Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями. Сказка

Тогда мальчик понял, что Солнце заявило всем этим крошечным созданиям:

«Просыпайтесь сейчас же и вылезайте из своих гнезд и нор! Я иду! Я здесь! Теперь всем вам не нужно ничего бояться!

С озера донёсся гулкий крик диких гусей. Они уже готовились к полёту, и вскоре все четырнадцать выстроились в небе и полетели через лес. Мальчик попытался окликнуть их, но они летели так высоко и так быстро, что его голос не долетал до них. Они, вероятно, уверились, что его съел Лис, и не стали утруждать себя поисками.

Мальчик чуть не заплакал от отчаянья, но там, над ним, в самой высокой высоте светило Солнце – такое оранжевое и такое счастливое, что оно не могло не вселять мужество не только в самые отчаявшиеся души, но и во весь Мир.

– Пока я здесь, тебе, Нильс Хольгерссон, не стоит ни о чём беспокоиться! – пропело ему ликующее Солнце, – Я с тобой!

Игра с гусями

Понедельник, двадцать первое марта.

В лесу все оставалось неизменным, а что нужно Гусю, кроме покоя, чтобы в тишине съесть свой завтрак? Но как раз в тот миг, когда утро мирно катилось к полудню, гусь в полном одиночестве залетел под густую крону столетнего вяза. Он медленно и нерешительно пробирался ощупью между стеблями и ветками и летел очень медленно. Как только Смирре-Фокс увидел гусака, он не выдержал ипокинул своё место под буком, чтобы подкрасться к гусю. Дикий гусь не стал слишком уклоняться от Лиса, а наоборот, подлетел к нему так близко, что Смирре совершил ужасно высокий прыжок, но, разумеется промахнулся, (потому что так и было задумано) и гусь продолжил свой путь вниз, к озеру.

Прошло совсем немного времени, прежде чем прилетел ещё один гусак. Он двигнался тем же маршрутом, что и первый, и летел ещё ниже и медленнее, изображая из себя, что то ли сильно ранен, то ли болен. Он тоже подлетел вплотную к Смирре-Фоксу, и Смирре подпрыгнул за ним так высоко, что его уши коснулись ног гусака. Но гусак тоже ушёл от него целым и невредимым, и пошёл своей дорогой к озеру, бесшумнао переступая ногами, как ночная тень.

Прошло ещё совсем немного времени, прежде чем появился еще один дикий гусь. Он летел ещё медленнее и ниже, и издали казалось, что ему вообще невыносимо трудно находить дорогу между ветвями бука. Смирре сделал самый мощный прыжок! И он был на волосок от того, чтобы поймать гуся, но этому гусю, как ни странно, тоже удалось спастись.

Сразу после того, как исчез третий, появился четвертый. Он летела так медленно и так плохо, что Смирре-Фокс подумал, что сможет поймать его без особых хлопот, но теперь он боялся неудачи и решил позволить пролететь птице мимо без помех. Она полетела в том же направлении, что и остальные; и как только птица оказалась прямо над Смирре, она сделала вираж и опустилась так низко, что у Смирре возникло искушение прыгнуть за ней. Он подпрыгнул так высоко, что коснулся её своим хвостом. Но она быстро отскочила в сторону и спасла свою жизнь.

Не успел Смирре перевести дух, как в воздух взлетели подряд ещё три гуся. Они летели так же, как и остальные, и Смирре делал высокие прыжки каждого из них, но ему так и не удалось поймать ни одного из них.

После этого прилетело ещё пять гусей, но и эти летали прекрасно. И хотя казалось, что они хотели выманить Смирре на прыжок, он наконец устоял перед искушением. Спустя довольно долгое время появился один-единственный гусь. Он был тринадцатым. Этот был такой старый, что весь поседел, и нигде на теле не было ни единого тёмного пятнышка. Казалось, он не очень хорошо владел одним крылом, и потому летел так жалко и криво, что почти касалсяь земли. И к тому же его кидало из стороны в сторону. Смирре не только совершил ради него высокий прыжок, но и стал преследовать, бегая и прыгая всю дорогу до озера. Но даже на этот раз у него ничего не выгорело, он только силы потратил.

