Корона и тьма. Том 2. Сердце хаоса

Во дворе замка его крик услышали все. Лея, занимавшаяся проверкой запасов провизии для предстоящей зимы, замерла, как только звук достиг её ушей. Она обернулась и в тот же миг заметила повозку, медленно пересекающую двор. Воины, сопровождавшие её, шли молча, их лица были суровыми и мрачными. Лея увидела тело Гриммарда, укрытое простым чёрным полотном. Она знала, что произошло, даже без слов.

Лея бросила мешок с провизией и побежала к замковым дверям. Она застала Торвальда в тот момент, когда его крик утих. Он стоял, облокотившись рукой о стену, тяжело дыша, словно после изнурительного боя. Весь его вид говорил о том, что он боролся не только с потерей, но и с самим собой.

– Торвальд, – сказала она, приближаясь.

Он не сразу обратил на неё внимание, лишь слегка повернув голову, чтобы встретить её взгляд. Она видела в его глазах бурю эмоций, скрытых за тяжёлой бронёй его внешнего спокойствия.

– Мы все воины, – сказала Лея твёрдо, её голос был уверенным, но в нём звучало сострадание. – И он погиб, чтобы сохранить жизнь другим. Это достойная смерть.

Торвальд внимательно посмотрел на неё, его взгляд был острым, но не жёстким. Он знал, что Лея говорила искренне. Её слова пробудили в нём воспоминание о её отце, который погиб в бою много лет назад. Она знала, что значит терять лидера, который был больше, чем просто воином.

Собравшись, Торвальд выпрямился и произнёс с твёрдостью:

– Мы подготовим погребальный костёр. Такой, чтобы весь Альфарис мог осветить.

Лея кивнула, её глаза блеснули от скрытых эмоций.

– Так и сделаем, – ответила она. А затем добавила, сдержанно, но твёрдо: – Но теперь ты барон замка Снежной Лавины. Тебе надо вести себя соответственно. Не показывать эмоций – это считается признаком слабости.

Торвальд на мгновение замолчал, его взгляд был сосредоточенным. Затем он подошёл ближе и, обняв её за плечи, сказал:

– Я справлюсь. Я не подведу наших отцов.

– Все мы люди, Торвальд, – ответила Лея, её голос стал чуть мягче. – Переживать утрату – это нормально. Но не на глазах у других.

Он кивнул, принимая её слова. С этими мыслями он вышел снова во двор, прямо навстречу армии, которая всё ещё медленно проходила через ворота замка. Каждый воин, встречаясь взглядом с Торвальдом, резко бил кулаком правой руки по своей груди. Этот жест был больше, чем приветствие. Это было признание. Признание того, что они принимают его как нового лидера, как человека, который поведёт их через ледяной ужас Альфариса.

Торвальд, не говоря ни слова, ответил всем своим непоколебимым видом. Его походка была твёрдой, хотя едва заметная прихрамывающая нога напоминала о давней утрате, о протезе, который стал частью его жизни.

Он направился к амбару, где лесорубы занимались заготовкой дров. Огромные балки были аккуратно сложены, но Торвальд знал, что этого будет недостаточно. Войдя внутрь, он остановился у входа, внимательно оглядел собравшихся мужчин и произнёс:

– Нам нужно много деревьев. Повалите всё, что сможете найти на северном склоне. Там они самые большие.

Лесорубы переглянулись, не задавая лишних вопросов. Один из них, старший, уверенно ответил:

– Будет сделано.

Торвальд коротко кивнул.

– Всё должно быть готово к вечеру. Мы не можем ждать дольше.

Мужчины молча принялись за работу. Их лица были серьёзными, они знали, что эта задача – не просто приказ. Это было их прощание с бароном, их дань уважения тому, кто защищал их и их семьи. Торвальд обернулся, бросив последний взгляд на амбар, и медленно направился обратно к замку, размышляя о том, что должно было быть сделано. Его разум был сосредоточен, а внутри него бушевал огонь, который он умел сдерживать, как любой воин Снежной Лавины

Торвальд, размышляя о следующих шагах, твёрдо шагал обратно к замковым воротам. Его внутренний огонь продолжал пылать, но теперь он был направлен на организацию церемонии, которая должна была увековечить память Гриммарда. Поднявшись по каменным ступеням, он окликнул одного из своих доверенных людей, широкоплечего мужчину с резкими чертами лица и спокойным взглядом.

