
Полная версия
Падшие
Кэм оставил вопрос мистера Коула без внимания и направился к маме Люс, склонившись к ее руке прежде, чем кто-либо успел их представить.
– Вы, должно быть, старшая сестра Люс, – учтиво предположил он.
Слева от девочки поперхнулась смешком Пенн.
– Пожалуйста, – шепнула она подруге так, чтобы ее больше никто не расслышал, – скажи, что не одну меня мутит от этого.
Но похоже, маме слова Кэма польстили, отчего ее дочери – и мужу – сделалось неловко.
– Увы, мы не можем остаться на экскурсию, – объявил Кэм, подмигивая девочке и отступая назад, как только ее отец подошел ближе. – Но было весьма приятно, – он обвел взглядом всех троих, за исключением Пенн, – встретить вас здесь. Пойдем, пап.
– Кто это был? – прошептала мама, когда Кэм с отцом – или кем он там ему приходился – растворились в глубине кладбища.
– Один из поклонников Люс, – объяснила Пенн, попытавшись улучшить всем настроение, но добившись обратного эффекта.
– Один из? – изумился отец.
В вечернем свете девочка впервые заметила несколько седых волосков в папиной бороде. Ей не хотелось проводить последние минуты их встречи, уговаривая его не волноваться из-за мальчиков из ее исправительной школы.
– Не важно, папа. Пенн шутит.
– Мы хотели бы, чтобы ты была осторожна, Люсинда, – попросил он.
Люс подумала о том, что недавно – довольно настойчиво – предлагал Дэниел. Что, возможно, ей вовсе не следует учиться в Мече и Кресте. И внезапно ей отчаянно захотелось завести об этом разговор с родителями, упрашивать и умолять забрать ее отсюда.
Но то же самое воспоминание о Дэниеле заставило ее придержать язык. Волнующее прикосновение его кожи, когда они свалились у озера, то, как его глаза порой становились печальнее всего, что она видела в жизни. Ей показалось совершенно безумным и одновременно истинным то, что, вероятно, всех ужасов Меча и Креста стоит возможность провести хоть немного времени с Дэниелом. Просто попробовать, не получится ли у них чего.
– Ненавижу прощания, – выдохнула мама Люс, прервав размышления дочери, чтобы порывисто ее обнять.
Девочка посмотрела на часы и нахмурилась. Она понятия не имела, каким образом вечер наступил так быстро и родителям пришла пора уезжать.
– Ты позвонишь нам в среду? – спросил папа, расцеловав ее в обе щеки так, как было принято во французской ветви их семьи.
Пока они вместе возвращались к парковке, родители держали Люс за руки. Они оба еще раз обняли ее и расцеловали. Они пожимали руку Пенн и желали ей всего наилучшего, когда Люс заметила видеокамеру, укрепленную на кирпичном столбике сломанного телефона-автомата у выхода. Наверное, она была оснащена датчиком движения, поскольку поворачивалась следом за ними. Эта камера не входила в обзорную экскурсию Аррианы и определенно не выглядела «дохлой». Родители Люс ничего не заметили – возможно, к лучшему.
Они двинулись к выходу, дважды обернувшись, чтобы помахать девочкам, стоящим у входа в главный вестибюль. Отец завел старенький черный «крайслер» и опустил окно.
– Мы тебя любим, – крикнул он так громко, что Люс обязательно смутилась бы, если бы ей не было так грустно.
Девочка помахала им в ответ.
– Спасибо, – прошептала она.
«За пралине и бамию. За то, что провели здесь целый день. За то, что взяли под крылышко Пенн, не задавая вопросов. За то, что все еще любите меня, хотя я вас пугаю».
Когда задние габаритные огни скрылись за поворотом, Пенн похлопала Люс по спине.
– Думаю проведать моего папу.
Она поковыряла землю носком ботинка и робко подняла взгляд на подругу.
– Может, хочешь пойти со мной? Если нет, я пойму, ведь для этого потребуется еще раз зайти внутрь…
Она ткнула большим пальцем куда-то в глубь кладбища.
– Ну конечно же, я пойду, – отозвалась Люс. Они обошли кладбище по краю, держась на самом верху, пока не добрались до восточного склона, где Пенн остановилась перед могилой.
Та оказалась скромной, белой и покрытой рыжеватым слоем сосновых иголок. Девочка опустилась на колени и принялась смахивать их на землю.
«Стэнфорд Локвуд, – гласила надпись на простом надгробии, – лучший отец в мире».
