Веда. Путь к роду

«Двуликие речи. Как же мне поступить? А если он вовсе меня отсюда не выпустит, змий эдакий? Душу хвать – и был таков! Вот только, если бы худого желал – уже бы сделал. Так? Выбор невелик» – размышляла зеленоокая.

– А каков он на вид?

– Как камень, конечно, – подавливая улыбку сказал тот, – на всех его гранях узоры виднеются богов и сил Слави. Ты почувствуешь его, если рядом окажешься. Его сила как магнит манит, притягивает, сиянье ослепляет, недруги его сторонятся, а добрые души подле него возвышаются.

Очи раскрылись, озарились жёлтым цветом, словно и впрямь василиск устремлялся на неё. Сначала Ждана подумала, что это сонная пелена и протёрла глаза, но дурман не рассеялся – окантовка чёрной точки глаз его переливалась янтарём, а тело будто парило в воздухе лентой змеиной шкуры. Он оказался близко слишком быстро, воздух донёс уже знакомый пряный аромат смородины.

– Уговор?

Ком в горле колюче давил, ладони вспотели, а сердце билось пуще могучих волн в море синем о брег.

– А коли не сдержу обещание?.. – сжав зубы вопросила Ждана.

Чернобог внимательно посмотрел в её глаза, точно желал узнать о её мыслях в данный момент, его губы чуть приоткрылись и их тронула незаметная улыбка.

– В лягушку превращу!

Ждана насторожилась. Только после поняла, разглядев искорки озорства в его потаённых глазах, что сказанное – в смех, не всерьёз.

Проведя одной рукой над другой, на его ладони, имеющей неисчислимое количество линий, появился порез, из которого тут же приступила сочиться тёмно-бурая кровь в златой кубок.

– Я даю тебе обещание, Вита, что в пути буду защищать тебя, чтобы никто из смертных не посмел тронуть тебя с плохими помыслами, дабы никому из богов не было позволено причинять тебе вред и обещаю, что не оставлю в пути. Обещаю, что приведу к роду твоему, вместе отыщем корни. Я клянусь, что, когда камень алатырь будет найден, предоставлю возможность воспользоваться тебе силой сокрытой в нём для собственных нужд. А пока ворочу тебя обратно в Явь, не расколов души, безопасно, в обмен на первую просьбу – моё освобожденье в ближайший срок.

Ждана вслушивалась в каждое слово, но подвоха не заметила, за исключеньем последнего. Янтарные очи в ответ посмотрели на девушку, выжидая того же.

– Я… обещаю… постараться найти камень ала…

– Алатырь.

– Я обещаю найти камень алатырь и принести его тебе, Чернобог.

– Сойдёт, теперь потерпи чуть-чуть.

Тот же самый ритуал он пытался произвести с ладонью девушки, но улыбка теперь открыто настигла его белёсое лишённое даров Ярилы лицо, когда он увидел, как та боязливо зажмурилась, но вопреки доверчиво протянула ему ручку отвернувшись, ожидая боли. Когда светло-алая струйка устремилась в кубок, владыка Нави слегка погладил тыльную сторону ладони, пытаясь привлечь внимание сообщая миловидной о том, что уже можно смотреть.

Оба испили соединившуюся жидкость в кубке и обещание было дано, тем самым закреплено печатью обещанья затесавшейся под кожу.

На забавность зоркая Жданушка заметила собственное отражение на стенках зеркального кубка, когда тот устремлялся испариться в воздухе и пошатнулась от увиденного.

– Я же вся измазанная! В саже! И… стыдно-то как! – белёсые веснушчатые щёчки залились краской. Она старалась смазать копоть, оставшуюся ещё с Беловодья.

– И всё же хороша, – иронично сдерживая улыбку ответил черноокий. – Отправляйся в мои покои. Там найдёшь всё, что нужно, чтобы привести себя в порядок. Собственно, там и переждёшь ночь. Тебя ничто не побеспокоит. Сторожить твой сон буду я.

– А ты?.. Совсем не будешь спать?

Чернобог ничего не ответил уходящей девушке и опять устремился туда, где его руки обвивают путы. И закрыв глаза, когда девушка в обожжённой рубашке и растрёпанными власами удалилась, прошептал на выдохе:

– Вожделенная Ви-та…

Но она этого уже не услышала.

