Полная версия
Миры двоедушия. Эхо голодного хаоса
Евгения Аэосса
Миры двоедушия. Эхо голодного хаоса
ЧАСТЬ 1. КУКОЛКА. Глава 1. Непокорный сверчок и банановый вакуум
«Каждый порыв, который мы сдерживаем, бродит в нашей голове, отравляя разум».
© Оскар Уайльд, «Портрет Дориана Грея».
* * *
ПЯТЬ ЛЕТ НАЗАД
Альтернативный Сан-Франциско
На сияющих роскошью холмах престижного района Пасифик-Хайтс величаво развернулся многоярусный беломраморный особняк, объятый пышным кольцом изумрудного сада.
Ослепительный рассвет последнего июньского дня ворвался дерзкой россыпью золотистых лучей в тот самый сад, уверенно презентовал начало своего цикла. А также моей новой жизни.
Но пока я об этом не знала.
Пока тринадцатилетняя я сидела на жемчужном бортике декоративного фонтана в нарядном бирюзовом платье, аккуратно сомкнув колени, стараясь держать красивую осанку. Тёплый ветер, словно назло, путал мои длинные, белоснежные, прежде тщательно расчёсанные волосы.
Волнение трепетало в груди. Взгляд в сотый раз скользил по практически заученным строкам любимой книги: «Я чувствую, что отдал всю душу человеку, для которого она – то же, что цветок в петлице. Украшение, которым он будет тешить своё тщеславие только один день…»1
Тётя подбоченилась, нависла багряной неизбежностью, наблюдая пристально, хищно… Точно готовилась атаковать, точно проводила экзамен «пригодности».
Даже кристальные фонтанные струи утратили блеск на стыке с грозной тенью Жанетты Лукреции Голдсвамп2.
Кажется, и я забыла, как дышать. Не хотелось испортить уникальный момент чудесного сближения, в котором меня впервые пригласили пообщаться «о своём, о девичьем».
Разогнавшееся сердце непокорным сверчком перепрыгнуло в шею…
Душно.
Пальцы до хруста смяли белый шальной локон, окутавший контрастной змейкой пожелтевшие страницы.
Размеренное журчание воды, шелест зелени и заливистое пение птиц – умиротворяли, разжигали надежду в сердце наивной сироты, жаждущей впитать хоть крупицу материнской любви.
Неуместно обвешанная крупными драгоценностями женщина могла бы стать гремучим вдохновением для скульптора, ваяющего грузное олицетворение гордыни, эгоизма, чванства, жадности, тщеславия… Но никак не матери.
И всё же я стремилась заслужить хоть толику расположения.
Иного мне не оставалось.
Внезапно гипнотические звуки нарушил знакомый рингтон, имитирующий дробь конского галопа, а после – довольное фырчание.
Карман бордового дизайнерского пиджака родственницы вспыхнул изнутри.
Я опрометчиво уставилась на источник топота и блеск рубиновых брошек, с трудом сглотнув сковавший горло ком.
– Хлясть!
Тут же получила обидную жгучую оплеуху тыльной стороной тяжеленной ладони.
– Не суй свой сопливый нос в мои дела! – располосовал магию ложного единства пронзительный крик, а мою щёку – шипастый платиновый перстень.
– М-м-м, – лишь сипло выдавила, инерционно отвернувшись.
Застыла, ссутулилась…
«Сверчок» тоже словно превратился в метеорит, завис… и через миг – больно обрушился в грудину, оставив раскалённый кратер в самых её недрах.
Слёзы задрожали в широко распахнутых глазах, в носу защипало, а на месте ямочки счастья будто поселился змеиный укус.
– Алло! – раздражённо прошипела в трубку тётя, поспешно приняв звонок.
И как я могла подумать, будто что-то изменилось, будто в этом мире хоть кто-то способен меня полюбить?
– Я тысячу раз предупреждала вашу никчёмную контору! – стремительно умчалась в противоположный конец сада Мегера, поближе к пустующему крылу особняка. – Дозволенная связь и предоставление каталогов с расцветками и размерами… – зачем-то особенно выделила последние слова. – Только по электронной почте!
Со мной вот уже год творилось неладное – слух шалил. Особенно в эмоциональные моменты. Порой я могла уловить звуки происходящего далеко за пределами зримого, а порой не слышала крика рядом стоящего человека.
Зато визги видимых только мне чудовищ никогда не облетали разум стороной.
