Ювента

– Скоро всё будет, поверь. Целое лето впереди – мило улыбнулась Карина.

А тем временем ужин всё не несли – официантки разносили порции детям, но делали они это, по скромному мнению Макара, слишком уж медленно и лениво. Вожатый дрыгал ногами, отбивал чечетку и даже подумывал снова сбегать на перекур. Это бесило, но делать было нечего – детей в столовой было слишком много.

– Ребят! – раздался позади них голос Ольги Викторовны, которая ела во вторую смену и должна была появиться здесь только через час. – Все, кто в сценке участвуют, после семи часов идут в клуб репетировать. В восемь уже начинаем. Не опаздывайте, пожалуйста. Всем приятного аппетита!

Большая часть столовой откликнулась на пожелание воспитательницы, но самому Макару, да и остальным вожатым в придачу, ответить было нечего – их стол до сих пор пустовал. Нужно было это прекращать – Мак поднялся с места и уверенно подошел к одной из молодых официанток, снующих по залу с подносом.

– Родная, здравствуй. Сорян, что лезу, но нам уже скоро срываться надо. Да и жрать хотим, как собаки. Можно нам свои тарелки по-быстрому ухватить? Мы их сами заберем, можете не отвлекаться…

– Сначала детям. Вы подождите пока – бросила ему девушка, не обращая на вожатого никакого внимании и продолжив расставлять тарелки на детский стол. – Скоро всё будет.

– Да некогда нам ждать. У нас же тоже работа – уже без малейшего тона доброжелательности наехал Мак. – Просто дай мне тарелки, я сам их отнесу, не гордый. Мы тут щас дольше спорить будем.

Работница смерила наглеца тухлым взглядом, но оно того стоило. Уже через пару минут Макар выставил на стол добытые с боем порций солянки с хлебом – для себя, Зори, Валеры и Карины. Вид у них был удивленный, а вожатые из Восточного корпуса, сидевшие за соседним столиком, решили последовать примеру Макара и тоже отправились самостоятельно добывать себе еду, устав ждать милости от жизни.

– Я не буду есть – вдруг сказала Зоря, которая до этого была словно в трансе. – Подожду снаружи, пригляжу пока за отрядом. Приятного аппетита.

Выглядело всё это странно – напарница Мака, которая до этого почти не затыкалась и болтала без умолку, к вечеру вдруг стала какой-то загруженной. Впрочем, Маку это могло всего лишь показаться, поэтому он решил не отвлекаться от поедания солянки, которая вприкуску с хлебом оказалась весьма терпимой на вкус.

День близился к концу и Макару предстояло преодолеть последний его рубеж – концерт открытия первой смены.

В гримерке толпилось больше народу, чем она могла в себя вместить. Казалось бы – клуб был построен по всем правилам, производя хорошее впечатление как на зрителей, так и на выступающих на сцене “артистов”. Но почему тогда нельзя было сделать гримерку хоть чуточку побольше? Этот вопрос никак не давал Макару покоя, когда они стояли внутри душной и давящей своей теснотой комнатке в ожидании выхода на сцену. Ко всему прочему вожатого еще и начинало подташнивать – как будто без этого его положение было радостным и расчудесным.

Бесит…

Зал понемногу заполнялся детьми. Музыка играла громко, заглушая для зрителей голоса, доносящиеся из гримерки. Кто-то из вожатых вспоминал слова, а кое-кто просто веселился и дурачился, примеряя на себя любой реквизит, попадавший под руку. Становилось жарко и Макар уже был готов начать выступление прямо сейчас, лишь бы весь этот кошмар закончился как можно скорее.

– Скоро начинаем – впорхнула в гримерку Ольга Викторовна, на которой уже был надет костюм, смахивающий на облезлую лисицу. – Все готовы?

– Да, почти – ответила Лена с дредами. – Осталось только Макару грим наложить.

– Блин, точно! – воскликнула воспитательница. – Макар, на тебя костюма нет, уж извини. А вот лицо мы тебе щас под твоего героя разрисуем. Садись давай…

– Под крысу, что ли? – тупо переспросил Мак. – А без этого никак нельзя? Маски крысячей нет, чтоб лицо закрывала?

– Была, но ее еще в прошлом году порвали…или потеряли… Не помню уже. Так что извини. Давай, давай – садись. Времени мало.

Следующие десять минут были для него очень неприятными – Оля и Лена в две руки рисовали на его лице усы и розовый нос, мазками наносили шерстку и вообще делали всё, чтобы Макар был похож на грызуна. Кисти щекотали лицо, а краска неприятно застывала на коже, не давая ей дышать и заставляя новоиспеченную мышь изрядно париться. По окончании процесса воспитательница осталась довольна результатом и даже дала своему живому холсту зеркало, чтобы Мак смог сам на себя полюбоваться.

– Жопа – буркнул вожатый, смотря на свое отражение с искренним отвращением.

– Ольга Викторовна, ну чё, давайте начинать уже – протиснулся в гримерку ди-джей. – Я пошел к себе, врубаю музыку на выход через две минуты, окей?

– Да, хорошо – кивнула воспитательница. – Зови всех сюда.

В зрительном зале уже стоял галдеж, что означало прибытие в клуб всех отрядов лагеря. И без того тесная гримерка пополнилась новыми вожатыми и теперь уже окончательно стала напоминать утро в городской маршрутке.

Макар терпел. Во всяком случае – он очень старался вытерпеть всё происходящее. А еще его мутило и потряхивало, что сам он воспринимал, как очень нехороший знак.

В этой бесформенной толпе лиц Мак в первую очередь приметил белокурые волосы Карины. На блондинку трудно было не обращать внимания, а одета она была так же легко, как и несколько других девушек вожатых для своего танцевального номера. Был здесь и кучерявый Женя в костюме Волка, и физрук в медвежьей маске, и Юра в глупом и нелепом костюме той самой бабочки, который совсем не подходил ему по размеру, и даже Варя, которая хоть и не была вожатой, но всё же вырядилась в нарядное платье и ждала своей очереди выйти на сцену вместе с остальными. Если Макар всё помнил правильно, музыкальный работник должна была исполнить какую-то скучную заунывную песню о любви и дружбе, которую она сегодня репетировала на сцене.

Вся суета достигла своего апогея, когда из колонок на весь зал раздались фанфары, что означало начало концерта.

Сердце у Мака предательски сжалось.

Первой на сцену вышла Элина. Она, как всегда, была в своем репертуаре – выглядела просто, но в то же время элегантно, а когда она задвигала речь, все слушали ее внимательно, будто завороженные. Следующей после начальницы лагеря как раз и выступила Варя. Музработник, как оказалось, действительно пела не плохо, но, чтобы по-настоящему оценить ее талант, оборудование требовалось явно не то, что было в наличии у ди-джея, да и местная акустика вряд ли для этого подходила. Однако даже того, что имелось, хватило, чтобы песню девушки слушали молча и не отрываясь. После окончания выступления зал разразился овацией и еще долго не мог угомониться, и взрыв восторга утих только тогда, когда на сцене появились танцоры.

Группа вожатых под руководством сладкой парочки хореографов Нины и Никиты выдали на сцене, как казалось Маку, совсем не детский танец. Однако это нисколько не мешало самим же детям восхищаться этими танцульками, а именно кричать, хлопать и издавать другие противные звуки восторга. Девушки, в особенности Карина, двигались настолько плавно, и вместе с тем быстро и захватывающе, что за их движениями тяжело было уследить. Все вместе они выглядели как единое целое, а игра света и тени явно шла происходящему только на пользу, усиливая эффект. Макар жалел, что наблюдал за выступлением не из зала, а из тесной гримерки в тылу, в которой оставалось еще значительное количество вожатых.

Одернув себя, Мак смог опомниться. Какие песни и танцы? Какое оборудование? Какой зал? Глупо делать вид, что ты в этом хоть чуточку разбираешься. А если когда-то тебе такое и было интересно, то теперь те времена оказались далеко позади. Тот вожатый Макар Закрепин уже давно умер, а нынешний должен был думать только о том, как свалить из этого паршивого места. Не нужно строить из себя ценителя и аналитика. А что по поводу остальных… Пусть занимаются, чем хотят – пляшут, горланят песни и говорят о том, как здесь всё здорово и прекрасно. Ты наверняка тоже когда-то был таким. Но не теперь. Сейчас ты совсем другой человек. Более серьезный, более…

Более выгоревший? Да, пожалуй, именно так. Выгорел, обесцветился. Стал взрослым. Одним из тех взрослых, которых выдавали глаза. Глаза, которым довелось повидать много трудностей.

Вернувшись в реальность, вожатый понял, что выступление танцоров подошло к концу. Сложно передать, какие овации сорвали плясуны, но в этот раз в восторге остались не только зрители, но и сами вожатые, которые тоже гулко аплодировали, не щадя рук.

Все вожатые, кроме Макара, разумеется. Иначе и быть не могло.

– А Каринка-то огонь – еле слышно сказал косолапый Волку, когда зал провожал танцоров выкриками “Молодцы!”. – Тугая деваха. Зачет.

– Рабочая – гыгыкнул Волк, поправляя свою шкуру. – Ты ее помнишь? Это ж к ней Макс катал в прошлом году, когда она в первом отряде была? Всю смену за ней бегал, ишак.

– Конечно помню. Такую задницу фиг забудешь. Ну и чё там с Максом? – поинтересовался Медведь.

– Отшила, понятное дело.

– Бывает. Ну ничего, теперь и мы можем попытаться. Кто первый ей вдует, с того ящик бухла – усмехнулся физрук. – О! Готовься, ща погоним.

Любвеобильные звери не соврали – как только сцена опустела, а зал затих, в микрофон объявили о следующем выступлении, которому было уготовано закрыть концерт – “Сказка об основании лагеря”. Сердце у Макара снова дернулась, а дыхание участилось. Такого волнения он не испытывал уже давно, и в чём здесь крылась причина таких вывертов – вожатому было абсолютно не ясно. Выступления на сцене он не любил – это он и так знал – но и в новинку они для него точно небыли. А значит дело тут было в другом…

Представление началось и думать о своих переживаниях в один момент стало неактуально, да и некогда. Рассказчица в лице одной из девушек вожатых, имени которой Мак не запомнил, начала читать свой текст в микрофон, а в зале тем временем была слышна легкая и загадочная музыка.

– ДАВНЫМ-ДАВНО, КОГДА ЛУГА БЫЛИ ПОЛНЫ ЦВЕТОВ, ЖИЛИ В ЭТОМ МЕСТЕ ЗВЕРИ ЧУДНЫЕ.

На сцене появился хоровод из зверей, среди которых не было только Волка, Медведя, Лисицы и Мыши в исполнении Макара.

В глазах туман. Сердце бешено отбивало свой аритмичный такт.

– …ЗВЕРИ ТАНЦЕВАЛИ И ВЕСЕЛИЛИСЬ, А ГЛАВНОЕ – ЖИЛИ ДРУЖНО! – продолжал свой рассказ закадровый голос, пока дети смеялись над огромной Бабочкой, картинно размахивающей своими нелепыми цветными крылышками. На сцене было отчетливо заметно, что костюм слишком плотно облегал Юру и был ему тесен, что и вызывало смех у зрителей пионеров.

Голос. Нужно слушать голос.

– НО ПОТОМ МЕСТА ЗВЕРЯМ СТАЛО НЕ ХВАТАТЬ.

– Теперь это моя поляна! А ну-ка брысь! Буду я здесь пчел разводить да мед собирать – проревел Медведь, выходя на сцену. Было похоже, что кривляния физрука, помимо детей, веселили и его самого.

“Твою мать… А чё я там должен говорить? И когда мой выход?! После кого?! Не помню текст, не помню…” – кружилась голова у Мака, готовая взорваться от напряжения.

Вожатому становилось всё хуже и хуже, и пока действие на сцене продолжалось, тревога в нем всё нарастала и крепла.

Тем временем гримерку покинула Лисица, и вместе с тем из зала тут же донесся гул и смех пионеров, которые узнали в костюме и гриме старшую воспитательницу.

– Эх, местечко-то какое чудное да просторное. Моим оно теперь будет! Уходите с моей поляны! Живо! – сказала лиса, на что зрители ей в ответ лишь заулюлюкали.

– Ну чё, Макар – пожелай удачи – улыбнулся Волк, хлопнув Макара по плечу. – Я погнал.

“Обойдешься” – подумал вожатый, смотря в спину Жене.

– Это с чего еще вдруг?! Моим это место будет! А ну кыш все! Р-Р-Р! – прорычал волк еще за кулисами, после чего тоже вывалился на сцену. – Свои хоромы я здесь отстрою да на луну выть буду! АУ-У-У!

И вот Мак остался в гримерке совсем один. Наедине со своей кружащейся головой и тошнотой, давящей на горло. Наедине со своей паникой и переживаниями, пришедшими невесть откуда. Наедине с самым настоящим человеческим страхом.

“Дальше точно буду я. Но когда, вашу мать?! Когда?! Ни хера не помню” – метался и кричал Макар у себя в голове.

На сцене происходила потасовка. Медведь гонялся за Волком, который, в свою очередь, гнался за Лисицей, пятясь ухватить ее за рыжий хвост. Из колонок играла быстрая и мелодичная музыка, которая придавала погоне забавный темп. Остальные звери разбежались по импровизированным кустам и пугливо наблюдали за происходящим со стороны.

“Когда? Когда же?” – казалось, что сейчас от этого вопроса зависит вся его никчемная жизнь.

Музыка понемногу стала утихать. Звери, гоняющиеся друг за другом по сцене, сбавили темп и стали вопросительно коситься в сторону гримерки.

“Пора!” – щелкнуло в голове у Мака.

Тяжелые, будто бы налитые свинцом ноги с трудом вытащили вожатого из-за кулис на сцену, а в глаза бросился яркий свет софитов. Зал был полон. К этому моменту многие из детей уже сползли со своих мест и расположились почти у самого края сцены. На задних рядах старшие пионеры стояли на лавках, чтобы наблюдать за действом во всей красе.

Десятки лиц. Сотни. Казалось, что даже тысячи…

А еще телефоны… Многие снимали происходящее на телефоны. Их мертвые и холодные механические объективы уставились на испуганную Мышь и с каждой секундой всё больше записывали на свою такую же мертвую цифровую память то молчание, которое Мак принес с собой в это действо. А Макар всё стоял и молчал. Испытывая неясный для себя ступор, он тупо наблюдал за зрителями, а они наблюдали за ним – словно за испуганной крысой в клетке в зоомагазине.

Тошнота давила всё сильнее. Голова кружилась всё отчетливее. Слова и мысли перемешались в голове. Он вдруг многое вспомнил. Эту картину он уже видел когда-то. Давно. Слишком давно для себя самого. Но всё же это было, и теперь он как будто вернулся в те времена.

Нет. Хуже. Сейчас…теперь всё значительно хуже. Это не те времена. И он сам – это не он. Не тот Мак Закрепин, не тот вожатый… Нет. Это другой Макар. Испорченный и сгнивший. Макар, от которого уже ничего не осталось. Однако сейчас его как будто оживили на мгновение, и он, словно ребенок, который только что явился в этот мир и увидел перед собой первый свет, пока еще не понимал, куда привела его только что начавшаяся для него жизнь.

Его взгляд вдруг выхватил в толпе Элину – она будто понимала, что с ним происходит. Выжидала. Надеялась на лучшее.

– А ты кто такой?! – разбудил Макара голос Лисицы, которая решила прервать неловкую паузу. – Мышь, что ли?

Мак вопросительно посмотрел на нее – чего она ждет? Чего хочет от бедной Мыши?

“Текст!” – взорвалось у Мака в голове сквозь звон в ушах.

– Да, я мышь! – громким, но совсем не своим голосом ответил Макар Лисице. – И вот…щас я…пока вы…они, в смысле, заняты, я…это место себе и заберу…

– Ну уж нет! – выкрикнули трое животных и все разом погнались за Макаром.

“Нужно бежать!” – понял Мак, предчувствуя надвигающуюся из недр желудка беду.

И он побежал…

Вожатый очнулся только после того, как закончил блевать в кустах.

Теперь, когда всё его тело, каждую его мышцу и клеточку выворачивало наизнанку, Макар с трудом мог адекватно соображать. Он точно понимал, что был в сознании и даже мог более-менее соображать, но окружающий его мир словно заволокло туманом. Казалось, что где-то вдалеке шумят дети и приглушенно играет музыка в клубе. Или не играет? Черт знает…

Как только пелена стала рассеиваться и Мак смог встать в полный рост, жадно глотая свежий вечерний воздух, он понял, что находился посреди лужайки за спортивной площадкой. На улице было темно и в лагере уже горели включенные фонари, но он не попал в их свет, и это, почему-то, его очень радовало.

Макар взмок от пота, а руки у него тряслись так, будто он сегодня разгрузил целую фуру мешков с цементом. Ноги у вожатого всё же дрогнули – сначала он осел на колючую траву, надеясь перевести дух, а после не выдержал и лег на спину, не в силах удерживать равновесие. Небо было усеяно звездами, но фонари, что светили не так далеко от него, не позволяли насладиться небесными огоньками в полной мере. Голова у него раскалывалась, мир плыл перед глазами, а дыхание было частым и жадным.

“Нужно отдохнуть” – подумал Мак, закрывая глаза. – “Нужно чуть-чуть отдохнуть”.

Выход на злосчастную сцену стал для Макара последней каплей. Он и сам не мог понять, что послужило причиной этого позорного срыва. Единственный вывод, к которому мог прийти его больной разум, гласил, что нельзя смешивать теплое пиво, солянку, нервы, солнце и сценический дебют после долгого перерыва в вожатской карьере.

Сейчас вожатый с трудом плелся по дороге к Южному корпусу. Тело болело так, будто Мака несколько часов подряд массажировали куча профессиональных бодибилдеров-извергов, а голова раскалывалась ничуть не меньше, чем после недельного запоя. В корпусе стоял шум – дети носились по нему, словно гоночные болиды, занимаясь какими-то своими делами, а когда им на глаза попался Макар, они и вовсе стали кричать ему: “Мышка! Мышка!”.

– Дети, спокойно, пожалуйста! Все приготовьтесь мыться – услышал Мак голос Валеры, который пытался угомонить детей и привнести в этот хаос хоть какой-то порядок. Ушастый находился в другом конце коридора, поэтому Маку удалось прошмыгнуть мимо соседа в свою комнату незамеченным.

Он не знал, сколько времени провалялся в траве, но можно было догадаться, что Мак уже пропустил дискотеку и вернулся в отряд аккурат перед сонным часом, когда пионеры должны были помыться и разойтись по комнатам. Если бы выдалась такая возможность, вожатый не раздумывая бросился бы спать прямо сейчас, наплевав на детей, орущих в коридоре, и на Зорю, которую, к счастью, пока что не было видно на горизонте.

