Закон пустоты

– Не буду вас задерживать. – Сергей поднялся с кресла. – Мы уезжаем. Извините за беспокойство.

– Что вы. Я всё понимаю. Такая у вас работа.

– Ещё один вопрос. Вы знаете, чем именно занимался ваш муж?

– Бизнесом. У него очень большой бизнес. Был. Не знаю, кому теперь всё отойдёт? Поговорю с адвокатом.

– До свидания.

– До свидания.

– Долгонько вы, – встретил его майор знакомой фразой.

– Поговорили по душам. Похоже, что и вправду инфаркт.

– Тогда увозим тело в морг?

– Увозите.

Сергей сел в машину и надавил на газ. Пока тело привезут в морг, пока его обследует патологоанатом, пройдёт не один час. Он вполне может заскочить в лес. Благо, соответствующая экипировка болтается в багажнике.

Так он и сделал. Свернул на старую дорогу и на двадцать пятом километре приткнул машину на обочине за зелёной «Нивой». Быстро переоделся, натянул резиновые сапоги, взял большой пластиковый пакет и бодро вломился в лесную чащу.

Через пару часов пакет до верху был набит крепкими, один к одному, черноголовиками. Их было так много, что не хотелось выходить из леса. Но пакет был один. И не надо жадничать. Им и этого хватит.

Сергей заехал домой, вывалил в эмалированный таз перед радостно охнувшей Оленькой грибы, чмокнул её в щёчку и вновь уселся в машину. Теперь – в морг. Патологоанатом как раз отходил от стола.

– Полюбуйтесь.

Патологоанатом кивнул на невысокое, худощавое, обильно заросшее курчавыми тёмными волосами тело, лежащее на столе. И без единой татуировки. Впрочем, чему здесь удивляться: Смолёный ни разу не «чалился». Тюремную баланду не хлебал, парашу не нюхал. О лагерной шконке знал только понаслышке. Обычный бизнесмен областного масштаба.

– Обширный инфаркт, – ответил патологоанатом на немой вопрос молодого следователя. – Я бы даже сказал – обширнейший. Никогда не доводилось видеть такого. Столь ясной картины.

– Причина?

Патологоанатом поднял голову вверх и устало развёл руками.

– Божий промысел. Ничего другого.

– Вы хотите сказать, что не находите ничего криминального в смерти Гиви Нодия?

– Ничегошеньки. Даже под микроскопом.

– Никаких таблеток? Никаких инъекций?

– Никаких таблеток. Никаких инъекций. Чистота и порядок. Впрочем, я всё подробно изложу в заключении.

– Когда оно будет готово?

– К утру. Не раньше.

– Хорошо. Но вы понимаете, кто именно лежит на столе?

– Всё я понимаю. Как и меру своей ответственности. Потому заключение и будет не раньше утра.

– И ещё один вопрос. Его жена – медсестра. Могла бы она спасти мужа? Массаж сердца и всё такое.

– Однозначно, нет. У неё не было ни малейшего шанса. Если бы пациент умер на операционном столе, при полном штате врачей и подключённой аппаратуре, у него и тогда бы не было ни единого шанса. Я же говорю: обширнейший инфаркт. Такое впечатление, что внутри сердца разорвалась граната.

– Граната?

– Не берите в голову. Всего лишь образное сравнение.

– Но что способствовало … взрыву? Могла жена что-то подсыпать? Или сделать соответствующий укол?

– Нет. Нет таких лекарств. Во всяком случае, я о таких препаратах не слышал. Не думаю, что непрактикующая медсестра…. Ведь она не работает?

– Нет. И никогда не работала.

– Чтобы человек, весьма далёкий от современных веяний в медицине, мог сотворить нечто подобное.

– Я вас понял. Спасибо.

Из морга Сергей позвонил шефу, доложил о предварительных результатах и отпросился домой.

Оленька была в квартире одна.

– Чего так рано?

– А ты не рада?

