Столетняя война за Палестину

Жаботинский и его последователи были одними из немногих, кто не побоялся публично и откровенно признать суровые реалии, неизбежно сопутствующие насаждению общества поселенцев-колонистов среди существующего населения. В частности, он признавал, что для реализации сионистской программы потребуется постоянная угроза применения массированной силы против арабского большинства: то, что он называл «железной стеной» из штыков, являлось обязательным условием ее успеха. По выражению Жаботинского, «сионистская колонизация <…> может продолжаться и развиваться только под защитой независимой от местного населения власти – за железной стеной, которую местное население не сможет проломить»27. Это была эпоха расцвета колониализма, когда подобные вещи, проделываемые людьми Запада с местными обществами, считались нормой и подавались как «прогресс».

Общественно-экономические институты, основанные первыми сионистами и сыгравшие ключевую роль в успехе сионистского проекта, всеми однозначно воспринимались как колонизационные по своему характеру и считались таковыми. Самым важным из этих институтов было Еврейское колонизационное общество (в 1924 году переименовано в Палестинское еврейское колонизационное общество). Эта организация была первоначально создана немецким еврейским филантропом бароном Морисом де Гиршем, а затем объединена с аналогичной организацией, основанной британским пэром и финансистом лордом Эдмондом де Ротшильдом. ЕКО предоставляло огромную финансовую поддержку, сделавшую возможной массовую скупку земель и субсидирование первых сионистских колоний в Палестине, что позволило им выжить и процветать до и во время действия подмандатного статуса.

Примечательно, что в эпоху деколонизации после Второй мировой войны, как только колониализм стал ругательным словом, колониальные истоки и практика сионистов были перелицованы в Израиле и на Западе и благополучно преданы забвению. Более того, сионизм, опекаемый в течение двух десятилетий британским колониализмом, сменил свою вывеску, прикинувшись антиколониальным движением. Повод для столь радикального перевоплощения дала кампания саботажа и террора, развернутая против Великобритании после того, как она резко ограничила поддержку еврейской иммиграции принятием «Белой книги» 1939 года накануне Второй мировой войны. Этот конфликт между бывшими союзниками (чтобы помочь им вести борьбу с палестинцами в конце 1930-х годов, Великобритания вооружала и тренировала еврейских поселенцев, которым разрешила въезд в страну) способствовал появлению нелепой идеи о том, что сионистское движение якобы носит антиколониальный характер.

Нельзя не признать, что сионизм изначально крепко держался за поддержку Британской империи и успешно пустил корни в Палестине исключительно благодаря неутомимым усилиям британского империализма. Иначе и быть не могло, ведь, как подчеркивал Жаботинский, только англичане имели средства для ведения колониальной войны против палестинцев, сопротивлявшихся захвату их страны. С тех пор эта война продолжалась иногда явно, иногда тайно, но неизменно с молчаливого или открытого одобрения, а зачастую при непосредственном участии ведущих держав и с санкции международных организаций, в которых они доминировали, – Лиги Наций и ООН.

Сегодня конфликт, порожденный этим классическим европейским колонизаторским предприятием XIX века на неевропейской земле, с 1917 года поддерживаемый крупнейшей западной имперской державой своей эпохи, редко описывается в столь неприкрашенных выражениях. Тех, кто анализирует не только израильские поселения в Иерусалиме, на Западном берегу реки Иордан и на оккупированных сирийских Голанских высотах, но и все сионистское предприятие с точки зрения его колонизационных истоков и характера, нередко подвергают очернению. Многие не принимают противоречивой идеи, что, хотя сионизм, несомненно, преуспел в создании процветающего национального государственного образования Израиль, он (как и другие современные страны – США, Канада, Австралия и Новая Зеландия) уходит корнями к колонизационному поселенческому проекту. Критики также не соглашаются с доводом, что этот проект не увенчался бы успехом, если бы его не поддерживали великие имперские державы – сначала Великобритании, а затем Соединенные Штаты. Таким образом, сионизм стремился быть и является одновременно и национальным, и колонизационным поселенческим движением.

