Торговец миром

– Я понимаю, Виктория. Честно. Я понимаю, – тихо ответил я.

Она на мгновение замерла, словно раздумывая, стоит ли продолжать разговор, но потом вдруг приблизилась ко мне:

– Тогда почему бы нам не продолжить? – прошептала она, прижимаясь ко мне.

В комнате было холодно, но наши тела начали излучать тепло. Виктория наклонилась и нежно коснулась моих губ своими, её лёгкое прикосновение разожгло искру желания во мне. Я взял инициативу в свои руки, притянув её ближе, страстно и нетерпеливо желая ощутить её тепло. Мы жадно целовались, а наше влечение, вызванное страхом и одиночеством, усиливалось в условиях этого странного и замороженного мира.

Мы оба искали тепла живого прикосновения, этого иллюзорного ощущения жизни, которое может подарить физический контакт.

Спустя некоторое время мы сидели на кухне, уже одетые, с чашками горячего кофе в руках. Пар, поднимающийся из наших кружек, был приятным контрастом с ледяной атмосферой за окнами. Виктория задумчиво смотрела на свою кружку, словно её размышления крутились вокруг вопроса, который она не решалась озвучить.

Её лицо казалось задумчивым, и я видел, что её что-то беспокоит. Она редко делилась своим прошлым, но сегодня, похоже, была готова.

– Ты когда-нибудь чувствовал, что застрял? – вдруг спросила она, её голос прозвучал тихо, почти неуверенно.

Я поднял голову от кружки.

– Ты о чём? – осторожно спросил я.

– Как будто жизнь идёт, но не вперёд, а по кругу. Всё повторяется снова и снова, и ты не знаешь, как это изменить, – она подняла глаза, и в них отразилась тень той боли, которую она так тщательно скрывала.

– Было пару раз, – честно ответил я. – Но это всегда временно. А у тебя?

Виктория сделала глубокий вдох и тихо рассмеялась – коротко, горько.

– У меня это было почти всю жизнь, – сказала она. – Особенно здесь, в Горнинске.

Она немного помолчала, будто собиралась с мыслями.

– Я всегда была той, кто делает всё правильно. Дома, в школе, на работе. Мои родители воспитали меня так, что любой успех нужно заслужить. Они много работали, старались дать мне и сестре лучшее, но это не оставляло времени на что-то большее, чем просто обязанности.

Я молчал, слушая её. Её голос становился мягче, словно она говорила не мне, а самой себе.

– Отец был инженером, мать – бухгалтером. Всё у нас было расписано: завтрак в семь утра, уроки, помощь по дому. Не было места ни для спонтанности, ни для разговоров по душам. Я их не виню, они делали, что могли. Но… – она задумалась, проводя пальцами по краю кружки. – Это сделало меня тем, кем я стала. Слишком серьёзной. Закрытой.

Я чуть приподнял бровь, но ничего не сказал. Она продолжила:

– В школе я была отличницей. Учителя меня любили, а вот одноклассники… не очень. Они думали, что я высокомерная, что считаю себя лучше других. Но это не так. Просто я всегда боялась сделать ошибку. Боялась, что меня осудят. И поэтому я никогда никого не подпускала близко.

Она взглянула на меня, её глаза на мгновение стали влажными, но она быстро отвела взгляд, сделав вид, что смотрит в окно.

– После школы я поступила в местный университет. Уехать не получилось. Родители рассчитывали на мою помощь. А потом началась работа. В Горнинске вариантов немного, поэтому я устроилась в коммерческий отдел. И знаешь что? – она горько усмехнулась. – Я думала, что теперь всё изменится, что это будет начало новой жизни. Но оказалось, что всё по-прежнему.

– Что ты имеешь в виду? – спросил я, стараясь, чтобы мой голос звучал мягко.

– Горнинск – это клетка, Иван. Люди здесь живут, будто завтра ничего не изменится. Они боятся выделяться, боятся мечтать. На работе – зависть, интриги, сплетни. Один раз мой руководитель подставил меня в отчёте, чтобы прикрыть свою ошибку. Тогда я поняла, что нельзя никому доверять.

Она сделала ещё один глубокий вдох, стараясь успокоиться.

– Ты знаешь, что я сделала тогда? – спросила она, но не дождалась ответа. – Я продолжила работать, как будто ничего не случилось. Я снова всё сделала правильно. Но внутри… внутри я была раздавлена.

