Солнце для красных

– Молодой человек, приходите завтра пораньше.

– Непременно, – ответил Павел и поспешил домой.

Едва переступил порог квартиры, как раздалась телефонная трель. Звонил Нагель.

– Павел, у меня потрясающие новости, нам предстоит автопробег Рига – Берлин – Дрезден – Сен-Готард – Рим – Неаполь – Берлин – Петербург, – Нагель замолчал, ожидая ответной реакции, но Павел молчал, тогда Нагель встревожился, – Павел, у тебя все в порядке?

– Когда начало пробега?

– Пятнадцатого августа.

– Так скоро?

– На подготовку у нас есть пара недель.

– Я собирался внести в конструкцию автомобиля некоторые технические изменения, но боюсь, что за такой короткий срок не успею.

– Ничего страшного, в следующий раз, – успокоил Нагель, – Контракт уже подписан – отступать поздно.

– Но ты ничего не говорил.

– Я получил предложение всего час назад, а связаться с тобой получилось только сейчас, – в тоне Нагеля появилось раздражение, – Не переживай, с технической подготовкой машины нам помогут в мастерской Руссо-Балта.

– Хорошо, – согласился Павел.

– До завтра.

Мысль о предстоящем пробеге вдруг показалась серой и скучной. Вспомнился Киевский пробег, ремонт машины под проливным дождем, трудно смываемое с рук моторное масло, запах бензина. Необходимо было совершенствовать автомобиль, и княгиня была права, но времени на это совершенно не оставалось. Отбросив накатившие мысли, распечатал картину подаренную Анастасией и залюбовался. Провел рукой по холсту, ощутил его трепет, потом выпил крепкого чаю, и забравшись в постель уснул крепким молодым сном.

Следующее утро оказалось солнечным и ярким. На откидном календаре стояла среда. Послезавтра увижу Настю, – сладко потянувшись подумал Павел. Телефонный звонок оторвал от приятных мыслей.

– Я в гараже, – сказал Нагель и спросил, – Ты скоро?

– Скоро, – ответил Павел.

Обвел взглядом стены с портретами ученых, книжные шкафы. В ярком солнечном луче, пробивавшемся в щель между плотных штор, парили мелкие частицы пылинок. Надо непременно навести порядок, – решил Павел, и одевшись вышел на улицу. Зашел в булочную, позавтракал и взяв извозчика отправился в мастерскую.

– Наконец-то, – обрадовался Нагель увидев Павла, только что ушли представители Руссо Балта, хотели увидеть тебя, но я все вопросы решил.

– Замечательно.

– Ты какой-то сияющий, – заметил Нагель увидев Павла, – и это хорошо, – Нагель подмигнул, – Мне кажется, я знаю в чем дело, но об этом поговорим позже, а сейчас мне надо срочно в редакцию, – готовится свежий выпуск журнала.

– Завтра и послезавтра меня не будет, – сказал Павел.

– Вот как, – брови Нагеля поползли вверх.

– Я дам задание механику, а в субботу проверю исполнение.

– Договорились, – сказал Нагель прощаясь.

Для уборки квартиры, Павел нанял прислугу, самолично перебрал разбросанные по квартире книги, расставив по полкам, купил шампанское, вино, пирожные, фрукты, много цветов, и расставив все это на огромном столе остался доволен. Принялся ждать, ежеминутно выглядывая на улицу.

Анастасия, отпустив извозчика за два квартала, остальной путь проделала пешком и появилась у двери квартиры Павла на пять минут позже назначенного времени, собралась позвонить, но только подняла к кнопке звонка руку, как дверь широко распахнулась.

Павел, в белом сюртуке с красным цветком в петлице, и сияющим от счастья лицом стоял на пороге.

– Проходите, как я счастлив вас видеть, – пригласил он.

Она прошла прихожую, а после оказалась в просторной гостиной, и увидев утопающий в цветах стол смутилась.

– Я только на минутку, посмотреть ваши работы.

– Тогда пройдемте в мой рабочий кабинет, – предложил Павел.

– Вы, живете один?

– У отца дом в Крыму, он на пенсии, и они с матушкой проживают там.

Рабочий кабинет оказался заставлен ватманами с хитроумными чертежами, на стенах висели эскизы автомобилей.