Люс едва ли не слышала за этой фразой трогательный голос Пенн, и слезы навернулись ей на глаза. Она не хотела, чтобы подруга это заметила – в конце концов, родители самой Люс живы и здоровы. Если кому и следует сейчас плакать, так это… Пенн, собственно, и плакала. Она пыталась это скрыть, тихонько шмыгая носом, и всего несколько капель впиталось в обтрепанный край ее свитера. Люс тоже опустилась на колени и помогла ей стряхнуть иголки. Затем обхватила подругу обеими руками и стиснула так крепко, насколько хватило сил.
Отстранившись и поблагодарив, Пенн пошарила в кармане и вытащила оттуда письмо.
– Я всегда ему что-нибудь пишу, – объяснила она.
Решив ненадолго оставить подругу наедине с отцом, Люс встала, отступила на шаг и отвернулась к лежащему внизу центру кладбища. Ее взгляд все еще затуманивали слезы, но ей показалось, что она разглядела кого-то, в одиночестве сидящего на вершине обелиска. Да. Мальчика, обнимающего руками собственные колени. Она понятия не имела, как он туда забрался.
Он выглядел закоченевшим и одиноким, как если бы провел там весь день. Он не замечал ни Люс, ни Пенн. Похоже, он ничего не замечал. Но Люс не нужно было приближаться и заглядывать в эти лилово-серые глаза, чтобы узнать его.
Девочка долго искала объяснения тому, почему личное дело Дэниела настолько скупо на детали, какие тайны скрывает пропавшая из библиотеки книга его предка, что вспомнилось ему, когда она спросила его о семье. Почему он с ней то пылок, то холоден… постоянно.
После столь волнующего дня, проведенного с родителями, при одной мысли об этом у Люс едва не подкосились колени. Дэниел был один в целом мире.
Праздные руки
Во вторник целый день шел дождь. Черные как смоль тучи подступили с запада и клубились над школой, не слишком-то улучшая настроение Люс. Ливень обрушивался на землю неровными волнами – то моросящий, то проливной, то с градом, – прежде чем утихнуть и начаться заново. Учащимся не разрешалось даже выходить наружу на переменах, и к концу занятия по математическому анализу Люс почувствовала, что сходит с ума.
Она осознала это, когда ее записи отклонились от теоремы о среднем, приняв следующий вид:
15 сентября: начало – грубый жест от Д.
16 сентября: опрокинувшаяся статуя; рука на голове, чтобы защитить меня (как вариант: он просто нашаривал выход); незамедлительный уход Д.
17 сентября: вероятно, неверное истолкование кивка Д. как совета посетить вечеринку Кэма. Беспокоящее открытие насчет отношений Д. и Г. (ошибка?).
Записанные таким образом события представляли собой начало довольно нескладного перечня. Дэниел был с ней то пылок, то холоден. Возможно, он так же думал о ней – хотя, если спросить Люс, любая странность с ее стороны служила лишь ответом на непрерывные странности с его.
Она сама предпочла бы избежать порочного круга, по которому шли их отношения. Люс не желала никаких игр. Она просто хотела быть с ним. Вот только не знала почему. Или как этого добиться. Или, по правде сказать, что вообще значит – быть с ним. Она чувствовала только, что, несмотря ни на что, думает именно о нем. Тревожится именно о нем.
Девочка решила, что если сумеет отыскать нечто общее в ситуациях, когда он был добр к ней и когда он отстранялся, то, возможно, найдет какую-то закономерность в непредсказуемом поведении Дэниела. Но пока список только вгонял ее в уныние. Она смяла листок.
Когда звонок наконец-то отпустил их с занятий, Люс поспешила прочь из класса. Обычно она дожидалась Арриану или Пенн, чтобы пройтись вместе с ними, страшась того мига, когда их пути разойдутся и она останется наедине с собственными мыслями. Но сегодня, для разнообразия, ей не хотелось никого видеть. Она предвкушала немного времени, принадлежащего только ей. Девочка знала лишь один верный способ отвлечься от мыслей о Дэниеле – долгое, упорное, одинокое плавание.
Пока остальные учащиеся разбредались по комнатам, Люс натянула капюшон свитера и выбежала под дождь, торопясь добраться до бассейна.
Спускаясь по ступеням Августина, она с силой врезалась во что-то высокое и черное. В Кэма. От толчка стопка книг закачалась у него в руках и с грохотом рассыпалась по мокрому камню. Его капюшон тоже был накинут на голову, в наушниках надрывалась музыка. Вероятно, он и сам не заметил ее приближения. Каждый из них находился в собственном мире.
