
Полная версия
Проект «Цербер»
Снаружи послышались шаги. К соседнему кузову кто-то подошёл.
– Восемь. – Затем обладатель этого твёрдого волевого голоса приблизился ещё на пару метров – появился рядом с Олегом – и произнёс: – О! Сколько вас?
Это был офицер средних лет, ростом около ста восьмидесяти сантиметров. Его китель плотно стягивал ремень, на боку болталась планшетка, перекинутая через плечо. Фуражка сидела на голове ровно: кокарда сверкала над переносицей. Выделявшиеся на светлом вытянутом лице серые щёки намекали на недавнее бритьё. Карие глаза окинули взглядом новобранцев.
– Двадцать, – произнёс кто-то с середины левой лавки, быстро пересчитав всех по головам.
– Ага, двадцать, – задумчиво пробормотал офицер и снова исчез. Олег успел заметить, что на его погонах было по четыре небольших звезды. Форма того же цвета, что и на нём самом: тёмно-зелёная. Такие же чёрные сапоги, но начищенные до блеска.
Голос офицера прозвучал теперь за тентом, в паре метров:
– Так, вы, четверо, за мной! – По деревянному настилу соседнего кузова раздались гулкие шаги. – Сюда!
К открытому борту вернулись Жора, парень с родимым пятном и «синий». С ними был ещё один новобранец – немного полноватый, в очках, с кудрявыми короткими волосами, торчавшими из-под пилотки. Офицер тоже подошёл к кузову.
– Садимся! Там, в конце, поплотнее сгруппируйтесь!
Все подвинулись, сжались. «Синий» и Жора смогли втиснуться на освободившиеся края лавок.
– Плотнее давай! Места ещё много! – сказал офицер.
– Нет места! Так сжались, что щас яйца лопнут! – ответил кто-то из глубины кузова.
– Ну так ты поднажми! Зачем тебе яйца? Баб всё равно два года не увидишь! – с улыбкой сказал офицер. Затем хлопнул стоявшего подле него полноватого бойца по плечу и указал вглубь кузова. – Садись туда, прям на пол, спиной к кабине. – Он перевёл взгляд на парня с родимым пятном. – А ты здесь сядешь, у борта, когда его поднимут. Только не выпади, смотри!
Полноватый новобранец, чуть пригнувшись, поковылял вглубь, затем плюхнулся на пол и опёрся спиной на металл кабины через тент. Офицер достал из планшетки лист, ручку и затем обратился к сидящим:
– Товарищи солдаты, я – командир учебной роты, теперь и ваш командир, капитан Петренко. Мы сейчас с вами поедем в воинскую часть 000801, в корпуса учебного сбора, где вы будете проходить курс молодого бойца. Затем вас распределят по подразделениям части. А сейчас – называйте мне свои фамилии. – Он повернулся к парню с родимым пятном, стоявшему всё это время рядом с ним.
Тот похлопал глазами пару секунд, а затем встрепенулся:
– А! Это… Довгаль!
Офицер посмотрел на «синего».
– Кириллов, – прохрипел тот, затем кашлянул.
– Горошев! – ответил следующий новобранец, сидевший по левую руку от «синего».
Остальные продолжили называть фамилии, пока круг не замкнулся на Жоре, как оказалось – Рывцове. После этого капитан убрал листок в планшетку и громко позвал водителя:
– Кантик, поехали!
