Под одним небом

А теперь, на всякий случай, запиши мой.

Аня терпеть не могла записывать номера сотовых на бумажки, поэтому поинтересовалась его визиткой.

Увы, с собой нет. Все на свадьбе раздал.

Пришлось вставать и искать свой телефон, скорее всего разрядившийся. Аня высыпала содержимое сумочки на кровать, вместе с сотовым на простыню легли драгоценные гарнитуры. Реанимировав свой телефон, она ввела в его память номер Андрея. Попрощались нежно. Глядя в окно, как уходит Андрей, она прислушивалась к своим ощущениям: тоска или досада? А виновата её дурацкая привычка переворачивать сумочку. Уже проехала машина, увозя Андрея из деревни, а она всё гадала, почувствовал ли тот её смятение, когда тяжело звякнув, упали на кровать браслеты, кольца, серьги. Почему Андрей не удивился, увидев их, искренен ли был, когда, взяв и подкинув на ладони массивный браслет, обронил:

Надо же, как научились бижутерию делать.

Анька, ты совсем рехнулась. Вроде не в милиции работаешь, а готова любого подозревать, – убеждала потом она себя: Мало, кто из мужиков разбирается в этих вещах. И в конце концов, что такого, что он их увидел? А напрягся, потому что поразился богатству невесты. Тьфу ты, совсем дура! Уже в невесты себя записала. Успокойся и займись делом.

Семейная летопись. 1936

Надежда – тонкая игла

сегодня в окруженье фей,

Они вперед на много дней

ткут кружева из полотна.

 Девятнадцатого января Лизе исполнилось шестнадцать лет. Она вспомнила об этом только поздно вечером, когда закончила шить. Сложив стопкой четыре штуки белья, аккуратно завернула всё в кусок холста, чтобы завтра с утра отнести заказчице. Уже несколько лет она подрабатывала белошвейкой, жизнь её постепенно налаживалась. Лиза давно запретила себе вспоминать прошлое, но сегодня мысли сами обратились к нему. Милое и беззаботное детство в родительском доме казалось таким далёким, безнадёжно утраченным. Ни родителей, ни фотографий, ни самого дома, даже ни одной вещи оттуда не сохранилось в Лизиной жизни. Прошло  всего три года, а казалось, вечность, заполненная страхами, унижениями, борьбой за выживание. Лиза вспомнила, как, сидя в подполе сарая, напряжённо вслушивалась в разговор тети Фроси с какими-то мужиками. Тётя говорила громко, и то Лиза разбирала не каждое слово, мужики что-то требовали. Она чуть не выпрыгнула из подполья, когда голоса раздались совсем рядом, но вовремя вспомнила, что родственники её прячут. Один голос она узнала, дважды этот человек приходил в их дом. Из-за него Лизе пришлось бежать, так настоял отец. Но как же трудно усидеть на месте, когда слышишь:

Бедная мать, присмерти уже, дочку просит найти, чтоб  успеть повидаться, а мы найти эту дочку не можем.

Мамочка, родная, не умирай, я найду тебя, – шептала девочка в мокрые от слёз ладошки, но сдержалась, сумела не закричать пока чужие не ушли со двора. Лиза просидела в подполье до темноты, так велела тётя, на миг забежавшая в сарай. Но ночной разговор не принёс облегчения. Тётя Фрося настаивала, что к Лыховым у неё веры нет, что всё слишком подозрительно и, если отец Лизы заставил дочь прятаться, то так тому и быть.

А точно мамы в доме нет?

Нет, милая, мы с Иваном там были.

Может мама вернулась после вас? Я её там подожду. Там есть, где спрятаться, – умоляла девочка.

И думать забудь об этом, Елизавета! Твое дело – волю отца исполнять. Поживём-увидим. А братцы Лыховы, запомни крепко, мерзавцы, как их только земля носит! Они, наверное, специально это сказали, надеялись, что ты где-нибудь спряталась и услышишь. Ты умница, Лизонька, что не вскрикнула. Утащили бы они тебя с собой.