Глава 4

Видна птица по полёту, а человек – по делам.

Свежий воздух давно не посещал это место. Потому, издав больной протяжный скрип, раскрылись непомерно огромные створы на коих местами виднелась облупившаяся краска, таящая под собою старое пожелтевшее древо. Тяжёлые портьеры угнетали своим весом не только помещение, но и, порою, хозяина, потому в пришедший час с натугой скользили по заржавевшему карнизу, цепляясь, противясь. Он предполагал, что она предпочитает дневные лучи, светлые высокие потолки и вольно гуляющий ветер. Преображенье до того отличающейся особым одиночеством, отрешённостью вкупе с ненадобностью пользования спальни, было направлено исключительно для гостьи. С желаньем угодить. Не каждый день в его покоях остаётся не просто девушка, а долгожданная гостья.

Единственный уголок, который не имел на себе ни пылинки и активно посещался хозяином являл собою два установленных справа от кровати высоких буфета из крепкого дуба цвета тёмного ореха. Однако своеобразный алтарь выполнял не прямое своё назначенье для храненья посуды или припасов. Старинные полки берегли на себе редкие собрания местных и обширные количеством заморских книг, целую кучу берестяных и пергаментных листов, старательно и аккуратно исписанных напрочь, дополненных зарисовками, объясненьями.

Мужские ладони изящно сложились противоположно друг другу и принялись дополнять благодатную атмосферу. Подле благородной кровати неожиданно для самих себя вновь зажглись восковые свечи, исполняющие особо спокойный, плавный танец фитилём и испускающие мягкие ароматы лаванды. Кованый столик у теперь распахнутого окна принял на себя графин с прохладной водой, чашкой с горячим, струящимся белёсой дымкой вверх, отваром чабреца и медовые сладости – маковники25. Рядом с сиротским таким же кованым с завитками стулом появился второй, с мягонькой подушечкой на сиденье. Стало уютней, цельнее.

Его сердце пропустило удар, когда услышал тихий шорох позади. И сам всецело не вразумлял, отчего эта девушка взывает такие наивные волненья в его старой, давно пропитанной дёгтем душе? На что он надеялся? Стало даже неловко, так как не успел создать атмосферу до её пробужденья, не успел удалиться. Обернувшись, всё же заметил спокойные веки, дыханье, что выровнялось благодаря ёмко вздымающейся груди, мерное сопение носиком.

Всю ночь он неизвестно зачем оберегал её сон, слушая дыханье, чувствуя ритм сердца даже сквозь толстые прочные стены. Мучил себя вопросами, но её нахождение здесь – рядом, уже предоставляло ему ответы.

Наблюдая за той, что пребывала в неге отдыха, всё же не решаясь уходить добавил ещё одну деталь…

И без того умиротворённое дыханье, стало глубже поймав возникший аромат луговых цветов, таких знакомых ей с самого детства. Букет небесной красоты, бережно оставленный на соседней подушке, чуть пощекотав носик, хрустя листочками свалился на простыни. Девушка распахнула глаза и вздрогнула сперва от целой охапки голубеньких цветов с жёлтой сердцевиной, а затем от того, кто потянулся за ними, дабы уложить так, чтоб подарок не помешал.

Оба замерли в неловкости глядя друг на друга. Ведающая в травах, несколько раз поморгав, высказала негодование вслух:

– Эти цветы не растут в червене!..

Мужчина, прищурившись, мысленно оспорил: «"эти цветы" что тебе так по душе, но ты даже не знаешь их названия, глубокой истории что они хранят. И всё же любуешься каждую весну их недолгой жизни, а ждать появления начинаешь с зимы… эти цветы».

Отстраняясь, ответил тихо, точно рассказывая какой-то доверенный ему секрет:

– Когда Создатель продумывал мир и давал названия всему, что воссоздаёт, то случайно забыл назвать один маленький цветок что рос на берегу ручья. Тогда забытое голубенькое растенье приблизилось к Всесильному и попросило не позабыть о нём, дать имя и ему. На это Всевышний ответил: «Тебя Я не забуду, не забудь и ты Меня. Пусть отныне имя твоё будет – незабудка».