– Это многое объясняет, – сказал я тихо, глядя на неё.

Она посмотрела на меня с лёгкой улыбкой.

– Да, наверное. Я привыкла контролировать всё. Свою жизнь, свою работу, свои эмоции. Это легче, чем снова доверять, снова рисковать. Но знаешь, что в этом самое ужасное?

– Что? – осторожно спросил я.

– Это одиночество, – сказала она, и её голос дрогнул. – Даже когда вокруг много людей, ты всё равно чувствуешь себя одной. Потому что не можешь довериться никому. Потому что боишься, что тебя снова предадут.

Я потянулся через стол и взял её за руку. Её пальцы были холодными, но она не убрала их.

– Ты многое пережила, – сказал я. – Но теперь ты не одна. И тебе больше не нужно всё держать в себе.

Её глаза встретились с моими, и я увидел в них искру надежды.

– Спасибо, Иван, – сказала она. Её голос звучал чуть теплее. – Спасибо, что слушаешь.

Мы замолчали, но в этой тишине было больше слов, чем в любом разговоре. Виктория впервые открылась мне, и я понял, что это начало чего-то большего. Она больше не была той холодной, отстранённой женщиной, которую я встретил в офисе. Она была настоящей, живой. И это было самым важным.

Через какое-то время Виктория подняла глаза и спросила:

– Что будем делать дальше?

Её голос был тихим, но в нём чувствовалась решимость. Мы оба понимали, что не можем вечно прятаться в этом доме, где стены могут сдержать холод, но не страх.

Я сделал глоток кофе и поставил кружку на стол. Жидкость плеснула и оставила тёмную полосу на поверхности. Этот момент на мгновение вернул нас в прежнюю реальность, напомнив, как раньше повседневные мелочи имели значение.

– Нам нужно выяснить, что случилось, – медленно проговорил я, обдумывая каждое слово. – Это ненормально. Мы не можем всё время оставаться здесь взаперти.

Мы понимали, что предстоящее было опасным, но необходимость двигаться дальше, искать ответы и, возможно, других выживших, пересиливала наш страх.

– Значит, мы пойдём в город? – переспросила Виктория, её голос дрожал, но она не отвела глаз.

– Да, думаю, нам нужно рискнуть. Попробуем найти край этого апокалипсиса, – решительно ответил я.

Мы начали собираться. Я достал свои зимние ботинки, натянул толстое пальто и завязал кашемировый шарф вокруг шеи. Виктория надела шапку, плотные варежки и шарф. Мы оба понимали, что это не прогулка, а путешествие в неизвестность, возможно, в ещё большую опасность.

Когда мы вышли наружу, морозный воздух моментально обжег наши лица, и снежные кристаллы, сверкавшие в первых лучах утреннего солнца, напоминали о хрупкости окружающего мира. Каждый наш шаг сопровождался громким хрустом снега, который зловеще эхом разносился по пустынным улицам.

Город казался ещё более мрачным в этом утреннем свете, словно природа, окутанная снегом и льдом, насмехалась над нашей храбростью. Пустые окна домов смотрели на нас безжизненными глазами, а уличные фонари замерли, как безмолвные стражи времени, которое теперь казалось остановленным.

Мы шли всё дальше и дальше, надеясь найти хоть кого-то, но вокруг была лишь ледяная пустота, поглотившая жизнь.

Глава 3

За одни сутки в город пришла зима.

Ошеломлённые тишиной, окутавшей ледяной город, мы с Викторией осторожно пробирались через сверкающие, припорошенные снегом улицы.

Окна, украшенные узорами инея, безмолвно следили за нами, пока замороженные и искажённые фигуры неподвижно стояли на тротуарах. Казалось, мир застыл во времени – тьма и вечный зимний холод охватили всё вокруг.

Немногие здания, в которые мы осмелились войти, были лишь пустыми оболочками. Проходя через зловещие, заброшенные помещения, мы ощущали тяжесть одиночества, давящую на нас.

Мы не могли позволить страху поглотить нашу надежду и стремление к человеческому контакту.

Поэтому осторожно подходили к каждой фигуре, напоминающей человека, но всякий раз нас встречала лишь неподвижность и мёртвый замороженный взгляд. Мы пересекли крышу торгового центра, с которой открывался панорамный вид на город, простирающийся на многие мили, где каждую улицу и здание погребали слои снега, льда и печали.