Пусть бы тащили, зато к мамочке с папенькой.

Глупенькая ты моя, – измученная волнениями дня, Фрося заплакала, и Лиза отступилась с разговорами.

 В следующую ночь Иван ещё раз сходил на Хлопунову заимку и обнаружил, что её заселяют незнакомые люди. Понаблюдав из лесу за ними час-другой, Иван вышел к людям, объяснялся знаками, как немой. Понял, что люди эти – сами ссыльные, издалека, им ещё повезло: будут жить в готовых домах. О бывших хозяевах, понятное дело, они ничего не знали.

 Вспоминая всё это сейчас, Лиза плакала. Ей тогда всё-таки удалось увидеть мать. Из тёткиного дома она сбежала. С первых дней Фрося одела девочку в старенькую мужскую одежду, Лизе осталось только отрезать косы и, прихватив Иванов картуз, она рано утром тихо покинула дом. Как хотелось девочке заглянуть в родной дом, но, зная, что родителей там не найдёт, она направилась в Залари. Добираться лесными тропами пришлось более суток, к счастью в пути ни с кем не столкнулась: ни с людьми, ни со зверями. В Залари вошла среди каких-то обозов, тянувшихся в направлении базара. Проходя мимо церкви, глазам своим не поверила: белокаменная красавица стояла с выбитыми окнами, верх колокольни уже исчез, какие-то мужики с уханьем ломали купол. Всё вокруг было замусорено, загажено. Лизино сердечко сжалось от страха: мир менялся до неузнаваемости. Сколько раз она бывала на этой площади, хоть и не в большом почете была церковь, но большинство народа всё же крестилось, проходя мимо. Сейчас же люди проходили просто мимо, изредко только кто-нибудь низко склонял голову. Лиза просунула руку в ворот рубахи, сжала крестик и заметила пристальный взгляд какого-то парнишки. Глубже надвинув картуз, она быстро пошла по улице. Лиза знала, где в Заларях располагалась небольшая больница, выйдя к ней, обошла вокруг, вглядываясь в окна. Ей повезло, на завалинке сидела женщина, соседка дяди Федора. Лиза часто играла с её детьми, когда гостила у родственников в Красном Поле. Осторожно подойдя, девочка шёпотом спросила:

Тётя Маня, вы меня не узнаёте?

Ты чей будешь, малец?

Лиза тихонечко объяснила и заметила, как испугалась тётка:

Ты, стало быть, мать свою проведать пришла?

Она здесь? – вскрикнула девочка.

Тихо! – женщина, подумав, сказала:

Здесь. Ты отойди за деревья и жди. Ни с кем не разговаривай. А лучше спрячься. Я попробую Ксеню вывести.

 Лиза просидела в кустах больше часа, искусала все губы, чтоб не плакать, но готова была и до ночи сидеть в густой траве среди разросшихся кустов и деревьев. Мимо бродили, разговаривали разные люди. Наконец, появились две фигуры, петляя по больничному двору, они всё ближе подходили к тому месту, где пряталась девочка. Женщина, опиравшаяся на руку тёти Мани, шла низко опустив голову, странно маленькой казалась её голова, обтянутая сереньким платочком. Даже увидев лицо, Лиза не сразу поняла, что это – мама. Всхлипнув, прижалась к ней. Тётя Маня всё приговаривала:

Девоньки, тихо, не дай бог, услышат вас. А ты, Лиза, пойми, мама тебя может и не признать, она сейчас не в себе, болеет она.

Мамочка, милая, что с тобой сделали?

 Ксения сначала смотрела мимо, но постепенно стала внимательно вглядываться в лицо дочки. Видя, как проясняются глаза матери, чувствуя  оживающие пальцы, утирающие её слёзы, Лиза зашептала:

Мамочка, давай уйдём отсюда. Я знаю, где спрятаться.