Вглядываясь в бескрайнюю тьму его очей, девица поймала себя на том, что будто бы издавна знает его, знакома с его мудростью и несмотря на то, что пред нею ныне высшее существо – он ничуть её не пугает. Вводит в краску – да, заставляет сердце биться чаще – совершенно точно, но страх… этого чувства её ныне не посещало. При том ещё вчера смесь эмоций и пережитого раздавило её в пух и прах, а сегодня, будучи отдохнувшей, напротив, она ощущала словно всё становится на круги своя.

Не понимая, как относиться к данной ситуации, лишь крепче укуталась плотным одеялом, оставив для любованья хозяина покоев лишь недоуменность зелёных глаз в кайме пушистых ресниц.

«Неужели я ошибся?» – многозначительно подумал Чернобог. «Нет, это определённо она. Однако, чего я ожидал? Чувствую себя глупым нетерпеливым мальчишкой!».

Мужчина скривился, во всех вариациях осознав, что своим поведением ввёл молодую девушку в смятение, заставил краснеть.

– Прости, – холодно произнёс он низким голосом, замявшись.

– Нет-нет, мне никто никогда не вручал…

Но громоздкие двери уже закрылись, так и не услышав задержавшийся ответ.

Мирная обстановка утягивала снова в долгий и насыщенный сон. Не в силах бороться с телом, кое отчаянно требовало напрочь закрыть явленное сознанье и дать срок на восстановленье, вежды потяжелели и, под тихий скрип занавесей, скрывающих непривычное, даже морочное, для Нави солнце, она уснула.

Пробудившись в следующий раз, вокруг всё оказалось ровно так, как и ночью, когда только вошла в покои Чернобога после беседы с ним. Оттого сделала вывод, что всё это оказалось лишь её сновидением, вызванным переполненностью случившегося накануне?..

Эти размышленья ещё целый день не выходили из её дум.

– Ты точно уверена, что не одна отправишься? – скептично вопрошал черноокий, задумчиво раз за разом проводя острым тонким пальцем по нижней губе.

Ждана и Чернобог стояли в отдалении на северо-западе от Беловодских долин и смотрели на подготавливающего лодку Велеса и не отрывающую от бога животноводства и плодородия своих зорких небесно-голубых глаз Злату. Нужно было быть слепцом, чтобы не заметить, как задорно кружится подол её орнаментного платья в аршине от могучих рук крепкого бородатого мужчины, как старательно Златушка набелила лицо подрумянив ланиты и почернила златые ресницы, обрамляя и так выразительный взор распахнутых очей.

Молодая знахарка тут же мельком оглядела своё простенькое, но удобное платье, что одолжила ей подруга, неуверенно пригладила косу ещё раз для себя поняв, что её не занимает также столь тщательно менять свой лик проводя драгоценное время подле зеркала, дабы угодить какому-то мужчине. Однако зерно самоедства проклюнулось в душе.

Стоило чем-то занять руки, дабы не выдать волнений. Сорвав и аккуратно положив в плетёную корзинку, острую как меч и фиолетовую как спелая слива, плакун-траву26, Ждана развернулась к собеседнику.

– А как же! – смело взглянув в глаза союзнику ответила девица, вздёрнув подбородок, – Наконец, Злата сможет пустить своё мастерство в народ.

– Ну… решай сама, – улыбнулся мужчина одним краешком губ, – Велес заплатит за кров и присмотрит. Будете с подругой вдвоём в одной избе, так, я подумал, будет надёжнее?..

Теперь Дана поубавила пыл, когда дело коснулось монет и самой предоставить оплату за себя она была пока не в силах.

– Как со всем разберусь – всё верну, со временем…

– Ты, душа моя сокровенная, не собирай чепуху. Велес отдельно уже на месте ещё передаст. И не позабудь о первом что нужно будет сделать, о чём сговаривались.

Странные думы настигли девушку, жизнь которой в корне поменялась за одну лишь ночь. «Отчего, когда Бажен уверенно сказал "моей будешь", мне это воспротивилось, а этот уже который раз ласково кличет, а я слышу ласку – как правое? Не мил ли он тебе часом, Витушка?.. Жданушка?! Напрочь запуталась кто я!» – терзалась девица.

Погода стояла ныне жаркой и в грудь проникала испарина, дышать становилось труднее от насыщенно-опьяняющего аромата полевых цветов, трав и влажности близ моря.