– Ты цела? – спросил мальчик, кладя ладонь ей на спину.
– Все в порядке, – ответила Люс.
Она едва пошатнулась. Это его книжки упали.
– Что ж, теперь, когда один из нас рассыпал книги другого, не должны ли случайно соприкоснуться наши руки, пока мы будем их подбирать?
Девочка рассмеялась. Когда она протянула ему одну из книг, Кэм перехватил ее ладонь и некрепко сжал. Дождь промочил его темные волосы, и крупные капли собирались на длинных густых ресницах. Он действительно здорово смотрелся.
– Как сказать «смущенный» по-французски? – спросил мальчик.
– Хм… gene, – ответила Люс, внезапно смутившись сама.
Кэм по-прежнему держал ее за руку.
– Погоди, разве не ты вчера получил «отлично» на контрольной по французскому?
– Ты заметила? – удивился он. Голос его прозвучал как-то странно.
– Кэм, – спросила она, – у тебя все в порядке?
Он склонился к ней и смахнул каплю воды, сбегавшую по ее переносице. От его прикосновения она вздрогнула и невольно задумалась о том, как чудесно и тепло ей стало бы, если бы он обнял ее так же, как на поминках.
– Я думал о тебе, – сказал Кэм. – Хотел увидеть. Ждал тебя на поминках, но мне сказали, что ты ушла.
У Люс сложилось впечатление, что он знает, с кем она ушла. И хочет, чтобы ей стало об этом известно.
– Прости! – попросила она, вынужденная кричать, чтобы ее голос не заглушил раскат грома.
Теперь они оба промокли насквозь под непрекращающимся ливнем.
– Пойдем, хватит торчать под дождем.
Кэм потянул ее обратно в Августин.
Через его плечо Люс посмотрела на спортзал и захотела оказаться там – только не здесь и только не с Кэмом. По крайней мере, не сейчас. Ее переполняло слишком много противоречивых желаний, и ей требовалось побыть наедине с собой, чтобы в них разобраться.
– Я не могу, – сказала она.
– А как насчет попозже? Скажем, вечером?
– Конечно, позже годится.
Он просиял.
– Я зайду за тобой.
К удивлению Люс, он на миг привлек ее к себе и нежно поцеловал в лоб. Люс сразу же ощутила умиротворение, как будто выпила глоток чего-то крепкого. Кэм выпустил ее и торопливо направился в сторону общежития.
Люс помотала головой и медленно зашлепала по лужам к спортзалу. Ей определенно нужно разобраться с мыслями не только о Дэниеле.
Не исключено, что будет неплохо, даже весело сегодня вечером провести время с Кэмом. Если дождь утихнет, он, возможно, покажет ей какое-нибудь потайное место на территории школы и будет обаятелен в обычной для него сногсшибательно спокойной манере. С ним она чувствует себя особенной. Люс улыбнулась.
С тех пор как она в последний раз заглядывала в собор спортивной божьей матери (как Арриана окрестила бывшую церковь), обслуживающий персонал школы начал бороться с кудзу. Они избавили от зеленого покрова значительную часть фасада, но проделали лишь половину работы, и оборванные лозы свисали над дверями, словно щупальца. Чтобы попасть внутрь, Люс даже пришлось пригнуться.
Выяснилось, что внутри пусто и невероятно тихо в сравнении с бушующей снаружи бурей. Большая часть ламп не горела. Она не спросила, можно ли пользоваться спортзалом во внеурочное время, но дверь оказалась не заперта, и ее некому было остановить.
Девочка прошла по темному коридору мимо латинских свитков и небольшой мраморной репродукции «Оплакивания Христа». Она задержалась перед дверью в гимнастический зал, где когда-то наткнулась на Дэниела, прыгающего через скакалку. Это могло стать отличным дополнением к ее перечню:
18 сентября: Д. обвиняет меня в преследовании.
Дальше значилось бы:
20 сентября: Пенн убеждает меня действительно начать его преследовать. Я соглашаюсь.
Тьфу. Она угодила в черную дыру самобичевания и все же не могла остановиться. Посреди коридора Люс застыла. Внезапно она поняла, почему Дэниел весь день занимает ее мысли даже больше, чем обычно, и почему ее так беспокоит Кэм. Они оба снились ей ночью.