– Не говори глупостей. Как раз вовремя. Я грибов нажарила. Две сковороды получилось. – Оленька закрыла глаза и блаженно повела носом. – И ещё в сушилку засыпала. Зимой супа наварим. Я люблю черноголовики. Не хуже белых.

– Зачем ты напрягалась? Тебе же нельзя. Я специально отпросился, чтобы перебрать грибы.

– Какое напряжение? Разве это работа? Это удовольствие. Да ещё какое! – Ольга блаженно улыбнулась. – Ни одного червячка! Практически безотходное производство. Я за час управилась. Давай тебе наложу. Я не вытерпела. Налопалась. Не представляешь, как мне хотелось грибов!

– Подожду Светлану Викторовну.

– Чего маму ждать? Она в парикмахерскую собиралась. Когда ещё вернётся. К тому времени умрёшь голодной смертью. И, наверняка, не обедал?

– Не обедал. Какой там обед.

– А что?

– Я прямо из морга.

– Что ты там забыл?

– Сегодня ночью умер Смолёный. Слышала про такого?

– А как же. Смотрящий. Папа все уши прожужжал про него. Застрелили?

– Инфаркт.

– Разве такие умирают своей смертью?

– Этот умер.

– Да ты ешь. Как грибы?

– Вкусно. Очень вкусно. Я сам мечтал о жарёнке. Всю дорогу представлял, как мы с тобой будем уплетать грибочки. Наперегонки.

– Извини. Сорвала кайф. Не дождалась.

– Ну что ты? Ничего ты не сорвала. Ты же рядом со мной?

– Рядом.

– И ныне, и присно, и вовеки веков?

– И ныне, и присно, и вовеки веков.

– Слушай, а чего твоего папу кличут Богомолом?

– Мама говорит, он в молодости был очень религиозным. В церковь ходил, перед обедом обязательно молился, посты соблюдал. И всё такое. Сейчас, правда, угомонился. Так, в меру.

– С чего вдруг? Опер и молитвы?

– Хобби у него такое. Вот у тебя какое хобби?

Сергей задумался.

– Даже не знаю. Грибы люблю собирать. Ягоды. Особенно чернику. В детстве любил на речке с удочкой сидеть. Кстати, а у тебя какое хобби?

– Я вышивать любила. Все вышивки, что есть в нашем доме, моя работа.

– Я думал, это Светлана Викторовна.

– Нет. Мама у нас специалист по плите. Пироги, тортики, – это её страсть. А ещё цветы на даче. О, кто-то пришёл. Пойду, гляну.

Ольга вскочила, словно и не была на седьмом месяце, и потопала в прихожую.

– Мама! Папа! – донёсся её голос из прихожей. – Что случилось? Сегодня, как сговорились. Все раньше срока.

– Чем это так вкусно пахнет? – прозвучал голос Светланы Викторовны.

– По-моему, грибами.

Это Леонид Сергеевич.

А вот и Оленька:

– Серёжа набрал грибов. Черноголовиков. Целый пакет. Я нажарила.

– Вот мы и пожаловали на запах. Я его даже в своём кабинете учуял. Не вытерпел. Бросил все дела и помчался домой. По дороге маму прихватил.

– Да ну вас! Идите, мойте руки! Пока грибы не остыли…

Сергей и Оленька, в своей комнате, сидели на диване, тесно прижимаясь друг к другу. Рука Сергея лежала на плечах жены. Ольга, положив руки на живот и закрыв глаза, тихонько мурлыкала. Совсем как кошка. Сергей перебирал в голове свой разговор с Ирмой. Что в нём было не так? Что насторожило его?

Стук в дверь прервал его внутренний монолог.

– Можно?

В дверь просунулась голова Светланы Викторовны. За ней виднелась крупная фигура Леонида Сергеевича.

– Конечно, можно. – Оленька перестала мурлыкать и отлипла от Сергея.

– Зашли поблагодарить твоего мужа за прекрасный и такой неожиданный ужин.

