
Полная версия
Комната тишины
Да, между нами было всякое. Не стану отрицать, эксперименты с Лизой вызывали разнообразные ощущения, среди которых много приятных. Но я никогда не допускал мысли, что наши отношения могут подняться на новый уровень.
Никогда.
Я, в принципе, не вступаю в близкие отношения ни с кем.
Секс не в счет. Он – для здоровья.
– Боря, нам нужно увидеться и обо всем поговорить. Возможно, ты сейчас не в форме.
– Лиза, я сожалею, но отныне для тебя я всегда буду не в форме. И видеться нам не нужно.
Грубо – да. Недостойно мужчины – да. Я знаю, насколько мерзким и жестоким могу быть. И она должна была знать. С самого начала всё было прозрачно. Вот только женщины, даже такие успешные, как Лиза, всё равно любят строить иллюзии насчет отношений с мужчинами. Я, увы, ни разу ничьи иллюзии в реальность не воплотил.
Слышу редкие всхлипы. Лиза пытается держать себя в руках, но ей, наверняка, обидно. И вместо того, чтобы расплакаться, она прибегает к другой, более привычной ей стратегии.
– Ты пожалеешь об этом, Реутов, – о, раз она называет меня по фамилии, значит, будет мстить. – Сегодня же вся пресса узнает о твоем новом романе и обо всех твоих похождениях. Будь уверен, я об этом позабочусь.
– Буду благодарен. Мне как раз не мешает подсветиться в СМИ.
– Ненавижу тебя и проклинаю!
– Я тоже тебе благодарен за всё.
Мы прощаемся по всем законам жанра. Она сбрасывает вызов, и я с облегчением откладываю телефон в сторону.
Мне всё равно, что она будет делать. У Лизы хорошие связи, и она, действительно, может подпортить мою репутацию. Но разве это что-то значит для единственного в мире легализованного Харона, к которому выстраивается очередь на прием? Даже если она опорочит моё имя слухами о случайных связях и тех же попойках в сомнительных заведениях, разве от этого желающих получить разрешение на смерть станет меньше?
Людям нужно умирать. Иначе будет слишком тяжело. Мы не такие стойкие, чтобы терпеть бесконечно боль.
Я никогда не задумывался о том, захочу ли однажды уйти сам. Я стараюсь не смотреть в будущее. Существует то, что есть сейчас. То, чем я могу управлять. Например, своим режимом дня. Своим расписанием. Я могу делать то, что я хочу. И сегодня у меня будет выходной. Я уже знаю, как его проведу.
Листаю телефонную книгу, нахожу номер Кати и набираю её.
– Боря, – она отвечает приглушенным голосом, – я не могу сейчас говорить. У меня работа.
Терпение и вежливость – явно не сильные стороны моего характера. Каждый раз, когда слышу от неё ответ «нет», пусть даже косвенным образом, мне хочется взорвать целый город.
– Что в субботу утром у всех резко проснулась любовь к литературе? Или вы доплачиваете клиентам, чтобы они обивали пороги библиотеки?
– Что ты несешь? Приехал директор, устроил планерку – всё.
– Ну-да, логично. Другого времени найти точно было нельзя.
Планерка в субботу? Какой идиот может до этого додуматься?
Планерка в субботу в библиотеке напоминает мне изощренное средство пыток уровня позднего Средневековья. Так и вижу картину: директор в костюме святого инквизитора с раскаленными щипцами в руке и ордой стражников за плечами гневно вопрошает: «Сколько посетителей было на этой неделе в отделе периодической литературы? Перечисли мне их всех поименно».
Мотаю головой, прогоняя наваждение. Не о том совсем думаю. Не о том.
– Во сколько ты освободишься? – спрашиваю Катю. Отдельное спасибо ей за то, что не сбросила вызов. Рейтинг моей бывшей жены день ото дня растет в моих глазах. А мой, увы, неуклонно снижается.
– Я работаю примерно до двух часов. Потом занимаюсь репетиторством.
– Когда ты освободишься, чтобы мы могли встретиться?
– Не знаю, Боря.
– Ты всегда так загружена по субботам?
– А ты нет?
– По-разному, – нехотя признаю. – Иногда до поздней ночи не выбираюсь из офиса.
– Ну, вот видишь.
Вижу. Мы оба занимаемся не тем, чем нужно.