Было слышно, как солдат завёл автомобиль. Двигатель грузовика заревел, затарахтел, снизу потянуло выхлопными газами. Машина дёрнулась – водитель чуть сдал вперёд, на пару метров. Заскрипел ручной тормоз, солдат снова спрыгнул на землю, громко хлопнул дверью кабины и подбежал к заднему борту. Он был среднего роста, форма на нём болталась, даже откровенно свисала. Его лицо нельзя было назвать упитанным, наоборот, скорее худым, но при этом голова казалась почти квадратной. Он ловко поднял деревянный борт, щёлкнул засовом на правом углу. Левый угол зафиксировал русый Довгаль, решивший помочь водителю. Он щёлкнул засовом из кузова, не спускаясь на асфальт. Всё это время капитан стоял на площадке и рассматривал новобранцев, рассаженных по лавкам. Затем он шустро спрыгнул на землю и зашагал к кабине грузовика. Вот обе двери с грохотом закрылись, скрипнул ручной тормоз, протарахтела механическая коробка передач – и машина плавно поехала вперёд, отдаляясь от таблички «Склад», прибитой к стойке навеса. Через несколько метров автомобиль остановился. Из кабины со стороны пассажира открылась дверь и кто-то (Олег решил, что это, скорее всего, Петренко) спрыгнул на землю. Водитель не глушил двигатель: новобранцы чувствовали, как вибрирует остов грузовика. На них всё это время пристально смотрел «дед №2», куривший очередную сигарету на погрузочно-разгрузочной площадке.
– Открывай! – крикнул капитан кому-то, стоявшему перед машиной. Петренко сел обратно в кабину, и автомобиль тронулся. Спустя пару метров новобранцы увидели закрывающиеся металлические ворота с красной звездой по центру.
Виды вокзала, проскакивавшие сквозь ограду из сетки-рабицы, быстро сменились железобетонными заборами промзоны, умудрявшимися даже в яркий летний сезон оставаться монотонно-серыми. Людей на улицах, по которым петлял автомобиль, не было. На этих проездах вовсе отсутствовали тротуары, в качестве дорожки пешеход мог использовать только узкие полосы травы по краям проезжей части. В некоторых местах даже это минимальное вкрапление живой запылённой зелени заменялось мёртвым камнем бетонной отмостки.
«Синий» зычно, перекрикивая звук работающего мотора, спросил:
– Пацаны, есть курево?
Никто не откликнулся. «Синий» пробубнил себе под нос что-то невнятное, а затем вновь обратился к окружающим:
– Куды мы вообще едем, знает кто-нибудь?
Жора громко, чтобы было слышно сквозь тарахтение выхлопной трубы, ответил:
– В «лесную» дивизию!
– Чё за дивизия такая? – «Синий» внимательно посмотрел на Рывцова.
– Ракетчики они в основном, ну, и пару полков пехоты вокруг них расположено. Глубоко в лесу части находятся, – закончил Жора.
В этот момент грузовик резко сбросил скорость, и новобранцев сильно тряхнуло в сторону кабины. Их так плотно прижало друг к другу, что на лавках появилось ещё по одному посадочному месту. Сидевшие ближе всего к кабине завопили матом. Олегу показалось, что у кого-то что-то хрустнуло. Вдобавок к этому, через пару мгновений машина сделала крутой поворот направо, и несколько человек свалилось на дно кузова. Семён закричал:
– Водила, мля! Не дрова везёшь! – Затем он полез с лавки вниз, искать среди встававших на ноги новобранцев свою огромную пилотку.
Пейзаж промзоны сменился на грунтовую дорогу, по обе стороны от которой пошёл лес. Асфальт городского проезда отдалялся. Подгорск остался позади. Когда все уселись обратно, русый продолжил разговор:
– Нет там ракетчиков! Вообще нет!
Жора удивлённо посмотрел на него.
– Почему? Откуда знаешь?
– У меня там троюродный брат друга служил! – твёрдо сказал Довгаль.
– Ну, может, и не ракетчики, – пожал плечами Жора. – Но части в глуши стоят.
– Да, – согласился кто-то из глубины кузова. – Там тайга глухая!
Его перебил «синий»:
– Глухая? А сёла есть рядом какие-нибудь? От города далеко?
Довгаль улыбнулся.
– Друг рассказывал, что брат говорил: «С медведями брататься начнёшь». Людей нет там!
«Синий» не сдавался:
– А бабы? Санитарки есть хоть какие-нибудь?
Тут уже заулыбался Жора.
– Женщин в таких частях не бывает. Если и заезжают, то их быстро увозят в роддом!