– Не такой он и неожиданный, – возразил жене Леонид Сергеевич, плотно усаживаясь в кресло и кивая жене на второе. – Я ещё утром, когда узнал, что Сергей едет к Смолёному, был уверен, что Серёжа не утерпит и забежит по дороге в лес. Но, честно говоря, не надеялся на такой богатый улов.

– Что за Смолёный такой?

– Ну, мама, ты даёшь, – фыркнула Оленька. – Жена генерала МВД не знает Смолёного! Даже я, скромный медицинский работник, второй день находящийся в заслуженном декретном отпуске, и то знаю сей весьма несъедобный фрукт.

– Почему я должна знать какой-то фрукт? Да ещё и несъедобный?

– Потому что Смолёный – смотрящий в нашем городе. Надеюсь тебе известно значение этого слова?

– Приблизительно. Но что Сергею понадобилось от Солёного?

– Мамочка: Смолёного!

– Какая разница? Солёный, Смолёный!

– Подождите вы со своим Смолёным! – вмешался в женский спор Леонид Сергеевич. – Сначала обсудим наше дело.

– Какое дело?

Оленька подозрительно оглядела своих родителей.

– Да, доченька, – согласно кивнула Светлана Викторовна. – Сначала о деле. – И она посмотрела на выпуклый живот скромного медицинского работника.– Тебе скоро рожать.

– Не так и скоро. Через два месяца.

– Что такое два месяца? Не заметишь, как пролетят. Ты думала, куда поставишь кроватку? А через полгода ещё и манеж.

– Думала, – вздохнула Оленька. – Я только и думаю об этом.

– Вот! – удовлетворённо подытожила Светлана Викторовна. – Вам нужна своя квартира!

– Где её взять? – вновь вздохнула Оленька.

– Поэтому мы и пришли к вам. Прямо над нами, – Светлана Викторовна ткнула указательным пальцем в потолок, – продаётся квартира. Точно такая, как у нас.

– И что?

– Вы не хотите купить её? Ты только подумай, как удобно. Понадобилась наша помощь, а она, поверь мне, будет требоваться практически постоянно, и мы у вас. Даже переодеваться не нужно. Скажи, гениальное решение вопроса!

– Всё это прекрасно, но на какие шиши мы купим эту квартиру?

– А ипотека?!

– Пока её оформишь, квартиру продадут десять тысяч раз.

– Об этом можешь не беспокоиться. Твой папа обо всём договорился. Половину стоимости мы с папой вносим завтра, деньги у нас как раз есть, а на остальное Серёжа оформит ипотеку. И не волнуйся, – Светлана Викторовна замахала руками на дочь, – отец обо всём договорился с банком. Они обещали оформить все документы в течение трёх дней. А три дня они подождут.

– Ну да, – усмехнулась Оленька, – кто посмеет возразить генералу МВД? Живо в Сибирь упечёт

– Ты насчёт Сибири не очень-то. Зачем обижаешь папу? Он для вас старается.

– Я шучу. Неужели непонятно?

– Есть вопросы, с которыми не шутят. Пора бы и усвоить. И что Серёжа подумает?

– За Серёжу не беспокойся. – Оленька ласково погладила мужа. – Он далеко не дурак. И всё понимает, как надо. Так, Серёжа?

Сергей молча кивнул.

– А вы смотрели квартиру? – Оленька, повторив жест матери, ткнула пальцем вверх.

– Смотрели, – ответили хором тесть и тёща, после чего Леонид Сергеевич замолчал и лишь согласно кивал головой в такт последующим словам жены. – Даже ремонт не требуется. Достаточно убраться. И выкинуть лишние вещи. Наймём грузчиков, они за пару дней всё освободят. Да что я говорю? Идёмте, посмотрим. Сами убедитесь во всём.

– Неудобно. Поздно уже. Вдруг люди легли спать?