– Неужели, это создали Вы? – поразилась Анастасия, – Наверное мои работы выглядят по- детски наивно?

– Они прекрасно красивые и жизнеутверждающие!

– Правда?

– Анастасия Михайловна, уверяю, что я никогда не посмею вам солгать, – заверил Павел, – Что касается работ, то в большинстве своем это только прожекты.

– У вас замечательно поставлена рука, все линии, на чертежах и эскизах кажутся необыкновенно прямыми, хотя готова поспорить, что они выполнены от руки.

– Мне казалось, что мои прямые линии идеальны, – рассмеялся Павел,– а вы меня безжалостно разоблачили.

– Не огорчайтесь, я лишь хотела вас похвалить, мне подобного никогда бы не удалось.

– Обращаться за каждой линией к линейке сильно замедляет работу, – ответил Павел.

Анастасия присмотрелась и удивленно воскликнула;

– У вас и окружности исполнены от руки!

– Не стоит придавать этому большого значения, – ответил Павел, увлекая девушку в гостиную.

Они прошли в гостиную, Анастасия увидев рояль спросила:

– Вы играете?

– Немного.

– В следующий раз, непременно сыграете, а сейчас я пойду.

– Может вина, или шампанского, а потом я непременно вас провожу.

– В следующий раз.

Павел, взглянув на стол грустно вздохнул.

– Следующий раз, случится не скоро. Ожидается пробег: Рига – Берлин – Дрезден – Сен-Готард – Рим – Неаполь – Берлин – Петербург.

– Софья Алексеевна об этом мне не говорила.

– Я узнал пару дней назад, – признался Павел, – Нагель ведет отчеты в своем журнале «Автомобилист», промышленники в этом заинтересованы и постоянно подталкивают его к новым пробегам.

– То есть, у состязаний коммерческая основа?

– В общем да, но кроме этого мы обкатываем технику в экстремальных условиях, а на этот раз должны покорить Везувий.

– Вы, шутите?

– Нисколько.

– Когда старт?

– Пятнадцатого августа.

– Так скоро!

– Да.

– Тогда, мы должны выпить за пробег, – сказала Настя, – Обещайте мне звонить.

– Обещаю, – улыбнулся Павел откупоривая шампанское.

Отпив глоток, Анастасия поставила бокал на стол и взгляд ее упал на портрет бородатого, грубо выписанного мужика в красном кафтане, рядом с которым висел портрет миловидной женщины в синем сарафане и золоченом кокошнике.

– Ваши предки? – кивнула Настя на портреты.

– Прадед и прабабушка.

– Кто они?

– Прадед работал на Демидовских заводах инженером, после перебрался в Петербург.

– Какое интересное письмо, как грубо положены краски, но в этом есть нечто мужественное, можно сказать мужицкое.

– Художник какой-то самоучка из крепостных, я даже не знаю кто он. Расскажите лучше о себе, – попросил Павел.

– Я родилась в семье офицера Дальневосточной пограничной стражи, но отца не помню, он погиб в стычке с контрабандистами, мама умерла позже, и меня забрала к себе тетушка, она занималась моим образованием и воспитанием.

– Она жива?

– Жива, но очень старенькая, сильно болеет и живет под присмотром в частном пансионате при Мариинской больнице.

За окном сгущалась синева белой ночи, и Анастасия поднялась из-за стола.

– Какая чудесная погода, пойдемте гулять.

– Пойдемте, – согласился Павел.

Чудесная погода продержалась до начала августа, а после резко испортилась: налетели свинцовые тучи, порывы сильного ветра срывали начавшие желтеть листья, и застучав по окнам, полил крупный дождь.

– Неужели нельзя отложить пробег? – спросила Настя.

– Нет, в условиях контракта ссылок на погоду нет, – ответил за Павла Нагель.

– Звоните, – сказала Настя прощаясь.

Павел с досадой и яростью посмотрел на Нагеля.

– Ну разве я виноват в погоде, – сказал Нагель разведя руками, – отъедем от Петербурга сотню верст и снова засияет солнышко!

Взобраться на Везувий по узкой, утопающей в грязи дороге оказалось не так трудно, как спуститься. Прыгая на рытвинах, автомобиль, разогнавшись норовил сорваться в пропасть. Ручной тормоз действовал только на задние колеса, и барабаны перегревшись задымились. Заметив это Павел прокричал:

– Андрей Платонович немедленно остановите машину.