Она пробиралась сквозь густой туман, и кто-то держал ее за руку. Люс обернулась, ожидая увидеть Дэниела. Губы, к которым она прижалась, успокаивали и ласкали, но это были губы Кэма. Он осыпал ее нежными поцелуями, и всякий раз, когда девочка смотрела на него, неистовые зеленые глаза оказывались открыты тоже, впиваясь в нее, спрашивая о чем-то, на что она не могла ответить.
Затем Кэм исчез, а вместе с ним и туман, и Люс очутилась в крепких объятиях Дэниела, именно там, где и хотела быть. Он склонялся к ней и целовал яростно, как если бы на что-то злился, и каждый раз, когда его губы отстранялись, хотя бы на долю секунды, испепеляющая жажда охватывала ее, вынуждая кричать. Теперь она помнила о крыльях и позволила им окутать ее тело. Ей хотелось прикасаться к ним, полностью завернуться в них вместе с Дэниелом, но вскоре их бархатистая поверхность стала отдаляться, сворачиваться. Он перестал ее целовать, заглянул в лицо, ожидая отклика. Девочка не понимала странного жара, нарастающего в животе. Жар усиливался, ей сделалось неприятно тепло, затем обжигающе-горячо – и вскоре она больше не могла этого выносить. Тогда она резко проснулась. В последние мгновения сна Люс иссохла, пошла трещинами – и рассыпалась пеплом.
Она проснулась пропотевшей насквозь – с мокрыми волосами, подушкой, пижамой, от чего внезапно страшно замерзла. Она лежала, дрожа, в полном одиночестве до самого рассвета.
Люс потерла мокрые рукава, пытаясь согреться. Разумеется. Сон оставил ей пламя в сердце и холод в костях, которые за весь день так и не удалось унять. Вот почему она пришла поплавать, попытаться нагрузкой выгнать это из организма.
На сей раз черный купальник действительно ей подошел, и она не забыла захватить очки для плавания.
Она распахнула дверь в бассейн и встала под вышкой, дыша влажным воздухом с тусклым привкусом хлорки. Сейчас, не отвлекаясь на других учеников или трели тренерского свистка, Люс ощущала присутствие в церкви чего-то еще. Чего-то почти святого. Возможно, все объяснялось пышным убранством помещения, пусть даже сквозь разбитые витражные окна просачивался дождь. Пусть даже в нишах не горела ни одна свеча. Девочка попробовала представить, на что было похоже это место раньше, и улыбнулась. Ей нравилась сама идея плавать под надзором каменных святых.
Она надвинула на глаза очки и нырнула. Вода оказалась теплой, куда теплее, чем дождь снаружи, и раскаты грома прозвучали безобидными и далекими, когда она ушла под воду с головой.
Она оттолкнулась и поплыла неторопливым кролем.
Вскоре мышцы разогрелись, и Люс увеличила скорость, перейдя на баттерфляй. Руки и ноги начали гореть, но она не сбавила темп. Ей нравилось это ощущение.
Если бы она могла просто поговорить с Дэниелом. Действительно поговорить, без того, чтобы он перебивал ее, или советовал сменить школу, или смывался прежде, чем она перейдет к делу. Это могло бы помочь. Пришлось бы, правда, связать его и заткнуть рот кляпом, чтобы он выслушал ее.
Но что она ему скажет? У Люс было только чувство, охватывающее ее рядом с Дэниелом и не имеющее ничего общего ни с одним из их разговоров.
А что, если ей удастся снова привести его к озеру? Ведь он намекнул, что это место стало теперь их общим. Она могла бы привести Дэниела туда и держалась бы осторожно, чтобы его не спугнуть…
Не сработает.
Дрянь. Она снова задумалась. А предполагалось, что она будет плавать. И только плавать. Плавать, пока не устанет достаточно, чтобы не думать ни о чем, особенно о Дэниеле. Она будет плавать, пока…
– Люс!
Пока ее не прервут. Пока ее не прервет Пенн, стоящая на бортике бассейна.
– Что ты здесь делаешь? – спросила Люс подругу, сплюнув воду.
– Нет, это что ты здесь делаешь? – парировала та. – С каких пор ты тренируешься добровольно? Что-то мне это не нравится.
– Как ты меня нашла?
Только произнеся эти слова, Люс поняла, что они могли прозвучать грубо, как будто она избегала Пенн.
– Кэм сказал, – ответила девочка. – У нас вышел разговор. Странный. Он хотел узнать, все ли с тобой в порядке.
– И впрямь странно, – согласилась Люс.