Вот и сейчас…
Я медленно вернулась в нормальное положение, сморгнула крупные слёзы, тут же разбившиеся о страницы «Портрета Дориана Грея», и выпрямила спину. Старалась изо всех сил абстрагироваться от парящего в невесомости отвратительного оранжевого слизня с уродливыми чёрными клочками по всему телу и паучьими лапами на одном боку.
«Тебя нет! Нет… Нужно быть сильной! Ради памяти мамы», – плавно выдохнула сквозь дрожащую трубочку губ.
Ужас, злость, обида душили меня, а я – их. Подавляла, гнала подальше, заменяла на другие эмоции.
– Приносим глубочайшие извинения, Королева непостижимого жерла! Просто Ваш заказ потрясающе… большой. Мы обязаны выдать инструкции и обозначить курьерам чёткие величины дозволенной, кхм, доставки, – лепетал на том конце невидимого провода вежливо-смущённый женский голос. – Вы – наша многоуважаемая персона VIP, потому регламент требует уточнения. Для полного Вашего удовлетворения. Эм… Банановый вакуум жаждет быть наполненным?
– Да как ты смеешь, убогая?! – резко накрыла тётушка губы и динамик козырьком из ладони, воровато закрутив по сторонам тёмной кудрявой головой. – Конечно! – процедила, только убедилась, что поблизости нет ушей. И всё же у меня и стен они были. Правда тогда я мало что понимала. – Уничтожу, если обнаружу хоть одну маломерку! – увесистые драгоценности вздрагивали и звенели о помощи при каждом лихом повороте. – Так и передай. И не забудь приложить скользкий бонус за свою некомпетентность! Иначе вылетишь на сухую! Грубиянка!
– Конечно-конечно… Прошу прощения, Госпожа!
Я сидела напряжённой статуей всё на том же жемчужном бортике, сильнее выпрямив спину, уткнувшись невидящим взглядом в плывущие полоски зазубренных реплик Лорда-искусителя Генри3: «Каждый порыв, который мы сдерживаем, бродит в нашей голове, отравляя разум…4» – и держалась за прядь собственных волос, точно за спасительную травинку.
Настроение родственницы совсем не нравилось. Она всегда отыгрывалась на мне при малейшей вспышке раздражения. За всё, что не успела или не смогла высказать другим.
Прошло уже два дня с момента, как дядя и кузина уехали на Шри-Ланку. Меня, как всегда, с собой не взяли. Тётя же отказалась от поездки, сославшись на важные дела в благотворительном фонде. Правда… ни разу пока его не посещала.
А значит, я обязана была избегать конфликтов.
Очень уж неуютно находиться на одной территории с голодной до грубостей и моих слёз Коброй.
– Так что ты там на днях болтала про зубы, белобрысая? – ураганом подлетела мачеха, дрожа, странно переминаясь с ноги на ногу…
Глава 2. Порочная соль
– Повтори! – тяжело дышала багряная неотвратимость, облизывая яркие губы, косясь поочерёдно на новых охранников.
Бордовый вульгарный корсет трещал по швам под тяжестью безразмерного, часто вздымающегося бюста.
– Тебе п-правда интересно? – верилось слабо.
А вдруг…
Оскар Уайльд обожал парадоксы. Может, это всего лишь противоречие моего восприятия и истинных порывов Миссис Голдсвамп? Может, так она выражает свою любовь?
– Ещё как! Повтори, сказала!
«Точно…»
Глупая я приняла тётушкино внимание за чистую монету. Даже обида рассеялась. А с обзывательствами в свой адрес настолько срослась, что уже и не замечала. Почти.
Я наполнила для смелости свежим воздухом лёгкие, улыбнулась пошире и как на духу выложила:
– Представляешь, три дня назад красный монстр появился из большущего кристалла-призрака, прямо над моей кроватью! Распахнул пять зубастых ртов, противно завизжал, а потом, потом… – рвано дышала, не решаясь продолжить.
Голова кружилась от волнения, да и увиденное непросто переварить. В сердце вспыхнула искорка надежды, будто стану хоть немного любимой, если поделюсь. Мама когда-то учила быть честной, утверждала, якобы это самый правильный путь к счастью и обретению друзей.
Но с Жанеттой Лукрецией ни в чём нельзя быть уверенной.
– Что потом?! – прошипела она, подгоняя, имитируя крайнюю заинтересованность.