На этом городском леднике мы пытались связаться с внешним миром через единственную вышку сотовой связи, стоящую на крыше.

Вой ветра превратился в далёкую и зловещую симфонию, насмехаясь над нашими жалкими попытками.

Виктория положила свою руку в перчатке на телефон, пытаясь восстановить связь с остатками цивилизации. Её глаза скользили по светящемуся экрану, но тот лишь отражал наше отчаяние, возвращая бесчисленные сообщения «Сбой сети». Мы стояли вместе, беспомощные и одинокие, как последние крупицы надежды растворялись в надвигающейся зимней тьме.

Но тут, я заметил место в двух кварталах отсюда, светящееся неоновыми огнями. Там явно кто-то был – из открытой двери клубился пар.

Я указал на это место Виктории.

– Смотри, там, скорее всего, люди, – возбуждённо воскликнул я.

Я показал на светящееся неоновое табло вдалеке, единственный источник света в бесконечной полосе темноты.

Мерцающий свет манил нас, как убежище в этой ледяной пустоши. Моё сердце бешено колотилось, замирая от надежды. Но, несмотря на волнение, я был настороже. Если там были выжившие, они могли оказаться жестокими и опасными, готовыми на всё, чтобы защитить себя.

Через некоторое время мы осторожно пробирались по ледяным улицам, нарушая гнетущую тишину лишь скрипом наших шагов.

Мы подошли к двери, ведущей в неоново-освещённый бар, который стал для нас маяком среди морозной пустоты. Я взглянул на Викторию – в её глазах мелькала искра надежды, но также и значительная доля тревоги.

Робко мы толкнули дверь и вошли внутрь. Тёплый влажный воздух обволок нас, словно долго сдерживаемое дыхание.

Бар был тёплым и слабо освещённым, тусклое свечение старых неоновых вывесок отражалось от полированных деревянных поверхностей.

Постепенно мои глаза привыкли к темноте, и я заметил явные признаки того, что заведение работает как обычно.

Из приоткрытой двери в служебное помещение доносился голос человека, говорящего с кем-то.

По его тону было ясно, что мужчина о чём-то договаривался или отчитывался.

Я наклонился, чтобы уловить его слова, и до меня донеслось:

– …и буксир? Они получили свои номера? – спросил мужчина, его голос был хриплым и грубым.

Пауза, затем я почти услышал, как он прочищает горло перед ответом.

– Подтверждаю. Двенадцать сотрудников, как договорились.

Седовласый старик с обвисшим лицом вышел из служебной двери. Увидев нас, он широко улыбнулся:

– Мои первые посетители. Добро пожаловать в «Лавку Бенесфера!». Бенесфер – это я, торговец миром. Так что, молодые люди, хотите что-нибудь купить или продать? – спросил он.

Голос мужчины был глубоким и раскатистым, в нём чувствовалась непроизнесённая мудрость и сложная история.

«Лавка Бенесфера» была не похожа на любой другой магазин в этом мире.

Единственными источниками света были несколько мерцающих свечей, отбрасывающих на стены огромные тени и оставляющих на полу янтарные пятна. Тени безумно танцевали на стенах, словно отчаянно пытаясь вырваться из древней земной тюрьмы.

– Итак, – сказал Бенесфер, – я к вашим услугам.

В нём ощущалась некоторая загадочность, что одновременно вызывало у нас интерес и настороженность. Его улыбка была тёплой, но в ней таилось что-то расчётливое, а его проницательные глаза казались всепроникающими.

Виктория, едва слышно, спросила:

– Что вы здесь делаете?

Бенесфер снова широко улыбнулся.

– Я предлагаю надежду, моя дорогая. И, возможно, выход, – ответил он, его глаза блестели в тусклом свете свечей.

Я обменялся с Викторией озадаченным взглядом. Этот странный торговец, казалось, намекал на нечто большее, чем простая торговля.

– И в чем заключается эта надежда, Бенесфер? – осторожно спросил я, чувствуя, как моё любопытство растёт. Если этот человек действительно мог нам помочь, я был готов слушать.

Его спокойное поведение не дрогнуло, когда он ответил:

– Я торгую душами. В этом замороженном мире, где живые стали узниками холода, моя лавка предлагает шанс вырваться и вернуться к нормальной жизни.

Озноб пробежал по моему телу, от этих слов. Доверять ему было непросто, но наше отчаянное положение эхом отзывалось в этой тихой комнате.