– Я заеду за тобой через час, – встаю с постели, роняя одеяло на пол. На мне вчерашний костюм, который теперь сгодится разве что на тряпки. Хорошо, что обувь снял прежде чем лечь. Я подхожу к большому зеркалу, смотрю на себя и узнать не могу. Кто этот человек потрепанного вида? Это что – известный на весь мир психотерапевт Борис Реутов, у которого хранятся ключи от комнаты тишины для тех, кто решил свести счеты с жизнью? Да если кто на меня посмотрит сейчас, решит, что я само воплощение смерти.
– Боря, – голос Кати стал ещё тише. А на заднем фоне раздался другой голос. Видимо, директор начал планерку. – Боря, я не смогу через час.
– Сможешь. И я смогу. Жди.
– Боря, ты только о себе думаешь.
– Ты права, – пресекая дальнейшие разборки, соглашаюсь я. – Поэтому мы встретимся через час, Кэт.
– Зачем?
– Я хочу поговорить с лечащим врачом твоей… м-м-м… дочери.
Произнести «нашей» я всё ещё не могу. Она твоя дочь, Катя. Твоя. Ты сделала для этого всё.
Мы сделали для этого всё.
– Он может сегодня нас не принять, Боря. Надо было созваниваться заранее.
– Он примет нас, – заявляю я так, словно нет во всем мире человека, способного мне отказать.
– Хорошо, – Катя вздыхает. – Приезжай.
Моя победа. Совсем ничтожная, но она кое-что значит. Катя мне не отказывает. Не отвергает. Не предъявляет счет. Она соглашается со всем, что я предлагаю. И хочется тешить самолюбие придуманной на ходу историей, что это взыграли чувства, не похороненные до конца. Но я прекрасно понимаю, что дело в другом. Кате нужна помощь. Она в тупике. А мне нужна информация. Ведь я сам до сих пор не знаю, что делать дальше.
Наспех собираюсь. Скидываю мятые тряпки в корзину для белья. Принимаю контрастный душ, одеваюсь. В новый костюм, выглаженный накануне Светланой. Надеюсь, она всё-таки выйдет сегодня на работу. Не хотелось бы терять такую помощницу. А времени искать новую у меня нет. Голова забита совсем другими мыслями. И, если честно, я не знаю, как в таком состоянии самому на работу выходить. До понедельника пациенты подождут. Но что будет дальше? Мне нужно прийти в себя. Вернуться в прежнее равновесное состояние. Решено: после консультации с врачом отправлюсь в Центр медитации. Давно не занимался духовными практиками. Да и было всего пару раз. Но может именно сегодня полегчает?
Я не хочу снова пить. Алкоголь – сплошная драма. Не лечит и не убивает. Как адский котел, в котором варишься. Нахрен это всё надо. Я не какой-нибудь пацан с улицы. Я Борис Реутов, человек, на которого равняются многие. Пора вернуться к самому себе. Что бы ни происходило.
В гостиной быстро выпиваю чашку крепкого кофе без сахара, проглатываю зефир (ничего другого не нашлось) и выхожу из квартиры. Кате не придется ждать. Я приеду даже раньше, чем обещал. Пунктуальность – одно из немногих качеств, которые я сумел в себе воспитать.
По пути пытаюсь слушать музыку, но она только раздражает и отвлекает. Не могу сосредоточиться на главном. Катя и разговор с лечащим врачом. Прогнозы на будущее. То, что важно знать. Как назло сквозь динамики прорывается песня, которая как нельзя отражает нынешнее состояние. В ней поётся что-то типа «…будущее неизвестно… Как не сойти с ума, если не знаешь, что принесет завтрашний день» и т.д.
Я слышал, что Вселенная подает нам знаки. И хорошо бы научиться их читать.
Если эта песня – знак, то в тупике не только Катя. В тупике можем оказаться мы оба.
– Да черт возьми, хорош накручивать себя! – вырубаю музыку и прибавляю скорости. Пока ничего не ясно, и точка не стоит; пока договор не заключен, и ключи от комнаты тишины в моих руках, есть ещё шанс. Надо его использовать.
Глава 7
Я заезжаю за Катей, как и обещал, через час. По пути успеваю перехватить стаканчик экспрессо в мини-кофейне, расположенной на первом этаже дома нотариуса Зверева. Для Кати я беру латте, приправленный малиновым сиропом. Надеюсь, кофе не успеет остыть. Отсюда до библиотеки всего километр. И Катя обычно пунктуальна. Не помню случая, чтобы ей требовалось много времени на сборы. Лишь бы директор её не заартачился, что сотрудник периодики в субботу утром решил свалить с планерки. Но если так, я быстро с ним договорюсь. Катя нужна мне прямо сейчас. Без неё… сложнее как-то. Если б это был любой другой случай, то да, я справился бы в одиночку, как всегда. Но речь о её дочери.