– Потом… Потом пролетел сквозь стену моей комнаты на дымящихся костяных крыльях. Прямо… к Лите.
Что-то лопнуло…
Беззвучно, но осязаемо.
Кажется, мир застыл, предвещая…
– Мерза-а-авка-а-а! – ядовитый взрыв.
Оглушающий поток словесных помоев активирован.
Вот оно – заветное ожидаемое. Дочь для тётушки неприкосновенна.
Требовался повод, способный подарить оправдание поступку, явно спланированному заранее.
И простодушная я не подвела.
– Сил больше нет! – грубым тараном столкнула меня с края декоративного фонтана обезумевшая женщина, прямо в холодную воду. – Как же ты достала! Ещё будешь мою безупречную принцессу приплетать!
– А-а-ай! – взвыла от обиды, разочарования и внезапного унизительного купания. Чудом не ударилась затылком, чудом не захлебнулась. Рот наводнил привкус тины.
Нетленное произведение Оскара Уайльда кинематографично взмыло ввысь по дуге, играя страницами в воздушных потоках, и плюхнулось точно в уголок, где сбилась стайка перепуганных огненных карпов кои.
– Не могу уже слушать этот бред! – пухлая рука хищно вцепилась в моё мокрое запястье, а бордовые ногти – больно оцарапали.
Рывок, ещё один…
– А-а-а-а-а!
– Охра-а-ана-а-а! – завизжала Бестия, получив в искажённое по-жабьи лицо приличную порцию влаги. – Немедленно вытащите эту мелкую дрянь!
Я истошно кричала, брызгалась, неуклюже бултыхалась, ревела от боли и обиды, упиралась, как могла, но… безрезультатно. Стероидные качки не оставили ни единого шанса на сопротивление.
Вытащили.
А после – вручили Госпоже, как морской трофей.
Тётя никогда не была понимающей, мягкой, и уж тем более вежливой с теми, кто не мог ей возразить. Напротив, наслаждалась любым превосходством, даже мнимым.
– Тринадцать лет, а мозгов, как у пятилетки! Спустись уже на землю, инопланетянка! – скрипела она зубами, неустанно сотрясая мою руку, и тащила по светлой каменной дорожке меж каскадных декоративных кустарников. – Ты испортила мне наряд, макияж, репутацию и настроение! А значит – ответишь за всё, мутантка! – остервенело дёрнула белую прядь слипшихся волос.
– А-а-ай! – едва не упала я. Затылок словно окатили кипятком.
– Никто не смеет перечить Жанетте! – новый рывок. – Лукреции! – ещё один. – Голдсвамп! – ещё. Сильнее. – Вдолби это в свою пустую голову раз и навсегда!
– М-м-м…
Пункт назначения – чёрный тонированный минивэн – нарочно припарковали за аккуратно выстриженной листвой, дабы журналисты случайно не пронюхали происходящее.
Проныры нередко бродили вокруг богатых домов в надежде раздобыть острую сенсацию, а после – выторговать вкусное вознаграждение за её нераспространение.
Мегера всегда невероятным образом зависела от общественного мнения. Отчаяннее всего она боялась опозориться перед двоедушной элитой Пасифик-Хайтс. Потому способна была на самые отвратительные вещи, только бы не допустить его – позора.
Вот и сейчас соблюдалась крайняя конспирация. До абсурда. Будто я какой-то опасный преступник.
От рыдания и фонтанной воды всё плыло перед глазами, мокрые длинные волосы облепили лицо, жуткая обида разрывала грудную клетку, а рука – и вовсе потеряла чувствительность под «заботливым» напором «любимой» тётушки.
– Да отпусти-и-и! Куда?! Куда меня повезут? – кричала я, захлёбываясь слезами. В сандалиях неприятно хлюпала мутная жижа, а в душе закипало горькое отчаяние.
Попытки высвободиться были тщетны, да и защиты ждать неоткуда. Отца никогда не знала, а восемь лет назад исчезла и мама. Внезапно. Бесследно.
В тот ужасающий день я попала в скользкий ледяной лабиринт тщеславия, пафосно величаемый Голдсвамп-мэнором.
– Бо-о-ольно! – дёргалась, упиралась, стремясь сесть на витую тропинку.
Снова и снова…
Безуспешно.
Неподвижные перекачанные охранники возвышались по всему периметру владений не менее холодными монолитами. Казалось, они лишены слуха и чувств. И единственное, для чего появились на свет, – устранять папарацци, жаждущих заснять грязные делишки Жанетты Лукреции.