– А что случилось?

– Еще немного и мы останемся без тормозов.

Оглушительный хлопок и машину понесло к обрыву. Вытянув рычаг тормоза до упора Нагель с трудом остановил автомобиль. Вышли из машины и осмотрели. Одна из задних шин от перегрева лопнула, тормозные барабаны шипели под каплями дождя. Нагель вытер пот со лба и улыбнулся.

– Павел Анатольевич, обратите внимание, что лопнула иностранная шина, а нашей отечественной ничего не сделалось. Какая замечательная реклама для наших шинников, я непременно посвящу в журнале этому отдельную статью.

– Для безопасности необходимо установить тормоза на все четыре колеса, а привод тормоза сделать ножной, поскольку при ручном торможении, приходится отпускать руль и теряется управляемость. По возвращению в Петербург, я непременно этим займусь, – пообещал Павел.

Поменяли шину и дальше спускались, делая частые остановки.

После подъема к Везувию последовали другие пробеги. По возвращении из Монте-Карло, Государь Император наградил Андрея Платоновича Нагеля орденом Святой Анны третьей степени. Об этом известили все газеты, имя Павла ни в одной не упоминалось.

– От тебя пахнет бензином, а руки похожи на руки кочегара, – сказала Настя, разглядывая ладони Павла.

– Техника, – пожал плечами Павел, – невозможно оставаться с чистыми руками.

– А вот у Андрея Платоновича руки всегда чистые. Ты делаешь за него всю грязную работу, а награды достаются только ему.

Павел помрачнел, а Настя, погладив пахнущие бензином руки, сказала:

– Забудь. Делай как тебе нравится, мне просто за тебя обидно, и когда тебя нет рядом я сильно скучаю.

– Пора подумать о совместной жизни.

– Ты хочешь сделать мне предложение? – она заглянула ему в глаза.

– Если ты не против, – ответил он, и притянув к себе поцеловал.

Надвигался очередной автопробег и Нагель поторапливал. В его поведении появилось нечто барское и пренебрежительное, и это раздражало Павла. Не выдержав какой-то мелкой придирки, Павел вытерев промасленной ветошью руки сказал:

– Я умываю руки, – и хлопнув дверью ушел.

– Ну и правильно сделал, – одобрила поступок Настя, – И чем теперь займешься?

– Хочу познакомиться с твоей тетушкой, а потом познакомить тебя с моими родителями.

– Они приезжают в Петербург?

– Нет, это мы поедем в Крым, и ты увидишь, как там замечательно.

Начальник Генерального штаба Российской империи Владимир Александрович Сухомлинов.

Глава 2

Отряд конных жандармов остановился на окраине села и соскочивший с седла урядник, пройдя через пыльный двор застучал в маленькое оконце старого каменного дома. Дверь распахнулась и на крыльцо вышел стройный юноша, с длинными темными волосами.

– Сисак Акопович Бабаханян? – спросил урядник.

– Да, это я.

– Мы нашли вашего отца.

Выглянув на улицу, офицер сделал знак, и один из всадников завел во двор лошадь навьюченную брезентовым свертком от которого исходил тяжелый дух. Поморщившись урядник посоветовал:

– Не затягивайте с похоронами и не вздумайте разворачивать. А лучше уезжайте отсюда.

– Кто это сделал?

– Отец ваш, после прокатившихся в девятьсот пятом погромов и убийств, давал показания в суде. Одного из смутьянов осудили на пожизненную каторгу, но месяц назад он бежал и собрал шайку. Прячется сейчас в горах, грабит, убивает, подстрекает к беспорядкам. Может и сюда придет, кто его знает, – урядник вытер струящийся со лба пот, – Ну и жара нынче, наверное все посохнет. Вода в доме есть? Коней бы напоить.

Сисак выглянул на улицу.

Приморившиеся лошадки, отчаянно отбивались хвостами от наседавших слепней, спешившиеся жандармы, курили укрывшись в короткой тени дома.

– Немного есть, но на коней не хватит. Лучше на арык езжайте, что за селом, он обмелел, но вода в нем еще есть, – сказал Сисак, – Прямо по дороге метров триста и справа увидите.

Цокая подковами, отряд удалился, и сразу заглянул сосед. Сняв шапку перекрестился и помог перенести покойного в дом.

