Homo Narrare. Нарративный интеллект 3.0: Управляй реальностью, создавай влияние

Эмоции, что важно отметить, способствуют привлечению и удержанию внимания. Эмоционально рассказываемые истории захватывают и воздействуют на суждения о происходящих событиях, могут убедить слушателя принять позицию и правоту рассказчика. Эмоциональные реакции способствуют выработке гормона кортизола, который, в свою очередь, обостряет внимание и активизирует мыслительную деятельность.

Ученые привыкли верить в способность убеждать с помощью бесчувственных чисел, логики и пространных причинно-следственных цепочек. Порой даже статистика кажется неопровержимым доказательством, хотя она, в отличие от историй, заставляет мыслить в большей степени аналитически. А это больше увеличивает скепсис, чем активизирует энтузиазм. В случае с историями неизмеримая и не всегда логичная эмоция становится более веским аргументом доверия и убедительности. Так в чем же дело, как это происходит?

Помимо множества гормонов, регулирующих человеческую деятельность, в организме вырабатывается гормон окситоцин. Широкую известность этот гормон получил как гормон материнства. При моногамии окситоцин усиливает верность партнеру, помогает запоминать запахи других особей, что облегчает их узнавание. Окситоцин также успокаивает, уменьшает тревожность, посылая в мозг сигналы о том, что особь находится в безопасности. Наряду с половыми гормонами, окситоцин является одним из главных гормонов, регулирующих социальную жизнь. У животных он усиливает дружественное поведение, что способствует поддержанию и укреплению связей. И у людей все почти так же.

Традиционные модели поведения мужчин и женщин продержались несколько тысячелетий именно потому, что опирались на особенности физиологического различия полов и функционирование их гормональных систем. Более высокий уровень гормона окситоцина у женщин влияет на женскую коммуникабельность, более низкий у мужчин объясняет их агрессивность и недоверие. Такое различие способствовало выживанию, поскольку женщина выполняла роль хранительницы очага, заполняла жилище доброжелательностью и покоем, а мужчина играл роль брутальной и недоверчивой службы охраны пещерного рая.

Окситоцин помогает чувствовать и чужие эмоции. Одноразовый прием окситоцина помогает разобраться в межличностных связях независимо от пола: от взаимоотношений между родственниками до сотрудничества с коллегами на работе. Если окситоцин закапать в нос мужчинам, то они начинают лучше понимать настроение других людей, становятся крайне восприимчивыми к сигналам и стимулам для установления хороших отношений. Они чаще смотрят собеседнику в глаза и становятся более доверчивыми. Порой чрезмерно. У мужчин снижается уровень эгоизма и усиливается «внутригрупповая любовь» и доверие к «своим». Притом что недоверие к «чужакам» не повышается.

Известен такой факт, что когда человек смотрит на чье-то лицо и в это время ему сообщают неприятное известие, то это лицо впоследствии будет казаться менее привлекательным. Однако у тех мужчин, которым закапывали окситоцин, этого не происходило. Более того, участники эксперимента чаще находили показываемых им людей заслуживающими доверия настолько, что готовы были делиться с ними информацией. Даже конфиденциальной.

Кроме того, окситоцин вырабатывается, когда люди ощущают заботу и доверие, что мотивирует взаимодействие и укрепляет способность к эмпатии. То есть, если надо кого-то в чем-то убедить, то достаточно вызвать у него сочувствие, и моделируя это эмоциональное воздействие, можно мотивировать совершать определенные поступки.