Её дочери.
И мне…
Дальше мысли обрываются.
Я паркуюсь напротив входа, нарушая правила. Катя почти сразу выходит из библиотеки. Она одета в то же пальто, что и накануне. Ветер треплет её убранные в высокую прическу волосы, и несколько прядей выбиваются и падают на лицо. Мне кажется это красивым. Хорошо, что я сижу в салоне. Иначе бы застыл как истукан на проезжей дороге, любуясь естественной красотой бывшей жены. Прихожу в себя, когда Катя оказывается рядом с машиной. Открываю ей дверь, не вставая со своего сиденья. Она садится в салон и начинает пристегиваться.
– Убедила своего директора, что у тебя срочное дело? А говорила, что не вырвешься.
– Привет, Боря, – Катя здоровается, лишний раз напоминая мне о бестактности. Я даже разговор начал не с приветствия, а с претензии. – Директор в курсе моей ситуации, поэтому отпустил.
– А что ты ему сказала про меня? – живо интересуюсь.
– Не беспокойся. Твоя фамилия вообще никак не фигурирует. Если тебя волнует, что внебрачная дочь ляжет пятном на твоей репутации, можешь быть спокоен: я не собираюсь делать из этого сенсацию.
Мне стало противно от самого себя. И от того, что Катя могла допустить такую мысль. Да, черт возьми, я пекусь о репутации, о рейтинге. Но ни разу с того момента, как я узнал о дочери Кэт, я не думал, что это как-то негативно может повлиять на меня.
Не хочу ругаться по этому поводу. Протягиваю Кате её стаканчик с кофе и наблюдаю, как удивленно распахиваются её глаза.
– Я решил, что тебе не помешает глоток малинового латте.
– И даже не один, – она принимает кофе. – Спасибо, Боря. Я как раз не обедала.
– Мы можем заехать куда-нибудь.
– Не нужно. Давай сделаем дела. Ты ведь хотел познакомиться с лечащим врачом Миланы.
Милана… Каждый раз, как слышу это имя, внутри всё вздрагивает.
– Почему ты назвала её так?
– В честь бабушки. Моей бабушки. Я её плохо помню. Была ребенком, когда она умерла. Но это очень добрые воспоминания. Как она читала мне книжки. Как учила молитвам. Как рассказывала обо всем, что знала. Бабушка часто была рядом. Чаще, чем мама. Ну, а потом её не стало, и мне пришлось повзрослеть.
В её голосе не было грусти. Я даже удивился. Катя говорила так, словно воспоминания о бабушке были приятной ностальгией, а не болью от утраченного. Неким источником ресурса и тепла, который остался в её детстве, и который всегда с ней рядом, что бы ни происходило. И снова я позавидовал ей, потому что у меня самого такого источника, кажется, не было. Да я и не любил обращаться в прошлое. Для меня всегда существовал мой мир – тот, который я создал, и который мог преобразовать в любую минуту.
– Врача зовут Евгений Петрович Копнов, – имя это я уже слышал от своих знакомых, собирающих для меня информацию по первому требованию. Кате говорить об этом, конечно, не стал. А то решит, что я параноик – преследую её везде и всюду и веду досье на каждого, с кем она общается. – С рождения Милану наблюдал другой врач. Но он переехал в другой город. А нас прикрепили к Копнову. Он очень опытный специалист, деликатный. Подобных случаев в его практике много.
– То есть много пациентов с таким же диагнозом?
– С врожденными пороками – да. К сожалению, Борь, это большая проблема. У нас большой процент неходящих детей. И нам повезло, что в последние несколько лет их стали вертикализировать. Знаешь, они ведь мир воспринимают по-другому. Одно дело, когда ты стоишь в полный рост и видишь всё таким, как есть. И другое – когда сидишь. Это иное ощущение себя в пространстве.
– Я понимаю, – мне не хотелось подробно обсуждать эту тему. Жутко становилось.
Поликлиника находилась в северо-восточной части центра города, чуть ближе к окраине. А через сто метров – один из старейших парков, который с недавних пор решили превратить в склеп, возведя один за одним несколько памятников признанным литераторам. Осенью это место становилось особенно мрачным. Однако посетителей не убавлялось. То ли горожанам нравилась серая унылая эстетика. То ли они ходили в парк по привычке, помня о тех временах, когда здесь было уютнее и веселее.