На похороны, собралось всего несколько человек. Каменистая земля, засуха и долги, опустошили кошелек покойного, на гроб денег не нашлось, поэтому хоронили в саване натянутом прямо поверх брезента. Осенив покойного крестным знамением, священник произнес заупокойную молитву и тело предали земле.

– Соболезную, – сказал староста подойдя к Сисаку.

Юноша молчал, глядя на собранный из серых камней могильный холмик.

– Лето засушливое, урожая не будет, но я помогу деньгами.

Слабый ветерок шевелил редкую пожелтевшую траву, которую щипали пасшиеся неподалеку худые козы, односельчане расходились. Сисак поднял голову.

– Я уеду.

– За твоим отцом долг.

– Забирайте дом, овец и землю.

– Что надумал?

– Поеду учиться.

– Зайди ко мне завтра. Я помогу тебе.

– Хорошо.

Каменный дом Бабаханяна, устланный старинными, выцветшими и истлевшими от времени коврами еще крепок, лишь черепичная крыша, от пронесшегося прошлым летом урагана немного разрушилась. На участке, пожелтевшие пшеница и мандарины погибая от засухи склонились почти до земли, но синеющие над горами свинцовые тучи обещают скорый и обильный дождь, от которого сад превратится в зеленеющий, а пастбища прорастут свежей сочной травой.

«Пусть уезжает" – решил Ваграм, – "И чем скорее, тем лучше".

Ночью погода изменилась: далеко в горах загрохотали грозы, подул свежий порывистый ветер, но дождь опять прошел стороной.

Утром Ваграм запряг пролетку. Денег, которые он приготовил Сисаку было немного, но что знает девятнадцатилетний юнец о деньгах и о жизни, возможно предложение покажется ему щедрым.

Скрипнула калитка и вошел Сисак. На широких плечах юноши сидел черный чекмень, опоясанный серебряным поясом, из под надвинутой на лоб папахи смотрели темные глаза.

– Здравствуй Сисак, – сказал Ваграм.

Сисак бросил удивленный взгляд на пролетку, запряженную нетерпеливо фыркающим жеребцом.

– Здравствуйте Ваграм Мушегович! Куда-то собираетесь?

– Есть дела в городе. Не передумал уезжать?

– Сколько вы мне предложите за дом и участок?

– Ты же знаешь, что твой отец передо мной в долгу …

– Он защищал вас в девятьсот пятом, – напомнил юноша.

– Да, я помню, пройдем в дом.

Они поднялись в прохладный, с темными стенами и маленькими окнами просторный дом. В полумраке, перед иконами мерцал огонек лампадки, Обнажив голову Ваграм перекрестился, сняв папаху перекрестился Сисак.

– Садись, – предложил Ваграм.

Развязав небольшой холщевый мешочек, Ваграм высыпал на стол золотые червонцы, собрал их короткими пальцами в маленькую стопку и поднял глаза на Сисака.

– Так мало? – сказал Сисак.

– Сам знаешь, лето засушливое, и с твоего участка ничего не собрать.

– Дождь пройдет в любой из дней. Лучше я отправлюсь в город и заложу дом с участком у ростовщика, – сказал юноша вставая.

– Вау! – воскликнул Ваграм, – неужели ты считаешь, что я собираюсь тебя обмануть? Хорошо, я дам тебе еще денег.

Ваграм запустил руку в карман просторных штанов, извлек бумажные рубли, свернутые в трубочку, и отсчитав несколько ассигнаций положил на стол.

– Забирай, только не думай обо мне плохо.

Сисак смотрел на деньги, но в руки не брал, тогда Ваграм добавил еще несколько банкнот и сказал:

– Больше предложить не могу, если хочешь, езжай к ростовщику.

Сисак сгреб со стола деньги и пересчитал.

– По рукам? – спросил Ваграм.

Сисак протянул руку.

– Поедем к нотариусу, и оформим сделку, – сказал Ваграм.

Оформив купчую, Сисак купил недорогой костюм, и наняв пролетку отправился на железнодорожный вокзал в Эриван (ныне Ереван),

В переполненном вагоне третьего класса кисло пахло луком, чесноком и потом. Пассажиры – солдаты, крестьяне, рабочие и базарные торговки пили водку, шумели, говорили о жизни. Сисак в разговорах не участвовал, но с интересом слушал. За окном тянулись бескрайние степи. Состав делал остановки, на которых некоторые выходили их места занимали другие и поезд лязгнув сцепками вагонов, постукивая колесами продолжал свой неспешный бег.