«Синий» совсем погрустнел, а по кузову пробежал смешок. Полноватый парень, сидевший в глубине, спиной к кабине, громко сказал:
– Это всё мифы, ребят! У меня дядя в службе госбезопасности работал, даже один раз в эти части в командировку ездил!
– И что? – спросил Жора.
– Есть там женщины! Где-то рядом с одной из частей даже целый госпиталь есть! В нём, правда, врачихи, в основном. Не знаю насчёт ракетчиков, но вот «секретки» здесь есть!
– Что есть? Кого есть? – переспросили сразу несколько человек.
– «Секретки», – с довольным видом повторил полноватый. Ему нравилось чувствовать себя знающим что-то неизвестное и, вероятно, очень важное. – Это всякие склады с материалами особой важности или там вооружением новым, не знаю точно. Что категорически нельзя знать врагу – всё в «секретках».
– Вспомнил! – крикнул Коля из Обуховска, сидевший рядом с рассказчиком. – Тут полигон! У меня отчим служил тут! Я всё не мог понять, где ж я раньше слыхал такое название – Подгорск.
Олег немного подался вперёд, чтобы видеть Колю, и крикнул ему:
– А что за полигон? Ядерный? – Он раньше никогда не слышал, чтобы где-то в сотнях километров от его родного города военные проводили какие-то испытания.
– Не, он такого мне не говорил, – задумчиво протянул Коля. – Но они там постоянно какие-то мишени расставляли. Ну и хибарки на поле лепили. Он вообще мало чего про службу рассказывал. Говорил: «Рядом никого нет – глушь!»
– Зато внутри есть! – снова перехватил инициативу в разговоре полноватый. – Дядя рассказывал, что тут целый академгородок! Но только это разбалтывать никому нельзя!
– Расслабься, ты уже разболтал! – хлопнул его по плечу сосед. В грузовике раздался хохот.
– А может, здесь спецсвязь просто? Ну и хибарки строят только для отвлечения внимания воздушной разведки, – включился в разговор Семён. – У меня дед в войну таким занимался – они муляж целого аэродрома выстроили.
– Не, это вряд ли, – напомнил о себе Довгаль. – О таком я ничего вообще не слышал.
Семён возразил:
– А зачем им тогда полигон, если они ядерные бомбы не испытывают?
– Может, химикатами поливают с воздуха? – предположил Жора.
– Не, ребят, – улыбнувшись, произнёс Олег. – Если бы тут что-то такое было вредное, то обуховские мужики из рыболовного сообщества уже знали. Они сюда иногда по реке поднимаются. Но в городе поговаривают, что секрет здесь всё-таки есть.
– Есть-есть, – будто бы со знанием дела закивал полноватый новобранец.
«Синий» решил направить разговор в интересующее его русло:
– Да пофиг! Служится как там? Кто что знает?
На этот вопрос ответов ни у одного из «экспертов» не нашлось. Жора сделал предположение:
– Да нормально, наверное!
– Там пропадают, – произнёс новобранец, молчавший всю дорогу. Олег не помнил, чтобы этот парень улыбнулся хоть раз за их путь. – Гиблые места.
– Чё это? – насупил брови Жора.
Молчун, получив всеобщее внимание, продолжил:
– Там и дедовщина ужасная: части у чёрта на куличиках находятся, в глухомани, скрывать всё легко. И от несчастных случаев за территориями частей погибают.
– Откуда знаешь? – крикнул ему с другого конца кузова Коля.
– Да, с чего ты это взял-то? – неожиданно рассудительным тоном заговорил «синий», что удивило Олега. До этой минуты он вызывал у Путилова ассоциации только с выпускниками детских исправительных учреждений да шпаной из подворотни. – От кого слышал?
Молчун спокойно продолжил:
– У меня соседа, тоже с Поморского края, в эти места призвали. Он, как вернулся, пил месяц, как алкаш какой-то. То выл, то плакал, пока от дома до магазина за водкой ходил. Потом отошёл – начал с мужиками в колхозе работать трактористом. Как зайдёт речь про службу – он красным становится, вены на шее выступают, и говорит что-то вроде: «Никогда не думал, что страна нас на такое отправить могла: ободранными руками могилы рыть! Знали бы вы, сколько ребят в тех болотах сгинуло!» – и потом плачет. Его вся деревня побаивается. Он как напьётся – по переулкам с топором ходит и кричит: «На позиции! Инылён кулэз! Инылён кулэз! К бою!»