Мы оставили машину на парковке и пошли по территории поликлиники. Охранник равнодушно проводил нас взглядом и снова уткнулся в лежащие на коленях сканворды. Я с ним полностью согласен. В субботу утром развлекать себя на посту трудно. Разве что тренировкой памяти.
Дворик поликлиники был самым обычным. Не очень ухоженные клумбы с высохшими поздними цветами, где кое-где были натыканы окурки. Следы присутствия голубей. Редкие пациенты, прогуливающиеся вдоль одной-единственной аллеи. Обычное зрелище. Даже странно, что в нашем городе нашлось место для моего Центра. Настоящий анклав получился.
Мы вошли в пятиэтажное здание. В регистратуре Катя спросила, где сейчас доктор Копнов. Очевидно, её тут хорошо знали. Никто не хамил. Отвечали вежливо, спокойно, называя по имени-отчеству. Зато на меня смотрели как на инородное тело. Узнали, интересно? Может, визитку им оставить? Хотя нет, не нужно. Если понадоблюсь, меня найдут. Всегда находят.
– Идем на второй этаж, – Катя повела меня к лестнице.
– А лифт здесь есть?
– Конечно. Иначе как перевозить пациентов? – она взглянула на меня с упреком: ну, как можно не знать таких простых вещей.
– Я просто редко бываю в подобных местах, – попытался оправдаться.
Катя ничего не ответила. Она понимает, что это другая для меня реальность.
Второй этаж, как я понял, занимали пациенты с заболеваниями опорно-двигательного аппарата. Пахло медикаментами и хлоркой. Я отметил, что в коридоре есть кулеры с водой, мягкие сиденья в виде лавочек и несколько инвалидных кресел стоящих в ряд.
– А где кофе-аппарат?
– Боря, – Катя второй раз взглянула на меня с упреком, – это не частная клиника. Здесь кофе-аппараты не предусмотрены.
– Зря.
– Ты же полчаса назад пил кофе. Опять хочешь?
– Нет, – не знаю, что сказать. Нервничаю. – Где этот твой доктор?
– В двадцатом кабинете. Вот здесь, – она указывает на дверь. – Надо подождать. Скоро он выйдет. И, пожалуйста, не врывайся в кабинет. Веди себя посдержаннее. Здесь много больных.
– Как будто я не знаю.
Катя держит меня за психопата, я понял. Что ж, не буду её в этом разубеждать.
Мы садимся на лавочку (по-другому не могу назвать сиденье) и умолкаем. В коридоре продолжается движение. Из-за закрытых дверей больничных палат раздаются негромкие голоса. Здесь вообще тихо. Гораздо тише, чем я себе представлял. Хм. Интересно, почему я думал, что больница – это рассадник шума? Очередной стереотип, не подкрепленный ничем? Да здесь почти так же, как в моем центре. Хотя возможно это потому что суббота.
Спустя минут десять дверь в двадцатую палату открывается, и в коридор выходит доктор. Средних лет мужчина, среднего роста и сложения, с живыми удивительно яркими глазами.
– Катя? – он тепло приветствует мою жену, и я с неудовольствием отмечаю, что он называет её по имени, как старого доброго друга. – Я ждал вас.
– Здравствуйте, Евгений Петрович. Извините, что приходится вас отвлекать.
– Ничего страшного. Вы знаете, что всегда можете ко мне обратиться. Тем более, ваш случай особенный, – врач переводит взгляд на меня и начинает изучать. – Вы – Борис Реутов?
– Да, вы должны были слышать обо мне.
– Катя сказала, что вы родственник Миланы.
Вот так выглядит треск репутации. Этот врач не в курсе, кто такой Борис Реутов. Зато он знает меня, как родственника своей пациентки. Всего лишь родственника.
Обидно ли мне?
Да нет. Пусть лучше так, чем с подробностями.
– Мне нужно ознакомиться с историей болезни девочки, – смело заявляю я. – От начала и до конца.
Врач меряет меня взглядом, от которого становится не по себе. Я не нравлюсь ему. Он не привык, что посетители больницы диктуют ему условия. И Катя явно чувствует себя неуютно. Но я не собираюсь подстраиваться под их желания. Я пришел сюда, чтобы собрать информацию от первого лица.
– Хорошо, – Копнов чуть склоняет голову. – Идемте в мой кабинет.
* * *
Там было тесно и неуютно. Копнов предложил мне воды. Я отказался. Сейчас бы не помешал стакан бренди. Но я не хочу рисковать. Только дело. Рабочий вопрос.