– Как и зачем? – срывающимся голосом спросил я, нарушая тишину.

Его глаза сузились, задумчиво разглядывая нас, прежде чем он заговорил.

– Души – это всё, что остаётся от нас, когда мы умираем. Я обмениваю их на способность двигаться, дышать и снова жить. Я – Бенесфер, миротворец, и я стою в сердце этого замороженного города, предлагая вам то, что вы так отчаянно ищете.

Откровение Бенесфера поразило нас с Викторией.

– Я расскажу вам больше, но только если вы мне доверитесь. Подойдите ближе.

Бенесфер жестом указал на пустой стол, укрытый в тенях комнаты, и, обменявшись взглядом, мы осторожно подошли.

Деревянный пол заскрипел под нашими ногами, и тёплый янтарный свет свечей создал атмосферу интимной беседы.

– Садитесь, – скомандовал он.

Мы с Викторией подчинились и пристально смотрели на него, ожидая разъяснений.

– Вы, должно быть, заметили необычные обстоятельства вашего положения, – начал Бенесфер, его глаза, отягощённые невыраженной мудростью. – Замороженный город снаружи – это панорама тишины и неподвижности. Мир, законсервированный во времени, словно пойманный в моменте зимней сказки.

Его голос едва ли был громче шёпота, но он звучал глубоко и торжественно, словно объявлял мрачную истину.

Между мной и Викторией проскользнула искра беспокойства. Я наклонился вперёд, чувствуя, как жёсткая ткань кресла царапала мою кожу.

– Что вы имеете в виду под выражением "законсервирован во времени"? – спросил я, внезапно чувствуя пересохшее горло и ощущая, как сердце неровно стучит в груди. – Как это случилось и почему?

Мой вопрос повис в воздухе на мгновение, словно боясь нарушить хрупкую тишину нашего вновь обретённого убежища.

Свет мерцающих свечей отбрасывал танцующие тени на лицо Бенесфера. Его водянистые глаза встретились с моими, как будто он обдумывал значимость моего вопроса. Наконец, едва заметно кивнув, он продолжил:

– Мир снаружи – этот замороженный город, когда-то бурлящий жизнью и теплом, – был погружён в вечную зиму таинственной силой, которую никто не мог ни объяснить, ни понять.

Это случилось внезапно, без предупреждения, превратив всё в ледяную могилу, отрезав все связи с внешним миром.

Грустная тишина окутала нас, когда мы начали осознавать масштаб слов Бенесфера. Несмотря на то, что прохладные стены бара предлагали убежище от горького холода снаружи, осознание того, что замороженный город является постоянным состоянием, привносило в наше сознание трезвую реальность.

– Итак, вот что я предлагаю, – продолжил Бенесфер. – Вы можете обменять свою душу после смерти на возможность покинуть город сейчас и вернуться к нормальной жизни. Более того, вы можете обменять свою душу на душу вашего родственника или друга, который заморожен. Разумеется, ваша душа будет забрана после вашей смерти.

– Кто её заберёт? – спросил я.

Тяжёлый вопрос повис в теплом свете мерцающих свечей, и тишина продолжала накапливаться, словно опавшие осенние листья под нашими ногами.

– Тёмные старейшины заберут её, – ответил он торжественным голосом, – но их невозможно удовлетворить лишь платой. Каждая сделка с ними будет стоить жизни невинных душ. Долг, который возникает, должен быть погашен, а я – всего лишь посредник. Души, которые я собираю, я передаю Тёмным старейшинам, и за них вы можете купить свою свободу или возродить любимого человека.

Его откровение эхом раздалось в пустом пространстве наших мыслей, словно волны, бьющиеся о берег, смывая слой за слоем моральной двусмысленности.

Абсурдность торговли человеческими душами была почти комичной, но я видел огонь в глазах загадочного торговца.

– Кто такие эти Тёмные старейшины и почему им нужны души? – спросил я.

Бенесфер выдержал паузу, прежде чем ответить:

– Они древние существа, питающиеся эмоциями – в основном страхом, страданиями и отчаянием. Когда город впадает в это замороженное состояние, Тёмные старейшины захватывают его жителей, высасывая из них надежду и счастье, оставляя лишь отчаяние и страдания. Души, которые они собирают, поддерживают работу сложной и древней машины, которая поддерживает их царство.