– Хельгар, – начал он, глядя прямо ему в глаза. – Ты должен отправиться к Хродгару, вождю Ледяных Клыков. Он должен быть здесь. Гриммард заслуживает, чтобы его провожали с честью. Хродгар знает, что это значит для Альфариса.

Хельгар кивнул, не задавая вопросов, и развернулся, чтобы немедленно отправиться в путь. Торвальд знал, что на этот раз слова будут излишни. Между ним и Хродгаром уже давно установилось понимание. Они оба знали, что уважение – это не просто долг, это обязательство, которое нельзя нарушить.

Пока Хельгар оседлывал коня, Торвальд поднял взгляд к небу, которое вновь начинало затягиваться тяжёлыми снежными облаками. Мысли его невольно обратились к Катарине. Она была далеко, в Крайхольме, выполняя последнюю волю их отца. Если Гриммард хотел, чтобы она оставалась там, значит, это действительно было для него важно. Торвальд знал, что она бы не простила себя, если бы пропустила прощание с отцом, но она должна была исполнить его приказ.

Он глубоко вздохнул, сжимая руки в кулаки.

– Ты бы сказала, что это – наш долг, – тихо произнёс он сам себе, будто разговаривая с Катариной, которую здесь не было.

Торвальд вновь посмотрел на возвышение у замка, где собрались те, кто жил и работал в его стенах. Это были не воины из армии, вернувшейся с тяжёлой новостью, а люди, которые всю свою жизнь посвятили поддержанию замка: ремесленники, стражники, оружейники и их семьи. Они стояли в небольших группах у каменных стен, укутанные в тёплые меха, чтобы укрыться от холода. Их лица были мрачными, но полными уважения. Они тоже услышали новости и знали, что скоро всё изменится.

Торвальд подошёл к группе всадников, стоявших неподалёку, их кони тяжело дышали, пар поднимался к зимнему небу. Он обратился к одному из них, высокому мужчине с седыми висками, по имени Гуннар.

– Гуннар, собери людей, – твёрдо сказал Торвальд. – Вы отправитесь в каждую деревню. Оповестите всех. Завтра вечером будет гореть погребальный костёр Гриммарда. Те, кто хотят попрощаться, должны быть здесь.

Гуннар кивнул, как и Хельгар, не задавая вопросов. Он знал, что в Альфарисе такие приказы не обсуждаются. За их спинами был барон, и Гриммард заслуживал, чтобы его последний путь стал событием, которое запомнят все.

– Пусть кони будут быстрыми, – добавил Торвальд, его взгляд задержался на готовящихся к отправлению всадниках. – Убедитесь, что все деревни услышат. Никто не должен остаться в неведении.

Гуннар кивнул и вскоре исчез за воротами, его фигура растворилась в падающем снеге. Торвальд проводил его взглядом, затем обернулся к людям, собравшимся у стен замка. Никто из них не произнёс ни слова, но по их взглядам Торвальд понял, что каждый готовился к тяжёлому дню.

Люди Альфариса знали, что значит потерять лидера. Гриммард был для них не просто бароном, он был той самой скалой, на которой держалось их суровое существование. Его уход стал ударом, который каждый из них чувствовал, но не показывал.

Торвальд поднял руку, призывая всех к тишине.

– Вечером мы проводим Гриммарда, – сказал он, его голос был громким, но ровным. – Это наш долг перед тем, кто всегда защищал нас. Пусть костёр будет таким ярким, чтобы его увидел весь Альфарис. Это прощание не только для него, но и для нас.

Толпа откликнулась молчаливым кивком. Люди, казалось, приняли его слова, как нечто само собой разумеющееся. Они знали, что означает прощание в Альфарисе: не слёзы, а пламя, горящее так, чтобы обжечь не только лёд, но и сердца тех, кто смотрит на него.

Торвальд медленно развернулся и направился обратно к замку, снова обдумывая всё, что нужно сделать. Ему предстояло взять на себя бремя, которое он никогда не просил, но от которого никогда бы не отказался. Он был сыном Снежной Лавины, и теперь этот замок стал его.

Когда солнце, тусклое и тяжёлое, спряталось за серыми облаками, словно не решаясь наблюдать за происходящим, двор замка наполнился звуками подготовки. Снег продолжал падать густыми хлопьями, но никто не обращал на это внимания. Всадники, отправленные Торвальдом, уже разнесли весть о гибели барона Гриммарда, и теперь к замку Снежной Лавины стекались люди из деревень и поселений Альфариса. Все шли, несмотря на холод и расстояния, чтобы отдать последние почести тому, кто был для них не просто бароном, а защитником и символом силы.