Теперь все в кузове пристально смотрели на молчуна. Улыбаться больше никому не хотелось. «Синий» снова обратился к нему:
– А ты ручаешься, что сосед здесь служил? Что его не по… – Он приставил себе к виску указательный палец и покрутил им. – …домой отправили?
Молчун помотал головой и сказал:
– Не, он через два года вернулся, не комиссованный вроде. А про номер части я не знаю, но что-то про Подгорск говорил.
– Ну, понятно, короче, – подытожил «синий». – Сколько ехать ещё? Курить охота!
– На кроссах курево тебя не загасит? – поинтересовался у него Жора.
– Чё?
Жора улыбнулся и продолжил:
– Если рота норматив на марш-броске завалит, то всем достанется, даже из-за одного не успевшего вовремя.
«Синий» выпрямился, его лицо посуровело. Ответил вызывающе:
– Ты не переживай за меня, фраерок. Смотри лучше, сам не обделайся где-нибудь.
Улыбка с лица Жоры испарилась. Какой-то парень с центра правой скамьи, через четыре человека от Олега, сказал:
– А я слышал, курящим в армии проще.
– Это с чего? – повернулся к нему Жора.
Новобранец продолжил:
– Табачок отвлекает, да и с дедами сигаретами договариваться можно. А на работах для курящих перерывы устраивают!
Олег, выдав в ответ лишь улыбку, беззвучно посмеялся: «Вот дурость! Где он такого понахватался?»
Машина плавно сбавила ход, а затем остановилась, но уже спустя пару мгновений грузовик продолжил движение. Перед глазами новобранцев проплыл опускавшийся шлагбаум и створка открытых деревянных ворот, опутанных колючей проволокой. Конструкция больше напоминала въезд со старых снимков фашистских концлагерей, которые Олег видел в городском музее, но присутствие на КПП двух солдат в полевой форме с автоматическими винтовками на плечах развеяло в памяти сцены из кинохроник о Великой Отечественной Войне. Грузовик проехал ещё немного, повернул и остановился. Теперь в поле зрения оказались утоптанная песчаная площадка и стоявшая за ней длинная деревянная изба, конец которой из кузова виден не был. За избой вдоль полосы из скошенной травы до ворот шёл забор из досок с «колючкой» поверху на всей его длине. Середину между воротами и избой отмечала деревянная вышка, в данный момент пустая.
– Что сидим? Выпрыгивай! – донеслось издалека, откуда-то справа. Голос был громким, интонация подходила больше для ругани.
Довгаль оглянулся, привстал, выглянул за тент, потом повернулся к остальным и сказал:
– Это нам, что ли?
Справа опять крикнули:
– Чё ты сиськи мнёшь, солдат? Прыгай давай!
«Синий» принялся суматошно выспрашивать:
– А чё там? Кто? Много их?
Молчун тихо, себе под нос, пробормотал:
– Всё, приехали, началось.
Двигатель заглох, открылись обе двери кабины. Водитель подошёл к заднему борту и начал его опускать. Чуть дальше встал Петренко. После того, как борт повис на петлях, капитан сделал ещё пару шагов назад и, показав на песок перед собой, приказал:
– Из грузовика высаживаемся и вот здесь строимся!
Очутившись на земле, Олег смог рассмотреть, куда они приехали. Это была поляна, окружённая зарослями. Вдоль забора из колючей проволоки стояло несколько смотровых вышек, но они все были пустыми. Между проволокой и первыми зарослями тянулась линия из мелких кустов – около пятнадцати метров. В центре этого огороженного пространства ждала полоса препятствий: деревянные стенки, брёвна, натянутая над землёй колючая проволока, турники, брусья, столбы из покрышек и тому подобное. Изба, которую он видел из кузова, выглядела действительно длинной – метров двадцать. Около её дальнего торца стояла ещё одна, намного меньше, но с широкой дверью. У одной из стен того дальнего дома с маленькими окнами была сложена поленница, далее шёл длинный сарай с пятью открытыми входами, а ближе к песчаной площадке – одноэтажное здание из кирпича с тремя широкими воротами. От брусьев и турников, попутно застёгивая кители, в его сторону шли трое солдат.