Ученый Пол Зак изучал способы, как без использования медикаментов «взломать» систему выработки гормона окситоцина, чтобы заставить совершать определенные совместные действия. Он провел простой эксперимент: на благотворительном мероприятии, целью которого было собрать пожертвования, двум группам участников демонстрировали два разных видеоролика. Первый ролик – кадры, составляющие формализованное повествование, факты, сообщения. Во втором ролике те же факты и образы были собраны в форму драматического повествования и сопровождались эмоциональным текстом. После просмотра второго ролика аудитория пожертвовала намного больше денег, притом что информация в обоих роликов была идентична. То есть можно направлять людей совершать определенные поступки, если моделировать их эмоции. Почему подают деньги одним попрошайкам и не подают другим? Потому что одни способны вызвать сочувствие, а следовательно доверие к их положению, а у других это получается неубедительно. Для внимания нужна эмоция, для того чтобы поверить – сопереживание. Таким образом, если нужно убедить кого-то в чем угодно – пожертвовать деньги, предпочесть бренд, поверить в историю и многое другое, надо вызвать у него сочувствие, сопереживание. К распространенному афоризму «Никому верить нельзя» можно прибавить комментарий «И себе тоже».

В 1976 году вышел фильм Франсис Вебера «Игрушка» с Пьером Ришаром в роли журналиста, который на время стал игрушкой сына медиа-магната Рамбаль-Коше. Герой Пьера Ришара предлагает эгоистичному сыну миллиардера сыграть в издателей газеты. Ребенка игра увлекает, но каково было удивление взрослого мужчины, когда маленький Эрик Рамбаль-Коше при оформлении заголовка статьи на первой полосе уверенно дает следующий совет: «Вместо названия „Катастрофа, в которой погибло 100 человек“, надо написать „100 французов погибло в ужасной катастрофе“. Папа говорит, что французы клюют только на французских покойников».

Интерпретируя этот эпизод сегодня, можно сказать, что ребенок предложил для привлечения внимания и повышения уровня выработки гормона кортизола и окситоцина у читателей изменить эмоциональную фактуру фразы. Чем чаще определенные эмоции связывают с теми или иными образами и фразами, тем устойчивей становится эта связь.

С внедрением функциональной МРТ исследования мозговой деятельности перешли на совершенно новый уровень. Нейробиолог из Принстонского университета Ури Хассон измерял мозговую активность одной женщины с помощью такой фМРТ. Измерения производились в то время, когда исследуемая рассказывала волновавшую ее личную историю. Реагируя на голос, соответственно активировалась ее слуховая кора. А в то время, когда она осмысливала свою историю, активизировались лобная и теменная доли ее мозга – участки, отвечающие, в том числе, и за эмоции.

В процессе эксперимента ученые проводили измерение мозговой активности еще пяти участников в то время, когда они слушали историю этой женщины. Было обнаружено, что и у этих испытуемых, помимо активации слуховой коры, активизировались и те области мозга, которые отвечают за эмоции. Но самое главное заключалось в том, что эти области реагировали таким же образом и в те же самые моменты, что и у самой рассказчицы. На основании этого Ури Хассон сделал вывод, что когда люди вспоминают что-то, мечтают или их озаряют идеи, в мозгу начинают работать специфические нейронные паттерны. И для мозга в этом смысле нет различия – происходило ли это с самим человеком, прочитал ли он это когда-то или ему об этом рассказали.

Задавались ли вы вопросом, как матери «чувствуют» своих детей? В течение многих лет исследователи изучали так называемый «лимбический резонанс», при котором лимбическая система родителя и младенца синхронизируется с помощью невербальных сигналов. Невербальные сигналы – важный элемент, сопровождающий общение, и чем больше пространств, где люди могут слышать истории друг друга, тем больше вероятность, что они испытают нейронную синхронизацию и лимбический резонанс.

Очень часто в своем поведении люди поступают так, как им рассказали об этом, принимая опыт рассказчика за свой. И это тоже очевидно. В таком случае человеку можно рассказать все что угодно, в той или иной степени встраиваемое в его систему мировоззрения или знаний, и он будет поступать согласно этой изложенной истории. Когда группе испытуемых без специального военного опыта предлагают обезвредить имитатор взрывного устройства, то все ищут синий и красный провод, потому что они сотни раз видели это в кино. Или если в ночном небе люди видят перемещающийся светящийся овальный объект, то они думают об инопланетянах, потому что это единственное, что им рассказывали о перемещающихся светящихся овальных объектах в небе.