Когда появился четырнадцатый гусь, он выглядел очень красиво, потому что был белым. И когда его огромные крылья покачивались в воздухе, он сиял, как огонёк, в темном лесу. Когда Смирре-Фокс увидел это, он собрал все свои силы и подпрыгнул почти до кроны дерева. Но белый пролетел мимо невредимым, как и все остальные.

На какое-то мгновение под буками стало тихо. Это выглядело так, как будто мимо пролетела целая стая диких гусей.

Внезапно Смирре вспомнил о своём пленнике и поднял глаза на молодой бук. И как можно было ожидать – мальчик исчез.

Но у Смирре не было так много времени, чтобы думать о нём; потому что в это мгновение первый гусь снова вернулся с озера и медленно полетел под навес. Несмотря на всё своё невезение, Смирре был рад, что он вернулся, и, высоко подпрыгнув, бросился за ним. Но он слишком спешил и не очень рассчитал дистанцию, поэтому приземлился сбоку от гуся. Затем появился ещё один гусь; затем третий; четвертый; пятый; и так далее, пока угол не замкнулся Старым Льдисто-серым и Большим Белым. Все они летели низко и медленно. Как только они закачались в непосредственной близости от Смирре Фокс, они опустились вниз – как бы приглашая его взять их. Смирре бежал за ними и совершал дикие прыжки высотой в пару саженей, но ему так и не удалось схватить ни одного из них.

Это был самый ужасный день, который когда-либо выпадал Смирре-Фоксу. Дикие гуси продолжали кружить над его головой. Они прилетали и улетали, прилетали и улетали. Огромные великолепные гуси, отъевшиеся на немецких пустошах и хлебных полях, жирные, здоровенные… Тряся своими жирными телесами, они весь день бродили по лесу так близко от него, что он много раз дотрагивался до них; однако ему не разрешалось утолить свой голод ни одним из них.

Зима ещё не закончилась, и Смирре вспоминал ночи и дни, когда он был вынужден бездельничать, не имея возможности поохотиться даже на зайца, когда крысы прятались под мёрзлой землей; и когда все куры были заперты в курятниках. Но весь зимний голод было не так трудно вынести, как унижения и просчёты этого дня.

Смирре был уже немолод. За ним много раз гнались собаки, и он постоянно слышал, как свистят пули над его ушами. Он прятался внизу, в норе, в то время как таксы забрались в щели и почти затравили его. Но все муки, которые Смирре Фоксу пришлось вытерпеть во время этой жаркой погони, не шли ни в какое сравнение с тем, что он испытывал каждый раз, когда упускал одного из диких гусей.

Утром, когда начался этот спектакль, Смирре Фокс выглядел так сногсшибательно, что гуси были поражены, когда увидели его. Смирре был красавчик и любил выставляться напоказ. Его шерсть была ярко-красной, грудка белой, нос чёрным, а хвост пушистым, как плюмаж. Но когда наступил вечер этого дня, прежде роскошное пальто Смирре висело на нём свободно, как на вешалке. Он был весь в поту. Глаза его больше не блестели, язык далеко вывалился из разинутой пасти, изо рта летела бешеная пена.

Во второй половине дня Смирре был так измотан, что впал в безукмие. Он теперь ничего не видел перед глазами, кроме летящих гусей. Он прыгал за солнечными пятнами, которые видел на земле, и гнался за бедной маленькой бабочкой, которая слишком рано выбралась из весенней куколки.

Дикие гуси летели и летели, не переставая. Весь день они продолжали мучить Смирре. Они не испытывали жалости к Смирре, поэтому что Смирре был измотан, дрожал, как в лихорадке и был явно не в себе. Они продолжали налетать на него без передышки, хотя понимали, что он едва ли их видит и что он прыгает вслед за их тенями.

Когда Смирре Фокс опустился на кучу сухих листьев, слабый и бессильный, почти готовый испустить дух, они перестали дразнить его.

– Теперь вы знаете, мистер Фокс, что случается с тем, кто осмеливается приблизиться к Акке из Кебнекайса! – кричали они ему в ухо.

И с этими словами они оставили его в покое.

Чудесное Путешествие Нильса. На Ферме

Четверг, двадцать четвертое марта.

Как раз в это время в Сконе произошло событие, которое вызвало много толков и даже попало в газеты. Многие тогда сочли его выдумкой, потому что они не могли ничего объяснить.