* * *

Вместо того чтобы писать подробный очерк о палестинской истории, я решил сосредоточиться на шести поворотных моментах в борьбе за Палестину. Эти шесть событий, начиная с принятия в 1917 году декларации Бальфура, определившей судьбу Палестины, и заканчивая израильской осадой сектора Газа и периодическими войнами с населением Газы в начале 2000-х годов, подчеркивают колониальный характер столетней войны за Палестину, а также колоссальный вклад иностранных держав в ее ведение28. Я рассказал эту историю, отчасти используя опыт палестинцев, переживших войну, в том числе опыт многих членов моей семьи, ставших свидетелями некоторых из описанных эпизодов. Я также включил в книгу собственные воспоминания о событиях, свидетелем которых был я сам, а также материалы, принадлежавшие моей семье и другим семьям, и различные рассказы от первого лица. Моя цель – показать, что этот конфликт, в отличие от преобладающих взглядов на него, следует рассматривать в ином свете.

Я написал несколько книг и множество статей по различным аспектам палестинской истории в чисто академическом ключе29. В основу этой книги тоже легли исследования и научные данные, но в ней также присутствует голос от первого лица, что редко встречается в научных работах по истории. Хотя члены моей семьи, как и я, на протяжении многих лет были вовлечены в палестинские события в качестве свидетелей или участников, наш опыт не является уникальным несмотря на те преимущества, которыми мы пользовались в силу своего происхождения и статуса. Можно было бы привести множество подобных примеров, хотя большие пласты истории «низов» и из других слоев палестинского общества еще ждут своего исследователя. Тем не менее, несмотря на жесткость, присущую выбранному мной подходу, я считаю, что он помогает пролить свет на подробности, которые отсутствуют в описаниях истории Палестины, содержащихся в большинстве литературных трудов на эту тему.

Я должен добавить, что эта книга, приводя описание последних ста лет палестинской истории, не следует «концепции слезливости», если повторить блестящую критическую мысль великого историка Сало Барона в отношении тенденции, сложившейся в еврейской исторической литературе XIX века30. Люди, симпатизирующие угнетателям, обвиняют палестинцев в том, что они упиваются собственной виктимизацией. Однако факт остается фактом: как и все коренные народы, ведущие войну с колонизаторами, палестинцы сталкивались с запредельными, невероятными трудностями. Верно и то, что они неоднократно терпели поражения, часто бывали расколоты и страдали от действий несостоятельного руководства. Все это не означает, что палестинцы не способны успешно противостоять трудностям или что при иных обстоятельствах они не могли бы сделать лучший выбор31. Нельзя также упускать из виду грозные международные имперские силы, которые им противостоят и мощь которых нередко преуменьшается. Несмотря ни на что, палестинцы проявляют удивительную стойкость. Я надеюсь, что эта книга продемонстрирует эту стойкость и поможет восстановить то, что до сих пор вымарывалось из истории теми, кто контролирует палестинский исторический дискурс и нарратив.

1. Первое объявление войны, 1917–1939 годы

Множество войн начинаются еще до их объявления.

Артур Джеймс Бальфур 32

На рубеже XIX–XX веков, еще до того, как сионистская колонизация оказала на Палестину заметное влияние, в стране началось распространение новых идей, росли современное образование и грамотность, высокими темпами шла интеграция экономики в глобальный капиталистический порядок.

Производство на экспорт таких культур, как пшеница и цитрусовые, капиталовложения в сельское хозяйство, внедрение коммерческих культур и наемного труда, что было заметно по быстрому распространению апельсиновых садов, меняли облик сельской местности. Развитие шло параллельно с концентрацией частной собственности на землю в руках все меньшего числа лиц. Крупные участки переходили под управление землевладельцев, живущих в других местах, нередко в Бейруте или Дамаске, в ущерб мелким крестьянским хозяйствам. Санитария, здравоохранение и численность детей, рождавшихся живыми, постепенно улучшались, смертность снижалась, и, как следствие, ускорялся рост населения. Телеграф, пароходы, железная дорога, газовое освещение, электричество и современные дороги постепенно преображали города, поселки и даже некоторые деревни. В то же время стало быстрее, дешевле, безопаснее и удобнее путешествовать по региону и за его пределами33.