Возможно, ещё для ношения гарнитур с проводками-пружинками, чёрных очков и бордовых классических пиджаков, трещащих по швам на бицепсах.
Никогда ранее не видела этих амбалов среди персонала.
«Странно…»
* * *
Это теперь я понимаю, в чём порочная соль происходящего, но тогда…
Глава 3. Безумие? Позор!
– Мелкая дрянь! Неблагодарная! Вечно портишь мне все планы и тратишь моё бесценное время! – неудержимо распалялась Мегера, размахивая короткими влажными кудряшками. – Если бы не я, ты валялась бы сейчас на ржавой скрипучей койке в приюте! Но не-е-ет… Вместо этого живёшь в роскошном особняке и ешь свежайшие деликатесы! Которых абсолютно не достойна! – мощный рывок, словно я коврик, который желают вытряхнуть.
– А-а-ай! – на нежной коже расцвело новое багряное пятно. Галлюцинаций стало ещё больше, каких-то полупрозрачных линий, вспышек… – Я много раз благодари-и-ила! – искала справедливости, но унять ураган «Жанетта» казалось уже невозможным.
Монструозной грубостью и бесконечной речевой грязью тётя запятнала моё детское сознание, и без того истерзанное ирреальными монстрами… Внедрила в него множество некрасивых слов.
И постепенно, немым бумерангом, они возвращались к токсичному источнику в виде кавалькады пренебрежительных прозвищ.
По началу тайно, потом – не очень.
– Скажи спасибо, что я любила сестру! Только поэтому забрала тебя в свой особняк после её исчезновения! – продолжала шипеть Мымра, устрашающе нависая сверху рыхлой горой, готовой вот-вот обрушиться. – Только поэтому сейчас с тобой вожусь! Постоянно всякую чушь несёшь! Мне уже стыдно перед высшим обществом! Ты – позор на мою голову!
С каждой ядовитой фразой фальцетный крик становился громче, пронзительнее… А выпуклые лягушачьи глаза, ярко обведённые чёрными оплывшими тенями, – всё сильнее наливались кровью.
Хотелось просто исчезнуть, просто раствориться.
– Что ни день, то новая история о чудище! Хватит! Достала, сумасшедшая! Твоё место в психушке! Там тебя ждёт много тупых собеседников! Им будешь рассказывать и про гнома в углу, и про привидение с горящими глазами, и про пять ртов! – резко толкнула меня Жаба в проём двери минивэна. – Шевелись, неряха!
– А-ай… – тут же неуклюже плюхнулась на кожаное бежевое сидение-диван. Стерва вальяжно зашла следом, продолжая плеваться проклятиями.
Некогда красивое платье облепило хрупкое тело мокрой бирюзовой оболочкой, уши закладывало от обидного скрипучего вопля, а предательские галлюцинации – так и не покидали поле зрения. Даже в машине.
Морозное дуновение сковывало. Кондиционер будто специально настроили на меня, чтобы покрылась коркой льда, а в идеале – подхватила пневмонию.
Пространство, точно сияющий в свете лучей гигантский бриллиант, бесконечно разъезжалось, жутковато гудело, расслаивалось на неоновые полоски, кружилось, порождало из ниоткуда теней, призраков, чудовищ… А после – засасывало их, подобно Чёрной дыре.
«Пожалуйста, уйдите!» – зажмурилась, всхлипывая, надеясь, что всё исчезнет. Полностью… Что всё станет нормальным.
Но это не помогло. Как обычно.
Звуки видений и эхо, извергаемое сверкающими рубежами, словно существовали на иной частоте. То больно били по барабанным перепонкам, то словно погружались в вакуум.
Такими же наплывами я слышала и порицания Мегеры. То далеко, то близко…
Невыносимо.
Ненормально…
В тот момент я действительно поверила в своё безумие.
– Прости, тётя, – отрешённо пробормотала дрожащими губами, когда громкость Жанетты, наконец, пошла на снижение. – Ты п-права, мне нужно лечиться… – прижалась к холодному, плотно затонированному стеклу мокрой оцарапанной щекой, смотря в никуда, сквозь него и охранника, нахально оголившего мощный торс.