На дворе лесорубы подтащили последние балки, аккуратно укладывая их на высокий погребальный костёр. Каждый кусок древесины был обработан с особым вниманием, словно каждая деталь обряда имела сакральное значение. Вокруг костра собрались люди: воины, ремесленники, семьи тех, кто жил и трудился в замке. Их лица были серьёзными, но в каждом взгляде читалась скорбь.

Торвальд стоял неподалёку, наблюдая за подготовкой. Его взгляд был сосредоточенным, но внутри него бушевало буря эмоций. Лея подошла к нему, её присутствие ощущалось мягко, но уверенно. Она, как всегда, держалась прямо, её лицо оставалось спокойным, но глаза выдавали искреннее сочувствие.

– Всё готово, – сказала она, её голос был низким, но твёрдым.

Торвальд кивнул, но ничего не ответил. Его взгляд был прикован к телу Гриммарда, которое лежало неподвижно. Оно было покрыто плотным чёрным полотном, на котором лежал меч барона – символ его власти и силы.

– Завтра может не быть, Торвальд, – сказала Лея, после короткой паузы. – Это обязанность детей – хоронить своих родителей. Ужаснее всего, когда всё происходит наоборот. Ты знаешь, что должен сделать.

Её слова, суровые и прямые, ударили по нему, как порыв северного ветра. Но в её голосе не было упрёка, только поддержка. Торвальд кивнул, обратив к ней короткий взгляд.

– Я знаю, – ответил он, егоголос звучал тихо, но в нём чувствовалась сталь.

Когда солнце окончательно исчезло за горизонтом, и первые тени ночи стали окутывать Альфарис, ворота замка снова распахнулись. Первыми вошли всадники Ледяных Клыков, их фигуры выделялись на фоне заснеженных полей. Возглавлял их Хродгар – массивный, грозный вождь. Его меха и шкуры почти сливались с заснеженной землёй, но глаза, острые, как лёд, выдавали его присутствие.

– Мы пришли, как только услышали. Гриммард был сталью, держащей этот край. Его нет, но его имя останется.

– Спасибо, Хродгар, – коротко ответил Торвальд. – То, что вы здесь, значит больше, чем слова.

Хродгар кивнул, опуская взгляд к костру. Его люди расположились вокруг, занимая места среди жителей замка и окрестных деревень.

Когда сумерки окончательно сменились тьмой, пламя костра вспыхнуло. Его языки, яркие и жадные, взметнулись к небу, осветив стены замка и заснеженные поля вокруг. Люди собрались плотным кругом, чтобы попрощаться с Гриммардом. В центре находилось его тело, положенное на высокую основу костра.

Торвальд стоял напротив, рядом с Леей, которая коснулась его руки. Её прикосновение было едва заметным, но он почувствовал силу её поддержки. Она была рядом, и это давало ему стойкость, необходимую для этого момента.

– Ты должен зажечь огонь, – сказала Лея тихо, но настойчиво. – Это твой долг, Торвальд. Ты не можешь передать его кому-то другому.

Он молча кивнул. Подойдя ближе к костру, он взял факел из рук одного из лесорубов. Пламя было небольшим, но ярким. Он замер на мгновение, глядя на неподвижное тело своего отца, укрытое чёрным полотном.

– Гриммард, – тихо прошептал он, словно обращаясь к тому, кто уже не мог ответить. – Ты был для нас скалой, и твой свет будет гореть в каждом из нас.

С этими словами он наклонил факел, и пламя жадно перекинулось на деревянные балки. Языки огня взметнулись, словно радуясь своему освобождению.

Толпа наблюдала в полной тишине. Никто не шевелился, не произносил слов. Это молчание было красноречивее любого плача. Оно говорило о скорби, уважении и принятии.

Торвальд отступил назад, возвращаясь к Лее. Она положила руку ему на плечо и тихо произнесла:

– Ты сделал то, что должен был. Теперь путь твой, Торвальд. И я пойду с тобой.

Он посмотрел на неё, и в его взгляде мелькнула благодарность, но он ничего не сказал. Её слова нашли отклик в его сердце, но говорить не было смысла.

Пламя костра горело ещё долго, его свет отражался в глазах каждого, кто стоял вокруг. Это было не просто прощание. Это было напоминание о том, что их сила – в памяти, в их вере и в их готовности бороться, несмотря на потери.