– Нет, – поправила Пенн, – странно то, что он подошел ко мне и у нас вышел целый разговор. У мистера Популярность… и меня. Ты замечаешь мое удивление? То есть он был любезен со мной.
– Ну, он всегда любезен.
Люс стянула очки.
– С тобой, – уточнила Пенн. – Он так любезен с тобой, что смылся из школы, чтобы купить тебе подвеску, которую ты не носишь.
– Я однажды ее надевала, – возразила Люс.
Это было правдой. Пятью ночами раньше, после того как Дэниел во второй раз бросил ее у озера, наедине с его следом, светящимся в лесу. Ей никак не удавалось избавиться от этой картинки, стоящей перед глазами, и заснуть. Тогда она примерила украшение. Она так и уснула, сжимая подвеску, и проснулась с ней, нагретой в ладони.
Пенн помахала рукой у нее перед глазами, как будто говоря: «Эй? Это ты к чему?»
– Это я к тому, – заключила Люс, – что я не настолько поверхностна, чтобы запасть на первого же парня, который мне что-то купит.
– Не настолько поверхностна? – переспросила Пенн. – Тогда составь, будь любезна, неповерхностный список причин, по которым тебя так привлекает Дэниел. Что подразумевает – никаких «у него чудесные серые глаза» или «о, как его мышцы играют в солнечном свете».
Люс невольно прыснула от фальцета подруги и того, как она прижала руки к сердцу.
– Он просто чем-то меня цепляет, – ответила она, избегая взгляда Пенн. – Не могу объяснить.
– Цепляет тем, что не обращает на тебя внимания?
Ее подруга покачала головой.
Люс никогда не рассказывала Пенн о том, как оставалась с Дэниелом наедине, как на миг замечала, что тоже ему небезразлична. Пенн не сможет по-настоящему понять ее чувства, а они казались девочке слишком личными и запутанными, чтобы их объяснять.
Пенн присела на корточки перед Люс.
– Послушай, я отправилась тебя искать прежде всего затем, чтобы утащить в библиотеку для связанных с Дэниелом изысканий.
– Ты нашла книгу?
– Не совсем, – уточнила Пенн, протягивая руку, чтобы помочь Люс выбраться из бассейна. – Труд мистера Григори по-прежнему таинственно отсутствует, но я вроде как взломала поисковую систему мисс Софии и выяснила пару вещей. Думаю, тебе они могут показаться любопытными.
– Спасибо, – откликнулась Люс, выбираясь на бортик. – Постараюсь не слишком досаждать тебе излияниями насчет Дэниела.
– Не важно, – отмахнулась Пенн. – Просто вытирайся быстрее. Дождь перестал ненадолго, а я без зонта.
Сухая и снова одетая в школьную форму, Люс последовала за Пенн в библиотеку. Часть ее у входа была отгорожена желтой полицейской лентой, так что девочкам пришлось проскользнуть в узкий просвет между картотекой и справочным отделом. Внутри по-прежнему стоял запах костра, а теперь благодаря противопожарной системе и дождю к нему прибавился еще и отчетливый оттенок плесени.
Сперва Люс посмотрела на то место, где некогда стоял стол мисс Софии, а теперь виднелся лишь обугленный круг на старом полу. Все в радиусе пятнадцати футов было убрано. Ничего за его пределами странным образом не пострадало.
Библиотекарь отсутствовала, но недалеко от обгорелого пятна для нее был установлен складной столик. Он оказался тоскливо пуст, за исключением новой лампы, стаканчика для карандашей и серой пачки липучих листков.
Люс и Пенн многозначительно переглянулись, прежде чем направиться к компьютерному классу в глубине. Когда они проходили то место в читальном зале, где в последний раз видели Тодда, Люс бросила взгляд на подругу. Лицо Пенн оставалось невозмутимым, но когда девочка стиснула ее руку, ответное пожатие вышло весьма крепким.
Они подтащили пару стульев к одному компьютеру, и Пенн ввела свой логин. Люс огляделась, убеждаясь, что поблизости никого нет.
Красная табличка с сообщением об ошибке выскочила на экран.
Пенн застонала.
– Что такое? – спросила Люс.
– После четырех нужно особое разрешение для доступа в Сеть.
– Вот почему здесь так пусто по ночам.
Пенн тем временем рылась в рюкзаке.
– Куда же я сунула тот пароль? – бормотала она.
– Тут мисс София, – предупредила Люс, помахав рукой библиотекарю.