В 1860-х годах, чтобы получить образование западного образца, Юсуфу Дия аль-Халиди пришлось отправиться на Мальту и в Стамбул. К 1914 году такое образование можно было приобрести в различных государственных, частных и миссионерских школах и колледжах Палестины, Бейрута, Каира и Дамаска. Современную педагогику часто внедряли иностранные католические, протестантские и православные миссионерские школы, а также еврейские школы Всемирного еврейского союза. Отчасти из опасения, что иностранные миссионеры со своими великодержавными покровителями начнут доминировать в сфере обучения молодого поколения, османские власти создали растущую сеть государственных школ, которые в итоге привлекали из Палестины большее число учащихся, чем иностранные школы. Хотя до всеобщего доступа к образованию и повсеместной грамотности было еще далеко, перемены, происшедшие накануне Первой мировой войны, открывали новые горизонты и идеи перед все бо́льшим количеством людей34. Арабскому населению эти события пошли на пользу.

По социальному составу Палестина все еще оставалась преимущественно аграрной страной с преобладанием патриархального, иерархического уклада, каковой продолжала быть до 1948 года. В ней господствовала узкая прослойка городской элиты, состоявшая из нескольких семей, подобных моей, которые цепко держались за свои позиции и привилегии, приноравливаясь к новым условиям. Чтобы сохранить свое положение и преимущества, младшие члены этих семей стремились получить современное образование, изучали иностранные языки. Эти элиты контролировали политику Палестины, хотя рост новых профессий, ремесел и классов означал, что в 1900-х годах для продвижения и социальных лифтов появлялось все больше возможностей. В быстро растущих прибрежных городах Яффе и Хайфе перемены были заметнее, чем в более консервативных внутренних городах, таких как Иерусалим, Наблус и Хеврон, поскольку в первых наблюдалось зарождение коммерческой буржуазии и городского рабочего класса35.

Одновременно развивалось и менялось самосознание значительной части населения. Поколение моего деда идентифицировало себя – и идентифицировалось другими – в понятиях семьи, религиозной принадлежности, а также города или деревни, откуда они были родом. Это поколение гордилось своим происхождением от почитаемых предков, тем, что говорит на арабском языке, языке Корана, и является продолжателем арабской культуры. Оно хранило верность правящей династии и государству османов, уходящую корнями в древние обычаи, и считало османское государство оплотом и защитником земель ранних великих мусульманских империй, земель, которые христиане считали лакомым кусочком еще во времена крестовых походов и где находились священные города Мекка, Медина и Иерусалим. Однако в XIX веке эта лояльность начала ослабевать, и по мере того, как слабел религиозный фундамент государства, росло число военных поражений и территориальных потерь Османской империи, развивался и ширился национализм.

Рост мобильности и доступность образования ускорили процесс перемен, важную роль сыграли также развитие прессы и книгопечатания: с 1908 по 1914 год в Палестине были созданы тридцать две новые газеты и периодических издания, а в 1920–1930-е годы еще больше36. Появлялись новые формы самосознания, такие как национальная принадлежность, новые идеи о социальной организации, в том числе о солидарности рабочего класса и роли женщин в обществе, бросавшие вызов заскорузлым традициям. Новые формы принадлежности, будь то национальная, классовая или профессиональная группа, все еще находились в стадии формирования и включали в себя конкурирующие виды лояльности. Например, в письме Юсуфа Дия к Герцлю, написанном в 1899 году, упоминаются религиозная принадлежность, преданность османам, местная гордость Иерусалимом и ярко выраженное чувство идентификации с Палестиной.

