Торговец миром

Алексей Небоходов

Торговец миром

Глава 1

Желтые, сухие листья подхватывались ветром, и вихрь разметывал их по двору. Я смотрел, как дрожат лужи из окна кухни на пятом этаже. Что-то было не так, но я пока не мог понять, что именно.

Будто сама атмосфера вокруг меня изменилась за одну ночь: воздух стал густым, наполненным невозможной неподвижностью, одновременно зловещей и успокаивающей.

Мне пора было идти на работу, я сделал еще глоток кофе и решил выкурить сигарету. Табачный дым окутал меня, а затем выскользнул в холодный осенний воздух через окно.

Уже тогда я почувствовал, что с миром что-то не так. Мой город, обычно кипящий жизнью по утрам, стоял безмолвным, будто погрузился в глубокий сон. Казалось, кто-то прокрался, осторожно выключив щебет птиц и заморозив людские толпы на ходу.

Горнинск, который обычно был насыщен бесконечными звуками жизни, теперь был зловеще тих.

Звук автобусов, болтовня прохожих, лай бездомных собак – все исчезло, ничто не двигалось. Приписывая такую реакцию миру вокруг меня своему настроению, я затушил сигарету и вышел из дома.

Город казался зеркалом моих мыслей: полуденное солнце зависло в небе, не в силах пробиться сквозь серую пелену тьмы.

Я шел по пустым бульварам. Булыжники были покрыты толстым слоем снега, который хрустел под моими ботинками.

Фонари, окруженные световой дымкой дня, лениво парили в неподвижном воздухе.

Я огляделся, не в силах вспомнить, когда этот город казался мне таким красивым и заметил трамвай, который стоял на светофоре уже несколько часов. Водитель, мужчина средних лет, наклонился вперед, его лицо застыло в гримасе. Было очевидно, что он не просто уснул – время внезапно остановилось, оставив его запертым в этом моменте.

Когда я заглянул в тускло освещенный трамвай, ужас сжал мое горло. Пассажиры носили те же выражения – перекошенные от смеси удивления и страха, их глаза были прикованы к неизменному миру вокруг.

Я не задерживался надолго, ощущая, как по спине пробегает холод. Вместо этого я свернул с дороги и обнаружил больше знаков, подтверждающих, что это явление распространилось далеко за пределы моей улицы.

Заброшенные посреди дороги машины, перевернутые велосипеды, пешеходы, подвешенные на грани движения, пойманные в загадочную паутину неподвижности.

Я пытался осмыслить происходящее, направляясь к знакомому парку, где часто гулял в юности.

Когда я пересек улицу, я увидел сцену, которая навсегда запечатлелась в моей памяти: кот, пойманный в хаосе, был подвешен в воздухе, вытянув лапы всего в нескольких дюймах от земли. Жестокая игра судьбы – навечно увековеченная в невозможном танце. Пара, пойманная в нежных объятиях, застыла, будто позировала для памятника утраченной любви.

Эта картина времени разворачивалась передо мной, пока я медленно шел по опустевшему городу. Чем больше я видел, тем больше понимал, что это не плод моего воображения.

Все было реально: город действительно застыл. Сердце бешено колотилось, пока я делал глубокие вдохи, пытаясь успокоить внутренний хаос и понять, что происходит.

Я продолжил свою прогулку по ледяным улицам, впитывая жуткую красоту замершего мира. Я чувствовал себя единственным зрителем в огромном заброшенном театре.

Пробираясь через снег, я добрался до парка. Ледяные деревья тихо покачивались в неподвижности, их голые ветви словно царапали плотные облака в попытке освободиться.

Осторожно идя по тропинке, которая вела через парк, я вспомнил моменты из детства. Воспоминания о том, как играл в футбол с друзьями в этом самом парке, как смотрел закат с моей первой любовью и слушал музыку в юности.

Теперь, когда я шел по парку, эти воспоминания казались древней историей, трудно было поверить, что все это случилось в мире, который теперь погружен в тишину и неподвижность.

Слева от меня бледное зимнее небо отражалось в пруду, который, казалось, хранил тайну – безмолвную и бесконечную.

Моя первая мысль была, что это сон, и я ущипнул себя на всякий случай. Но моя кожа затрепетала от дискомфорта, подтверждая реальность происходящего.