Это было примерно так: прекрасная белка была поймана в зарослях лесного ореха, которые росли на берегу озера Вомб, и её отнесли на ферму неподалёку. Все жители фермы – и молодые, и старые – были в восторге от симпатичного зверька с пушистым хвостом, мудрыми, любознательными глазками и изящными маленькими ножками. Они намеревались развлекаться все лето, наблюдая за её ловкими движениями, за её изобретательностью в деле лущения орехов и за её забавными играми. Они немедленно привели в порядок старую беличью клетку с маленьким зелёным домиком и колесом проволоки. Маленький домик, в котором были и двери, и окна, белка должна была использовать как столовую и спальню. Они положили туда подстилку из листьев, поставили миску с молоком и немного орехов. Цилиндрическое колесо, с другой стороны, она должна была использовать как игрушку, где можно было бегать, лазать и раскачиваться, как ей угодно.

Люди считали, что они устроили всё очень удобно для этой белки, и были ыесьма удивлены, потому что она, как оказалось, не была чем-то довольна, Вместо того, чтобы круглые сутки крутиться в колесе, она сидела задумчивая, подавленная и угрюмая, в углу своей комнаты. Время от времени она издавала пронзительный, полный боли крик. Она не притронулась к еде и ни разу не повернулась на колесе.

«Это, наверное, потому, что она напугана, – решили фермеры, – Завтра, когда она придёт в себя, она, ясное дело, будет и есть, и играть».

Тем временем женщины на ферме готовились к пиршеству, и как раз в тот день, когда была поймана белка, они занялись выпечкой самых изысканных хлебцов. Почему-то им не везло: то тесто не поднималось, то ли потому, что они медлили, то ли потому, что им приходилось работать слишком поздно, то случалось что ещё, короче, покоя они не знали и в помине.

Естественно, на кухне царили крики, волнение и суета, и, вероятно, ни у кого не нашлось времени подумать о белке или поинтересоваться, как у неё дела. Но в доме пребывала ещё и старая бабушка, которая была слишком стара, чтобы принимать участие в выпечке. Она сама всё это прекрасно понимала, но всё равно ей не нравилась идея остаться вне игры. Она чувствовала себя тоже довольно уныло, и поэтому не ложилась спать, а сидела у окна гостиной и глядела на улицу.

Из-за жары кухонную дверь была открыта настежь, и через неё во двор лился поток яркого света, и там было так светло, что старуха могла видеть все трещины и дырки в штукатурке на стене напротив. Она также увидела беличью клетку, которая висела как раз там, где было лучше всего освещено. И она заметила, как белка побежала из своей комнаты к колесу, а потом с колеса в свою комнату. Так она и металась всю ночь напролёт, не останавливаясь ни на мгновение. Старушка заинтересовалась, чем так взволнована белка, но она, конечно, уверила себя, что это просто сильный свет мешает белке заснуть.

Между коровником и конюшней были широкие, красивые ворота для экипажей. Они тоже были ярко освещены. Когда наступила ночь, бабушка увидела крошечное существо, не больше ладони высотой, осторожно пробиравшееся через ворота. Это существо было одето в кожаные бриджи и деревянные башмаки, как и любой другой рабочий. Старая бабуля сразу поняла, что это был эльф, и она ни капельки не испугалась. Она всегда знала, что эльф держится где-то поблизости, не показываясь на глаза, и хотя никогда раньше его не видела, знала, что эльф, безусловно, приносит удачу, где бы он ни появился.

Как только эльф вошёл в вымощенный камнем двор, он подбежал прямо к беличьей клетке. И так как она висела так высоко, что он не мог до неё дотянуться, он пошёл в сарай за удочкой, прислонил её к клетке и подтянулся – точно так же, как моряк взбирается по канату. Когда он добрался до клетки, он потряс дверь маленького зеленого домика, как будто хотел открыть её. Но хитрая бабушка не двинулась с места, потому что знала, что дети повесили на дверь висячий замок, так как боялись, что мальчики с соседних ферм попытаются украсть белку. Старуха увидела, что, когда мальчик не смог открыть дверку, леди белка вышла к проволочному колесу. Там они вели вместе какие-то долгие переговоры. И когда мальчик выслушал всё, что должна была сказать ему заключенная под стражу белка, он соскользнул с прута на землю и выбежал через эти каретные ворота.