– Какие люди? Разве не слышишь, какая наверху тишина? Там целый год никто не живёт.

– Правда, тихо. А куда они подевались?

– Ох, – вздохнула Светлана Викторовна, – какая эгоистичная молодёжь пошла: никого, кроме себя любимых, не замечает; ничем, кроме собственных делишек, не интересуется. Филипп Матвеевич умер ещё три год назад, а Прасковья Семёновна скончалась в прошлом году. Дочка живёт в Москве. Ей квартира не нужна.

– И как ты собираешься туда попасть? Дверь ломать? Или обзавелась отмычкой?

– Зачем отмычка, когда есть ключи?

– Откуда?

– Надежда отдала.

– Какая Надежда?

– Я ж тебе говорю: их дочь.

– Которая из Москвы?

– Она самая. Я её случайно встретила на лестнице. Мы разговорились, она мне всё и рассказала. И квартиру показала. Мы с ней обо всём договорились.

– А зачем тогда голову морочишь?

– Никто тебе ничего не морочит. С вами, если ты это заметила, советуются. Так вы пойдёте?

– Нет. Давай завтра.

– Завтра так завтра.

Светлана Викторовна поднялась с кресла и вопросительно посмотрела на мужа.

– Что, пойдём?

– Иди. А мне надо с Сергеем поговорить про Смолёного.

– Дался вам этот бандит. Что говорить о нём?

– Есть что. Смолёный умер прошлой ночью.

– Умер? – Светлана Викторовна плюхнулась обратно в кресло и вопросительно посмотрела на зятя. – Его что, убили? И ты ездил на расследование? Это не опасно?

– Нет, – улыбнулся Сергей. – Никто его не убивал. Он сам умер. Инфаркт.

– Точно? – переспросил Леонид Сергеевич.

– Абсолютно.

– Вот и Караулов утверждает. И Лев Сергеевич, наш патологоанатом, подтвердил.

– Он дал вам заключение?

– Пока устно. Но Караулов говорит, что ты долго беседовал с Ирмой. О чём, если не секрет?

Оленька грозно нахмурила брови.

– Что за Ирма такая?

– Жена Смолёного.

– Молодая?

– Лет сорок пять. Она на десять лет моложе мужа. Родилась в нашем городе. Говорит совсем без акцента.

– А должна была шпрехать с акцентом?

– Так у неё муж – грузин, и сама наполовину грузинка. А в Грузии была всего раз. И дети, по её словам, говорят только по-русски. Странно.

– Что здесь странного? Что им делать в Грузии? Коз пасти? Небось, в университетах учатся?

– Старший – в медицинской академии, средний – в университете, на юриста. Дочка – пока в школе.

– Вот видишь.

– А Ирмой её наверняка назвали в честь Ирмы Сохадзе. – заметила Светлана Викторовна. – Была такая грузинская девочка. Пела про оранжевый апельсин.

– Хочешь сказать, мамочка, что меня ты назвала в честь Ольги Воронец? Я не перепутала фамилию певицы? Что касается внезапной остановки сердца, то явление малоизученное, но далеко не редкое. Это я говорю тебе как кардиолог.

– Остановка, но не разрыв сердца.

– Одно другому не мешает.

– Лев Сергеевич сказал, что сердце разорвалось на части, словно внутри взорвалась граната.

– И что? Всё возможно. Сколько лет этому Смолёному?

– К шестидесяти.

– Вот видишь. У мужика начался климакс. Самая опасная и непредсказуемая пора жизни.

– Разве у мужчин бывает климакс?

– Ещё как бывает. Только у всех он протекает по-разному. Человеческий организм, при всей его кажущейся изученности, таит в себе столько неизвестного. Сплошные иксы, игреки и зеты. Стоит нам разгадать одну загадку, как тут же возникает десяток других проблем. И попробуй их разрешить. Как там говорил Сократ про круг человеческих знаний?

– Чем шире круг человеческих знаний, – вздохнул Сергей, – тем больше незнания окружает его. Что-то в этом роде.