Когда костёр начал угасать, и от пламени остались только тлеющие угли, люди начали расходиться, оставляя за собой молчаливую скорбь. Торвальд остался стоять, его взгляд всё ещё был прикован к углям.

– Завтра будет новый день, – тихо сказала Лея, стоявшая рядом.

– Новый день, – ответил он, не отрывая взгляда от углей. – Но всё с той же тенью прошлого.

Лея сжала его плечо, но ничего больше не сказала. Вместе они развернулись и ушли, оставив за спиной свет угасающего костра и ночь, которая вновь поглощала Альфарису.

Глава 3. Под масками

Пыльная дорога к Харистейлу, извиваясь, словно змей, тянулась через скудные поля, давно истощённые холодными ветрами. Поздняя осень добавляла мрачности: серое небо нависало низко, отбрасывая холодный свет, а деревья, стоявшие вдоль дороги, были похожи на безжизненные силуэты с изломанными ветвями. На фоне этой суровой картины маленькая повозка, запряжённая худой лошадью, казалась незначительной. Скрип её колёс звучал глухо, теряясь в тишине, а её пассажиры выглядели настолько ничем не примечательными, что их легко можно было принять за простых крестьян.

Лорд Ричард, правитель Сэлендора, сидел на потрёпанной лавке повозки. Его облик был далёк от величия, которого ожидали бы от правителя одной из богатейших провинций. Простая рубаха с изношенными локтями, потёртые штаны и выцветший плащ делали его похожим на любого торговца, вынужденного пробивать себе путь в мире, полном бедности и жестокости. Его спутник, молчаливый и бесстрастный Крейн, держал поводья в руках, поглядывая на дорогу с вниманием человека, привыкшего замечать даже мельчайшие детали.

Запах вяленой рыбы, грубо набросанной в ящики на повозке, наполнял воздух, смешиваясь с горечью пыли. Это был запах бедности, запах, который легко можно было спутать с отчаянием. Ричард слегка повернул голову, осматривая дорогу, ведущую к Харистейлу.

– Если кто-то из королевских патрулей узнает меня, – задумчиво проговорил он, не глядя на Крейна, – полагаю, наш путь может закончиться раньше, чем мы этого хотим.

Крейн не обернулся, его голос, низкий и ровный, прозвучал так, будто он вовсе не воспринимал угрозу всерьёз.

– Узнают только если будут искать, – ответил он.

Пригород Харистейла встретил их суровой тишиной и запахом гниения. Маленькие хижины, беспорядочно раскиданные вдоль дороги, казались покинутыми. Соломенные крыши провисли, а стены из камня и дерева покрылись плесенью. Перед домами копошились немногие жители: голодные женщины, обмотанные в грязные тряпки, с пустыми, ничего не выражающими глазами, и дети, босиком бегавшие по лужам, полным грязной воды. Весь этот вид говорил об одном: нужда и безысходность стали постоянными обитателями этого места.

Патрули королевских солдат шагали по улицам группами по трое-четверо. Их лица были напряжёнными, доспехи – потёртыми, покрытыми ржавчиной и следами давних битв. Они выглядели больше как запуганные псы, чем как гордые защитники королевства.

Крейн, сидя на передке повозки, скользнул взглядом по солдатам, а затем медленно обернулся к Ричарду.

– Солдат здесь больше, чем людей, – заметил он. – Годрик боится восстания.

Ричард усмехнулся, его глаза на миг блеснули холодным светом.

– Страх – неизбежный спутник власти, – сказал он. – Но страхи сильного и слабого различаются. Если у людей пустые желудки, они не просто недовольны. Они ненавидят. А ненависть… – он замолчал, осматривая покосившиеся дома. – Ненависть – это топор, которым можно срубить самое крепкое дерево.

– И что мешает ему позволить этим людям заработать на хлеб? – спросил Крейн с деланным равнодушием.

Ричард слегка повернул голову, его губы тронула холодная усмешка.

– Годрик не мыслит такими категориями, – сказал он. – Ему нужна армия. Война – это единственное, что его интересует. А такие люди для него не более чем топливо.

Они подъехали к городским воротам, где стражники бросили на них лишь беглый взгляд, не найдя в двух дорожных торговцах ничего подозрительного. Повозка въехала на рынок. Это место выглядело совсем иначе: шумное, живое, но такое же мрачное. Узкие улицы были заполнены лавками и телегами, за которыми стояли измученные торговцы. Люди, тесно сгрудившиеся у прилавков, кричали, спорили, пытаясь выторговать хоть что-то.