Старуха не чаяла снова увидеть эльфа в ту ночь, тем не менее, она осталась у окна. Знаете, как бывают любопытны старушки?

Через несколько мгновений он вернулся. Он так спешил, что ей показалось, будто его ноги едва касаются земли. Он помчался прямо к беличьей клетке. Старуха своими дальнозоркими глазами отчетливо видела его. И она также видела, что он что-то скрытно нёс в руках. Но что это было, она не могла даже себе вообразить. То, что было в левой руке, он тут же бросил на землю, но то, что держал в правой, захватил с собой в клетку. Он так сильно стал бить своими деревянными башмаками по маленькому окошку, что от стекла только брызги полетели. Потом он просунул то, что держал в руке, в клетку к белке. Затем он снова соскользнул вниз, поднял то, что кинул на землю, и с этим тоже забрался в клетку. В следующее мгновение он снова убежал с такой поспешностью, что старуха едва могла уследить за ним.

Но теперь перед ним предстала старая злая карга, которая больше не могла спокойно сидеть в лачуге. Она очень медленно вылезла на задний двор и затаилась в тени старого насоса, чтобы дождаться возвращения эльфа. И был ещё один человек, который тоже видел его, и ему тоже стало очень любопытно. Это был домашний кот. Он осторожно прокрался вперёд и замер у стены, всего в двух шагах от потока света, вырывавшегося из дверей. Они оба стояли и ждали, долго и терпеливо, в ту холодную мартовскую ночь, как охотники, ждущие добычу, и пожилая женщина только начинала подумывать о том, чтобы снова отправиться домой, когда услышала топот по тротуару. Она увидела, что маленький эльфишка снова бежит рысцой, таща по ноше в каждой руке, точно так же, как он делал и раньше. То, что он нёс, визжало и извивалось. И вот теперь старую бабушку озарил свет откровения. Она поняла, что эльф поспешил в орешниковую рощу и вернул детёнышей леди белки, и что он нёс их ей, чтобы они не умерли с голоду.

Старая бабушка стояла очень тихо, чтобы не потревожить бегуна. Было непохоже, что эльф заметил её. Он как раз собирался положить одного из малышей на землю, чтобы самому забраться в клетку к другому, когда увидел, как рядом с ним заблестели зелёные глазищи домашнего котяры. Он застыл там, сбитый с толку, с маленьким бюеличьим детёнышем в каждой руке.

Он обернулся и посмотрел по сторонам. Затем он внезапно осознал и присутствие старой бабульки. Он не долго колебался и шагнул вперёд, вытянулся, протянул руки так высоко, как только мог дотянуться, чтобы она взяла одного из беличьих детёнышей.

Старая бабушка не намеревалась оказаться недостойной такого доверия, поэтому она наклонилась и аккуратно взяла бельчонка, и стояла вместе с ним, пока мальчик не забрался в клетку с другим бельчонком в руках. Затем он вернулся за вторым, которого доверил её заботам.

На следующее утро, когда жители фермы собрались вместе за завтраком, старуха не смогла удержаться и рассказала им о том, что она видела прошлой ночью. Они все, конечно, всячески потешались и смеялись над ней и говорили, что ей это только приснилось. В такое раннее время года, де, бельчат здесь никогда не водилось, и у неё такая яркая фантазия!

Но она была уверена в своей правоте и умоляла их заглянуть в беличью клетку, что они и сделали. И там, на подстилке из листьев, лежали четыре крошечных полуголых, полуслепых бельчонка, которым было по меньшей мере пару дней от роду.

Когда сам фермер увидел детёнышей, он сказал:

– Как бы там ни было с этим, но одно можно сказать наверняка: мы, на этой ферме вели себя таким образом, что нам должно быть стыдно как перед животными, так и перед людьми.

И вслед за этим он вынул белку-мать и всех её детёнышей из клетки и положил их на колени старой бабушке.

– Ступай с ними в ореховую рощу, – сказал он, – и верни им свободу!

Именно об этом событии люди в округе так много говорили, что история эта попала даже в газеты. Но большинство так и не поверило во всё это, потому что они не могли объяснить, как такое могло быть!

Витцскевле

Суббота, двадцать шестое марта.