За Москвой, на одном из полустанков, пока пропускали встречный состав, вошел рыжеусый, с гладко выбритым подбородком кругленький мужчина в клетчатом, сильно засаленном костюме. Заметив свободное место, присел. Толстая торговка, ехавшая напротив Сисака, освобождая лавку отодвинулась к окну, поджав под себя небольшой узелок. В вагоне, несмотря на открытые окна стояла жара, ехавшие на верхних полках храпели, некоторые дремали сидя. Новый попутчик осмотрелся и ловким движением прихлопнул севшую на столик муху.

– А господа на перинах едут, – сказал пассажир вытирая раздавленную муху о вытянутую коленку сильно ношенных штанов.

– А что ж им пешком ходить? – хмыкнула баба, нервно теребя узелок.

– Угнетатели, – зло сказал пассажир, – их как мух перебить и жизнь начнется другая – светлая.

– На чужой каравай роток не разевай! – парировала баба, – Чего тебе господа сделали, за что убивать собрался?

– Кровососы, наживаются на угнетении трудового народа.

– А сам то ты, из рабочих будешь?

– Из рабочих, с мануфактуры.

– Чего налегке едешь?

– Вещи там, – неопределенно махнул рукой пассажир, – А ваши?

– На полке вон два баула.

– Не тяжело?

– Не в первой – справлюсь.

– Ну, ну, – оценив крепкую фигуру бабы, – сказал мужик.

– А вы, юноша, куда?

– Учиться, – ответил Сисак.

– Похвально,– сказал рыжий, и вынув из кармана сложенный листок протянул, – почитайте на досуге, да не выбрасывайте а поделитесь с товарищами.

За окном и в вагоне быстро темнело, и вскоре, откинувшись на перегородку баба переливисто захрапела. Рыжий попутчик, сидел надвинув на глаза картуз и похоже тоже дремал. Монотонный перестук колес, прерываемый иногда ревом паровоза, духота и темнота за окном сморили и Сисака.

Разбудил громко вещающий проводник:

– Петербург, просыпаемся!

Открыв глаза, Сисак выглянул в серое от предрассветного тумана окно, за которым тянулись сонные улицы большого города. Вскоре замелькал перрон, и пассажиры стали собирать вещи. Толстая баба долго рылась в котомке и вдруг завопила:

– Караул, обокрали!

Возникла суета, рыжий незнакомец, исчез, а поезд замедлявший ход, заскрипев тормозами остановился. Высунувшись из окна, вагоновожатый, пронзительно засвистел махая красным флажком. Тот час подбежали здоровенные жандармы, заблокировали выход и стали расспрашивать бабу о попутчиках. В числе прочих, баба указала на Сисака.

Бабахана взяли под руки и отвели в привокзальный околоточный участок, где обыскали и нашли прокламацию. Дежурный офицер нахмурил густые брови.

– Твое?

– Нет, в вагоне дали.

Пошевелив толстыми губами, полицейский сказал:

– Не по нашей это части, поедешь в политический сыск.

Сисака привезли в Третье отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии, сфотографировали, взяли отпечатки пальцев, провели допрос. Положили на стол альбом с фотографиями, попросили опознать попутчика. Полистав, Сисак нашел фотографию и уверенно указал.

– Этот

Заполнив протокол, офицер вернул паспорт, деньги и сказал:

– Распишись и свободен.

Сисак подписал, но уходить не спешил.

– Чего ждешь?

– Может у вас останусь?

– Зачем?

– Работать.

– Сколько тебе лет?

– Девятнадцать.

Офицер почесал толстым пальцем за оттопыренным ухом, снял трубку, курутнул ручку вызова.

– Ваше превосходительство, молодой человек из задержанных хочет у нас работать.

На другом конце провода что-то спросили, офицер ответил:

– Девятнадцать, у меня сидит, – офицер положил трубку и звякнул в колокольчик. Дверь отворилась, вошел урядник, – Отведите молодого человека к Его Превосходительству.

