Сидя в огне. Преобразование больших групп через конфликт и разнообразие

Решения старых проблем прокладывают дорогу новым

Я мог бы привести примеры из Белфаста или Москвы, Тель-Авива или Кейптауна, Токио или Одессы. Но прямо сейчас у меня стоит перед глазами возбужденная конференция в Комптоне, неблагополучном районе Лос-Анджелеса, раздираемом конфликтами между негритянскими и латиноамериканскими бандами. Это один из тех районов, на проблемах которых средства информации стряпают свои сенсации, а жители в которых не рискуют выходить на улицу после наступления темноты.

Конференция, организованная специалистами процессуальной работы из Лос-Анджелеса[6], была посвящена вопросам многообразия, расизма и сообщества. В ней участвовало 150 человек из самых разных слоев общества – от высшего звена среднего класса до бездомных. Там присутствовали жители Комптона и люди из других мест, пожилые люди и члены банд, официальные представители муниципалитета, духовные лица и бывшие осужденные. Зал, где мы работали, был частью местного торгового центра, расположенного около автовокзала.

В конференц-зале царила напряженная атмосфера. Люди, приехавшие в Комптон из других мест, боялись находиться в этом районе. В начале конференции гнев, разлитый в воздухе, практически можно было осязать. Обмен репликами и дискуссии о расизме велись в весьма резком тоне. На второй день один из белых участников, мужчина лет под пятьдесят, высказался на эту тему. Мягко, но уверенно он говорил о своем опыте контактов с поликультурными группами, отмечая, как ему не нравится гнев. В течение всего времени своего выступления он улыбался.

Негр лет двадцати с лишним спокойно заявил с места, что докладчик не знает, о чем говорит. Белый проигнорировал его высказывание. Тогда черный встал и, обратившись к белому, с горячностью заговорил о том, что это уже не первый случай, когда его голос игнорируют. Белый отказался разговаривать со «столь разгневанной личностью». Чем громче говорил афроамериканец, тем больше белый докладчик поворачивал голову и туловище в противоположном ему направлении. При этом он не переставал повторять, что открыт по отношению к любому человеку.

Это противостояние пришло к внезапному разрешению, когда один из членов поликультурной группы фасилитаторов (состоящей из двоих афроамериканцев и двоих белых) указал на то, что отчужденная позиция белого докладчика, выражающаяся в его отворачивании от черного оппонента, основана на постулате, согласно которому люди, если они хотят что-то обсудить, обязаны сохранять спокойствие. Разгорелась новая дискуссия о том, что это на первый взгляд тривиальное допущение свойственно именно мейнстриму и что порождено оно наличием особых привилегий, в то время как спокойствие возможно лишь в том случае, если обсуждаемые вопросы не являются для вас волнующими и мучительными.

Несколько участников конференции из числа представителей мейнстрима не поняли последнего довода.

Тогда фасилитатор афроамериканец объяснил, что в требовании белого докладчика о сохранении спокойствия содержится скрытое сообщение: «Следуйте моему рецепту поведения и не выводите меня из душевного равновесия из-за проблем, которые не являются моими».

Как следовало далее из этого объяснения, такого рода скрытые сообщения приводят к маргинализации вопросов, не вызывающих у мейнстрима интереса. Спор, казалось, был разрешен. Работа продолжалась.

Но работать над одной спорной темой, независимо от остальных, невозможно, поэтому частичное разрешение первого разногласия освободило пространство для другого. Новая дискуссия вспыхнула, когда латиноамериканская группа высказала свое чувство дискомфорта в связи с тем, что в конфликте между черными и белыми латиноамериканцы занимают «второстепенное место».

«У нас есть спорные темы и с черными, и с белыми, – заметил один из них. – Но обсуждения обычно ведутся только об их взаимоотношениях друг с другом».

Фасилитаторы занялись затронутым вопросом, сумев добиться общего согласия остальных участников на то, чтобы обратиться к членам латиноамериканской группы и убедить их выйти на передний план и открыто высказаться о своих проблемах.