Петренко посмотрел на невнятное построение новобранцев и произнёс:
– Етить твою налево, кого сейчас в армию берут?! Товарищи солдаты, строиться надо по росту: начиная справа, с самого высокого. И носки по одной линии выставите! – Его голос с каждым словом становился всё более грозным.
После нехитрых манипуляций нижними конечностями, новоявленные военнослужащие выстроились правильно. После этого Петренко встал напротив подчинённых и громко сказал:
– Товарищи солдаты, здесь – в корпусах учебного сбора – будет проходить ваша начальная подготовка. Тут до вас доведут правила и уставы воинской службы, обучат азам дисциплины и распорядку армейского дня. Помогать вам в этом деле будут сержанты. – Он показал на трёх подошедших парней с поперечными жёлтыми полосками на красных погонах. – Они теперь – ваши старшие братья. Надеюсь на взаимное понимание. Парни, – обратился он к строю более мягким голосом, – просто исполняйте то, что от вас требуется, и всё у вас будет нормально. Вопросы есть?
Никто из новобранцев не проронил ни звука.
– Вопросов нет, отлично! – заключил капитан. – Добро пожаловать в «лесную дивизию»!
Один из сержантов, стоявших за спиной Петренко, гаркнул:
– Инылён кулэз!
Капитан улыбнулся. Путилов почувствовал, как душа уходит в пятки.
Глава 2. Призраки
2011 год.
За пять лет до сигнала «Лавина»
Солнечные зайчики красиво прыгали по ленивым волнам на поверхности воды. Река текла так приятно, так медленно. Тёплое солнце ласково грело сквозь белую рубашку. «Я на выпускном?» – сама собой возникла мысль в голове мужчины. Он – школьник, на нём красивые чёрные брюки и ослепительной белизны рубашка, на ногах лакированные ботинки, прилежно начищенные кем-то. Ботинки так заманчиво блестят, неестественно искрятся отражённым светом. Родная школа на берегу реки озарена солнечными лучами. Там играет музыка – очень приятная музыка, и играет очень громко, даже скорее гремит, но не раздражает. Песня похожа на какую-то старую советскую, которую включали на линейках и других школьных собраниях, но при этом кажется современной, под неё хочется танцевать. Он слышит звуки праздника, доносящиеся с территории школы. Что-то мелькнуло перед глазами. Небо, солнце, стена школы. Асфальт шепчет что-то. Тишина. Вокруг деревья. Сейчас он впервые разглядел всю красоту берёзовой аллеи, мимо которой ходил на уроки. Выросшая на самом краю крутого берега, она всегда манила, почти уговаривала его сбежать с уроков все девять классов подряд. Он подходит к ближайшему дереву. Кора такая тёплая, такая приятная на ощупь. Нос улавливает приятный запах деревянной стружки. Игла. Иглы нигде нет. Сзади кто-то громко смеется. Он видит двух младшеклассников в костюмах, которые бегают друг за другом перед воротами школы. Тут же стоит грузовик, кузов которого набит надутыми воздушными шариками, и ребята играют вокруг него в пятнашки. Шары никуда не летят, послушно лежат друг на друге. Мимо на велосипеде проезжает улыбающаяся молодая учительница. Она красивая. Он чувствует, что теперь может встретить её на улице и предложить прогуляться вместе, не стыдясь того, что он всего лишь ученик. По его телу разлилась нега – в ярком мире, что он видит и слышит, ему очень хорошо. Со стороны реки вдруг раздается громкий гудок: большой пароход медленно проплывает вдоль берега. Люди на палубе двигаются в такт какой-то безумно прекрасной музыке. Он видит среди них своих друзей, таких смешных: лысых, одетых в чёрные костюмы-двойки, с лентами «Выпускник» на груди. Они танцуют с девушками. Он раньше не видел их рядом с такими красотками. Кто-то захохотал внизу на обрыве. На зелёной траве крутого склона дурачатся несколько его одноклассников. Они все так нарядно одеты! Падают набок и скатываются в воду, затем встают, хохочут и снова лезут вверх по склону. Девчонки держат туфли в руках, а у парней ботинки быстро высыхают после воды. Но главное, что к нему поднимается Соня. «Она самая лучшая!» —он изучает её красивое тело в полупрозрачном платье. Она широко улыбается и идёт к нему, поднимая ткань юбки выше, чем это необходимо. Её стройные ноги покрывает приятный загар, упругая грудь желает показаться из очень откровенного декольте. Глаза Сони, подчёркнутые искусным макияжем, смотрят вверх, только на него.