Рэймонд Мар исследовал, что происходит в мозгу во время чтения художественного текста. Оказалось, что области мозга испытуемых, ответственные за слух, обоняние, осязание, вкус и даже моторику, активизировались так же, как и у тех, кто переживал «реальный» опыт. Рэймонд Мар заключил: «Готовая способность проецировать себя в историю может помочь спроецировать себя в сознание другого человека, чтобы, к примеру, сделать вывод об его психическом состоянии». Существует стереотип, что люди, глубоко поглощенные литературой, бывают с низкими или полностью отсутствующими социальными навыками. Но Мар обнаружил, что увлеченные чтением не отличались меньшим количеством социальных связей и не страдали больше от одиночества и стресса. Была обнаружена другая особенность: чтение художественной литературы корригировалось с большей социальной поддержкой, а чтение документальной и описательной литературы – с меньшей поддержкой и большим уровнем стресса. В конце концов Мар сделал следующее заключение: различие на самом деле не между художественной и документальной литературой, а между их формой – историями и изложением.

Таким образом, представление информации – будь то история, драма или любой другой жанр – в повествовательной форме, независимо от того, является ли она правдивой или вымышленной, становится более убедительным, если погружает читателя или зрителя в сюжет. Чем глубже вовлеченность, тем сильнее воздействие на восприятие. Такое погружение является процессом, в котором люди идентифицируют себя с героями и персонажами в истории. Вот почему вымышленные персонажи могут стать такими же реальными, как семья и близкое окружение. Конечно, это необычно, что зрители или читатели становятся персонажами, с которыми они себя идентифицируют. Эти смутные различия между вымышленными и фактическими историями стали еще более значимыми, когда ученые начали исследовать те многочисленные способы, благодаря которым истории влияют на мировоззрение.

Мелани Грин и Тимоти Брок исследовали предположение относительно того, могут ли истории изменить убеждения. Они обнаружили, что по мере погружения в историю меньше осознаются факты реального мира, противоречащие сделанным в повествовании утверждениям. И когда история пробуждает чувства, люди охотно идентифицируют себя с персонажами.

Аннеке де Грааф и Леттика Хустинкс отметили, что участники их исследования указывали на более высокую степень согласованности своих убеждений, когда повествование обладало напряженной структурой и элементами драмы. Это подтверждает важность классической логики и формы изложения истории.

Но вопрос не только в логике повествования или в физиологии процесса восприятия информации. Слушая истории, мы перенимаем опыт, учимся. Исследования также показали, что процесс обучения меняет даже анатомическую структуру мозга. Повседневный опыт, являясь тоже своего рода обучением, способствует созданию новых нейронных связей. Слушая преподавателя, наблюдая за чьей-то работой, сопереживая рассказу товарища, диктора с экрана или погружаясь в сюжет кино, мы продолжаем обучаться. Следовательно, во время всех этих занятий в конечном итоге происходят изменения в строении головного мозга.

Никто не знает о всех тонкостях работы мозга и сознания, но даже то, что уже известно, достаточно, чтобы понять, как мир, его истории и нарративы воздействует на людей и как они заставляют сопереживать, доверять, верить и действовать.

Система восприятия человека мало чем отличается по своей сути от остальных его систем. Если пищеварительная система служит для переваривания пищи, то для сознания такой пищей является информация. Структурированная и последовательная форма этой информации, имеющая смысл и цель, есть нарратив. Что мы получаем от качественной пищи? Энергию, развитие, пользу и удовольствие. Что мы в таком случае должны ожидать от нарративов и нашего мышления?

Мышление, или Ярмарка нарративов

Мыслим ли мы или просто оправдываем себя? Почему человечество всегда порабощено рассказанной ей историей?

Не важно, что ты будешь делать в жизни, главное чтобы в конце концов ты стал адвокатом.

Пьер Верн, отец Жюль Верна. Сын стал великим писателем.