Появление лидера

В тот же день, после того как были обсуждены многие проблемы взаимоотношений между белыми, черными и латиноамериканцами, выступила черная женщина, которая пожаловалась на то, что ее никогда никто не слышит. Ей очень хотелось рассказать о трудностях, с которыми она сталкивается, работая с черными и латиноамериканскими детьми в Комптоне. Присутствующие слушали ее страстную речь затаив дыхание. Внезапно у нее словно перехватило горло, и она замолкла.

Ее просили рассказывать дальше, но она разрыдалась, не в силах произнести ни слова. Тут все заговорили одновременно о том, какие меры необходимо предпринять. Казалось, воцарился полный хаос. Кто-то из наших фасилитаторов напомнил, что мы должны услышать эту женщину, даже если она не может пока говорить, – иначе повторится именно то, на что она жаловалась: ее не услышат.

Все согласились с этим. Комната погрузилась в наэлектризованную тишину. Мы сидели и молчали. Продолжая всхлипывать, она медленно начала рассказывать о выполняемой ею великолепной работе. В атмосфере наступила заметная разрядка. Мы слушали, чувствуя, как всех нас объединяет ее рассказ. Она говорила о заброшенных, никому не нужных детях – черных, латиноамериканцах и белых, – о которых она заботилась. На какое-то время мы стали сообществом.

Почему группа внезапно почувствовала себя объединенной?

К тому моменту оставалось еще много спорных тем социального, исторического и психологического характера. Число интерпретаций случившегося было таким же, как и число присутствовавших людей. С одной стороны, эта женщина была по-настоящему талантливым лидером. С другой – она представила всех нас, поскольку все мы чувствовали себя заброшенными детьми, которым так важно, чтобы их поддерживали, чтобы люди видели и оценивали выполняемую ими работу.

Можно, однако, взглянуть на это и с другой точки зрения. В тот момент, когда женщина вскрикнула и замолчала, проявилась и снова исчезла из фокуса внимания так называемая горячая точка (то есть особенно острый момент). Фасилитаторы сумели заметить ее и сосредоточились на ней, зная, что, если упустить горячую точку, это может привести к обострению гнева и хаоса в зале. Они понимали, что на способность женщины завершить свой рассказ влияют самые различные факторы. Ведь только что выступали латиноамериканцы, а женщина – черная. Между латиноамериканцами и черными в Комптоне постоянно происходят яростные столкновения. Кроме того, ранее один афроамериканец уже успел воспользоваться вниманием группы.

В ее страстном рассказе сыграли свою роль болезненные вопросы расы, пола и возраста. Более того, фасилитаторы осознавали, что она пытается говорить о детях из всех конфликтующих групп. До ее выступления никто напрямую на этой конференции не представлял детей. Самыми юными участниками там были старшеклассники.

Частью обсуждаемой проблематики была земля, на которой располагался автовокзал. Сначала этот район был заселен индейцами, позже был колонизован европейцами, затем вошел в состав Соединенных Штатов. В шестидесятых годах это был относительно спокойный негритянский пригород Лос-Анджелеса, но с тех пор он успел превратиться в обедневший, управляемый бандами район, где черные и латиноамериканцы боролись за территорию и влияние.

Фасилитаторы правильно угадали, что жалованье этой женщины несоразмерно с ценностью и значимостью ее работы, поэтому в ее рассказе присутствовал и экономический аспект. Кроме того, ее свободной речи могло мешать и жестокое обращение – личное и социальное, – которое ей пришлось пережить в прошлом. Ее гнев мог оказаться и реакцией на прошлые и нынешние оскорбления. Все эти факторы были затронуты в последовавшем обсуждении о том, как можно содействовать разрешению ситуации. Именно поэтому я иногда называю работу с миром политикой осознанности.

Важной целью мировой работы является обнаружение в каждой группе таких людей, как эта женщина, имеющих силу и способности старейшины, необходимые для изменения мира. Успех конференции был результатом ее лидерской роли. Нет ничего необычного в том, что лидер, разрешающий конфликтные ситуации, приходит из «меньшинства» или маргинализированной группы. Я считаю, мы должны рассчитывать на то, что такие лидеры и такие группы помогут нам решать будущие проблемы.