– Бенесфер сделал паузу, будто тщательно взвешивая свои следующие слова, и продолжил:

– Однако если эта машина остановится, баланс всех миров окажется под угрозой, что приведёт к непредсказуемым последствиям. Таким образом, эти души играют важную роль в поддержании равновесия не только в нашем мире, но и в других мирах, которые мы не можем постичь.

Я здесь, чтобы предложить вам возможность вернуть нормальность и спасти тех, кого вы любите, от холодного плена этой бесконечной зимы. Цена, как я уже сказал, – это ваша душа, но знайте, что её не будут держать в заложниках или использовать в злонамеренных целях. Тёмные старейшины требуют души для поддержания своего мира, поскольку они существа, питающиеся страданием и отчаянием, которые существуют в этом замороженном городе. Умиротворяя их человеческими душами, я поддерживаю баланс нашей реальности. В обмен на вашу душу вы будете освобождены из этого вечного плена, свободны жить жизнью, не связанной ледяными оковами.

Мои глаза встретились с Викторией, и мы молча размышляли над тревожной сутью его откровений.

В этот момент до меня наконец дошло всё безумие ситуации и чудовищность предложения старика.

– Так значит, ты торгуешь людьми, старый козёл? – выдохнул я с яростью, схватив его за ворот. – Твоё место в лучшем случае в психушке, а в худшем – в тюрьме, до конца жизни!

Не говоря ни слова, Бенесфер оттолкнул меня с такой силой, что я рухнул на ледяной пол. Боль пронзила всё моё тело, и я не смог сдержать проклятия, вырвавшегося у меня из груди.

Но я поднялся, отряхиваясь, полон решимости узнать больше об этом странном человеке и его истинных намерениях.

Виктория стояла рядом, её ноги дрожали, она явно была в шоке, сочетая в себе страх и отвращение.

– Тёмные старейшины – могущественные существа; их уважают и боятся, – сказал Бенесфер, доставая из кармана маленький серебряный медальон.

Он медленно открыл дверь за собой, и нам открылась кирпичная стена, внутри которой были ячейки, в которых находились сосуды с горящим пламенем.

– Это человеческие души, – произнёс Бенесфер. – Вам не страшно стать моими заключёнными, молодые люди? Ведь я всегда найду человека, готового продать мне ваши души. – Голос Бенесфера капал угрожающей иронией, его слова растягивали напряжение, словно натянутую до предела струну.

Глаза Виктории широко распахнулись от ужаса при виде маленьких сосудов, внутри которых плясали огоньки, похожие на крошечные души, томящиеся в вечных мучениях. Это было словно воплощение самого кошмара – души, запертые в этих сосудах, вынуждены вечно гореть и страдать, подобно тысячам угасающих солнц.

Этот призрачный тюремный мир шокировал меня до глубины души, разбудив во мне такой страх, о существовании которого я даже не подозревал.

– Вы видели достаточно, – предостерёг Бенесфер голосом, хрипящим под тяжестью мира. – А теперь вы знаете цену, которую все мы должны заплатить, чтобы поддерживать хрупкий баланс нашей вселенной. – Он крепко сжал медальон в своей костлявой руке, его драгоценный металл мрачно блестел в колеблющемся свете свечей.

Как будто отвечая на невыразимый вопрос, он продолжил:

– Они остаются здесь заключёнными, мучимыми своей же тюрьмой, но поддерживают хрупкое равновесие нашей реальности. Теперь ваш выбор – остаться или уйти.

Тяжесть слов Бенесфера впивалась в меня, словно ледяные осколки, пробуждая первобытный страх, сковывающий моё сердце, и угрожая заморозить мою душу.

Бенесфер погладил свою бороду, в глазах мелькнула тень сожаления.

– Итак, я предложил вам сделку, – сказал он. – Время сделать выбор. Если нет, уходите отсюда и благодарите судьбу, что вы ушли отсюда живыми.

– К чёрту тебя, урод! – выругался я, схватив Викторию за руку и потянув её прочь из этого кошмарного заведения.

Холодный воздух встретил нас обжигающим ударом по лицу, напоминая о суровой реальности за пределами тепла.

Держась за руки, мы перешагнули через порог и снова оказались на открытой улице.

Когда мы пробирались по улицам, страх сковывал моё сердце, словно ледяные щупальца, а фигура Бенесфера всё ещё стояла перед моими мысленными глазами, словно тень, нависшая над нашими жизнями.