Современные знания уже сегодня позволяют целенаправленно корректировать мировоззрение согласно привнесенным извне смыслам и преследуемым извне целям. Мы совершенны и несовершенны одновременно. Господствующий императив потребления здесь и сейчас, свойственный всем нам, уже ставит под сомнение существование будущих поколений. Уверенно можно утверждать только то, что бо́льшая часть человечества, сумевшая выжить при сомнительных режимах и токсичной окружающей среде, будет при любом стечении обстоятельств порабощена рассказанной ей историей. А порабощенные и зависимые люди всегда недооценивают свои собственные способности и возможности.

Мы не замечаем изменения, потому что живем в мире стереотипов – стереотипов восприятия смыслов. Наш мозг и организм в целом пользуется любой возможностью не включать сознание, поскольку не собирается рассчитывать на него. Всю жизнь мы пытаемся приучить то млекопитающее, какими мы являемся. Или хотя бы объяснить и оправдать себе его поведение. Нельзя воспринимать человека как то, что он делает, что говорит или что думает. Поведение может быть сформировано совершенно разными и не явными причинами: поступки – инстинктом восхитить или скрыться, слова – желанием подчинить или защититься, а мысли – страхом или любовью одновременно. Но человек есть все это вместе, он есть все эти нарративы про восхищение, подчинение, страх и любовь. Или он нам кажется таким…

Выражение «быть, а не казаться» имеет парадоксальный смысл. Мы есть такие, какие мы есть. И окружение видит нас такими, какими мы есть. В то же время, мы кажемся себе такими, какими мы есть, а потом становимся такими, какими мы себе казались. Исполняется то, к чему стремишься, а не то, чего избегаешь. Движения «к чему-то» отличается от движения «от чего-то». Это как замена прогнозов на планирование. Мы настойчиво следуем сценариям наших смыслов, потому что смыслы – это то, что наш мозг создает как подтверждение цельности и идентичности нашей личности и последовательности и причинности наших действий. Мозг нацелен на постоянное оправдание нашего бытия и поступков. В глубине мы всегда прощаем себе свои ошибки, рассматривая их как продуманные и мудрые схемы, которые по разным причинам просто не сработали.

А действительно ли мы думаем и мыслим? Что мы называем «мышлением»? Термин «мышление» появился как результат не вполне успешной попытки описать нашу умственную деятельность. Даже сегодня, когда об источнике и месте «мышления» известно несопоставимо много по сравнению с прошлым тысячелетием, достоверной картины о том, как мы на самом деле думаем, не существует.

Есть какие-то факты и утверждения. Например, что мышление находится под влиянием ассоциативной памяти и господствующих нарративов. Любое наше суждение, наши предпочтения, вкусы, все системы принятия решений – все это основано на этой памяти. Даже когда мы формулируем решения о том, что хорошо или плохо, правильно или нет, красиво или нет, – все это определяется не нашими зрением, обонянием или слухом, а памятью, связанными с этой оценкой историями, которые мы рассказываем сами себе.

По гипотезе Сепира-Уорфа именно язык определяет наше мышление. Работа искусственного интеллекта – та же система слов, соответствующих этим словам образов, речевых конструкций и связанных с ними понятий и концепций. Имитация мыслительной деятельности, игра в связи с реальным миром.

Большинство детей, взращенных на современной культуре, не умеют адекватно описывать процессы, происходящие вокруг них, поскольку их словарный запас уже не соответствует развивающемуся и ставшему разнообразным опыту. В какой-то степени в нашем упрощении восприятия окружения и поверхностном мышлении следует винить и язык и его устоявшиеся кодировки. При современных темпах развития нам нужно больше слов для формулирования проблем. Однако используемый словарный запас для описания катастрофически сокращается, несмотря на появление новых терминов, сопровождающих прогресс.

Каждый день мы сотни раз выбираем и даем сотни ответов на вопросы, которые стоят перед человечеством, но при этом нам не хватает ни времени, ни понимания сущности проблем. Люди привлекают для этого искусственный интеллект, перенеся ответственность на машинный код. Но они забывают, что в любом случае завершением их решений, выборов и ответов, их замысловатого жизненного пути-нарратива, в конечном итоге будет камень с двумя датами – датой входа и датой выхода из надоевшей им необходимости выбирать. Стоит напомнить, что после даты выхода нет не только выбора. Нет, собственного говоря, ничего. Но ничего нет только для самого человека, а не для созданных им искусственных систем, имитирующих мышление. Где и как заканчивается степень доверия к таким программам-решениям, которым нет дела до жизни конкретных мужчин и женщин и которые не несут за нее ответственности?