Ричард велел Крейну остановить повозку возле мясной лавки. Продавец, грузный мужчина с лоснящейся лысиной и пропитанным кровью фартуком, лениво поднял взгляд на подъехавших.

– Что ищешь, рыбак? – хрипло пробасил он, смерив повозку изучающим взглядом.

Ричард спрыгнул с повозки, небрежно отряхивая пыль со своего плаща.

– Добрый человек, подскажи, где лучше продать рыбу? – спросил он, изображая усталость. – Хотелось бы закончить побыстрее, пока день не прошёл.

Мясник хмыкнул, прищурив глаза.

– Площадь – твоё место, – буркнул он. – Но поторопись. Рыбаки нынче редко доходят до сюда.

Ричард кивнул, в благодарность протянув две крупных рыбины.

– Это за совет, – сказал он, изображая простодушную улыбку.

Мясник недоверчиво посмотрел на рыбу, но, не сказав ни слова, бросил её в корзину.

– Удачи, – пробасил он и отвернулся, снова занявшись своим делом.

Ричард вернулся к повозке и тихо сказал Крейну:

– Найди Леонарда. Ты знаешь, где его искать.

С этими словами он вынул из кармана перстень с выгравированной буквой «Д».

– Покажи ему это. Он поймёт.

Крейн кивнул, не задавая вопросов.

– А я пока займусь рынком, – добавил Ричард, вновь усмехнувшись. – Люди на таких местах знают больше, чем кажется.

Крейн, забрав перстень, спрыгнул с повозки и растворился в толпе, двигаясь так бесшумно, что казалось, будто он тень, скользящая между людьми.

Ричард остался один. Его взгляд, холодный и проницательный, скользил по рыночной площади. Казалось, он уже знал, какие разговоры стоит подслушать, какие сделки – наблюдать, чтобы собрать воедино картину, которая могла бы дать ему преимущество. Люди не доверяют тем, кто стоит выше их, но если считать тебя своим, они могут рассказать куда больше, чем любой информатор, потому что именно слухи, гуляющие внизу, часто несут в себе правду, просочившуюся даже из самых закрытых мест.

Повозка медленно покатилась к месту, которое указал мясник. Центральная площадь рынка была шумной и пёстрой, но вся её суета казалась пропитанной атмосферой скрытого напряжения. Узкие улочки расходились от площади в разные стороны, как паутина, увлекая за собой потоки людей. Здесь были торговцы с самых дальних уголков королевства, каждый со своим товаром и своим жалким обличьем. Запахи мяса, кислого вина, прелых овощей и мокрой земли смешивались в воздухе, образуя тяжёлый, дурманящий коктейль, от которого кружилась голова.

Ричард остановил повозку у ряда телег, которые, судя по всему, принадлежали другим деревенским торговцам. Одна из них, нагруженная корзинами, была завалена разномастным рукоделием: цветастые покрывала из шерсти, плетёные корзины, мешочки, украшенные яркими узорами. Другая телега, менее яркая, но столь же скромная, предлагала деревянные игрушки и кухонную утварь. Грубо вырезанные фигурки животных лежали в беспорядке рядом с ложками, чашами и дощечками для резки. Торговцы, стоявшие возле этих телег, выглядели устало, их лица были озабоченными, но не подавленными: они всё ещё держались, цепляясь за свой труд, как за последнюю ниточку надежды.

Ричард неспешно стал развязывать один из ящиков с рыбой, и в тот же момент к его телеге подошёл первый покупатель. Мужчина средних лет, с растрёпанной бородой и волосами, выглядел так, словно жизнь давно перестала к нему благоволить. Его лицо было худым, обветренным, а глаза – потухшими, как у человека, который давно не знал настоящей сытости. Он с явной завистью посмотрел на улов, лежащий в ящиках.

– Откуда такая рыба? – спросил он, его голос был хриплым, будто он нечасто говорил.

Ричард, не глядя на него, лениво достал из ящика одну из рыб, демонстрируя её как товар.

– У меня хорошая приманка, – ответил он с лёгкой улыбкой, оставаясь в своей роли простого рыбака. – Но секреты рыбаков – это святое.

Мужчина слегка усмехнулся, хотя улыбка получилась грустной.

– Справедливо, – сказал он, поглаживая свою бороду. – Я бы и сам не делился.

Ричард взглянул на него, будто между делом.