– С годами круг моих знаний увеличивается, – нравоучительно проговорила Светлана Викторовна. – Всё, что вне круга знаний – это незнание. Чем шире круг знаний, тем больше он соприкасается с незнанием. Вот точная цитата.

– Мамочка, ты – молодец, но Серёжа сказал то же самое.

– Я и не спорю. Но иногда требуется точная формулировка. Особенно в криминалистике. И в медицине.

– Вы абсолютно правы, Светлана Викторовна. Леонид Сергеевич, патологоанатом что-нибудь обнаружил в крови? Какие-нибудь препараты.

– Окончательное заключение будет только завтра. И вот, что я хочу сказать. То, что ты стремишься докопаться до сути, хорошо. Это говорит о том, что из тебя получится настоящий профессионал. Ведь в нашем деле, вероятное далеко не всегда верное. Зачастую самая перспективная версия, в которой даже не сомневался, на деле оказывается пустышкой. Так что никогда не иди напролом. Иногда приходится проработать десятки версий, пока не выйдешь на верную. А как жалко с ними расставаться. Столько времени, столько сил потрачено. И всё впустую. Обидно. Но чем дальше мы углубляемся по ошибочному пути, тем труднее будет вернуться назад. Помни, что проигранное сражение не всегда означает проигранную войну.

– Я вас понимаю. Но пока вдова вызывает у меня слишком много вопросов. У неё медицинское образование. И возможность у неё была подсыпать что-нибудь мужу.

– Зачем Ирме убивать своего мужа? Получит огромное наследство? Нет. Всё уйдёт в общак. Приедет новый Смотрящий, а Ирма с детьми останется на бобах.

– А если у неё любовник? Что за адвокат, который будет заниматься похоронами? Надо бы проверить его.

Леонид Сергеевич улыбнулся.

– Смолёный и всё его ближайшее окружение находятся у нас под колпаком. Адвокат – не исключение. Это Михаил Самуилович Коган 1937 года рождения. Так что в герои-любовники он вряд ли годится. И в злодеи тоже. Михаил Самуилович прошёл через концлагерь, потерял там всех родных. Сам чудом остался жив. Одинок. Его жена умерла пять лет назад, а дочь эмигрировала в Израиль, где и погибла от рук террористов. Михаил Самуилович очень опытный адвокат. Он слишком дорожит своей репутацией и никогда не возьмётся за сомнительное дело. Как он любит повторять: «Моя репутация – это единственное, что осталось у меня в этой жизни».

– Но Смолёный не ангел.

– Но и не бандит с большой дороги. Он «вор в законе» новой формации. Не сидел, не привлекался. Не торговал наркотиками. Не занимался работорговлей. Торговал на рынке цветами и фруктами. Он чист перед законом. Свою должность Гиви Нодия купил. Как покупают прибыльный бизнес. Да, смотрел за порядком. Не допускал бандитских разборок. Все вопросы старался решать в рамках закона. И Михаил Самуилович активно помогал ему в этом.

– Получается, он выполнял нашу с вами работу?

– Отчасти – да. У меня, у самого, – вздохнул генерал, – есть нехорошее предчувствие, что его смерть не к добру. Она ещё аукнется. Не знаю как, но аукнется. И, боюсь, очень скоро.

– Так что вы предлагаете? Не копать глубоко? Я так понимаю, что естественная смерть устроила бы всех.

– Правильно понимаешь. Именно такого результата и ждёт от тебя руководство. Но это не означает, что следует сдаться и опустить руки. Если гложет червь сомнения, продолжай работать. Пусть даже ничего не накопаешь, зато совесть будет чистой. Ну, ладно, отдыхайте, а мы – к себе. И хорошенько подумайте над нашим предложением о покупке квартиры.

– А чего тут думать? – Оленька послала родителям воздушный поцелуй. – Завтра и пойдём. Видите, какая мы дружная семья?