Ему нужен был сон. Катастрофически нужен… Но увы – спать, к превеликому сожалению, сейчас было нельзя.

Макар рискнул посмотреть на себя в настенное зеркало. Его лицо и волосы были мокрыми, а мышиный грим расплылся и превратил его в жуткое чудище, футболка была грязной и липкой, а под глазами виднелись провалы, будто у скелета. Весь этот изможденный вид он не смог бы скрыть при всём своем желании, но ему этого и не хотелось. У Макара просто не было сил притворяться, что с ним сейчас всё в порядке.

– Восьмой и седьмой отряд, всем мыться! Буду проверять! – раздался голос Валеры из-за двери, которая уже через секунду распахнулась.

Валера, судя по его растерянному виду, не сразу признал в облезлом монстре своего соседа.

– Ой… Макар?! – вылупился на него лопоухий. – А ты где был? Почему убежал?

Мак не спешил с ответом – прежде всего ему хотелось выровнять дыхание и постараться сделать так, чтобы его снова не вывернуло, только в этот раз уже на соседскую кровать.

– Где Зарина? – сипло спросил Макар. Ему казалось, что голос у него дрожит, и это было уже чересчур даже для недельного запоя.

– Зарина… А, ну они с Кариной на планерку пошли. Я на двух отрядах стою, пока девочек нет. Зоря тебя ждала, но им нужно было идти, вот меня и оставили…

– Ясно – прервал Мак соседа. – Дальше сам справишься? Я немного не в силах.

– Думаю да – неуверенно ответил Валера, но даже за эти слова Макар был ему благодарен.

– Хорошо – сказал Мак и полез в свою сумку за полотенцем.

Ему нужно было смыть с себя весь этот прошедший день. Настолько, насколько это вообще было возможно.

– Ты издеваешься, что ли?! Чё это за херня была? Почему свалил с вечерки? Выступил – молодец! Но потом-то еще представление вожатых по отрядам было, а я там стояла, как дура. Одна!

Зарина говорила с Маком на повышенном тоне, но голова у него болела и сопротивляться громкоговорящей напарнице у него не находилось сил.

– Как мы с тобой работать-то будем, Макар? – снова завела свою шарманку напарница, скрестив руки на груди. – Я так поняла, что прибухнуть и покурить ты очень даже любишь. Да и характер у тебя тот еще, не из покладистых. И что – у нас теперь каждый день так будет заканчиваться?

Макар скривил на лице некоторое подобие несогласия. Однако Зоря вряд ли смогла расшифровать его гримасу.

– Знаешь, мне чё-то стремно. Целый день об этом хожу и думаю, а дети только сегодня заехали! А чё будет к концу смены? Уж не знаю, как ты там работал раньше, но так точно не пойдет, Макар. Не хочешь работать – вали! А если хочешь, то хотя бы сделай вид, что стараешься. Капец, у меня вообще такое впервые, честное слово. Нет, всякое бывало, но чтобы вот так, с первого дня нарваться на жопу – такого еще не было. С утра еле поднялся, пришлось будить. Симку он поменял, типа самый умный. Ходит злой и с недовольной миной. Еще и с вечерки свалил, вернулся только к отбою, когда за него уже всё сделали… Жесть какая-то. А еще первак, называется…

Глаза у Макара закрывались сами собой, но он упорно старался не уснуть, чтобы его напарница не взбесилась сильнее прежнего и не придушила его в гневе. Однако держаться у него получалось, откровенно говоря, плохо.

– Я сама с собой разговариваю, ваше высочество? – уже ни на что не надеясь, спросила Зоря, присаживаясь напротив напарника на идеально заправленную кровать Валеры.

– Чё ты от меня услышать хочешь? – еле проговорил вожатый.