Наверное, в ином состоянии я придала бы происходящему значение. Наверное, в шоке и ужасе бы зажмурилась, как при появлении очередного миража, выбивающегося из общей картины. Однако жизнь окончательно теряла смысл, точно угасала. Уже не хотелось сопротивляться или кому-то что-то доказывать.
Всепоглощающая тоска охватила меня, такую юную, такую беззащитную… Но яростнее – ясное осознание, что после бесследного исчезновения мамы я никому в этом мире не нужна.
«Мамочка, я больше тебя не опозорю. Не очерню твою память…»
Оставалось только смириться с судьбой. И научиться жить со своими «тараканами».
*
Одиночество и отсутствие целостности заполнили меня изнутри, разожгли странное секундное пламя в солнечном сплетении. На мгновение показалось, будто горю. Но затем – всё снова нормализовалось, оставив лишь тоскливо урчащую пустоту где-то в самых глубинах грудной клетки…
*
Бестия стрельнула каким-то странным приторным взглядом в сторону нарушившего дресс-код бугая, облизнулась… Но тут же раздражённо уставилась на меня, исказив тонкие блестящие губы, криво обведённые выше контура бордовым карандашом.
– Шевелись, убогий! – подала возрастному водителю вальяжный жест, брезгливо смахнув кишащий миражами воздух двумя плотно сомкнутыми пальцами.
Мужчина вздрогнул, вжав голову в плечи, и ещё крепче вцепился в кожаный руль.
Я успела уловить в отражении салонного зеркала лишь преисполненный раздражением, отвращением и страхом взор. Через мгновение – он встретился с моим и стремительно трансформировался в сочувствующий, словно извиняющийся.
«Вы такой же заложник, – вновь уткнулась лбом в затянутое мрачной пеленой стекло, крепко обняв свои озябшие плечи. – Не нужно меня жалеть».
Жанетта не изменяла фирменному стилю, явно манипулировала работником, била по самому больному, чтобы молчал. И я это понимала. Потому не злилась.
Каждый сам за себя.
Авто мгновенно тронулось, несильно покачнув нас, и стремительно направилось прочь с территории роскошного Голдсвамп-мэнора.
* * *
До последнего я не могла осознать правдивость происходящего. Реальность представлялась каким-то затянувшимся страшным розыгрышем, который всенепременно должен был закончиться.
Вот-вот…
Казалось, где-то притаились клоуны с хлопушками и шарами, только и ожидающие такой же «королевской» отмашки.
«Ну же!» – с надеждой озиралась по сторонам.
Нет.
Никаких сюрпризов, веселья и сладостей.
Только ненависть и монстры. Только хардкор.
Змеюка в тот день действительно устроила мне экспресс-ссылку в пристанище потерянных душ.
Арка гигантских ворот с колючей проволокой и замшелые потрескавшиеся фигуры хищных трёхглавых псов, вгрызшихся серо-зелёными зубами в ржавую шипастую вывеску «Portus Animarum Amissarum»5, нисколько не придавали веры в добро, не вселяли надежду на спасение. Как и общие виды мрачной неухоженной территории перед средневековой Психлечебницей, до дрожи похожей на замок Носферату из ужастиков.
Пока тётя важно, с чувством собственного превосходства тащила меня за посиневшее запястье мимо усеянных птичьим помётом полуразрушенных статуй обнажённых дев… Я думала, движимая юношеским максимализмом, будто жизнь девочки Миры, к сожалению, Голдсвамп, окончена.
Ещё и одно из главных требований мачехи гласило: «Зовите её Инопланетянкой! Нет имени у этой безродной!»
*
А так хотелось остаться Мирой Шэдоу.
Но влиятельные опекуны затянули в своё лживое золотое болото. Разыграли перед элитой Пасифик-Хайтс масштабный спектакль с удочерением «бедной племянницы-сиротки», в сценарий которого не вписывались мои чувства… Не вписывалось желание сохранить фамилию мамы.
Теперь пытались лишить и имени.
*
Вокруг, пронзая призрачных чудовищ, егозила кучка санитаров, старательно вычищающих фантомный зад «Королевы», отвалившей кругленькую сумму за неразглашение её имени. И, кажется, бессовестных совершенно не волновало, что я – совсем ещё ребёнок.
Стерва заткнула голодные беспринципные рты зелёными, приятно шуршащими бумажками.
Сокровища искушают, правят миром. Мирами.
Но вскоре, во многом благодаря этому случаю, я открыла для себя абсолютно непостижимые для нормальных горизонты.