– Вижу, что здесь торговля не лучшая, – заметил он, бросив взгляд на тощие прилавки и угрюмые лица. – Что происходит в Харистейле? Много солдат. Что-то важное?

Мужчина поднял глаза, но на его лице отразилось не удивление, а усталость.

– А мне что до этого? – проговорил он, махнув рукой. – Пусть там хоть весь город перевернётся. Моё дело – найти еду. Я и так еле ноги волочу. Всё, что выше, не касается таких, как я.

Ричард кивнул, его взгляд был спокойным, но в глазах читалось понимание. Этот человек не мог сказать ему ничего нового. У него не было времени на размышления о том, что творится вокруг, когда каждый день превращается в борьбу за выживание.

Поняв, что мужчина вряд ли сможет заплатить, Ричард небрежно вытащил одну крупную рыбу из ящика и протянул её.

– Возьми, – сказал он. – Заплатишь, когда я вернусь через месяц.

Мужчина посмотрел на него с удивлением, его потрёпанное лицо исказилось от недоверия.

– Если бы все так делали, то давно остались бы ни с чем, – сказал он, хрипло усмехнувшись. – Я вряд ли смогу заплатить.

Ричард слегка пожал плечами, его лицо оставалось равнодушным, но в голосе появился едва заметный оттенок иронии.

– Я верю в тебя. – Он выдержал паузу, а затем добавил: – Если бы король верил в свой народ, тебе не пришлось бы голодать.

Мужчина напрягся, его глаза широко распахнулись, а лицо стало бледным. Он быстро покосился в сторону, где через площадь медленно проходил патруль солдат. Доспехи глухо бряцали, их шаги звучали как напоминание о власти, которая не терпит сомнений.

– Осторожнее с такими словами, рыбак, – тихо сказал мужчина, опуская взгляд. – За них могут и наказать.

Ричард только усмехнулся, продолжая наблюдать за патрулём.

– Благодари рыбу, а не меня, – ответил он, вновь возвращаясь к своим делам.

Мужчина кивнул, пробормотав слова благодарности, и поспешно удалился, словно опасался, что кто-то может услышать его разговор с этим странным рыбаком.

Ричард, оставшись у своей телеги, скользнул взглядом по толпе, впитывая атмосферу, словно хищник, который выжидает, чтобы нанести удар. Толпа шумела, торг состоялся, но в этом шуме он улавливал нечто большее: недовольство, страх, напряжение, скрытое за привычной суетой. И чем больше он слушал, тем яснее видел картину того, что происходит в Харистейле.

Тем временем Крейн, словно тень, бесшумно двигался вдоль стены, ведущей к главным воротам замка Харистейла. На этот раз он выбрал не прямолинейный путь, а маршрут, который позволил ему остаться незамеченным. У самых ворот он остановился в тени, где взгляд солдат был занят проезжающими повозками. Его движения были быстрыми и точными, как у хищника, действующего по давно отработанному плану.

Достав из дорожной сумки тщательно свернутую одежду, Крейн начал готовиться к проникновению. Он переоделся мгновенно, словно всё это было частью ритуала. Его старый дорожный плащ исчез, уступив место аккуратно выглаженному тёмно-серому костюму, который отлично подходил для слуги в замке. Простая белая рубашка, заправленная в такие же тёмные брюки, и длинный фартук, завязанный на поясе, делали его неотличимым от остальных работников. Он провёл пальцами по волосам, тщательно приглаживая их, а затем из небольшой фляжки вылил воду на руки и лицо, смывая дорожную пыль и грязь. Своё оружие и всё лишнее он аккуратно спрятал в сумку, которую присыпал землёй и камнями в углу, убедившись, что она не привлекает внимания.

Его движения были настолько отточенными, что казалось, он проделывал это уже не раз. Крейн поднял глаза к стенам замка, которые возвышались над ним белоснежными зубцами. Стражники патрулировали верхний уровень, их шаги гулко раздавались в тишине двора. Он не терял времени. Подождав момента, когда патруль повернётся в другую сторону, он одним прыжком взобрался на боковую опору стены, ухватившись за выступы. Его руки двигались уверенно, а ноги искали опору в мраморных швах, будто это был не камень, а дерево, к которому он давно привык.

Время шло, но Крейн был безмолвно быстр. Перемахнув через стену, он упал на другую сторону, сгруппировавшись, чтобы удар о землю остался незаметным. Стражники, находившиеся на вершине, даже не обернулись, продолжая свои разговоры. Крейн замер на миг, осматриваясь, затем бесшумно направился во двор замка.