Разногласия, возникающие в поликультурном контексте, связаны с рангом. Ранг – это сумма привилегий личности. Работающие с миром должны осознавать психологические и правовые привилегии, которые есть не у всех.

На встрече в Комптоне было принято решение разделиться на небольшие группы, которые будут заниматься отдельными вопросами, как, например, проблема детей. Приведенный ниже синопсис фасилитатора, работавшего с группой, которая обсуждала проблемы уличных банд, показывает, как признание различий и привилегий способно привести к разрешению[7].

Работа подгруппы началась с того, что преподаватели средних школ стали расспрашивать старшеклассников о том, узнали ли они что-то новое для себя в ходе конференции. Из формулировки вопросов можно было понять, что, с точки зрения преподавателей, представленный материал средней школе не подходит. Студенты же, напротив, были настроены весьма позитивно. Происходящее им нравилось. По их словам, они многому научились, особенно тому, как важно видеть и признавать различия, вместо того чтобы исходить из исходного постулата об одинаковости всех.

Мой коллега и я говорили о том, как можно проводить такую работу в школах, рассказывали случаи из собственного опыта. Впрочем, мы чувствовали, что учителя нуждаются в похвале за свой труд, поскольку они намекали на то, что мы не понимаем специфики их работы, и пытались умалить нашу роль.

Один из преподавателей довольно резко обратился к своему ученику, члену латиноамериканской банды, предложив рассказать о происходящем в школе. Школьник немного помолчал, прежде чем ответить, а затем стал отчитываться в таком стиле, как будто отвечал на экзаменационный вопрос. Я сконцентрировался на сделанной им паузе, спросив его об этом. Школьник сказал, что чувствует, что учитель пытается поставить его на место. Учителя обвинили меня в том, что я фабрикую конфликт там, где его нет. Ученик возразил, что речь идет о проблеме власти. Последовал бурный спор между белым учителем и членом банды чиканос[8]. Он был разрешен, преподаватель обнял ученика, сказав, что любит его, и прослезился, не скрывая своих слез.

Молодой человек – по-настоящему жесткий парень – был глубоко растроган и тоже прослезился. Школьница, потрясенная тем, что такой «крутой» парень плачет, высказала свою любовь к нему. Он стал рассказывать о том, что означает быть членом банды. Как трудно нажать на спусковой крючок, когда приходится стрелять в члена враждующей группировки. Он говорил и о своих страхах. Его брат погиб за год до этого в войне между бандами.

Другая молодая чикана, возраста около 15 лет, выглядела сильно взволнованной. Сначала она отмалчивалась, но мы поощряли ее высказаться, настаивая на том, что она мудрая женщина, которой есть что сказать. Наконец, она заговорила. Она состояла в другой банде, в настоящий момент была беременна и хотела оставить бандитскую жизнь. Она буквально заклинала юношу отказаться от хулиганского стиля жизни, говоря об опасности и смерти. Их взаимодействие произвело на всех сильное впечатление. Плакали и преподаватели, и школьники. Это была прекрасная сцена, в которой любовь пришла на место враждебности.

Стиль и полемика

В этой истории поведение фасилитаторов базировалось на их ранговой позиции и на их осознавании разнообразия сил, задействованных во взаимодействиях между учеником и учителем, латиноамериканцем и белым, женщиной и мужчиной. Разновидность коммуникации, используемая на семинаре, имеет первостепенную значимость. Коммуникативный стиль работы с миром, которую проделывают фасилитаторы и группы, зависит от представленных культур. Во многих системах коммуникации, как и в правовых процедурах, ценится стиль дискуссии, предписывающий участникам говорить по очереди. Этого подхода придерживаются также политические и деловые круги. В то же время во многих афроамериканских и средиземноморских группах вполне приемлемыми являются одновременные высказывания нескольких ораторов. Многие азиатские коммуникативные стили обычно позволяют сначала говорить только старейшинам. Дипломаты по всему миру тяготеют скорее к лекционному стилю, чем к диалогу. Мой стиль тоже продиктован моим происхождением и образованием, а также эпохой, в которой я живу.