Мое внимание привлек блеск серебра – велосипед, застывший на пустынной улице. Я пошел к нему и при ближайшем рассмотрении обнаружил, что он не тронут временем. Его цепь была неподвижна, шины не были смяты под весом, на руле не было отпечатков пальцев.

Совсем рядом меня манил открытой дверью продуктовый магазин.

Я подошел к нему, и дверь захлопнулась от ветра. Кассир и трое покупателей внутри застыли, словно восковые фигуры, замерев посреди своих будничных дел.

Некоторые покупатели, замершие в процессе извлечения товаров из своих корзин или пакетов, выглядели неуклюже, будто их разместили в странной галерее искусств – обычные люди, навечно замороженные во времени. Я двигался среди них, слыша только биение собственного сердца, отдающееся эхом в пустых проходах.

Отражаясь от пустых полок, я взял яблоко.

Его кожа была холодной и скользкой под моими пальцами, сохраняя легкую влажность, как будто его только что сорвали.

– Что, черт возьми, здесь происходит? – воскликнул я.

Покинув магазин, я направился в офис, где работал.

Если где-то и должно было продолжаться движение, то в офисе, наполненном постоянным тиканьем часов и механической ритмичностью жизней сотрудников.

Увы, офисное пространство превратилось в какой-то извращенный музей. Все осталось на своих местах, будто жизнь только что оставила отпечаток своего недавнего присутствия. Степлеры все еще лежали на столах, будто готовились к возвращению своих владельцев. Телефоны беспомощно свисали с креплений, голоса в проводах как будто замерли.

И здесь все было мертво.

Вдруг я услышал всхлипывания. Явно плакала девушка.

Ее голос был приглушен, но эхом отдавался в узком пустынном коридоре офиса. Каждый всхлип казался нереальным, усиливая ее призрачное присутствие.

Я последовал на звук плача, пока не нашел его источник. Девушка прижалась к стеклу окна своего кабинета на седьмом этаже. Через слезы, струившиеся по ее лицу, я с трудом узнал в ней сотрудницу коммерческого отдела – скромную девушку, с которой я разговаривал только по работе, когда возникала необходимость. Она работала старшим менеджером, звали ее Виктория.

Следует отметить, что эта стройная красавица с голубыми глазами и длинными темными волосами, всегда одетая в джинсы и черную водолазку, явно не питала ко мне симпатии. Причем при каждой удобной возможности она пыталась это показать.

Я никогда не понимал, в чем была ее проблема. Может быть, ее раздражала разница в возрасте между нами или то, что я просто выполнял свою работу, стараясь поддерживать дружелюбную атмосферу в коллективе.

Как бы там ни было, Виктория никогда особо не симпатизировала мне.

Решительно я постучал по стеклу, и капли влаги вылетели из-под моих пальцев.

Сначала казалось, что Виктория не заметила моего присутствия, что неудивительно в мире, который застыл на месте. Но потом она подняла взгляд и увидела мое отражение в стекле.

На ее лице мелькали эмоции – страх, замешательство, облегчение. Она металась между этими состояниями, когда ее печальные глаза встретились с моими.

Я неуверенно помахал рукой, надеясь передать ей ощущение товарищества между двумя незнакомцами, оказавшимися в этой безвременной ловушке.

Виктория открыла рот, чтобы что-то сказать, но слова застряли у нее в горле.

Она попыталась снова, и на этот раз ее голос прозвучал едва слышно:

– Что происходит? Время остановилось? Почему это случилось, Иван?

Я на мгновение замолчал, прежде чем ответить:

– Я не знаю, Виктория. Я сам только что это обнаружил. Весь город застыл во времени.

Прежде чем я успел что-то добавить, лицо Виктории сморщилось, как хрупкий цветок, увядающий на холоде, и она снова тихо заплакала. Ее слезы не смогли растворить иней, который осел на ее щеках.

Звук ее всхлипываний напоминал пустые эхом отголоски, разносившиеся по безмолвному городу. Эта сцена вызвала во мне волну печали и беспокойства. Я пытался подобрать правильные слова, чтобы утешить одинокую душу и побудить ее поделиться тем, что она могла пережить с момента, когда все вокруг остановилось.

Дыхание Виктории было частым и прерывистым, пока она вытирала слезы рукавом.