Та шла по проходу в черной облегающей кофточке и ярко-зеленых укороченных брюках. Мерцающие серьги искрились возле ее лица, а в прическу сбоку был воткнут карандаш.
– Совсем рядом, – громко прошептала девочка.
Мисс София, прищурившись, посмотрела на них. Ее бифокальные очки соскользнули на кончик носа, но у нее не оставалось свободной руки, чтобы их поправить, – она несла огромную стопку книг.
– Кто здесь? – крикнула она, направляясь к ним. – О, Люсинда, Пенниуэзер, – устало приветствовала она девочек. – Добрый вечер.
– Мы хотели спросить, не дадите ли вы нам пароль от компьютера, – объяснила Люс, показывая на сообщение об ошибке.
– Вы же не сидите в социальных сетях? Эти сайты – дьявольские изобретения.
– Нет-нет, у нас серьезное исследование, – ответила Пенн. – Вы бы одобрили.
Мисс София перегнулась через девочек к клавиатуре. Ее пальцы запорхали, и она набрала самый длинный пароль, какой Люс встречала в жизни.
– У вас двадцать минут, – твердо сообщила женщина, уже направляясь прочь.
– Должно хватить, – прошептала Пенн. – Я нашла критическое эссе по «Хранителям», так что пока мы выслеживаем книгу, можем, по крайней мере, узнать, о чем она.
Люс почувствовала, что кто-то стоит за спиной, и оглянулась, чтобы обнаружить там вернувшуюся мисс Софию. Девочка подскочила на месте.
– Простите, – сказала она. – Не знаю, чем вы меня напугали.
– Нет, это мне следует извиниться, – возразила библиотекарь, широко улыбаясь. – Просто в последнее время, после пожара, мне так нелегко. Но это еще не причина показывать скорбь в присутствии двух моих самых многообещающих учениц.
Девочки не нашлись что сказать. Одно дело – утешать после пожара друг друга. Успокаивать школьного библиотекаря казалось им не по зубам.
– Я пыталась занять себя делом, но… – Голос мисс Софии постепенно стих.
Пенн обеспокоенно оглянулась на Люс.
– Ну, нам пригодилась бы помощь в исследовании, то есть если, конечно, вы…
– Я могу помочь!
Мисс София подтащила к компьютеру третий стул.
– Вижу, вы изучаете «Хранителей», – заметила она, глянув на экран. – Род Григори был весьма влиятелен. А мне по чистой случайности стало известно о папской базе данных. Посмотрим-ка, что удастся выяснить.
Люс едва не подавилась карандашом, который грызла.
– Простите, вы сказали «род Григори»?
– О да, историки проследили их происхождение вплоть до Средневековья. Они были… – мисс София помолчала, подыскивая слова, – исследовательской группой, если выражаться современным языком. Специализировались на фольклоре, касающемся падших ангелов.
Она снова потянулась к клавиатуре, и Люс поразилась тому, как быстро забегали ее пальцы. Поисковая система изо всех сил старалась не отставать, выдавая статью за статьей, первоисточник за первоисточником, и все по роду Григори. Фамилия Дэниела мелькала всюду, заполняя экран. У Люс закружилась голова.
Картинка из сна вернулась к ней: разворачивающиеся крылья и ее тело, разгорающееся до тех пор, пока не стало пеплом.
– А что, есть разные виды ангелов, чтобы на них специализироваться? – уточнила Пенн.
– О, разумеется – на эту тему написано немало трудов, – пояснила мисс София, не прекращая печатать. – Есть те, что стали демонами. И те, что объединились с Богом. И даже те, что якшались со смертными женщинами. Крайне опасная привычка.
Ее руки наконец замерли.
– А эти «хранители» имеют какое-то отношение к нашему Дэниелу Григори? – спросила Пенн.
Мисс София в задумчивости тронула пальцем розовато-лиловые губы.
– Вполне возможно. Я и сама гадала об этом, но едва ли нам следует вмешиваться в дела других учащихся, вы не находите?
Она скривилось, опустив взгляд на часы.
– Что ж, надеюсь, я дала вам достаточно материала, чтобы начать собственное исследование. Не стану больше отнимать у вас время. Осталось девять минут.
Она показала на таймер в углу экрана.
Когда мисс София направилась обратно к выходу, Люс залюбовалась ее превосходной осанкой. Эта женщина могла бы ходить, положив на голову книгу. Похоже, ее слегка взбодрила помощь девочкам, но в то же время Люс не представляла, как распорядиться сведениями о Дэниеле, которые они только что получили.