Что ты, девка, не вздумай. Я сразу людей позову. Да и не сможет она идти. Больна твоя мать. А больным полагается быть в больнице.

Ладно, я подожду.

 Во дворе раздался какой-то крик. Марья испуганно метнулась посмотреть, что происходит. Тогда мать и заговорила:

Доченька. Ты? Тебе нельзя здесь быть, схватят, мучить будут. Бойся особенно Лыховых. Изверги они. Отец сказал: никому не говорить, сразу убьют, а я ему верю. Не могу вспомнить точно. Голова болит. Доченька, родная, спрячься хорошо.  Опоздали мы. А ты беги, помни, тебе нужно хорошо спрятаться.

 Последние слова мама уже дошептывала. Вернувшаяся тётя Маня, подхватила больную и, буквально оторвав Лизу от матери, потащила её на себе. Мать пыталась вырваться, но на неё подействовали Манины уговоры:

Пойдём, Ксеня, а то дочке твоей худо будет. Скоро изверг придёт, – обернувшись к Лизе, добавила:

Подожди меня здесь с часок.

 Лиза готова была ждать и дольше. Сквозь ветки деревьев она разглядывала больницу, гадая, где сейчас её мама, вспоминала её слова и ничего не понимала. Поэтому, когда вернулась тётя Маня, она набросилась на неё с расспросами. Ответ её напугал:

Лизавета, мать твоя, тронулась умом, несладко ей пришлось. А кому сейчас сладко? Говорит редко и всё загадками. Тебе то что сказала?

Просила, чтоб я пряталась от каких-то Лыховых. Я ничего не поняла. Почему я должна прятаться, тетя Маня?

Ох, не знаю. Ты – дочка кулацкая. В детдом тебя, наверное, хотят отдать, чтоб забыла родителей своих.

А вы знаете, где папа? Я побоялась у мамы спрашивать.

Забрали его. Куда, точно не знаю. По слухам, всю партию арестованных отправили в Черемхово, на шахты. Ты, девка, туда не суйся, а то я смотрю, глазёнки твои засверкали, – вдруг строго добавила Маня и ласково погладила стриженую голову Лизы. Лиза так никогда и не узнает, что именно в этот миг Марья решила не выдавать её Лыховым. Очень уж в этот момент напомнила она Марье её младшего сына, умершего зимой от скарлатины.

А где сейчас мама?

Спит. Пошумела немножко, доктор ей укол поставил.

Что значит, пошумела?

Лиза, ты уже большая, ты понимать должна, что, когда у человека ум больной, он себя по-другому ведет. Если иной раз и случиться просветление, как сейчас, то ненадолго. Будет божья воля, поправится твоя матушка, ты молись за неё. А сейчас тебе лучше уехать отсюда подальше. Ты куда собираешься, мать что-нибудь посоветовала?

Нет, у нас  всю родню забрали.

А где ты всё это время была?

В лесу, в какой-то зимовьюшке, – Лиза солгала, не задумавшись, даже сама удивилась.

Что дальше то делать будешь?

Не знаю. Тетя Маня, а вы почему в больнице?

Так я тут санитаркой работаю.

А живёте здесь в Заларях?

А вон видишь дом, я там угол снимаю. Только ко мне нельзя. Тебя сразу увидят.

Я понимаю. Я вас завтра найду.

 На этом они расстались.

 Воспоминания Лизы подошли к самому страшному моменту. На следующий день мама умерла. Ей не удалось попрощаться. В том же одичавшем прибольничном лесочке тётя Маня, утирая краем платочка слезы, убедила ошеломлённую новой бедой девочку срочно уехать:

Милиция подозревает, что мать твоя с кем-то встречалась, если появишься близко, сразу арестуют. Может оно и к лучшему, запомнишь маму свою живой.