В первое десятилетие XX века значительная часть евреев, обитавших в Палестине, все еще имела культурное сходство с городскими мусульманами и христианами и вполне комфортно с ними уживалась. В основном к ним относились ультраортодоксы и несионисты, мизрахи (восточные евреи) или сефарды (потомки евреев, изгнанных из Испании), городские жители ближневосточного или средиземноморского происхождения, которые часто говорили на арабском или турецком, пусть даже в качестве второго или третьего языка. Несмотря на заметные религиозные различия между ними и их соседями, они не были ни иностранцами, ни европейцами, ни переселенцами: они считали себя евреями, являясь частью местного общества, в котором мусульмане составляли большинство37. Более того, некоторые молодые европейские евреи-ашкенази, поселившиеся в Палестине в это время, в том числе такие ярые сионисты, как Давид Бен-Гурион и Ицхак Бен-Цви (один стал премьер-министром, а второй – президентом Израиля), с самого начала стремились плотно интегрироваться в местное общество. Бен-Гурион и Бен-Цви даже приняли османское гражданство, учились в Стамбуле, изучали арабский и турецкий языки.

Характерные для современной индустриальной эпохи преобразования в развитых странах Западной Европы и Северной Америки, которые шли ускоренными темпами по сравнению с остальным миром, побудили многих сторонних наблюдателей, в том числе некоторых выдающихся ученых, ошибочно утверждать, что ближневосточные общества, включая Палестину, были застойными, не менялись или даже переживали «упадок»38. Теперь на основе многих источников мы знаем, что это было отнюдь не так: растущий массив хорошо обоснованных исторических работ, опирающихся на османские, палестинские, израильские и западные источники, полностью опровергает эти ложные представления39. Последние исследования, посвященные истории Палестины в период, предшествовавший 1948 году, идут гораздо дальше простой борьбы с заблуждениями и искажениями, лежащими в основе такого мышления. Что бы об этом ни думали неосведомленные сторонние наблюдатели, очевидно, что к первой половине XX века в Палестине под властью Османской империи сложилось динамичное арабское общество, переживавшее быстрые и все ускоряющиеся переходные процессы, мало чем отличавшиеся от обществ соседних ближневосточных стран40.

* * *

Серьезные внешние потрясения способны нанести сильный удар по обществу и в особенности по его самоощущению. В начале XX века Османская империя становилась все более хрупкой и несла крупные территориальные потери на Балканах, в Ливии и других местах. Длинная серия изнурительных войн и потрясений, растянувшаяся почти на десятилетие, началась с войны в Ливии в 1911–1912 годах, за ней последовали Балканские войны 1912–1913 годов и, наконец, колоссальные сдвиги Первой мировой войны, в результате которых империя прекратила свое существование. Четыре года этой войны породили нехватку всего необходимого, нищету, голод, болезни, конфискацию тяглового скота и призыв большинства мужчин трудоспособного возраста во фронтовые части. По некоторым оценкам, в период с 1915 по 1918 год в Великой Сирии, включавшей в себя Палестину, а также нынешние Иорданию, Сирию и Ливан, только от голода (усугубленного нашествием саранчи) умерло полмиллиона человек41.

Голод и всеобщие лишения были лишь одной из причин бедственного положения населения. Большинство наблюдателей подчеркивают ужасающие потери на западном фронте, однако мало кто вспоминает, что в целом Османская империя среди всех крупных воюющих держав понесла наиболее тяжелые военные потери – более трех миллионов погибших, или 15 % от общей численности населения. Большинство этих жертв пришлось на гражданских лиц (наибольшую группу составили жертвы массовых убийств, совершенных по приказу османских властей в 1915 и 1916 годах, – армяне, ассирийцы и другие христиане)42. Кроме того, из 2,8 миллиона первоначально мобилизованных османских солдат на войне, по некоторым данным, погибло 750 000 человек43. Арабские потери были тоже высоки, поскольку армейские подразделения, сформированные в Ираке и Великой Сирии, принимали широкое участие в кровавых побоищах на османском восточном фронте против России, в Галлиполи, на Синае, в Палестине и Ираке. Демограф Джастин Маккарти подсчитал, что после ежегодного прироста населения Палестины примерно на 1 % до 1914 года оно сократилось за время войны на 6 %44.