– Я шла по коридору, Иван, – прошептала она, – и вдруг все остановилось. Холод пробежал по моей спине, будто я прошла сквозь какой-то призрачный портал. Тишина была оглушающей. Внезапно стало трудно дышать.

– Я не понимаю, – наконец пробормотал я, – ты хочешь сказать, что до этого момента ты двигалась? Все было нормально, а потом, когда ты повернула за угол – случилось что-то странное?

Голос Виктории, дрожащий, пробился сквозь ее сжатые губы:

– Именно так. Все было обычным, банальным. И вдруг, в одно мгновение, все исчезло. Я увидела только застывших людей с безучастными лицами, протянутыми руками, пытающимися ухватить невидимое. Чувство паники и отчаяния сдавило мою грудь, как тяжелый груз.

Время больше не тикало своим привычным, предсказуемым ритмом, а стало ускользающим и зловещим. Оно превратилось в некий замороженный кристаллический лабиринт, из которого не было выхода.

– Но почему я не остановилась вместе с ними? – Виктория подняла на меня глаза, в которых начала проскальзывать отчаянная надежда.

– Вот это я и пытаюсь понять, Виктория. Почему ты и я все еще двигаемся в мире, который застыл во времени, а все остальные превратились в мраморные статуи?

Слова Виктории вызвали у меня дрожь, пробежавшую по спине. Ледяной воздух просачивался в узкий коридор, но холод, который я чувствовал, шел не только от ветра снаружи.

Широкие голубые глаза Вики, наполненные страхом и любопытством, неотрывно смотрели на меня. Ее движение среди неподвижных фигур только усиливало чувство изумления – время остановилось для всех, кроме нее.

Ощущение уязвимости росло, как барабанный бой в наших сердцах, в то время как за окнами царила гнетущая тишина. Я задавался вопросом, сколько еще людей избежали захвата времени, как Виктория.

– Давай подумаем с разных сторон. Возможно, что-то в нас, или нашей жизни или в самом мире не дало нам стать живыми статуями.

Мои слова, вылетая изо рта, прерывали напряженное молчание. Но Виктория, лицо которой выражало страха и недоумение, все также смотрела вперед. Я заметил, как ее пальцы крепко держались за край стола, будто это была ее последняя надежда.

Внезапно ее пальцы начали водить по стеклу, выводя невидимые узоры в нервном напряжении. Было очевидно, что эта тишина ее сводит с ума.

Пустота, которая могла поглотить все вокруг, была невыносимой, и казалось, что ничто не могло заполнить ее.

Я чувствовал, как ледяной воздух, казалось, проникал в меня, сжимая каждую частицу моего сердца.

Время было рекой, которая неуклонно текла своим путем, но вдруг оно остановилось. Этот невозможный момент неподвижности был одновременно захватывающим и пугающим.

Я продолжал смотреть на мир вокруг, осознавая всю тяжесть происходящего. Повсюду я видел сложные картины остановившихся часов, пустых витрин магазинов и прерванных на полуслове разговоров.

Город замер в ожидании, как перевернутая песочные часы, песок из которых отказывался сыпаться.

– Что нам теперь делать? – спросила Виктория.

Ее голос дрожал, когда она смотрела на меня, ища хотя бы крошечный луч надежды или цель, чтобы продолжать двигаться вперед. Я тоже ощущал это срочное желание найти ответы. Мы дрейфовали в океане вопросов, и малейший толчок мог увести нас в неизвестность.

– Я думаю, нам нужно начать с изучения города, – наконец сказал я, – и, возможно, мы найдем других людей, таких, как мы.

Она посмотрела на меня широко раскрытыми глазами, полными страха, но в них мелькала крохотная искра надежды. Я видел, как ее плечи напряглись, готовясь к незнакомому пути, который нам предстояло пройти.

Как два случайных первопроходца, мы должны были отправиться на поиски тайн этого замершего мира.

Виктория медленно кивнула:

– Хорошо, Иван. Я готова. Давай попробуем найти других, как мы.

И так началось наше путешествие по застывшему во времени городу…

Глава 2

Холодный ветер пронесся через город, он проник в мои легкие, вызывая дрожь, пробежавшую от позвоночника к сердцу. Трудно было осознать, что в этом ледяном пустынном городе больше никто не жил. Время, которое раньше измерялось в секундах и минутах, теперь приняло неопределенную форму. Я отбросил эти тревожные мысли, сосредоточившись на нашей необходимости в безопасности. Сейчас нельзя жалеть о том, что ищем жизнь, понял я.