– Её диагноз мне известен, – с ходу начал я. – Изучил подробно.
Катя с удивлением посмотрела на меня. Ах, да, забыл сказать, что подробное досье на её дочь я прочитал несколько раз и, наверное, выучил наизусть.
– Тогда зачем вы здесь? – Копнов держался так спокойно и невозмутимо, что я начал ерзать на стуле. – Если вам всё известно.
– Кроме её нового диагноза. Я хочу знать, как появилась эта опухоль, и… какие прогнозы.
– У каждого человека в организме живут раковые клетки. При удачном стечении обстоятельств они могут развиться.
– Это мне тоже ясно. Какие обстоятельства в случае девочки, я хочу знать.
Копнов выдержал мой нервный и требовательный взгляд.
– Этого вам никто не скажет. Клетки делятся. Их становится всё больше. Опухоль растет, давит. Анализы оставляют желать лучшего.
– Но ведь есть способ избавиться от опухоли?
– Если вы про операцию, Милане противопоказано хирургическое вмешательство. Организм слишком слаб, может не выдержать такой нагрузки.
– А растущую опухоль, значит, он выдержать может?
– Это не одно и то же.
– Хорошо, оперировать нельзя. Есть другие варианты? Прием медикаментов, способных уничтожить опухоль или уменьшить её?
– Мы делаем всё возможное. Однако болезнь прогрессирует.
– Да что это за дежурные фразы?! – не выдержав, ударяю кулаком по столу. – Если бы вы делали всё возможное, она давно была бы здорова.
– К сожалению, медицина не всесильна. И рак на сегодняшний день – самое непредсказуемое заболевание.
– Я не хочу это слышать! – мои нервы на пределе. Вот-вот оборвутся, как натянутая тетива. А этот доктор сидит себе напротив и как ни в чем не бывало рассуждает со мной о смерти. О скорой смерти одной из своих пациенток. Дочери Кэт, между прочим. И Катя по левую руку от меня сидит настолько тихо, словно её это вообще не беспокоит. Да что с ними такое происходит? Мир сошел с ума?
– Вам лучше успокоиться, – советует Копнов, чем окончательно выводит меня из себя.
– Послушайте, вы! – в гневе забываю его имя – отчество. – Если не справляетесь со своими обязанностями, имейте мужество признать это. Что значит – медицина не всесильна? Да знаете ли вы…
– Знаю. Прекрасно знаю, кто вы такой. Директор Центра поддержки «АКТУС». И у нас с вами в некотором роде схожие миссии. Кроме того, что я помогаю пациентам удержаться здесь. А вы провожаете их туда.
Личный Харон. В мифах Древней Греции его тоже все ненавидели.
– Собирайся, – я встаю и буквально вытягиваю Катю за руку. – Мы только зря время потеряли. Дольше я здесь оставаться не намерен.
Катя послушно встает. Бросает укоризненный взгляд на меня и – виноватый – на Копнова. А он так и остается на своем месте с невозмутимым лицом, по которому мне ужасно хочется съездить. Но я удерживаю себя. Не хватало ещё драку в поликлинике затеять. Журналисты просто взвоют от восторга и будут руки мне целовать за такой скандал.
– Прошу прощения, – Катя извиняется, как я понимаю, и за себя и за меня.
– Ничего страшного, – Копнов убийственно вежлив. – Жду вас с Миланой, как обычно, в часы приема.
Мы возвращаемся теми же коридорами. Спускаемся вниз, идем к парковке. Я чертовски зол и раздражен. Я не ожидал, что эта встреча окажется столько бессмысленной. Я надеялся, я реально надеялся услышать что-то обнадеживающее. Я надеялся, что Катя просто неправильно поняла слова доктора. Что она по незнанию не сумела правильно трактовать диагноз. Но когда я увидел, как спокойно Копнов рассуждает о смерти маленькой девочки, только тогда, клянусь, я ощутил самый настоящий страх.
Я часто видел смерть. Я и сейчас её главный проводник. И я никогда не боялся провожать обреченных в комнату тишины. Я спокойно выдавал им разрешение и прощался с ними, зная, что никогда больше не увижу. Но там, в тесном кабинете обычного доктора я впервые испугался этой неизбежности.
Можно сколько угодно быть Хароном, пока ты провожаешь тех, кто ничего не значит для тебя. Но как только это коснется кого-то чуть более близкого, чем все остальные, всё начинает меняться.
Я стал бояться. Да, я впервые стал бояться потерять.
Г
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.