Я бросил взгляд на Викторию, её глаза отражали смесь ужаса и неверия. Лицо её было бледным, губы слегка приоткрыты, на нём застыла маска абсолютного ужаса.

Тем временем опустевшие ранее улицы начали заполняться странными и ужасными существами, явно не из нашего мира.

Медленно и бесшумно, словно пауки, они передвигались по стенам, потолкам и тротуарам; их бледные, болезненно тонкие конечности растягивались в поисках добычи. В воздухе раздавались истошные крики людей, охваченных паникой, когда до них дошло осознание того, что их ждёт.

Мы были на пути к неизбежной гибели, и мои мысли метались, пытаясь осмыслить происходящее. Мой разум был переполнен безумными вопросами о настоящем происхождении Бенесфера и этих потусторонних созданий. Были ли они частью какого-то грандиозного замысла, или всё это была лишь сложная иллюзия?

Неопределённость пробирала меня до костей, заставляя мурашки бежать по коже, и холод этого замороженного города проникал в мою душу.

С каждым шагом вперёд Виктория и я погружались всё глубже в темноту, в водоворот отчаяния и замешательства, затягивающий нас в свои неумолимые когти. Жуткая тишина, когда-то окутывавшая город, теперь разрывалась кровавыми криками, пронзающими тяжёлый воздух, а кошмарные существа приближались всё ближе, сверкая своими светящимися глазами и острыми, как бритва, зубами.

Манифест Бенесфера, зловещий и жуткий, эхом раздавался у меня в голове, значение которого я ещё не мог полностью осознать. «Мы – архитекторы своей судьбы, – говорил он. – И судьба этого города зависит от вас».

Жестокая ирония этого откровения грызла мой разум, пока мы с Викторией бежали по безжизненным улицам, за нами гнались чудовищные фигуры, некогда бывшие невинными душами, попавшими в ловушку в зловещих махинациях Бенесфера.

Глава 4

Виктория и я осторожно ступали по пустынным, заледенелым тротуарам заброшенного города, когда увидели свет в одном из продуктовых магазинов. Когда мы подошли ближе, через стеклянную витрину увидели, что в центре зала был сооружен костёр, вокруг которого сидело около десятка человек. Некоторые из них взглянули в нашу сторону, но, узнав нас как незнакомцев, быстро отвели глаза. Моей первой мыслью было, что, возможно, они боялись неизвестного или не хотели отвлекать нас от их бдительности.

Я осторожно толкнул дверь, её заржавевшие петли заскрипели с пронзительным скрипом. Когда мы вошли, теплое свечение небольшого костра отбрасывало танцующие тени на лица тех, кто сгрудился вокруг. Меня охватила тревожная волна облегчения: эти люди, как и мы, были выжившими – свидетельством несломленного духа человечества, которое борется вопреки всему.

Лидер этого небольшого сообщества встал, чтобы поприветствовать нас. Это был высокий худощавый мужчина с густой бородой и пронзительным взглядом, который, казалось, проникал прямо в мою душу. Его взгляд одновременно наполнил меня необъяснимым теплом и холодящим ужасом, как будто он был способен распознать все мои тёмные страхи. Казалось, что его окружает ореол почтения, другие выжившие наблюдали за ним с нервным ожиданием, как будто за его плечами скрывались неизвестные победы и испытания.

Он протянул нам руку и, сдержанным голосом, произнёс:

– Здравствуйте. Меня зовут Анатолий. Добро пожаловать в убежище.

Мы представились, после чего Анатолий продолжил:

– Наверное, вы задаетесь вопросом, как нам удалось выжить в этом промёрзшем городе. Наш ответ прост – адаптация, – заявил он, глаза его сверкнули невыразимыми тайнами.

Харизма Анатолия была буквально электризующей. Он завладел вниманием всей комнаты одним лишь звуком своих слов. О каком объяснении шла речь? И что им пришлось сделать, чтобы противостоять замерзанию? Анатолий прочистил горло, прежде чем поделиться их "секретом".

Но, как оказалось, никакого секрета не было. По его словам, когда этот кошмар начался, он обнаружил, что, в отличие от других, не замерз. Постепенно к нему стали присоединяться такие же люди. Среди них был учёный, который предположил, что замерзание вызвано дисбалансом заряженных частиц в атмосфере, что заставило время остановиться. Однако электричество в городе продолжало работать. Никто не знал, откуда оно поступало, можно было лишь предположить, что от сетей в других частях страны.