С этого и началось моё взросление…
* * *
Первые дня три я безутешно рыдала, ощущая мёртвую пустоту внутри. Дрожала от озноба, хоть никогда и не болела ранее.
Кондиционер всё же услужил властной хозяйке.
А предательские тени словно нацелились окончательно разрушить мой рассудок – неустанно кружили по неприветливой палате.
Кажется, их стало ещё больше.
А может, виновен жар.
Или безумие…
Я закрывала уши руками, не желая пропускать через барабанные перепонки зловещий вой ирреального. И принимала столько таблеток, сколько давали, надеясь поскорее уснуть, надеясь избавиться от галлюцинаций и температуры.
Но лучше – исчезнуть.
Как исчезала четвёртая ночь в заточении.
– Ми-и-ира, – прорвался вдруг в мой разум жутковатый полушёпот, беспощадно расцарапавший плен тяжёлого медикаментозного сна…
Глава 4. Безумие? Дар!
– Мира-а-а… – не успокаивалось нечто, точно решившее меня извести.
«Спать, спать, спать!» – накрыла лицо подушкой, уже не в силах терпеть.
– Проснись и пой, соня-а-а…
– Да отста-а-аньте вы! – отчаянно взвыла, резко подбросив перьевой мешок. – Уйдите! Исчезните! – стремительно села на железной неуютной кровати, стуча ладонями по лбу и затылку, в надежде всё прекратить. Хотя знала – бесполезно. Это никогда не помогало.
– Что ты творишь, милая? – прозвучало слишком громко. Со слухом вновь творилось неладное.
В солнечном сплетении кольнуло… Жар страха растёкся под кожей, но через секунду вновь вернулся озноб.
«Неужели окончательно свихнулась?» – обняла себя за плечи и медленно повернула «избитую» голову к назойливому источнику звука… Прожгла его ошалелым неоново-бирюзовым взглядом.
Я родилась со странным, слишком неестественным цветом радужек.
Тётя считает их уродством.
И не забывает об этом напоминать.
– Не вреди себе, – вдруг опять завибрировал справа абсолютно внятный и уже вполне приятный мужской голос.
Неподалёку стоял симпатичный молодой мужчина лет двадцати пяти, тогда показавшийся очень взрослым. Потирая щетинистый подбородок, он обеспокоенно изучал меня яркими золотистыми глазами.
Тёмные волосы незваного гостя развевались, рассеивались в сизую дымку. И весь силуэт был не совсем чётким. Или мне так мерещилось… Ведь действие лекарств всё ещё не прошло. Да и температура не отступала.
Впрочем, лечили меня исключительно от безумия, а не от простуды.
Странная одежда незнакомца состояла из лоскутов воздушной сероватой ткани, беспорядочно обволакивающей атлетическую фигуру.
На плече Миража я вдруг заметила озорное, словно игрушечное существо, напоминающее маленький ярко-синий пушистый клубок со светящимися жёлтыми глазками и еле заметными каплевидными ушками.
Оно заинтересованно наблюдало за мной, периодически подпрыгивая и смешно покряхтывая.
– Отлично, теперь вы ещё и разговариваете, – обессиленно упала на кровать, разбросав по подушке длинные, очень светлые, местами скатанные локоны.
Постоянные наплывы страха уже настолько вымотали, что периодически трансформировались во вспышки истерики, ехидства или полнейшего безразличия.
– Наконец-то я тебя нашёл, – неустанно пытался пообщаться непонятный посетитель.
– Ага, – выдавила звонкий смешок, вновь усевшись на скрипучей кровати. – Не вопрос! – иронично развела руки в стороны.
«Всё равно в психушке. Что терять?»
– Будь серьёзней. И пойми, ты – не сумасшедшая! – уверенно констатировал «Пришелец».
– И правда, – полюбовалась уродливым психбольничным «небом» с засохшими жёлтыми разводами и частично опавшей штукатуркой. – Ого. Более осознанной беседы с галлюцинацией у меня ещё не было, – театрально выгнула брови. – А я расту! – кивнула, поджав губы перевёрнутой подковой.
– С галлюцинацией? – нахмурился незваный гость.
Однако через мгновение мышцы скуластого лица расслабились, будто с растрескавшегося векового потолка хлынул незримый ливень озарения. Янтарный взор стремительно наполнился то ли тоской, то ли грустью, то ли разочарованием, то ли… жалостью.