Два дня спустя произошла еще одна странная вещь. Однажды утром прилетела стая диких гусей и села на лугу в Восточном Сконе, недалеко от поместья Витцкевле. В стае было тринадцать диких гусей, обычной серой породы, и один белый гусак, который нёс на спине крошечного мальчика, одетого в жёлтые кожаные бриджи, зелёную жилетку и белый шерстяной капюшон для саней.

Теперь они оказались совсем рядом с Восточным морем; и на лугу, где приземлились гуси, почва была песчаной, как это обычно бывает на морском побережье. Всё здесь выглядело так, как будто раньше св ирепый ветер нанёс барханы песка, который как-то нужно было удерживать, поэтому в нескольких направлениях виднелись насаженнфе большие сосновые леса.

Когда дикие гуси уже расположились на постой и некоторое время кормились, подошли несколько детей и прошлись по краю луга. Гусыня, стоявшая на страже, сразу же поднялась в воздух, шумно махая крыльями, так что вся стая должна была услышать, что опасность близка Все дикие гуси взлетели вверх, но белый беззаботно трусил по земле. Когда он увидел, что остальные летят, он поднял голову и крикнул им вслед:

– Эй! Вам не следует улетать от них! Они всего лишь парочка младенцев! Маленькое существо, которое путешествовало у него на спине, в это время сидело на холмик на окраине леса и занялось сосновой шишкой, которую надо было разделать на части, чтобы добраться до семян. Дети были так близко к нему, что он не осмелился сразу же побежать через луг к белому. Он спрятался под большим сухим листом чертополоха и в то же время издал предупреждающий крик. Но белый, очевидно, решил не позволять себе бояться. Все это время он шёл по земле и ни разу не оглянулся, чтобы посмотреть, в каком направлении они идут.

Тем временем они свернули с тропинки, пошли через поле, подбираясь всё ближе и ближе к гусаку. Когда он, наконец, поднял глаза, они были прямо на нем. Он был так ошеломлен и пришел в такое замешательство, что забыл, что умеет летать, и попытался убежать от ни х по земле. Но дети помчались за ним, загнав его в канаву, и там они и поймали его. Тот, что был постарше и покрупнее, сунул его под мышку и унёс.

Когда мальчик, который уже устал лежать под листом чертополоха, увидел это, он вскочил, как будто хотел отобрать у них гусака, но затем он, должно быть, вспомнил, каким маленьким и беспомощным был, поэтому что он бросился на холм ибессильно забарабанил по земле сжатыми кулаками.

Гусак изо всех сил звал на помощь:

– Дюймовочка, приди и помоги мне! О, Дюймовочка, приди и помоги мне!

В самый разгар отчаяния на мальчика вдруг напал смех.

– О, да! Я как раз тот, кто может помочь кому угодно! Они думают, я всё могу! – сказал он.

Как бы то ни было, он вскочил и последовал за гусаком.

– Я не могу ему помочь, – твердил он всю дорогу, – но я, по крайней мере, узнаю, куда они его поволокли!

Дети бежали вприпрыжку очень быстро, но мальчику не составило труда держать их в поле зрения, пока они не подошли к ложбинке, где бил ручей. Ну а здесь ему пришлось некоторое время побегать вдоль ручья, прежде чем он смог найти место, достаточно узкое, чтобы через него можно было перепрыгнуть.

Когда он выбрался из лощины, дети исчезли. Он мог видеть их следы на узкой тропинке, которая вела в лес, и он продолжал идти теперь уже по ним.

Вскоре он выскочил на перекрёсток. Здесь дети, должно быть, разделились, потому что следы вели в двух противоположных направлениях. Теперь мальчик почесал затылок, он был обескуражен, и думал, что теперь всякая надежда улетучилась. Затем он увидел маленький белый пушок на вересковом холмике и понял, что гусак уронил его на обочине дороги, чтобы сообщить ему, в каком направлении его поволокли. Мальчику можно было продолжить преследование. Он снова что было духу побежал за детьми через лес. Гусака он не видел, но там, где он мог сбиться с пути, всегда оказывалось маленькое гусиное пёрышко, оставленное, чтобы дать Нильсу верное направление.

Мальчик продолжал добросовестно следовать за пушинками. Они вывели его из леса, провели через пару лугов, вверх по дороге и, наконец, через вход в широкую аллею. В конце аллеи были фронтоны и башни из красной черепицы, украшенные яркими бордюрами и другими украшениями, которые сверкали и переливались. Когда мальчик увидел, что это какое-то большое поместье, он подумал, что знает, что стало с гусаком.