 Как она добралась до Иркутска, Лиза точно не помнила. С родителями она несколько раз бывала в городе. Отец иногда возил сюда на продажу масло, сало,  пока торговал, жил на квартире дальней родни, Лиза тоже здесь бывала. Ей показалось, что в большом городе тёте Груне  будет легче спрятать её. Тётя жила с дочерью тихо, незаметно. Когда-то, ещё до революции, им принадлежало несколько торговых лавок в городе и хороший деревянный дом на набережной Ангары. В семнадцатом году во время декабрьских боёв большевиков с юнкерами, дом обгорел. Семья Груни перебралась во флигелёк, да так там и осталась, ни на что не претендуя. Умер муж, за ним почти взрослый сын, Груня осталась одна с младшей дочерью Ниной, на жизнь зарабатывали пошивом белья, одежды. Когда полумёртвая от пережитого Лиза добралась до них, тётя Груня пригрела девочку, выходила её. Летние потрясения изменили Лизу не только внешне. Ласковая, улыбчивая, немножко избалованная девочка превратилась в осторожную, никакого труда не чурающуюся, почти взрослую женщину. Пока выздоравливала, посмотрев на работающих по очереди на зингеровской машинке родственниц, сама попросила иголку с ниткой и переделала для себя старенькие Нинины платья. Оказалось, не зря учила Ксения дочку шить, приметив Лизино мастерство и изобретательность,  Груня начала приносить на дом работу и на её долю. С первых же денег решили проблему документов, удалось подобрать подходящую метрику. Главное, сохранилось имя. Елизавета Николаевна Алексеева, 1917 года рождения, так значилось в документе. Можно было, наконец, вздохнуть чуть свободней, хотя на улицу Лиза старалась не выходить.

Тётя Груня, что за шум был сегодня ночью у соседей?

Арестовывать приезжали. Увезли хозяина и мужчину, что жил у них, – вздохнула тётка.

Я не хочу вас подводить. Вдруг милиция придёт сюда в дом.

 Груня промолчала тогда, а через день, вернувшись после отлучки, подсела к девочке и предложила:

Есть семья, оба – люди  с положением, врачи. Им нужна в доме нянька и помощница, сами то они почти всё время на работе. Девушка, что у них сейчас работает, завтра уходит, на завод устроилась. Согласна? Дочке ихней два года, сможешь присматривать? Ещё надо в доме порядок держать и еду готовить.

Тетя Грунечка, конечно. А что, если расспрашивать начнут, кто я, откуда?

Не будут, некогда им будет с тобой разговоры разводить, им помощница в доме нужна надёжная. Я за тебя поручилась, так что, смотри, не подведи! С маленькими то приходилось водиться? Ну я тебя подучу, дело нехитрое.

Приходилось, я нянчилась с племянниками.

Вот и ладно! Завтра после обеда пойдём к ним, а сейчас надо тебе кое-какую одёжку ещё подсобрать, всё в порядок привести.

 Так Лиза оказалась и нянькой, и домработницей. Она быстро втянулась в дело,  хозяева были довольны. Вскоре Лиза поверила, что никого её прошлое не волнует. Врачи оказались по женской части, при этом муж считался лучшим специалистом в городе, а потому даже самое высокое начальство относилось к нему с уважением.

Дочка у врачей была прехорошенькая, забавная толстушка Машенька. Рядом с ней начала оттаивать измученная лизина душа. Само собой выходило, что забывалась старая жизнь, каждую минуту Лиза старалась заполнить каким-нибудь делом. Хозяйка, Софья Андреевна, однажды увидев дочку в незнакомом платьице, долго не могла поверить, что его из старых тряпок Лиза сама сшила. Всё больше и больше заказов получала она. В первое время шила, конечно, для хозяйской семьи, потом для их знакомых, соседей. В её крохотной комнатке, рядом с Машенькиной, всегда лежала какая-нибудь начатая работа, радости Лизы не было предела, когда врачи подарили ей на Первомай швейную машинку. Тётя Груня, изредка забегая в гости, нарадоваться не могла на успехи своей протеже. С таким мастерством Лиза, по её мнению, всегда будет иметь работу.