Глядя на Викторию, я увидел отражение своих мыслей: ее глаза были широко раскрыты от ужаса, задерживаясь на неподвижных пешеходах. Она нервно схватилась за мою руку, словно ища утешения от невысказанного страха, который терзал наши сердца.

Мы вдвоем двинулись вперед с опаской, следуя по главной улице, которая теперь казалась печальным проспектом, ведущим к центру города. С каждым шагом мы пробивали толстые слои снега, покрывающего булыжную мостовую, словно шептавшего нам секреты давно ушедших времен.

Пока мы шли, мы увидели огромную паутину на ближайшем дереве, сверкающую инеем. Единственное живое существо, которое мы встретили в то утро, был гигантский паук, который ел неподвижного человека, бесшумно высасывая из него все внутренности. Оба существа, казалось, не замечали нашего присутствия, затерянные в своем молчаливом мире.

Я взглянул на Викторию, которая побледнела, как снег вокруг нас. Мы обменялись взглядами, но ни одно слово не сорвалось с наших губ. Этот чудовищный эпизод казался ночным кошмаром. Я крепче сжал дрожащую руку Виктории, пытаясь успокоить ее, пока мы отходили от ужасного зрелища. Ее пальцы были ледяными, напоминая мне о нашей непростой ситуации.

Мы шли медленно, как будто ступали по осколкам стекла, каждая следующая ступень была осторожной, словно танец на хрупком льду в этом замороженном мире. Вдруг мы услышали шорох позади нас. Паук, уже расправившийся со своей жертвой, направлялся к нам. Его восемь ног двигались медленно и расчетливо, а клыки капали внутренностями человека. Смесь крови, кишок и мертвой тишины вызвала у меня мороз по коже.

Виктория сжала мою руку еще сильнее, давая понять, что чувствовала тот же ужас. Наши глаза встретились, и без единого слова мы развернулись и ускорили шаг, перейдя на бег. Наша обувь громко хрустела по ледяной мостовой, это был единственный звук во всем городе.

Паук двигался быстрее, чем мы ожидали. Его длинные тонкие ноги тарабанили по ледяной земле, когда он гнался за нами. Мое сердце стучало, создавая ритм для наших стремительных шагов. Я бросил взгляд через плечо и увидел, как чудовищный арахнид, окрашенный в ужасные красные пятна, ускорил свой бег.

Ледяной воздух резал мне кожу, когда мы мчались вперед, и я ощущал, как горький холод захватывал меня с каждым тяжелым вдохом. Вдалеке я увидел контуры своего дома, будто он наблюдал за безмолвным городом своими немыми глазами. Я крепче сжал руку Виктории, как будто она была единственной связью с этим жестоким миром.

Мои мысли мчались также быстро, как и сердце, было почти невозможно осознать наше текущее положение.

– Вот мой дом, – кивнул я на десятиэтажное здание, – бежим туда!

Мы бросились вперед. Мои суставы скрипели, но страх придал мне сил. Я открыл зеленую дверь, и мы с Викторией вломились внутрь. Я оглядел знакомую прихожую – никаких признаков жизни, ни одного движения. Я почувствовал укол грусти, когда мой взгляд упал на любимую вазу моей матери с лилиями. Идеально сохраненная, но навсегда застывшая в своей хрупкости, как и многие в этом забытом временем мире.

Теперь нас окружила тишина в безопасности моего дома. Мое сердце постепенно успокаивалось, лишь изредка прерываемое эхом нашего дыхания. Я бросил ключи на стол у входа, они тихо звякнули, ударившись друг о друга. Мы с Викторией обменялись взглядами, и я снова ощутил дрожь по всему телу.

Несмотря на ощущение облегчения, заполнившее мои вены, жуткая сцена, которую мы наблюдали, отпечаталась в моей памяти. После того как я закрыл входную дверь, мы двинулись вглубь квартиры. Теплый золотистый свет внутри приветствовал нас, отражаясь на снегу и инее снаружи. Прихожая казалась забытой реликвией прошлого, безупречно сохранившейся в этом странном мире, где время остановилось.