2.

Заключение патологоанатома пришло перед обедом. Ничего нового в первоначальную версию оно не добавило. Обширный инфаркт. И ни слова о его причине. Ни в крови, ни в мышечных тканях ничего не обнаружено. Постороннее вмешательство исключено.

– Разве марсиане впрыснули ему какое-то марсианское лекарство, – добавил по телефону Лев Сергеевич. – Но, как ты понимаешь, сиё не в моей компетенции.

Можно смело закрывать дело.

О чём Сергей и доложил шефу. Дмитрий Александрович обрадовался непритворно.

– Больше всего боялся, что его траванули, – сказал он, вытирая лоб носовым платком. – Тьфу. Даже в пот бросило. Боялся, накопаешь какой-нибудь гадости. Значит, точно инфаркт?

– Точнее, чем в аптеке. Одно непонятно.

– Ты о чём?

Дмитрий Александрович настороженно посмотрел на молодого следователя.

– С чего, спрашивается, такой пассаж? Здоровый человек, и, вдруг, инфаркт.

– Здоровых людей не бывает…

– … а бывают недообследованные, – продолжил Сергей.

– Вот именно. Схалтурили в диагностическом центре. Или испугались поведать такому пациенту о его скрытых болячках.

– Всё может быть, – не стал возражать шефу Сергей.

– Закрывай дело.

– Есть.

– А насчёт твоих сомнений. Поверь мне на слово: если есть за ними, хоть что-нибудь, оно обязательно проявится. Рано или поздно, но даст о себе знать. Тогда тебе и карты в руки. Да, и вот что. Завтра похороны Смолёного. В два часа дня. На Черкасском кладбище. Там, где вся бандитская шобла похоронена. На кладбище будет Караулов. Тоже съезди туда. Приглядись. Может, что полезное увидишь. Там будет много интересных людей.

– Есть.

Насчёт «интересных» людей Дмитрий Александрович не ошибся. Людей на похоронах было много. И один интереснее другого. Сергей не успевал консультироваться у Караулова, с которым они, стоя в некотором отдалении, наблюдали за происходящим у могилы.

– Вот это её родители, а та старуха – мать Гиви. Отец у него умер ещё до того, как Гиви заделался Смотрящим. Это его охрана, это садовник, там вон стоит горничная, рядом с ней – муж экономки, личный шофёр Гиви. Не хватает лишь самой экономки. Видимо, готовит закуску…

Самостоятельно Сергей определил только Ирму и её детей. Ирма была в том же самом наряде, в каком он застал её в доме, возле мёртвого мужа. Она не причитала, не плакала, тем более, не рвала на себе волос, покорно выполняла все указания батюшки, отпевавшего покойного, но даже издали чувствовалось огромное внутренне напряжение, которое переполняло Ирму.

– Переживает, – заметил Караулов. – Но держит себя в руках. Молодец. Не удивлюсь, если займёт место мужа.

– Смотрящего? – удивился Сергей. – Разве такое возможно? Она – женщина! И ничего не смыслит в делах мужа.

– В наше время возможно и не такое, – усмехнулся майор. – Были бы бабки. А они у неё есть. А насчёт её незнания мужниных дел ты глубоко заблуждаешься. Напустила она на тебя туману. Вижу, что напустила. Это она умеет. Людей дурачить. А ведь именно она и была настоящим Смотрящим. Гиви так. Свадебный генерал. А правила бал Ирма! Заметил, как почтительна с ней вся воровская шобла? Так и едят глазами. Конечно, может для блезиру выкупить должность одному из своих сыночков. Хоть медику, хоть юристу. Без разницы. Но царствовать будет она! Казнить и миловать.

Сергей ошарашено смотрел на майора. Господи, какой он дурак! Молокосос. Как много ещё надо ему понять в нелёгкой и такой непростой сыскной работе, чтобы хоть на махонькую капельку приблизиться к майору.