Лиза очнулась от раздумий. Слезы высохли. Близилось утро. Заглянув в спальню Машеньки, убедилась, что та спокойно спит, немного постояла над её кроватью.

Как Маша выросла! Скоро уже пять лет исполнится. А вдруг я стану не нужна здесь. Машеньку могут отдать в детский сад.

 Вернувшись в комнату, Лиза опять вспомнила про свой день рожденья. Одно из первых воспоминаний детства было связано у неё как раз со днем, когда ей исполнилось пять лет. Мама испекла воздушный пирог, отец смастерил из воска крохотные свечечки. Лизе так нравилось смотреть на них, а родители, весело смеясь, убеждали её задуть весёлые огоньки. А потом она, повизгивая от предвкушения, разворачивала огромный свёрток, уже догадываясь, что в нём настоящая кукла. Как же она полюбила её, подружку своего беззаботного детства. Кукла осталась тогда в доме. Сломали её, или может быть, с ней играет теперь другая девочка? Закрыв глаза, Лиза пыталась вспомнить свой дом, свою комнату. Счастливое милое детство! Какой злой ветер задул тебя, как свечку? Лыховы. Это слово навсегда врезалось в её память, хотя даже про себя Лиза старалась его не произносить. Всё зло, существующее в мире, казалось, воплотилось в нем.

Мамочка! Я даже не знаю, где ты лежишь. А, что если, съездить! Я так изменилась, кто меня узнает? Два с лишним года уже прошло, по документам мне теперь девятнадцатый год идет, и никто ещё ни разу не засомневался.

 Лиза была права, в её лице уже не осталось ничего детского. Скорбные складочки вокруг губ, привычка щурить глаза за шитьем, затвердевшие от работы ловкие руки  могли принадлежать и двадцатилетней женщине. Тем более, что Лиза сильно подросла, подростковая угловатость давно исчезла. Вообще, если бы Лиза интересовалась этим вопросом, она обнаружила бы, что стала очень хороша собой. Но именно в этом она ещё оставалась сущим ребёнком. Приняв решение просить  Софью Андреевну об отпуске, Лиза перекрестилась и легла спать. За окном стояла непроглядная тьма.

Аня

 Ольга Петровна явилась в гости, как только Аня появилась в огороде. Хитро поглядывая на молодую хозяйку, завела разговор о свадьбе.

Славно погуляли! Вот и выдали Иванцовы младшенькую, теперь могут не напрягаться, как раньше бывало.

В каком смысле?

Теперь муж будет их дочку содержать. А он, сказывают, из богатых, из новых русских.

Да, вроде у них свой бизнес.

Это тебе Лыхов сказал?

Кто?

Ну, этот, что на свадьбе напротив нас сидел, с братом своим.

 Ольга Петровна довольно прищурилась. Аня поняла, что её близкое знакомство с Андреем не осталось в деревне незамеченным, да она на это и не рассчитывала, здесь всё было, как на ладони. Ясно, что сегодня соседка явилась в надежде вызнать какие-нибудь подробности. Молчание Ани только разжигало её любопытство:

Дело молодое,  Андрей Лыхов – парень видный.

Чем же он видный? – не удержалась Аня.

А всем, и внешностью, и положением. Говорят, он в фирме ихней главный. А ты, что же, не расспросила его?

Я даже фамилию его только от вас услыхала, – ещё не договорив, Аня поняла, что зря это сказала. Ольга Петровна, поджав губы, неодобрительно засопела, явно осуждая нынешнюю молодёжь. Ну и чёрт с ней, да, сейчас фамилией интересуются часто уже после того, как переспали.

Стало быть, и не сказывал он тебе, что дед его из этих мест родом был. Сейчас то уже никого из Лыховых тут не осталось. Когда он в начальники вышел, всю семью в Красноярск перевёз.

Вы и с дедом были знакомы?