Я подошел к винтажным настенным часам, замечая отсутствие их тихого, глубокого тиканья. Вместо этого маятник замер в середине взмаха. Слой пыли скрывал серебряный циферблат, рассказывая молчаливую историю о том, когда кто-то последний раз заводил их много лет назад.

Виктория шла за мной, ее дыхание все еще было прерывистым и рваным после нашего жуткого столкновения. Я видел, как ужас был глубоко запечатлен на ее лице; ее губы слегка поджаты, а в глазах отражалась ослепляющая белизна города за окнами.

Самым удивительным было то, что электричество в квартире работало, как прежде. Бойлер для воды работал. Воспользовавшись сохранившимися благами цивилизации, я включил электрические обогреватели по всему дому.

Тепло, наполнившее комнату, создало иллюзию спокойствия, освобождая нас от укуса холода, который угрожал заморозить нас.

Мы направились на кухню, глубже погружаясь в знакомую обстановку моего дома. Я открыл холодильник, внимательно осматривая его содержимое: лук, шпинат, остатки лазаньи и испорченное молоко. Несмотря на голод, ничто из этого не вызывало аппетита.

– Может, стоит что-нибудь приготовить? – пробормотал я. —Ты хочешь выпить? – спросил я Вику, доставая из холодильника бутылку виски. – Немного алкоголя согреет нас.

Она нерешительно покачала головой и крепко обхватила себя руками, пытаясь согреться в холодной кухне. Я не мог её винить. Открыв бутылку виски, я налил немного тёмного янтарного напитка в два стакана.

Резкий запах копчёного дуба, поднимавшийся из бокалов, напомнил мне о зимнем вечере в баре прошлой зимой. Я быстро отогнал эти воспоминания и протянул один стакан Виктории.

– Спасибо, – пробормотала она, обхватывая стакан обеими руками.

Мы сделали по маленькому глотку, наслаждаясь теплом, которое медленно разливалось по горлу. Наше дыхание стало ровнее по мере того, как мы привыкали к теплу.

– Виктория, – сказал я, дела я паузу перед тем, как продолжить, – почему ты решила довериться мне и пойти со мной? Этот вопрос мучил меня с тех пор, как мы вышли на улицы этого мёртвого города.

Она замялась, нахмурив брови, будто подбирая правильные слова:

– Иван, мне ты никогда не нравился. Честно говоря, я не хотела с тобой работать в офисе. Но когда я увидела тебя на той площади, когда всё остановилось и нас окутала тишина, что-то изменилось. Я посмотрела тебе в глаза и увидела страх, неуверенность – и глубокую, неоспоримую волю к выживанию. Именно тогда я поняла, что могу доверять тебе.

Сильный порыв ветра ворвался в дом, пронёсся по прихожей и исчез, оставив после себя ещё более холодную тишину. Это было жутким напоминанием о реальности, царящей за дверью. Я невольно содрогнулся, глядя на Викторию.

Её признание словно растопило лёд между нами, но в то же время принесло новую волну тревоги. Внутри меня тепло от алкоголя смешивалось с беспокойством. Мы находились в разгаре невообразимого кризиса, и не было никакой уверенности в том, что нас когда-нибудь спасут.

Наконец я ответил:

– Виктория, я искренне благодарен, что ты выбрала довериться мне – это значит больше, чем ты можешь себе представить – начал я неловко, – никогда не понимал, почему ты меня не любила. Но сегодня я увидел в тебе сострадание и доброту. Ты не должна была идти со мной в это опасное путешествие, но ты пошла, и я благодарен за твоё присутствие здесь, среди этих ледяных стен.

Девушка слабо улыбнулась в ответ, её глаза отражали сложную смесь эмоций. Я решил не углубляться в её мысли и вместо этого убрал еду из холодильника и начал готовить что-то тёплое.

Пока я занимался готовкой, Виктория заговорила снова, словно решив продолжить:

– Я не просто не любила тебя, Иван. Я не выносила тебя, – она покачала головой, усмехнувшись над собой. – Ты казался мне таким высокомерным, а с другой стороны, у тебя были порой такие шутки, что мне казалось, что у тебя не всё в порядке с головой.

Я приостановил свои действия, прислушиваясь к её честным словам, которые разрывали тяжёлую тишину, повисшую в доме.

