его плечо и тихонько посидеть. Молча. Как если бы я оказалась на берегу настоящего моря, где-то на одиноком пляже.