«Без сомнения, дети отнесли гусака в поместье и продали его там. К этому времени он, вероятно, уже разделан», – грустно сказал он самому себе.

Но он, казалось, не удовлетворился этим грустным фактом и с удвоенной прытью побежал вперёд. В аллее никого не было, она была пуста – и это было хорошо, потому что такие, как он, обычно должны боятся быть замеченными людьми. Особняк, к которому он подошёл, был великолепным старинным строением с четырьмя большими крыльями, окружавшими внутренний двор. В восточном крыле была высокая арка, ведущая во внутренний двор. Это расстояние мальчик пробежал без колебаний, но, добравшись до арки, остановился. Он не осмеливался идти дальше, но стоял неподвижно и размышлял, что ему теперь делать.

Так он и стоял, приложив палец к носу, размышляя, когда услышал шаги за спиной, и когда он обернулся, то увидел целую компанию каких-то господ,, марширующую вверх по аллее. Он поспешно прокрался за бочонок с водой, стоявший возле арки, и спрятался.

Все подошедшие, были были молодыми людьми из народной средней школы, отправившимися на пешую экскурсию. Всего их лказалось двадцать. Их сопровождал один из учителей. Когда они дошли до арки, учитель попросил их подождать там минутку, а сам зашел внутрь и спросил, могут ли они посмотреть старый замок Витцкевле.

Новоприбывшие были тепло одеты и устали, как будто вернулись из долгих странствий. Одному из них так хотелось пить, что он подошёл к бочке с водой и наклонился, чтобы напиться. На шее у него висела жестяная коробочка, какими обычно пользуются ботаники. Она очевидно мешала ему, потому что он тут же бросил коробоку на землю. Ударившись о землю, штатулка раскрылась и из неё выскочило несколько весенних цветков.

Коробка ботаника упала прямо перед мальчиком, и он, должно быть, подумал, что это его шанс попасть в замок и узнать, что стало с гусаком. Он быстро забрался в ящик и спрятался так хорошо, как только мог – под анемонами и жеребячьей лапкой.

Едва он успел спрятаться, как молодой человек поднял коробку, повесил её себе на шею и захлопнул крышку.

Затем учитель вернулся и сказал, что им было дано разрешение войти в замок. Сначала он проводил их не дальше внутреннего двора. Там он остановился и начал рассказывать им об этом древнем сооружении.

Он обратил их внимание на первых людей, которые населяли эту страну и которые были вынуждены жить в горных гротах и земляных пещерах, в логовищах диких зверей и в зарослях кустарника, и что прошло очень много времени, прежде чем они научились строить себе хижины из стволов деревьев. И потом, сколько времени им не приходилось трудиться и бороться, прежде чем они продвинулись от бревенчатой хижины с ее единственной комнатой к строительству замка с сотней комнат – такого, как Витцкевле!

По его словам, около трехсот пятидесяти лет назад богатые и могущественные люди строили такие замки для себя. Было совершенно очевидно, что Витцкевле был возведен в то время, когда войны и грабители сделали Сконе небезопасным. Вокруг всего замка был вырыт глубокий ров, наполненный водой; и через него в былые времена был перекинут мост, который можно было поднять. Над аркой ворот и по сей день возвышается сторожевая башня; по всем сторонам замка тянулись сторожевые галереи, а по углам стояли башни со стенами толщиной в метр. Однако замок не был возведен в самое жестокое военное время, поскольку Йенс Браге, который его построил, старался как можно круче украсить его декоративными элементами. Если бы они могли увидеть большое, прочное каменное сооружение в Глимминге, которое было построено всего поколением ранее, они бы легко поняли, что Янс Хольгерсен Ульфштанд, строитель, не думал ни о чем другом – только о том, чтобы построить большую, прочную и надежную крепость, не задумываясь о том, чтобы сделать её красивой и удобной. Если бы они посетили такие замки, как Марсвинсхольм, Сногехольм и монастырь Эвида, которые были возведены примерно на сто лет позже, они бы обнаружили, что времена стали менее воинственными. Джентльмены, которые построили эти здания, не снабдили их укреплениями, а лишь позаботились о том, чтобы обеспечить себя большими, великолепными жилыми помещениями.