Не только стиль, но и то, как именно разворачивается конфликт, зависит от группового консенсуса. Есть стремление допускать конфликт лишь в безопасных границах, но что именно следует считать «безопасным» – вопрос спорный. Фасилитаторы должны быть открыты гневу и отчаянию, но они должны слушать и тех, кто боится гнева и чувствует, что не способен защититься от него. Иметь дело с гневом, насилием, страхом и конфликтом не всегда просто; некоторые считают все это хаосом, другие – своим домом.

Когда возникает угроза насилия, работа фасилитаторов требует дополнительных навыков. Поэтому легко понять, что работа с миром, будучи сплавом политологии, психологии и социологии, является, быть может, последней общественной наукой, которую следует систематически развивать.

Тем не менее приобретение навыков мировой работы является самой легкой ценой, которую можно заплатить за свободу. Лучшее место для того, чтобы начать обучение, – это ближайший к вам конфликт. Сядьте в огне групповых раздоров и возьмите на себя всю ответственность за их исход.

Людям, желающим научиться терпимости к конфликту, будет полезно обратиться к опыту встречи в Комптоне и к примерам предприятий, переживающих финансовый кризис. Как только служащие открыто высказывали свой гнев, чувства, переживаемые начальниками, приходили в движение, во всех присутствующих возрождалась надежда, в результате чего с молниеносной быстротой бывало достигнуто общее согласие в отношении необходимых организационных перемен. Сходным образом, когда воспитательница из Комптона прорвалась сквозь свое отчаяние и высказала собственную правду, у всей группы появилась надежда на то, что каждый отдельный человек может добиться того же.

Работа посредством конфликта способна реализовать новый, лучший мир, где почитаются различия. Такая работа заставляет нас поверить в возможность общественных перемен. Туземцы во всем мире давно знают, что сообщество и изменение священны. Способствовать этому грандиозному групповому процессу – задача и привилегия каждого из нас. Эта работа может оказаться пугающей, но она же способна приносить и глубочайшую радость.

Глава 2. Группы: невероятные учителя

Многие боятся сделать шаг вперед и начать работу фасилитатора в группах. Есть вполне веские причины для страха перед группами – их потенциальная сила чудовищна. Группа легко может вызвать в фасилитаторе ощущение, что его подавляют, судят, позорят.

Страх перед конфликтом – одна из причин того, что правительства все еще демонстрируют столь мало терпимости к инакомыслию, гневу и протесту. Люди вынуждены прибегать к бунту, гражданскому неповиновению и революциям, добиваясь, чтобы их выслушали, и стремясь к общественным переменам. Политические лидеры, боящиеся стать объектом нападения, бессознательно пресекают насилие и подавляют разгневанных людей.

До того как приступить к преображению конфликтного сообщества, мы должны сами уметь уцелеть в нем. Для превращения нас в старейшин, способных сидеть в огне, необходима особая внутренняя работа. Без такого превращения мы будем продолжать подавлять собственное осознавание групповых разногласий и увековечивать раздоры этого мира.

Недавно мы с моей подругой Эми работали фасилитаторами на встрече в США, где всплыли проблемы взаимоотношений между черными и белыми лесбиянками. Взаимодействие между женщинами было весьма бурным, однако женская гибкость привела к эмоциональному и трогательному разрешению. Почти все присутствующие испытали облегчение.

К моему удивлению, со своего места внезапно поднялся белый мужчина, который заявил, что он очень огорчен тем, что я позволил обсуждение разногласий между женщинами. По его словам, не следовало допускать столь бурного способа разрешения конфликта.

– Почему вообще нужна была такая явная конфронтация? – спросил он.

Он трясся всем телом, набираясь храбрости, чтобы заявить, что он и его жена вращались «в лучших кругах в США и Европе». Они учились у великих гуру и у известных международных лидеров, но ни в одной группе прежде не сталкивались с таким проявлением страстей.