Прошли длинными, устланными красными коврами коридорами, поднялись по мраморной лестнице на второй этаж, вошли в богато обставленную приемную.

– К Его Превосходительству приказано доставить, – сказал урядник сидевшему за столом офицеру.

– Заходите, – разрешил офицер.

Его Превосходительством оказался мужчина тридцати с небольшим лет, одетый в штатский костюм, с бритой наголо головой, аккуратными усиками и бородкой. Глаза за круглой оправой блестели неприкрытым любопытством.

– Садитесь, – Его Превосходительство, указал на роскошное кресло.

Поднявшись из-за стола, прошелся по кабинету.

– Вы, молодой человек откуда-то с юга пожаловали?

– Село Камарлю Эриванского уезда, Эриванской губернии.

– Замечательно, – сказал чиновник, садясь за стол, – можете называть меня Владимир Григорьевич, а вас, извиняюсь как зовут?

– Сисак Акопович Бабаханян.

– Замысловато, – поморщился Его Превосходительство, – не каждый сможет повторить. Значит вы, из армян?

– Да.

– Какое сословие?

– Из крестьян.

– Недурно, – побарабанив пальцами по столу сказал Его превосходительство и достав пачку папирос предложил, – Курите.

– Спасибо, не курю.

– Чем собирались заняться в столице?

– Учиться.

– По определенной стезе?

– Пока не решил.

– Хорошо-с, расскажите подробно о своей поездке, о всех, кто ехал с вами в вагоне, желательно с самого начала, с того момента как решились на поездку, и еще расскажите, почему, вы решили уехать из родного села. Говорите честно, и учтите, что сказанное вами могут проверить.

Речь Бабаханяна хоть и с сильным армянским акцентом оказалась правильной и выразительной. Несколько раз Его Превосходительство задавал уточняющие вопросы, выясняя незначительные мелочи о костюмах попутчиков, но Сисак ни разу не сбился, и припомнил все мельчайшие детали.

Убедившись, что юноша обладает хорошей зрительной памятью и наблюдательностью, Его Превосходительство спросил:

– От чего же умер ваш отец?

– Убил беглый политический каторжник.

– Убийцу схватили?

– Нет.

– Теперь, понятны мотивы толкнувшие вас на сотрудничество. Как и хотели, вы пойдете учиться. В случае недостаточной успеваемости, получите протекцию для поступления в Политехнический институт, где будете присматривать за неблагонадежными студентами. Постарайтесь завязать знакомства, войти в доверие. Фамилия и имя у вас не очень звучные, поэтому изменим.

На минутку задумавшись, Его Превосходительство взял перо и на листке бумаги размашисто начертал: «Оформить под именем Бабахан Сергей Яковлевич, служебный псевдоним товарищ Николай».

– А как быть с тем, кто дал прокламацию?

– Вам дадут несколько адресов, где может появиться ваш попутчик. Заглядывайте туда, лучше поселитесь в одном из указанных районов, если встретите, постарайтесь завести знакомство. А сейчас, отнесите мое распоряжение в канцелярию, пусть вам выправят паспорт, и всего хорошего. Как появятся новости, жду вас у себя.

Его Превосходительство, действительного статского советника, ведавшего политическим сыском Петербурга звали Владимир Григорьевич Орлов.

Под именем Сергея Яковлевича, на Выборгской стороне, неподалеку от ниточной мануфактуры Торшилова, Бабахан снял крохотную комнатку рассположенную на втором этаже большого бревенчатого дома. На первом находился трактир. По утрам, оглушительно ревел фабричный гудок, и море бредущих на смену рабочих заполняло улицу. Сисак завтракал и достав учебники принимался готовиться к экзаменам.

Вечером, по окончании смены, рабочие заходили в трактир на рюмку водки. В большом, сильно прокуренном, пропахшим водкой и кислыми щами помещении, в окружении лавок стояли грубо сколоченные дощатые столы. Половые с остриженными под «горшок» головами проворно разносили щи, каши, селедку и водку, убирали со столов, иногда выталкивали излишне перепивших посетителей на улицу.

Выпив водки, многие брели домой, в тесные бараки, некоторые сильно напивались. Блюда подаваемые в заведении были простые, сытные, и стоили сущие копейки, от этого Бабахан взял за привычку здесь ужинать. После нескольких посещений стал различать постоянных посетителей, узнавали и его.