Кого искренне было жаль на похоронах, так это детей покойного. Но, если мальчики ещё хоть как-то держались, то на Кристину было больно смотреть. Она плакала и рыдала взахлёб, а слёзы непрерывно лились из её глаз. И откуда их столько набралось в маленьком детском организме?

– Папочка, папочка, – причитала девочка, – не уходи! Как мы без тебя? Я прошу: не уходи…

– Вот кто, действительно, переживает, – крякнул Караулов. – Хотел бы я, чтобы меня хоть кто-то так проводил в мой последний путь.

Сергей ничего не ответил на замечание Караулова. Было безумно жаль девочку. Но…. Сколько детей осиротело по вине Гиви Нодия? Сколько людей разорилось, сколько отправилось в места «не столь отдалённые»?

Странная штука – жизнь. И всё менее и менее понятная.

– А тот старик, который стоит в сторонке, случайно, не Коган? – спросил Сергей у майора.

– Он и есть. Не хочет смешиваться со своей клиентурой. Брезгует. Хотя деньги воровские стричь не брезгует.

Но вот гроб опустили в землю и яму закопали. Навалили на бугор венков и стали кучковаться возле джипов. Ирма взяла за руки девочку и одного из сыновей, подвела к своим родителям и что-то тихо сказала им. Те согласно кивнули, посадили детей в чёрный мерседес и уехали.

– Что я говорил?

Майор победно посмотрел на юного следователя.

– Что?

– Она берёт юриста на поминки, а медика с дочкой оставляет в городе с родителями. Нечего им светиться с воровской шоблой.

– Хотите сказать, что наметила юриста на роль Смотрящего?

– Именно это я и хочу сказать. Бабёнка не теряет времени даром. Не удивлюсь, если сегодня вечером в городе появится новый Смотрящий.

Джипы разъехались, увозя людей на поминки.

– Подвезёшь? – спросил майор у Сергея. – А то я отпустил казённую машину.

– Куда?

– В отдел. Будем ждать вестей.

– А туда не надо ехать?

– Зачем? Что там делать? Ворон считать? Или пьяных в машины заталкивать? Без нас затолкают.

– В отдел, так в отдел. Садитесь.

Сергей высадил Караулова и направился к себе на работу. Благо, ехать было недалеко.

Он уже заканчивал докладывать начальнику о результатах своей поездки, как, вдруг, у шефа на столе зазвонил телефон. Дмитрий Александрович поморщился и поднял трубку.

– Слушаю.

Почти мгновенно лицо у него стало наливаться кровью, а пальцы свободной руки как-то странно вздрагивать. Словно человек мысленно играл на рояле.

– Всё понял. Немедленно выезжаю!

Дмитрий Александрович бросил трубку и отстранённо посмотрел на затаившегося Сергея.

– Поедешь со мной! – рявкнул он.

– Куда?

– На тридцать второй километр.

– Опять? Что-то случилось?

Сергей вскочил на ноги и замер, решая: пропустить начальника вперёд или самому выйти из кабинета первым?

– Случилось, – бросил на ходу Дмитрий Александрович. – И очень страшное.

Поехали на служебной машине. Сергей сидел на заднем сиденье и всю дорогу пытался понять, чего такого «страшного» могло произойти в доме, в котором он был всего пару дней назад?

Убийство?

Дело нехорошее, но, к сожалению, далеко не новое. Надо думать, Дмитрий Александрович в своей профессиональной деятельности весьма нередко сталкивался со всевозможными трупами. Что его так напрягло?

Два, три трупа? «Поминающие» так напились на поминках, что перестреляли друг друга?

Сомнительно. Не для того туда ехали. Разборки начнутся позже.

Но что там приключилось? А если всё не так? Если бандиты стали «мочить» жителей посёлка?

Кого? И за что? Половина поселковых работает на их авторитета, который умер естественной смертью. За что их «мочить»?..

Но действительность оказалась даже страшнее, чем её представлял Сергей.