Потрясения не обошли стороной даже благополучные семьи, такие как моя собственная. Когда мой отец Исмаил родился в 1915 году, четверо его взрослых братьев – Нуман, Хасан, Хусейн и Ахмад – были призваны на службу в османскую армию. Двое из них получили ранения на фронте, но всем посчастливилось выжить. Моя тетя Анбара Салам аль-Халиди вспоминала ужасающие картины голода и лишений на улицах Бейрута, где она жила в молодости45. Хусейн аль-Халиди, мой дядя, служивший во время войны офицером медицинской службы, помнил о таких же душераздирающих сценах в Иерусалиме, где на улицах валялись тела десятков людей, умерших от голода46. По приговору османских властей, вынесенному в военное время, в связи с обвинением в государственной измене был повешен жених моей тети Абдул-Гани аль-Урайси и многие другие арабские патриоты-националисты47.

В 1917 году мой дед Хадж Рагиб аль-Халиди и бабушка Амира – все называли ее Ум Хасан – вместе с другими жителями района Яффа получили приказ османских властей об эвакуации. Чтобы спастись от надвигающейся угрозы войны, они покинули свой дом в Таль аль-Рише неподалеку от Яффы (много лет назад их привело туда из Иерусалима назначение моего деда на должность судьи) с четырьмя маленькими детьми, среди которых был мой отец. В течение нескольких месяцев семья жила в убежище в деревне Дайр Гассане, расположенной на холме к востоку от Яффы, у членов клана Баргути, с которыми их связывало давнее родство48. Деревня находилась достаточно далеко от моря, вне зоны обстрелов из корабельных орудий союзников и тяжелых боев, разразившихся на побережье, когда британские войска под командованием генерала сэра Эдмунда Алленби начали наступление на север.

С весны и до поздней осени 1917 года в южных районах страны шла непрерывная череда ожесточенных сражений между британскими и османскими войсками (впоследствии на выручку последним пришли немецкие и австрийские части). Боевые действия включали в себя окопную войну, воздушные налеты, а также интенсивные обстрелы сухопутной и морской артиллерии. Англичане предприняли ряд крупных наступлений, постепенно оттеснив обороняющиеся османские войска. Зимой бои охватили север Палестины (Иерусалим, расположенный в ее центре, был взят англичанами в декабре 1917 года) и продолжались до начала 1918 года. Непосредственное воздействие войны нанесло огромный ущерб многим регионам страны. Среди них особенно пострадали город Газа и близлежащие поселки и деревни, где в результате интенсивных обстрелов с начала длительной окопной войны, а потом медленного продвижения союзников вдоль побережья Средиземного моря многие районы были полностью превращены в развалины.

Семья моего деда вернулась в свой дом в Таль аль-Рише вскоре после того, как в ноябре 1917 года Яффа пала под ударами англичан. Другая тетя, Фатима аль-Халиди Салам, в то время восьмилетняя девочка, запомнила, как ее отец приветствовал английских военных. «Вэлкам, вэлкам», – говорил он на своем, несомненно, неидеальном английском. Ум Хасан послышалось, что он говорит «я вайлкум», или по-арабски «горе вам!»; ей померещилось, что дед насмехается над чужими солдатами, тем самым подвергая семью риску49. Приветствовал ли Хадж Рагиб аль-Халиди приход англичан или сожалел о нем, доподлинно неизвестно, однако двое его сыновей все еще сражались на другой стороне, а еще двое находились в плену, что ставило семью в щекотливое положение. Два моих дяди продолжали службу в рядах османской армии, сопротивлявшейся англичанам на севере Палестины и в Сирии, до конца 1918 года.