Не, что ты? Я тогда только родилась. Я его фотокарточку в клубе видела на стенде. Это уже после войны было. Карточка из газеты была вырезана. Чем-то он в Красноярске отличился, вот его и напечатали, а у нас тут его узнали. Гордились!

Чем гордились, что земляка в газете увидели?

Ну да. Он же у нас начинал, колхоз создавал. Вот имя его не могу вспомнить.

Чьё, деда или колхоза?

Деда, конечно. Колхоз назывался «Заветы Ильича».

 В принципе, Ане дед Андрея был безразличен. Вопросы она задавала, чтоб Ольга Петровна отвлеклась от самого Андрея. Обсуждать его с соседкой у Ани желания не было. Почувствовав это, Ольга Петровна вскоре ушла.

 Смутное беспокойство сопровождало Аню полдня, пока  откуда-то издалека не пришло давнее воспоминание. От деревенских ребятишек тогда услыхала она  непонятное слово «лихо», и вечером спросила бабу Лизу, что оно значит. Бабушка вздрогнула так, что огромная банка с молоком выскользнула из рук. Эта история потому и запомнилась Ане, что долго они вытирали лужу,  при этом девочка ещё и руку разрезала застрявшим меж половиц осколком стекла. Тогда Анечка зашлась в плаче от вида молока, окрашивающегося в красный цвет.

Баба Лиза, почему ты такая неловкая, – причитала Анечка, когда бабушка стала укладывать её спать.

А это, милая, и есть лихо. Оно меня под руку толкнуло.

Кто оно? Домовой? – девочка широко распахнула глазёнки.

Хуже. Зло это. Отсюда и фамилия – Лыхов. Самая страшная для нашей семьи фамилия. Много зла они нам принесли. Бойся их. Через них, Кузьму и Федора Лыховых, мои мама и папа погибли, а я чудом в живых осталась.  Папа мой по их навету был арестован, сослан  на шахту, где и погиб, раздавило его вагонеткой угольной. Мамочка не выдержала измывательств, сошла с ума и умерла. Родственников моих, у которых я скрывалась, ружьём пугали, собак грозились напустить – бабушка говорила, как в полусне, потом вдруг очнулась, перекрестилась: Господи, что я говорю, не надо ласточке моей ничего бояться. Всё злое лихо осталось позади.

Очнувшись от воспоминания, Аня задумалась.

Чтоб не сойти с ума, надо было выяснить происхождение Андрея. Господи, сделай так, чтоб он оказался просто однофамильцем тех извергов или хотя бы дальним родственником.

 В очередной раз пожалев, что нет выхода в Интернет, Аня решила, что его вполне могут заменить живые люди.  Ольга Петровна рассказала всё, что знала. А молодожены могли знать ещё что-нибудь. Они продолжали жить у родителей, надо было только найти повод для разговора. Подумав, Аня решила, что и искать ничего не нужно. Что может быть естественней желания разузнать о милом побольше. Новобрачная её точно поймёт! Аня решила  отправиться в гости, ей повезло, Таня в роли молодой жены явно скучала. Родители дочку жалели, работой не напрягали, не то, что зятя. С утра отец увёз его на сенокос. Таня считала дни до отъезда в город, возможности поболтать с зашедшей в гости девушкой обрадовалась.

Я Андрея Лыхова знаю с тех пор, как познакомилась со своим Олежеком.

А из какой он семьи?

О, здесь полный порядок! Его отец – большая шишка, в советские годы руководил райкомом в Красноярске. Мой Олег часто припоминает Андрею и Михаилу их райкомовское детство, поэтому я знаю, что говорю.

Андрея с братом баловали?

Конечно, они имели больше, чем обычные люди, но дело даже не в этом.

А в чем?

У их отца были хорошие связи, но они совсем не хотели ими пользоваться, когда начинали бизнес.

Так это же хорошо, – вырвалось у Ани, о чем она тут же пожалела. Таня странно на неё взглянула:

Хорошо, только все пользовались.

Ну теперь то дела в фирме наладились.