Я понял, что открытое отношение женщин к напряженности между ними нанесло ущерб его миру. Он злился на нас с Эми, потому что мы не воссоздали из обломков его мир со всеми его культурными нормами. Его огорчало, что вообще была затронута тема гомосексуализма. То, что женщины говорили обо всем открытым текстом, лишь подливало масла в огонь. Его удручала необходимость обсуждать проблемы, которые он не считал своими.

Вместо того чтобы перебить его, сказать что-то в свою защиту или обрушиться на него с упреками за нечувствительность к предмету обсуждения, я внимательно выслушал его критические замечания, стараясь понять все, что он говорит. В конце-то концов, если я не могу понять его, то как я могу настаивать на том, чтобы он понял других?

Когда он закончил, я сказал, что не согласен с его взглядами, но благодарен ему за то, что он поделился ими. Я заверил его, что искренне рад тому, что он высказался. Нам нужна и его точка зрения. В будущем, сказал я, я постараюсь лучше осознавать те интересы, которые он представляет.

Ему было приятно такое проявление моего внимания. Он гордо заявил, что наконец-то услышан и его голос.

Некоторые участницы встречи выразили свое несогласие с ним, назвав его типичным белым мужчиной. Других заинтересовала продемонстрированная мною открытость к ценностям мейнстрима. Их обрадовала возможность свободного обмена различными мнениями. Все приняли участие в оживленном диалоге, и день завершился небывалой открытостью к бурным обсуждениям.

Но сам я пребывал далеко не в счастливом расположении духа. Домой я пришел удрученным и задетым, долго сидел в кресле, свесив голову. В прошлом мне приходилось не раз быть объектом подобной критики в группах, но в этот раз что-то меня особенно огорчило, и я не мог определить, что именно. Я попросил Эми помочь мне разобраться в своих переживаниях. Не подавил ли я в себе гнев на этого мужчину за его оскорбительное отношение к женщинам? Я, конечно, знал, что его взгляды действительно вызывают у меня досаду, но было еще что-то. Эми предложила следующую внутреннюю работу.

Упражнение по внутренней работе для выяснения настроений

Эми сказала:

– Вообрази трудную ситуацию. Это может быть любая сцена, вызывающая у тебя тягостные чувства. Попытайся разглядеть себя в этом состоянии как можно подробнее.

Я нарисовал в своем воображении ситуацию, в которой тот человек стал меня критиковать.

– Взгляни теперь на ту часть твоего тела, которая вызывает у тебя особый интерес, – предложила Эми.

Я увидел со стороны, как я сижу в удрученном состоянии, и заметил, что голова моя свисает слишком низко. Я сконцентрировался на ней.

– Будь терпелив. Попытайся разглядеть что-то новое в этой области своего тела, что-то, чего раньше ты не замечал. Это может занять пару минут.

К своему удивлению, я увидел в воображении, что надо мной нависла гильотина, вроде тех, которыми отрубали головы людям в Европе несколько веков назад.

– Предоставь этому новому развернуть свою историю, – сказала Эми.

Я застыл на месте. Сначала мне не удавалось что-либо разглядеть, но затем я увидел опускающееся лезвие. В своем воображении я был обезглавлен за то, что был общественным активистом, выступавшим на стороне демократии против монархии.

Кто же, однако, отрубил мне голову? Это был не король, а великий дух. Мне показалось, что сценарий сюжета становится весьма причудливым. История продолжала разворачиваться. Я увидел себя переродившимся в новом теле. Теперь действие в моей фантазии происходило не в Европе несколько веков назад, а во время американской революции. У меня была новая личность. Я опять был общественным активистом, но намного старше, и теперь я больше не выступал на стороне угнетенных. Я видел всех – и угнетенных, и угнетателей – своими детьми.

Внезапно я понял свои чувства. Человек, который критиковал меня в этот день, связал меня с моей собственной досадой, вызванной своей односторонностью. Некая очень глубокая моя часть желала отрезать мне голову – иными словами, поменять мой ум. Я бессознательно злился на себя за то, что настолько отождествлялся с позицией угнетенных, что уже не мог сопереживать никому другому. Корни этой проблемы уходили далеко в прошлое, в мою личную историю, когда я сам находился в позиции социально угнетенного.