Они, как и тысячи других мужчин, не смогли быстро вернуться в свои дома после окончания войны. Некоторые, чтобы избежать призыва, эмигрировали в Америку, в то время как другие, в том числе писатель Ареф Шехаде (впоследствии получивший известность как Ариф аль-Ариф), содержались союзниками в лагерях для военнопленных50. Третьи, как Наджиб Нассар, редактор откровенно антисионистской газеты «Аль-Кармиль» в Хайфе, скрывались от призыва в горах51. Кроме них были еще арабские солдаты, дезертировавшие из османской армии и перешедшие на другую сторону или служившие в войсках арабских повстанцев под руководством шерифа Хусейна, заключившего союз с Великобританией. А такие, как Иса аль-Иса, редактор газеты «Фаластин», сосланный османскими властями за строптивость и проявления арабского национализма, были вынуждены покинуть относительно космополитичные пределы Яффы и перебраться в маленькие городки в самом сердце сельской Анатолии52.

Эти глубокие материальные потрясения усилили эффект мучительных послевоенных политических преобразований, вынуждавших людей пересматривать давно устоявшиеся представления о своей принадлежности. К концу боевых действий жители Палестины и большей части арабского мира оказались под оккупацией европейских армий. После четырехсот лет османского владычества они столкнулись с обескураживающей перспективой чужеземного правления и стремительного краха османской власти. Местное население не знало какой-либо другой системы управления на протяжении более двадцати поколений. Именно на пике этого великого перелома, когда заканчивалась одна эпоха и начиналась другая, на мрачном фоне страданий, потерь и лишений, до палестинцев дошли отрывочные сведения о декларации Бальфура.

* * *

Судьбоносное заявление, сделанное чуть более века назад от имени британского кабинета министров 2 ноября 1917 года государственным секретарем по иностранным делам Артуром Джеймсом Бальфуром, получившее известность под названием «декларация Бальфура», состояло всего из одного предложения:

«Правительство Его Величества с одобрением рассматривает вопрос о создании в Палестине национального дома для еврейского народа и приложит все усилия для содействия достижению этой цели; при этом ясно подразумевается, что не должно производиться никаких действий, которые могли бы нарушить гражданские и религиозные права существующих нееврейских общин в Палестине или же права и политический статус, которыми пользуются евреи в любой другой стране».

Многие прозорливые палестинцы начали видеть угрозу в сионистском движении еще до Первой мировой войны, однако декларация Бальфура привнесла новый, устрашающий элемент. Используя мягкий, обманчивый язык дипломатии и двусмысленную фразу об одобрении «создания в Палестине национального дома для еврейского народа», декларация фактически обязывала Великобританию поддержать усилия Теодора Герцля по созданию еврейского государства, а также обретению суверенитета и контроля над иммиграцией на всей территории Палестины.

Примечательно, что Бальфур обошел вниманием подавляющее большинство арабского населения (составлявшее на тот момент около 94 %), лишь вскользь упомянув «существующие нееврейские общины в Палестине». К последним применили терминологию, которая отнюдь не отображала их сущности как нации или народа, – декларация не содержит слово «палестинец» или «араб». Подавляющему большинству населения были обещаны лишь «гражданские и религиозные права», но не политические или национальные. И наоборот, Бальфур признавал национальные права за «еврейским народом», который в 1917 году составлял ничтожное меньшинство – 6 % жителей страны.

Сионистское движение было колонизаторским проектом, искавшим покровителя в лице великой державы, еще до того, как получило поддержку Великобритании. Не найдя спонсора ни в лице Османской империи, ни в лице кайзеровской Германии, ни в лице других стран, преемник Теодора Герцля Хаим Вейцман и его коллеги наконец добились успеха, обратившись к британскому кабинету, возглавляемому Дэвидом Ллойд Джорджем, и заручившись поддержкой наиболее могущественной на тот момент державы. Палестинцы столкнулись с куда более грозным противником, чем когда-либо прежде: британские войска продвигались на север, оккупируя их землю, и служили они тому самому правительству, что пообещало создать «национальный дом», большинство в котором путем неограниченной иммиграции должны были составить евреи.