Да.

А ты не помнишь, как отца Андрея звали?

Николай, а отчество такое старинное, вспомнила: Кузьмич. Мы у него Новый год встречали на даче.

Восприняв Анин вопрос, как желание сменить тему, она снова оживилась:

Лучший Новый год в моей жизни! Представляешь, двухэтажная дача, вокруг сосны и ели заснеженные, да и стоит в таком престижном месте, там недалеко знаменитые красноярские Столбы. И порядки в их доме, скажу я тебе, ого-го.

Услышав отчество, Аня на время выпала из разговора, сердце заныло, ответив несколько раз невпопад, она начала прислушиваться:

Мать Андрея выглядела, как старая аристократка, их в кино так показывают.

Как?

Важная, спина прямая. Понятно, на Новый год все нарядились, но она и в другие дни к столу выходила, как королева. А украшения у неё, с ума сойти можно! В доме всё шло по порядку, завтрак, обед, ужин, всё в своё время. Мы с Олегом как-то проголодались.. Ой, опять я не о том. Слушай, ещё у них там дед жил, ему лет сто, наверное, было. Так его к столу на коляске вывозили, коленочки пледом прикрыты, ну точно говорю, как в английских фильмах!

Ане с трудом удалось вклиниться в её монолог:

А деда как зовут?

Уже никак, умер он вскоре. А звали, понятное дело, Кузьма, он ведь дед Андрея и Миши. Только, несмотря на плед его клетчатый, глядеть на него было страшно. Меня просто жуть брала. Маленький, весь ссохся, а глаза, знаешь, такие пронзительные, всё видят. Кстати, Андрей тоже так иногда смотрит, только у него-то глаза молодые, красивые, а у этого Кузьмы, надо же имена раньше давали, совсем без ресниц, – так совсем несуразно Таня закончила своё воспоминание о праздновании Нового года. Но для Ани каждое её слово послужило штрихом, из которых моментально сложился образ человека, которого проклинала бабушка Лиза. И надо же, этот человек, в один год погубивший её родителей и преследовавший саму Лизу, оказывается сам прожил долгую и благополучную жизнь. Как говорила баба Лиза «сына в люди вывел», ещё и внукам помогал. Андрей – его внук, а я с ним! Бабушка, прости.

 К счастью для неё, вернулся молодой муж, и Таня кошкой метнулась к нему, забыв про гостью. Придя домой, Аня перебирала варианты, что она сделала бы с  подлым дедом, если б он был жив. Странная штука кровь, когда чует врага, вскипает, смывая весь лоск цивилизации, включая юридическое образование. Опомнившись, Аня сама удивилась своей горячности.

– Ну нет, трясти за горло и душить я его, конечно же, не стала бы, но пару вопросов задала. А кстати, о драгоценностях! Бабушка рассказывала, что слишком упорно преследовал этот Кузьма её и родителей, как будто искал что-то. И Андрей так странно посмотрел, когда всё это великолепие она необдуманно вытряхнула перед ним. Ане почему-то стало страшно. Ночь она просидела в раздумьях, к утру любовь была похоронена.

Семейная летопись. 1936

 Разговора об отпуске у Лизы с хозяйкой не вышло, но в Заларях она оказалась очень скоро. Опять судорожное и поспешное бегство! В один час рухнула, казалось бы, налаживающаяся жизнь. Вечером Софья Андреевна, только что вернувшаяся с работы, вошла в столовую, где Лиза кормила Машеньку, и дождавшись, когда девочка убежала в свою комнату, поинтересовалась:

Груня, что тебя рекомендовала, тебе родственница?

Нет, знакомая.

Да? А по-моему, она так ручалась за тебя, что говорила… Впрочем, так, наверное, даже лучше. Умерла она, я сегодня случайно узнала об этом.

Как умерла? – ахнула Лиза. Софья Андреевна внимательно посмотрела на девушку, но от расспросов её отвлёк муж. Уходя, она спросила: