Ювента

– Макар – обратила на себя внимание Зарина, которая из-за этой ситуации даже прекратила поедать свою котлету. – Ты меня извини, но мы с тобой, вроде как, командой должны быть. А тут что получается? Ты номер сменил и будешь довольный ходить? Я же свой отключить не могу. Да и вообще так не делается. Мы на работе, и часть этой работы – отвечать на звонки родоков. Я тоже от этого не в восторге, ни чё не говорю. Но… Вдруг что случится, родители начнут звонить, а у нас тут что? Тишина в эфире? Тогда позвонят уже Ольге Викторовне и там нам уже не до разговоров будет. Влетит обоим. Может, давай без этих твоих “финтов” обойдемся? А?

– Неа – прожевал Мак, продолжая поглощать капустный салат, который на его вкус оказался слегка пресноватым. – Я это уже проходил и нервы себе дрючить больше не хочу. В наши обязанности сидение на телефоне не входит. Это нигде не прописано. Мы должны следить только за мелкими, что и будем делать. Ну…я во всяком случае. Всё. А нервные предки – это не наша с тобой забота. Для этого как раз и существует воспиталка, ну или начальник лагеря, на худой конец. У нас и так дел будет до жопы…

– Макар, мы здесь так не делаем… – повторила Зоря в надежде на здравый смысл напарника.

– Значит не делай! – повысил голос Мак, который всё равно утонул в общем шуме столовой. – Сказал же – тебя я не заставляю. И давай-ка ты не будешь меня воспитывать. Я вожатым работаю подольше твоего и знаю, как мне лучше будет.

Разговор был окончен. Мак, наконец, осилил свой перекус для травоядных и отнес тарелку на мойку. Тем временем его седьмой отряд уже копошился и бесился у лестницы столовой, где мешал проходу других детей. Завидев этот беспредел, Макар понял, что пришла пора наводить дисциплину среди этого распоясавшегося сброда.

– В чём дело?! – крикнул Мак, чем сразу привлек к себе внимание не только своих пионеров, но и доброй половины всего лагеря. – Чё за стадо?! Быстро свалили с лестницы! Построились! Бегом, я сказал!

Мелкие пионеры поспешили встать в строй по два человека, как их и учили, но из-за суеты вышло это у спиногрызов далеко не с первого раза. После пары тычек и персонального подзатыльника для Ивана, Макару всё же удалось собрать некоторое подобие построения, после чего он медленно повел отряд на базу – к Южному корпусу. Дважды они останавливались, чтобы разойтись и сойтись заново, но по итогу конечная точка их пути с горем по полам всё же была достигнута. Строгим голосом Макар приказал всем собраться в холле и смирно ждать, когда он к ним присоединится.

Зайдя в вожатскую, Мак наскоро откупорил бутылку пива, о которой мечтал всё это ужасное утро, и принялся жадно глотать содержимое. Пиво было легким, словно пушинка, не источало сильного запаха и было куплено специально для того, чтобы чуткое обоняние Элины и других обитателей лагеря не учуяло его от Мака и не заподозрили его честную личность в распитии спиртного. Наскоро опустошив почти половину бутылки и снова бережно ее закупорив, вожатый убрал пиво в тумбочку и решил вернуться к отряду в холле, из которого уже исходили шумные звуки баловства.

– Заткнулись все! – наорал Мак на детей, часть из которых уже устроили забег по комнате. – Бегом по местам!

Пионеры послушались, резко замолчали и расселись по кроватям, изобразив из себя ангелов, которыми они на самом деле не являлись. Вид у Макара был строгий, и некоторые дети не рисковали долго на него смотреть.

– Для тех, кто не умеет себя вести, я знаю одно интересное место, как раз для таких дебилов. Под каждым корпусом есть подвал, в котором когда-то закрывали шумных пионеров. Пару деньков там посидите, глядишь и в людей превратитесь. Может, давайте вернем традицию? Нет? Тогда давайте вы не будете орать каждый раз, когда вожатый сваливает из комнаты?

– Мы не будем кричать – тихо ответила та самая Полина с плюшевым медведем, которого она до сих пор таскала с собой в руках. Чуть ранее Мак для себя отметил, что сама Полина вела себя спокойно и не участвовала в общем галдеже, когда он зашел в комнату.