– Чего ты ждёшь? Давай с нами! – произносит Соня тонким, хрустальным голоском.
– Да я пока не хочу. Давай лучше здесь посидим.
– Ну ты шутник!
Она садится рядом с ним на траву, у берёзы. Он приобнимает её за талию, пододвигает ближе к себе и смотрит в голубые глаза своей школьной любви. Она его целует. Во рту возникает вкус таблеток. В нос резко бьёт запах ядовитого варева из полузабытой сгоревшей квартиры. «Что?..» Он отскакивает от Сони. Миловидная девушка за долю секунды становится невообразимо страшной. Такой, какой он видел её в последний раз: голое тело с дряблой кожей, измазанное грязью, жирные секущиеся слипшиеся волосы. Лицо всё усыпано гнойниками. Потухшие безжизненные глаза с чёрными мешками под ними будто хотят высосать из него душу. Злобный взгляд мёртвой подруги таит в себе укор и презрение. Ужасные худые бледные руки с язвами на предплечьях тянутся к нему, грязные пальцы с обломанными слоящимися ногтями пытаются вцепиться в локоть. «Останься со мной!» – выдыхает Соня почерневшим ртом и захлёбывается дьявольским смехом.
– А-а-а!
Бука проснулся от собственного крика. Реальность оказалась хуже увиденного кошмара: его заждалось собственное тело, наполненное болью. Кости крутило, мышцы сводило, желудок изнывал от спазмов, кожа вся покрылась липким потом. Бледному тридцатилетнему наркоману казалось, что его сейчас вырвет нутром, собственными потрохами. И потом всё, что ещё не погубила наркотическая зависимость, сбежит, поползёт куда подальше от ненавистного владельца. Он даже хотел, чтобы это произошло – смерть. Может быть, тогда бы исчезла мерзкая тошнота и остальные муки. Бука был закован в темнице собственного тела, переживающего худший абстинентный синдром из всех. Он крутился на старом ламинате, как уж на сковородке, – и в каждой клетке тела были только страдания без надежды на избавление. Бука открыл глаза, чтобы попытаться найти помощь, выход из этого ада.
В пустой квартире, у холодной металлической батареи сидел его товарищ по несчастью – Штырь. Штыря колотил озноб, он вцепился пальцами обеих рук в подоконник, как будто боялся куда-то свалиться. Он глубоко дышал и постоянно вытирал со лба густой холодный пот майкой-алкашкой, которую давно снял и использовал как платок. Бука зарыдал. Он не мог остановить поток слёз: они лились сами собой. Сквозь них он увидел пустые бутылки из-под водки, смятые пивные банки и разорванные пачки таблеток, валявшиеся на полу. Ни в одном из блистеров не осталось ни единого спасительного «колеса». Он думал, что самое сложное – перетерпеть первые сутки, но настоящие пытки пришли на третьи, когда закончился алкоголь и лекарства, закупленные по советам «друзей» – тех, кто якобы сам спрыгивал с зависимости, чтобы потом к ней вернуться, с разбегу нырнув в выгребную яму наркоманских притонов. Бука плохо соображал: «Какое сейчас время суток? Чья эта квартира? Почему я никак не могу перестать плакать? Я плачу? Это я плачу? Почему никак не закончится эта раздирающую боль, вашу мать!? Почему я не могу просто умереть?» В таком состоянии он, валяющийся на полу, полуголый, бритый, бледный, исхудавший, зависимый от наркотика, сделал то единственное, что ещё мог – взвыл хрипло и неожиданно громко!
Приглушённый рёв заставил ухо собаки повернуться в сторону окон. Пёс лежал в кустах сирени, давным-давно посаженных на придомовом газоне, у стены панельной семиэтажки. Чтобы июньское солнце не досаждало, Шарик, он же Мухтар, он же Диг, как его только не называли местные, вырыл между корнями небольшую ямку, в которой блаженно и пребывал уже несколько часов. Пёс из благородных пород, разбавленных генами дворняг, был в представлении местных жителей общественным питомцем дома № 37 на улице Гончарской. Полюбился он людям своим добродушным характером и вполне аккуратными, ласковыми играми со всеми, кто его не отгонял и не шипел на него. При этом пёс не давал спуску пришлым собакам, тем самым исключая всякие неприятности, которые могли бы доставить жителям дома бродячие стаи. Гонял он и «залётных» котов, но больше для острастки, чем ради расправы, ведь среди этих мяукающих созданий у него водился друг. Пушок был единственным в мире котом, которого Шарик – Мухтар – Диг к себе подпускал. Жару они могли вполне мирно пережидать вместе в тени кустов – возможно, потому что Пушок тоже бы ничьим. Территория двора безоговорочно принадлежала этим двум хвостатым оборванцам, и те прекрасно себя чувствовали, находясь на довольствии сразу у нескольких подъездов.
С Гончарской улицы во двор завернул двадцатилетний парень, коротко стриженый, в чёрных спортивных штанах и кроссовках. Через плечо у него была перекинута спортивная сумка, лямка которой натирала кожу сквозь мокрую от пота серую майку. Электронная музыка в его накладных наушниках задавала темп ходьбе. Пролетев мимо четвероногой парочки, он вызвал лишь толику интереса у пса – тот приоткрыл было глаза, но, узнав силуэт и запах, дал тревоге отбой. Парень спешил к шестому подъезду – спрыгнул с тротуара, пересёк проезд и оказался на детской площадке. Она была ограждена декоративным заборчиком из досок, окрашенных в яркий жёлтый цвет, а вокруг садоводы-любители разбили несколько клумб с цветами, дав вторую жизнь протёртым автомобильным шинам. Покрышки, до жути пёстро раскрашенные в разные цвета, нравились пенсионерам, остальные же жители дома просто привыкли к этим арт-объектам, тем более, что краски понемногу выцветали на солнце и со временем переставали бросаться в глаза. А вот что выходцам из советского прошлого не нравилось, так это повышенная активность детворы и их игры возле цветов. Как раз сейчас несколько мальчишек и девчонок бегали вокруг клумб, прыгая через вкопанные покрышки с криками: «Ты вампир! – Нет, ты вампир!». На самой площадке, в песочнице, трое малышей с интересом рыли ямки и лепили куличики. Рядом с ними, на скамейке, сидели две молодые мамочки в очень свободных лёгких платьях и что-то неторопливо обсуждали. Проходя мимо, парень узнал в одной из них соседку сверху и кивнул ей. В шестом подъезде медленно открылась дверь. Парень пошёл ещё быстрее, надеясь успеть до того, как сработает доводчик. Соскочив с бордюра на асфальт, он в два прыжка преодолел узкий проезд и оказался у железобетонного козырька. Перехватив тяжёлую дверь и потянув на себя, парень тем самым помог открыть её хрупкой на вид девушке. Это оказалась малознакомая школьница невысокого роста с приятными, тонкими чертами лица, каштановым каре, пирсингом в левой брови, в белой майке, покрывающей её небольшую грудь, и коротких джинсовых шортиках. Он видел её здесь всего пару раз.