Солнце начало садиться за горизонт, отбрасывая удлинённые тени по всей кухне. Мы оказались окутаны странным ощущением мира, которое казалось невыносимо нереальным в свете происходящих событий. Я посмотрел в окно и увидел, как последние лучи дневного света блестят на заснеженных крышах, добавляя ещё один слой магии этому необъяснимому тихому месту.

Вуаль сумерек опустилась на город, окутывая его острым эфемерным сиянием. В тускнеющем свете каждый электрический импульс казался пульсирующим, мигающим и сжигающим своё последнее усилие, как будто город не желал сдаваться наступающей ледяной тьме.

Виктория, немного согревшись, сидела напротив меня за обеденным столом, её тонкие пальцы обхватывали кружку с горячим чаем. Она пристально смотрела на янтарный напиток, словно пытаясь найти в нём ответы.

Потом мы переместились в гостиную. На всякий случай я решил включить телевизор. То, что мы увидели там, было похоже на абсурдный театр, полнейший бред.

Я медленно увеличил громкость на пульте, надеясь, что он покажет нам какой-то сигнал из внешнего мира. На экране стоял ведущий и выкрикивал непристойности. Я переключил канал. Там показывали общественный туалет, в котором люди справляли нужду, и ведущий за кадром комментировал их действия. Слова были вульгарными и неуместными для такого дня.

На другом канале шёл популярный мультсериал, но его содержание совершенно не соответствовало оригиналу. Главные герои беспорядочно занимались сексом.

– Иван, что случилось с миром всего за один день? – спросила Виктория, ужас в её глазах был невыносим.

Я покачал головой и глубоко вздохнул:

– Я не знаю, но думаю, это как-то связано с этим, – сказал я, указывая на огромные настенные часы, которые застыли во времени.

Мое сердце сжалось, когда я обдумал последствия этого замершего времени. Будто мир был вырван в жестокий момент, где правит тишина, а жизнь повисла на грани.

Однако электричество в доме продолжало работать, и мы не остались в полной темноте. Я оглядел комнату, залитую тусклым светом. Маленькая лампа на угловом столике отбрасывала мерцающие тени на лицо Виктории, на котором теперь виднелась целая палитра эмоций, которые она отчаянно пыталась скрыть.

За окном город превратился в безмолвную скульптуру, ледяную могилу, в которой были погребены и смех, и печаль. Когда-то оживлённый мегаполис теперь казался призрачным театром, где единственная аудитория сидела, тесно прижавшись друг к другу в моём доме.

Когда ночь опустилась на город, я достал из кухни бутылку виски, и мы с Викой не придумали ничего лучше, чем напиться.

Когда я открыл глаза утром, моя голова болела так сильно, что казалось, она расколется. Вкус во рту был отвратительным. Обнажённая Виктория лежала рядом, прижимаясь ко мне, я тоже был полностью раздет.

Вика открыла глаза и с хрипотцой спросила:

– Что между нами было ночью?

Я вздрогнул и попытался подобрать правильные слова. Мои руки были влажными, и разум метался в хаосе от странных обстоятельств.

– Вика, – начал я неуверенно, – то, что произошло прошлой ночью, было невольным, продиктованным нашим положением, холодом ночи и желанием найти человеческое тепло в этом холодном, пустом мире. Я надеюсь, ты понимаешь.

Я старался подобрать слова с осторожностью, взвешивая каждый слог, прежде чем он слетит с моих губ. Было важно, чтобы она поняла, что я не отношусь к нашей ночи легкомысленно.

Она, сосредоточив взгляд на застывшем изображении на экране телевизора, размышляла над моими словами. Бесчисленные эмоции мелькали на её лице, и отсутствие жизни в комнате лишь усиливало тяжесть этого важного момента. Наконец, она посмотрела на меня, её глаза, хотя и настороженные, несли в себе отблеск понимания.

Её голос дрожал, когда она ответила:

– Я понимаю, Иван. Я понимаю, что мы оба были уязвимы. Но я не уверена, что готова к чему-то большему, чем просто выживание. Того мира, который мы знали, больше не существует. – закончила Виктория, её голос затих, словно растворяясь в окружающей нас тишине.

За окном снег продолжал свой беззвучный танец, будто подчеркивая её слова. Я почувствовал, как воздух в комнате стал тяжёлым, напоминая о безысходности нашего положения. Я положил руку на неё, пытаясь передать Виктории хотя бы немного тепла и утешения.