– Скажи, что так дальше не будет продолжаться! Я не знаю… Хотя бы попытайся меня убедить, что мое первое впечатление ошибочно и ты не тот мудак, что приехал в лагерь “вспомнить молодость” и кайфовать на чужом горбе.

– Не парься – ответил напарник и с трудом сел на кровати. В голове у него крутились вертолеты, но равновесие он в итоге удержать сумел. – Дело не в бухле, ну или не только в нем. Сегодня просто случился…форс-мажор. Солнечный удар, или чё-то вроде этого…

– Да что ты! – не веря словам напарника, сказала Зоря. – Ну да, конечно, с каждым бывает. Чего уж тут… А может и правда пить надо меньше? И кепку носить, чтобы солнце тебя не вырубало по чём зря? Сегодня не так уж и жарко, если на то пошло. Июнь только начался.

Видя, что разговор не приносит должного результата, Зарина молча поднялась с кровати, не забыв ее поправить, и уже собралась уходить, но всё же остановилась в дверях, сказав:

– За планерку завтра поговорим. Постарайся проспаться, пожалуйста. И больше не бухай… А то так и будешь по кустам бегать.

Дверь со стуком закрылась, и, судя по голосам из коридора, Зарина отправилась укладывать спать последних пионеров, что еще не успели разбежаться по своим комнатам.

Макар сидел и курил на лавке, делая неспешные и размеренные затяжки. Вокруг стояла тишина – корпуса спали, и только иногда где-то на территории слышались отдаленные голоса блуждающих вожатых. Вслушиваться в них у Макара не было ни сил, ни желания. Ему стало чуть легче, но выздороветь он мог только благодаря сну, к которому без выкуренной сигареты приступить всё никак не получалось. А тем временем голова у него продолжала гудеть, а тело подламывать.

– Ты здесь? – раздался голос, в котором Мак узнал свою тетку.

– Нет. Тебе показалось – нехотя ответил племянник.

Элина присела рядом с ним. Легкий запах приятных духов выдал бы ее, даже если бы она не заговорила с Макаром и спряталась где-нибудь в кустах. Одета тетка была по-домашнему, однако из образа ее выбивал только платок, который она накинула на плечи, чтобы укрыться от ночной июньской прохлады. Вожатый тоже ежился, но ему было трудно сказать, из-за холода его потряхивает, или же его еще не отпустило после того самого выверта за спортивной площадкой.

– Ну что – как тебе первый день в “Ювенте”? – тихо спросила Элина.

– Как видишь… И это…давай без нотаций, а? Или хотя бы не щас. Потерпи до завтра.

– Успокойся. Я же не изверг. Просто хотела тебя проведать. В клубе на тебе лица не было, а когда ты из зала выбежал, я думала за тобой рвануть, но это уж совсем бы странно выглядело.

– Ага… Странновато.

– И что у тебя там случилось?

– Без понятия. Хреново стало, вывернуло. Перенервничал, наверное… Черт знает.

– Понятно. Может тебе к Якову Максимовичу сходить?

– Не надо – отмахнулся вожатый. – Щас уже спать пойду. Само пройдет.

– Ну смотри… Кстати – в зале народ подумал, что всё так и было задумано. Даже смеялись.

– Я рад – прохрипел Мак.

Элина ничего не ответила, а просто тревожно смотрела на племянника в свете теплого фонаря. Макара это раздражало, но всё же он понимал, что тетка пришла очень кстати – кроме нее ему больше некому было высказаться. Выговаривался Мак крайне редко, да и то почти никогда не делал это на трезвую голову. Однако в данный момент, пусть и со скрипом, но он испытывал острую необходимость выплеснуть всю ту накипь, что осела у него внутри.

– Да это вообще капец был… – рот Мака вдруг заговорил сам собою, оставив позади всякую гордость. – Я там как истукан стоял. Ноги дрожали так, будто я туда в первый раз… Как будто и не было тех трех лет… А этим, сука, хоть бы что. Им всё по кайфу было. Клоуны…