– Очень на это надеюсь – не сбавляя голоса, сказал вожатый, и прошел к дальней стене холла, усевшись на пионерскую тумбочку. – Короче, экскурсию мы вам провели, теперь давайте пробежимся по правилам. По самым важным правилам! Первое – если вам нужно куда-то отойти, говорите мне, или Зарине. Не важно, куда – в буфет, или просто выйти проветриться или покурить, спрашивайте по каждому поводу. Не дай бог я вас не увижу в поле зрения, тогда пеняйте на себя! Ясно?

– Чего? Покурить? – удивился Ваня, глупо хихикнув.

– Это я образно. Вы чё, только про это услышали?

– Нет – ответил отряд.

– Тогда еще раз спрашиваю – вам ясно?!

– Да – едино протянули детские голоса.

– Замечательно. Тогда переходим ко второму очень важному правилу – если дверь в мою комнату закрыта, значит я занят. За-нят. Если вам чё-то надо, то можете постучать, но не надо заваливаться, пока я не разрешу. Усекли? У всех должно быть личное пространство, в том числе и у меня. А так…если не будете лезть ко мне, то и я к вам докапываться не буду. Так усекли, или нет?

Вновь протяжное согласие. Мак не был уверен, что малявки вообще запоминают, что он им пытается втолковать. Но это были уже их проблемы, которые не отменяли наказания в случае нарушения установленных правил.

– Третье – вы делаете то, что говорят вам вожатые. Если мы говорим вам строиться, значит вы должны построится за десять секунд, отложив всю свою жратву, игрушки, книги и всякую прочую х…фигню. Если не успеваете за десять секунд, то мы возвращаемся обратно в корпус и повторяем эту процедуру заново. И так будет до тех пор, пока вы не сделаете всё идеально. Если я говорю, что в буфет вы не ходите, значит, вас там и близко быть не должно. Говорим, что нужно одеть спортивную обувь, значит, мы не двинемся до тех пор, пока у каждого на лапах не будут одеты кеды…

– А у меня нет кед – раздался из толпы чей-то невнятный голос. – У меня только кроссовки.

– У меня тоже кроссовки – сказала девочка в очках.

– А кроссовки считаются спортивной обувью? – спросил пухлый мальчишка, сидевший неподалеку от вожатого. – У меня есть кеды, но мне просто интересно…

– Тихо! – унял Мак начинающийся гул обладателей кроссовок. – Без разницы, кеды у вас или чё-то другое. Главное, чтобы я не видел у вас тапок, шлепанцев, сандалий перед зарядкой или спорт-часом. На остальное насрать. Я не хочу потом выслушивать от физрука жалобы на вас… Вы меня поняли?

– Поняли – вторили вожатому безвольные пионеры.

– Ладушки… И последнее – если вам что-то не нравится, то говорите об этом в первую очередь вожатым, а только потом мамам, папам, воспитателю, Господу Богу и всему остальному миру. Сразу скажу – тихушников я не перевариваю. Дятлов – тоже. Поэтому не молчите, а имейте совесть и говорите, чё вас не устраивает. Если это, конечно, не какая-то глупость. Ну…вроде всё сказал. Вопросы будут?

Во всей толпе пионеров поднялась только одна рука – ее обладателем оказался тот самый Иван, которому Макар уже успел влепить подзатыльника.

– Ну? – разрешил спросить пионеру Макар.

– А чего это за подвалы такие? Я про них раньше не слышал. Покажите?

– Вот это и есть глупость – указал отряду на мальчишку Мак. – Такие вопросы я не люблю, поэтому думайте, прежде чем спросить, уяснили?

Воспитательную работу прервала Зоря, которая неожиданно появилась в дверях холла.

– Макар, можно тебя?

– Щас? Ладно – раздраженно ответил напарнице вожатый. – Всем тихо сидеть!

Прикрыв за собой дверь, Мак и Зоря остались наедине в коридоре корпуса, где сейчас как раз не было ни единой живой души.

– Ты чё их сюда загнал? – спросила Зарина так, словно застала детей отжимающимися по сто раз на битом стекле.

– Беседу провожу, воспитательную.

– Так это и на улице можно было сделать. Погода хорошая, чего в корпусе потеть? Все отряды вон по улице щас гоняют, знакомятся, в игры играют… Одни вы под крышу спрятались – завела шарманку Зоря и, не дождавшись ответа, продолжила: – Короче, там народ вечерку к открытию ставит, от каждого отряда по вожатому просят. Девчонок там хватает, нужны парни, поэтому дуй в клуб, а я пока с детьми побуду. Вот как раз проведу им игры на знакомство. В 15:25 у нас по расписанию поход в медпункт со справками, если помнишь. Поэтому подтягивайся уже туда …

– Чё за вечерка? – удивленно спросил Макар.

– Ты на планерке спал вчера, что ли? Вечернее мероприятие в честь открытия смены. Ставим сказку о лесе. Роли, костюмы, все дела…

– Не буду я участвовать. Пусть сами этой херней страдают – заупирался Мак, к чему его напарница была явно готова.

– Это уже как хочешь. Но ты, главное, сходи в клуб и скажи, что тебя не будет. Они тогда кого другого подыщут. Хотя мальчики, вроде как, все уже там. Ладно… Иди, Макар.

Раздраженный вожатый, проклиная всё на свете, буквально вырвался из корпуса и отправился в сторону клуба. Злобно вышагивая, Макар уже прикидывал в голове, на сколько далеко он пошлет того, кому пришла в голову бредовая идея записать его в участники этого сабантуя. Он не вписывался в подобную ерунду уже очень долгое время, поэтому в его планы не входило в скором времени вновь возвращаться на сцену. И уж тем более ему никак не улыбалось делать это по чьей-либо долбанутой указке. Он не наемный актеришка и не клоун, чтобы участвовать во всём, в чём скажут. Для этого существовали такие вожатые, как тот-же Валера – мягкотелые, юные и безвольные. А сам Макар уже давно был не из таких.

Теперь же оставалось только донести эту мысль до всего остального цирка уродов. Он им не ровня, и это они должны были уяснить как можно скорее.

В клубе копошилась подготовительная суета – вожатые со всех отрядов бурно обсуждали вечернее мероприятие и примеряли сценические костюмы, ди-джей баловался с музыкой, продолжая химичить с колонками, а несколько девушек вожатых, среди которых была и Карина, репетировали свой танец прямо в центре зала. Ольга Викторовна, руководившая всем этим действом, моталась по сцене и занималась каким-то своим, одной ей интересным делом. Появление Мака заметили прежде, чем он успел разобраться в происходящем.

– О, Макар, мы тебя ждали – подошел к нему парень с цветной повязкой на голове, вожатый одного из старших отрядов, которого, вроде бы, звали Максом. – Возьми у Ленки сценарий, там твоя роль прописана.

Лена, вожатая первого отряда, которую Мак запомнил только из-за ее дурацких дред, сама любезно отдала вожатому уже изрядно помятые листы с текстом, в которых Макар, собственно, и не нуждался. Любопытство вязло свое, и вожатый решил заглянуть в сценарий, чтобы понять, о чём вообще пойдет речь в этом сабантуе. Его глаза выцепили первые попавшиеся строчки:

Лиса (Оля) выходит на сцену и бегает по ней, размахивая хвостом.

Лиса (Оля): – Эх, место какое чудное да просторное. Моим оно будет!

Волк (Женя) из-за кулис: – Это с чего вдруг?!? Мое это место! – выходит на сцену. – Свои хоромы тут буду строить!

Медведь бегает за Волком, Волк за Лисой и пытается ухватить ее за хвост. (Звучит весёлая музыка – надо выбрать!!!)

На сцене появляется Мышь (Макар): – Вот пока они заняты, я эту полянку себе и приберу…

– Не понял. Мышь – это я? – оторвавшись от сценария, туповато спросил Мак, в надежде, что глаза его обманывают.

– Ага. Там же написано – Макар. Погодь…или не написано? – спросил Максим и хотел было заглянуть в сценарий, но Мак одернулся и не дал этого сделать.

– А вы ни чё не перепутали? – с вызовом спросил Макар у парня. – И кто эту херню писал? Кто меня крысой сделал?

– Макар, не шуми ты – попытался отшутиться вожатый. – Какая разница, кто кого играет? Весело же. Юрец вон вообще полчаса пытался на себя костюм луговой бабочки напялить. И напялил! Мы тут с него минут десять ржали всем стадом. Но он же не возмущался…

– Мне насрать, кто там и чё на себя пялит, это их пидорское дело – не на шутку разозлился Мак и был готов засунуть всю кипу листов сценария в глотку его автору, если бы таковой всё же рискнул объявиться. – Вот из своего стада и набирайте клоунов…

– Что за шум, а драки нет? – спустилась со сцены Ольга Викторовна и вклинилась в разговор.

– Да тут у Макара роль не по статусу – отшутился вожатый с повязкой, из-за чего Мак уже был готов разбить нахальному парнишке нос.

– А что такое? Не хочешь мышку играть? – спросила воспитательница таким тоном, будто Маку было шесть лет. – Так мы же вчера расписывали роли на планерке, чего ты не откликнулся? Щас уже поздновато что-то менять.

– Ничего не поздно – вывернул вожатый. – Просто вычеркивайте меня и ищите другого. Никаких крыс я играть не буду.

– Макар, не капризничай, пожалуйста – всё тем же ласковым и воспитательским тоном ответила Ольга. – Я тебя услышала. Больше не буду ставить тебя на такие роли, если ты против. Но и ты, пожалуйста, в следующий раз на распределении хоть голос подай. А сейчас давай репетировать. Быстренько. У нас мало времени.

Мак не успел даже слова вставить, как Ольга Владимировна уже захлопала в ладоши, что оказалось сигналом для всеобщего сбора и начала репетиции. Вожатый чувствовал себя последней дешевкой, которую только что купили за бесценок. Да и не купили вовсе, а взяли…

Просто взяли…

“Я это запомню” – озлобленно подумал Макар и вместе со всеми нехотя потащился на сцену.

Вожатый с угрюмой физиономией топал обратно в свой корпус, стараясь забыть всё то унижение, что он пережил на бредовой репетиции, отыгрывая какого-то грызуна. У Мака не было никакого настроения вообще продолжать этот день, но поход отряда в медицинский пункт плевать хотел на его желания. Время на экране телефона было только 15:11, что означало возможность хотя бы небольшой передышки после репетиции. В вожатской никого не оказалось, и за отсутствие здесь Валеры Макар даже поблагодарил небеса, развалившись на кровати. Бутылка пива, которую он оставил в тумбочке перед уходом, тут же оказалась у него в руках, что вселяло Маку крошечную надежду на то, что жизнь иногда всё же может казаться не такой уж скверной.

Однако не прошло и минуты, как дверь в комнату резко распахнулась и на пороге появилась треклятая Зоря. От внезапности появления напарницы Макар чуть было не пролил на себя пиво, но саму вожатую этот удручающий факт, видимо, не особо беспокоил.

– Эм-м-м… Макар, ты пьешь, что ли? – задала глупый вопрос девушка. – Серьезно? На фига?

– В пещере родилась, что ли? Стучаться не учили?! – бросил ей Мак, садясь на кровати, чтобы вдруг не подавиться.

Зоря без приглашения вошла в комнату и закрыла за собой дверь, после чего уселась на кровать Валеры, почти напротив напарника.

– Так, Макар… Давай я прямо скажу – помимо детей я не привыкла смотреть за кем-то еще, а уж тем более за своими напарниками. И я не хочу к этому привыкать. Ты это…если хочешь выпить – выпей, я ж не против. Но ты хотя бы днем этого не делай, чтобы дети запаха не учуяли. Ну и, раз такое дело, курева это тоже касается. После обеда от тебя так табаком несло, ты бы знал… А это у меня еще нюх такой себе.

– А по тебе и не скажешь. Никто не учуял, а ты прям как ищейка…

– Не правда – не совсем искренне усмехнулась девушка. – И еще – я тут заметила, что ты…как сказать… Ладно, короче – заметила, что ты слегка того, раздражительный. На окружающих срываешься… Да и вид у тебя такой, как будто тебе всех убить хочется…

“Надо же” – подумал Макар. – “Глаз алмаз”.

– У всех свои причуды, и я это понимаю. Уже сама по опыту знаю, что иногда хочется наорать на всех на ровном месте. Особенно в первые дни, когда еще привыкнуть к этому цирку не можешь. Но ты всё-таки постарайся быть чуть спокойнее. Окей? Дыши ровнее, медитируй там, я не знаю… Главное – не устраивай нам проблем. Договорились?

Макар сделал глоток из бутылки, давай понять, что ни о каком договоре и речи быть не может.

– Проблем? Вот оно как, значит… Так, Зорь, а теперь давай-ка я скажу честно. Я здесь работал еще задолго до тебя и всей вашей братии. Я здесь вожатил еще во времена, когда про “Ювенту” никто и знать не знал. Мы поднимали здесь всё с нуля, без всех этих реклам, тестов и супер наворотов, которые есть у вас. И мы же как-то справились, правильно? Что при мне, что, я уверен, после меня народ и пил и курил при любом удобном случае. И ничего, мир не рухнул. Расслабляться же как-то надо. Кто-то дрочить в туалет бегает, кто-то нервы другим треплет и пытается поучать, а кто-то я – чтобы выдохнуть и взбодриться я иду на перекуры или в вожатскую пригубить пива. Это моя “медитация”, если тебе так будет понятнее. А пиво это, кстати говоря, безалкогольное, от которого унесет разве что младенца, ну или того же Валеру. Я свою меру знаю, поэтому не надо говорить, что мне делать или не делать. Я сам как-нибудь разберусь, без сопливых. Поэтому давай так – я не лезу к тебе, а ты не лезешь ко мне. Мне тоже не в прикол, когда за мной по пятам ходят, так что завязывай с этой херней. Мы друг друга услышали?

– М-да… “Рабочие моменты” нарисовались – спокойно ответила напарница. – Тебе никогда не говорили, что ты немного грубоват?

– А ты надоедливая.

– Есть такое, я не спорю. Но…

– Без “но”. Я уже скоро отсюда свалю, это я тебе гарантирую, так что тебе меня терпеть не долго осталось. Обожди пару дней, а потом опять сможешь работать со своими ванильными вожатиками, которые не пьют и не курят, а за секс считают прелюдию. Вот тогда и заживешь, как хочешь. А пока… Дыши ровнее, медитируй, или что ты мне там еще советовала…

Зоря усмехнулась, но скорее от упрямства Мака, нежели от его “смешной” шутки.

– Ладно, смотри сам. Я просто хотела поговорить открыто – с разочарованием в голосе ответила девушка. – Мы с детьми придумали название и девиз отряда. Интересно?

– Не особо – сказал Мак, сделав большой глоток из бутылки. – Пора строиться.

Медицинский осмотр в корпусе номер шесть, который еще обзывали просто медпунктом, а иногда и “больничкой”, госпиталем и даже “дуркой”, был удовольствием сомнительным, чересчур долгоиграющим, и, что самое обидное, абсолютно ненужным. Перед заездом в лагерь пионеры заранее проходили в городе медицинскую комиссию, без которой попасть в “Ювенту” было нельзя. По своей сути этот осмотр являлся банальным подтверждением того, что дети приехали в лагерь целыми и невредимыми, но не более. Но именно из-за этой идиотской процедуры каждый отряд должен был терпеливо отстоять в очереди, пока другой проходил осмотр крайне неторопливыми темпами. Расписание посещения медпункта, которое составляли заранее именно для того, чтобы очереди у шестого корпуса не возникало, почти всегда шло под откос. Один отряд опаздывал, другой обязательно приходил раньше положенного времени, а остальные проходили медосмотр настолько долго, на сколько это вообще было возможно.

Седьмой отряд, который был пригнан Марком и Зорей к медпункту как раз следуя расписанию, прождал своей очереди еще около часа, прежде чем им разрешили снимать обувь и проходить в помещение, чтобы, наконец, приступить к делу. Яков Максимович и Екатерина Олеговна, которая ранее просила называть ее просто Катей, выглядели заморено и уже вряд ли отличали детей друг от друга. Сегодня через них успели пройти уже больше сотни пионеров, каждого из которых нужно было измерить, взвесить, проверить на наличие травм и ознакомиться с их медицинскими справками, которые вожатые ранее принимали от родителей пионеров. Пока Катя орудовала ручкой в журнале, сам врач – невысокий мужчина лет за пятьдесят – делал дело и дотошно проверял каждого из детей, попутно сообщая медсестре информацию для записи.

Процесс казался невыносимо долгим, а детей к тому же еще и приходилось регулярно успокаивать, чтобы они не шумели и ничего вокруг не лапали. Седьмой отряд значился в расписании последним, поэтому и закончили они с этими нудными проволочками уже почти к самому ужину.

– Вот Макар, держите. И еще распишитесь в журнале за получение – протянул маленькую аптечку вожатому Яков Максимович, когда закончил с осмотром последнего пионера. – Используйте только в крайних случаях. Самолечением не занимайтесь. Чуть что – сразу ведите к нам, или звоните. В любое время, естественно. Аптечку даем, если вдруг какая-то экстренная ситуация возникнет. Мало ли, да? Но такого у нас и не бывает почти.

– Ладно – без особого интереса пробубнил уставший вожатый, ставя роспись в уже исписанном журнале. Сейчас он был так выжат, что подписал бы вообще что угодно, лишь бы уйти из этого проклятого места.

– Там всё самое необходимое – зачем-то продолжил объяснять Яша своим хрустящим голосом. – Йод, зеленка – это если ранки какие-то небольшие. Бинт для перемотки…надеюсь, что до этого не дойдет. Цитрамон от головных болей, больше одной не давайте. Порошки от спазмов в животе. Уголь активированный для этого же дела, по две таблетки на десять килограмм. Еще тут лейкопластырь, салфетки…

– Я разберусь. Спасибо.

– Хорошо-хорошо. Конечно разберетесь. Если что – инструкции там все есть, прочтете внимательно. Не переживайте, Макар.

– Я и не переживаю.

– Вот и отлично. Так, что там – расписались?

– Да. Вы имя мое знаете? – подозрительно спросил Мак. Узнать имя и фамилию вожатого, конечно же, было не сложно, но Макару с трудом верилось, что врач выяснил всё это специально и заблаговременно. – Катя сказала?

– Нет, не она. Так я же вас помню, голубчик – улыбнулся Яков Максимович, собирая все детские справки в кучу и сортируя их по алфавиту.

У Макара неприятно сжалось в районе желудка. Помнит? Откуда?

– Работали вы у нас. Давненько, правда – словно ответил на незаданный вопрос врач.

– Хорошая у вас память. А я вот вас чё-то не припомню.

Это было не так – лицо врачуги и правда показалось ему знакомым, но Макар обратил на это внимание только сейчас, когда Яков Максимыч своими откровениями заставил вожатого почувствовать себя неуютно.

– Так я в те времена сюда на консультации приезжал и с проверками. Это уж потом меня позвали работать, так сказать – на постоянной основе. По-моему, вас уже тогда здесь не было. А по поводу памяти – что есть, то есть. Не пойму только, дар это, или проклятье. Ведь знаете…

– Хорошего дня. Мне пора – бросил вожатый и поспешил ретироваться из медпункта.

Против Якова Максимовича, с виду безобидного и интеллигентного врача, Мак пока что ничего не имел, но и тратить время на выслушивание его заумных мыслей тоже не собирался. Пока что вожатому было некомфортно лишь от того, что врач до этого уже знал Макара, пусть и мельком. Знакомых из “прошлой жизни” Мак всегда старался обходить стороной в прямом и в переносном смысле, но теперь делать это, пожалуй, стало уже невозможно. Иначе тогда ему вообще не следовало возвращаться в “Ювенту”. Оставалось надеяться только на то, что течение времени смыло своим бурным потоком из лагеря всех, с кем Макар когда-то работал или контактировал здесь несколько лет назад. Всех, кроме, разумеется, самого Якова Максимовича.

День понемногу близился к своему завершению, а живот у вожатого уже начинал завывать от голода. Настало время идти на ужин в столовую, куда уже, видимо, отправился и его отряд.

Дети далеко не сразу запомнили, кто и за каким столом сидит, поэтому они метались по столовой, словно перепуганные кролики, пока их вожатые пытались навести хоть какое-то подобие порядка. Рабочие столовой были недовольны сложившимся хаосом и демонстративно не разносили ужин до тех пор, пока все не рассядутся по своим местам.

К приходу Мака, который по пути еще заносил аптечку из медпункта в Южный корпус, вожатые уже успели навести условный порядок, а ему самому оставалось только подтолкнуть пару особо туго соображающих пионеров к их местам. С горем пополам, спустя какое-то время, вожатые и сами смогли присесть за свои столы в ожидании ужина, который до них всё равно дошел бы еще не скоро. За столиком вожатых из Южного корпуса царила тишина – Валера грыз корку хлеба, Зоря бестолково глядела в окно, а Карина просто хлопала своими большими глазами и не решалась прервать молчание. Макара такой уклад вещей вполне устраивал, но Валера снова решил испортить своему соседу всю идиллию.

– Макар, а ты сегодня в сценке участвуешь? – надавил на больную мозоль лопоухий.

Вожатый нехотя кивнул.

– Круто – с не поддельным восторгом отреагировал на кивок его сосед. – А от нас вот Карина идет. Она здорово танцует, поэтому ее туда с ногами и руками забрали.

– Да ладно, потом и тебя возьмут – смущенно поджала губы Карина. Макар удивился тому, что эти двое вообще могут испускать в сторону друг друга хоть какие-то звуки. И в особенности это удивление касалось самого Валеры, который в присутствии блондинки как будто воды в рот набирал и там же ее и кипятил. – В этом всё и дело – меня взяли только из-за танцев. Зато вот на сцене играть я всегда побаивалась.

– Я тоже – ответил Валера. – Только я вообще на сцене ни разу не был. Не звали просто…