Самый первый вопрос Бога Адаму «Где ты?» повис в эфире человеческой цивилизации на тысячи лет. Где мы находимся относительно Божьего плана? Где мы ходим и зачем? Что мы ищем и то ли это, что мы находим? И пока люди стараются ответить на эти важные вопросы, для них уже приготовили истории с ответами, нарративы со смыслами и целями, искусственный интеллект и прочие игры, чтобы, безболезненно преодолев момент утомительного философствования, начать развлекаться и тратить деньги. Деньги, которые снова придется зарабатывать «в поте лица своего», как и было обещано Богом в ответ на робкое оправдание Адама относительно причин своего проступка.

Но не потому, что все эти соблазняющие людей истории про успех, борьбу, потребление и власть придумали какие-то алчные члены закрытого клуба тайных знаний, поклонники культа капитала и мирового господства. Конечно, нет. Просто потому, что и этих членов клуба тоже заставляют тратить деньги другие нарративы и другие закрытые клубы. Такая вот бесконечная жизненная карусель, которую принято называть спиралью развития.

Как мы решаем и мы ли это решаем?

Мы не выбираем, мы просто рассказываем себе о своем выборе.

Будьте внимательны к своим мыслям — они начало поступков.

Лао Цзы

Мы не знаем, как мы принимаем решения. Мы знаем только то, что мы намерены делать. Несколько десятков лет назад Дэниел Гоулман выдвинул важный тезис о том, что человек на самом деле принимает решения эмоционально, а потом использует сознание, чтобы объяснить и оправдать свое решение. Этот процесс протекает настолько искусно и слаженно, что даже не возникает сомнений относительно того, в какой последовательности происходит процесс принятия решений.

Живя иллюзией «осознанного выбора», человек старается подтвердить свое мировоззрение и сохранить цельность своей личности или того, что он представляет как свою личность. В процессе «самопризнания» задействовано множество факторов, которые влияют на его мышление, действия и, соответственно, результаты. И поскольку таких влияющих факторов много, сочетание их приводит порой к парадоксальным абсурдным и бессмысленным решениям.

Например, один из факторов влияния, фактор социальной желательности – потребность быть принятым среди себе подобных. Или фактор того, что приятную информацию воспринимают охотнее, чем неприятную. Собирая эти факторы как конструктор Lego, людей можно незаметно и безболезненно принуждать делать то, а не это. Быть скромными или покорными, агрессивными или выполняющими раз и навсегда утвержденные ритуалы.

Есть много того, что мы пока не в состоянии себе объяснить, но воспринимаем это как обычные повторяющееся совпадения и случайности. Например, как человек порой угадывает мысли, ведь для этого пока нет никакого материального объяснения. Или то, что мозг всегда старается успокоить постоянно существующей возможностью выбора, установкой, что еще можно что-то изменить или на что-то повлиять. Суть этой иллюзии в том, что мозг «неосознанно» выбирает решения, которые позже представляются и объясняются как осознанный выбор. И выбирает он из того, что он уже знает, с чем ассоциирует подобный выбор и что в состоянии объяснить.

Объяснения – это подтверждение себе своей концептуальности, своей стратегии, контроля поведения, но не самого поведения. Например, в случаях, когда поведение бывает необъяснимым, суеверным, ритуальным. Можно наблюдать футболистов, выходящих на поле и целующих газон, топ-менеджеров, одевающих на важные презентации особенный галстук, или мафиози, застреленных несмотря на их «счастливые» плащи. Все эти ритуалы и суеверия фактически воспринимаются как если бы люди приняли свое подсознание на службу своего успеха.