Поняв это, я почувствовал, что хочу стать настолько большим, чтобы у меня не было никакой необходимости сопротивляться представителям мейнстрима. Мне хотелось видеть всех людей, включая критиковавшего меня мужчину, своими собственными детьми.

Это прозрение заставило меня расплакаться от радости. Мы с Эми обнялись. Настроение мое мгновенно изменилось. Ведь в этой фантазии мне отрубил голову не старый король, что означало бы некое внутреннее доминирование над собственной личностью. Нет, это был дух, нечто гораздо более осмысленное, и оно хотело, чтобы я менялся.

Перспектива роста захватила мое воображение. Трудный групповой процесс преобразился в невероятный обучающий опыт. Я с нетерпением ждал возобновления работы с группой.

На следующее утро я был готов к чему угодно, но мужчина, критиковавший меня накануне, встал со своего места раньше, чем я успел заговорить, и рассказал о том, как ему хорошо и как многому он вчера научился. Это было совершенно неожиданно. От счастья я прослезился и рассказал всей группе о том, чему научился я сам.

Школа опыта

Если вам доводилось работать с напряженностью между разными культурами, то вы знаете, что пытаться выступить в качестве фасилитатора, не пройдя необходимой тренировки, это все равно что взбираться на крышу дома без приставной лестницы.

Мировым работникам необходима внутренняя работа и навыки общения, они должны понимать классовую, экономическую и международную политику. В любом групповом процессе переплетены внутренние проблемы, местные и международные спорные моменты.

В недалеком будущем наступят времена, когда на сцену выступят талантливые лидеры нового типа – не те, которых подготовило образование, высокий ранг или деньги, а те, что выжили в ситуации угнетения, в которой они родились. Люди, живущие одновременно в двух мирах, представители малой группы, отвергаемые культурой большинства, вынуждены либо становиться жертвами, либо выживать, становясь поликультурными лидерами. Нам необходима помощь тех, кто выжил благодаря удачливости, сообразительности, осознанности или любви. К кому еще можем мы обратиться в поисках старейшин, наделенных достаточной мотивацией и сознательностью для защиты прав человека?

Сегодня специалисты по разрешению конфликтов обычно занимаются социальными разногласиями в академической манере, стараясь не иметь дело с проявлениями ярости. Мейнстрим в каждой стране склонен не замечать гнева угнетенных классов. Политика и психология оказывают давление на аутсайдеров, склоняя их к ассимиляции и интеграции. Западная мысль пристрастна к миру и гармонии. Поэтому многие группы, не входящие в мейнстрим, считают идею «разрешение конфликтов» фабрикацией мейнстрима.

Как это ни иронично, но процедуры, неявно или явно запрещающие проявления гнева, в конечном счете провоцируют конфронтацию, потому что они отдают предпочтение людям, имеющим достаточно привилегий, чтобы жить в районах, где можно избегать социальной борьбы.

Между тем к людям, влачащим существование на периферии самой низкой ступени социальной шкалы, общество относится как к неприкасаемым. Их нужды вытесняются из общественного сознания требованием, чтобы они вели себя уравновешенно. Мы уже видели пример такого отношения в первой главе, в случае с белым мужчиной, который отказывался разговаривать с разозленным афро-американцем. Люди, не имеющие свобод и власти, которые есть у мейнстрима, стоят перед двумя возможностями – обратиться к либо беспорядкам и революции, либо к преступности и наркотикам.

Мы должны осознавать необъективность мейнстрима, проявляющуюся в работе систем по разрешению разногласий, когда они выступают на стороне правительственного курса или игнорируют эмоциональные аспекты бесправия. С другой стороны, как показывает моя фантазия о гильотине, те из нас, кто хочет работать фасилитаторами, не должны впадать и в одностороннюю поддержку позиций меньшинства. Такая позиция вызывает в представителях большинства чувство, что групповой процесс их маргинализирует.