Повторяющиеся нарративы счастливых галстуков и плащей все больше и больше влияют и руководят человеком и целыми поколениями. Погружение в них приводит к тому, что пропускается самое главное – жизнь. Можно прожить не свою жизнь, преследуя не свои цели. Следует знать хотя бы наиболее общую инструкцию, the quick start manual, о том, как все это работает, что привлекает внимание, как запоминают и что запоминают, как принимают решения и на основании чего, как делают суждения и строят представления о мире.

Многие играют в компьютерные игры и ожидают, что каждый следующий уровень игры всегда более сложный, чем предыдущий. И игроки к этому готовы. А кто сказал, что каждый последующий этап жизни или истории должен быть легче предыдущего? По сути, это всего лишь ожидания, желаемая картинка, которую мы построили у себя в голове. Кто обещал такую картину, кроме нас самих? Никто. Мы сам ее себе рассказали.

Готовность к усложнению уровней в компьютерных играх объясняется тем, что сама игра и ее правила придуманы игроками. Это всего лишь модель с разработанным сценарием и предполагаемым финалом. Но в самой жизни представление об «игре» иное. Мы создаем нарративы, но не всегда соблюдаем правила среды, в которых они разворачиваются. Требуем и ожидаем поощрений за каждый этап жизни, но не делаем для этого самого необходимого. Хотим спокойствия и стабильности, достатка и благополучия, лишь потому, что это прописано в нашем нарративе. Но этого нет в правилах среды. Возможно, выбранный нарратив не соответствует нашим стремлениям и возможностям.

Когда ожидания не сходятся с выстраивающейся вокруг них реальностью, возникает конфликт – драма. Зачем нужны такие нарративы, если изначально надо было просто лучше понимать тот язык, на котором они пишутся? Создавать более качественный код игры, чтобы потом не приходилось искать ошибки и переписывать целые блоки своей жизни.

«Результативный» опыт – это повторяющаяся практика иллюзий. Опыт быстрых результатов от действий, от нажатия на кнопки и щелчка мыши, состоит в отсутствие их «смыслового» наполнения, что, в свою очередь, приводит к закреплению практики поверхностного отношения к реальности. Поэтому и сегодня люди готовы принимать научные и конспирологические теории происходящего, подкрепляя их рандомно созданными, но устраивающими их теорию фактами. Это делается так же быстро, как быстро наступает разочарование в подобных конструкциях. Природа процессов создания и разрушения этих предположений и нарративов даже не осмысливается. Мир живет в постоянном состоянии нетерпения и ожидания одновременно.

Знания о движущих нарративах дает преимущество над контролем и направлением событий. Парадокс в том, что даже изучая свои нарративы, никто не пытается найти и построить систему. Все сводится лишь к попытке рассказать себе очередную историю про эту систему. Когда людям рассказывают факты, они для них ничего не значат, пока их не выстроят в историю. Ведь не факты, а истории помогают планировать, предугадывать изменения, выживать.

Все в мире развивается согласно своим масштабам непредсказуемости и на своих уровнях ожидания. Легко поверить, что нашими ожиданиями тоже тайно управляют и, в зависимости от политической ситуации, направляют их в нужное русло. И главное, что в этом есть доля истины.

Кто владеет вниманием, тот владеет миром

Если глаза – это орган зрения, то мозг, в частности его кора, – это орган ви́дения.

Так же как для нашего сознания слова — это режим, так и для невербального – эмоции.

Дэниел Гоулман

Однажды было остроумно замечено, что эмоциональный интеллект человек использует в том случае, когда при невозможности что-то продать, есть, как минимум, возможность соблазнить. А если серьезно, то особенность и понимание работы эмоционального интеллекта содержится в самом определении эмоции. Эмоция – это психический процесс, который показывает наше субъективное оценочное отношение к текущей или возможной ситуации. Ключевое слово в этом определении – «субъективное». Понятия «чувства» и «эмоции» порой не отличают друг от друга. Чувство – соединение мысли и эмоции, и даже нечто большее, чем их бессловесное воссоединение. Эмоции – это другое, более простое и вполне управляемое.