Силуэт Чернобога провожающего спутницу стал мало-помалу исчезать. Переминаясь с ноги на ногу, она всё же решилась вопросить, пока была ещё возможность:

– Как ты меня почуял? Как прознал, что именно я – та, что нужна?

Его чёрные вороновы очи устремились на запястья. Оковы проявлялись пуще с каждым мгновением, он прикусил нижнюю губу потянув ртом воздух. «Неужто пытку причиняют?.. выходит, и в Нави он терпит, находясь заточённым?» – размышляла Ждана, отчего-то будто сама разделяя ощущения Чернобога. Но тем не менее действительно претерпевая жгучую боль, он ответил:

– Я чувствую в тебе необъяснимое, что меня притягивает сильнее, чем жажда освобождения. Будто ты – долгожданно испитая родниковая вода в испепеляющий знойный день, глоток чистого воздуха в плотном тумане, чудесный и ранее не зримый цвет в райской дуге что проявился лишь мне, луч яркого солнца, способного осветить моё тёмное существование…

Он в последний раз с прищуром взглянул на солнце, на искрящийся лазурью небосвод в коем кружился белоснежный голубь, а Ждана в это время не отрывала взора от покрытого таинствами мужчины. «Тёмный, как сама ночь. Холодный, как лютая зима. Чернобог… тот, кто вершит судьбы мёртвых, тот, появления коего страшатся, тот, кто… закручивает мои думы! Тьфу! Соберись, дурная! Ты свои мотивы не исполнила, чтобы о мужчинах мыслить!..». Черноокий явно желал что-то сказать ей напоследок и даже завёл руку назад, словно нечто припрятывал за спиной, но, передумав, в последний миг развернулся и ушёл в сторону свята озера, не оборачиваясь, пока совсем не пропал из виду.

Сперва переправа выдавалась лёгкой и быстрой. Несмотря на то, что Ждана страшилась глубин, свой страх старалась никому не показывать и не выводить на панику остальных. Злата всю дорогу на ушко лепетала подруге о красоте и мужественности подручного чёрного бога, только вот описывала его как тёмновласого и без бороды, тогда зеленоокая и осознала, что, видимо, подруга видит его в ином обличье. Дальше дева пыталась разговорить Велеса, выглядела весёлой и затейной, но мужчину было не пронять. Он тоскливо устремлял взор в ту сторону, куда направился Чернобог, но подумалось Ждане, что совсем не о нём тоскует бог плодородия. И верные мысли пришли, ведь когда Злата демонстративно распустила толстую золотую косу позволяя тёплому ветерку играться с локонами, Жданка толкнула ту в бок и подбородком кивнула на два золотых кольца на безымянном пальце правой руки сопровождающего. Злату целиком как водой окатили, да и лица на ней не было, побелела вся. Влюбчивая подруга в очередной раз обожглась с выбором милёнка. Подсобница Чернобога же в это время украдкой пыталась разглядеть аккуратно выцарапанные диковинные символы на одном из колец, что было поменьше и ютилось на последней косточке перста. Но полуденное солнце било в глаза и даже созданное ладошкой укрытие над бровями не помогло узреть, да и Велес, заметив любопытство девицы напыжился и отвернулся полностью от подруг принявшись активно грести.

«Выходит, у Велеса есть жёнушка, точнее, если колечко у него – была?».

Долго далее держали путь в тишине, пока неожиданно Велес не направился вбок, в сторону протоки, а дале остановился, пуская лодочку на самотёк. Девушки насторожились. Склонив голову вниз, он долго о чём-то крепко размышлял, бередил печаль, щупал раны, а после… широченно развёл в обе стороны руками. Благо, что Злата совокупности не приметила, проведя связь с последующим, так как сидела понурой, теребя украшенный вышивкой васильков в ряд подол и пышные, точно вихри, рукава добротного тканью платья.

Вокруг замерцали яркие пятна, степенно обретающие форму одолень-травы27. Жёлтые и белые цветочки на зелёных блюдечках стекались к троице и появлялись из ниоткуда. Златка тут же восторженно заверещала, принялась тянуться к жёлтому цветку и, сорвав, вдыхала подёргивая курносым носиком нежнейший аромат что долетал и до подруги. Ждана же слегка улыбнулась и старалась не рассеять столь дивное виденье, а наслаждаться им. «Надеюсь, Злата не прознает, кто на самом деле Велес и об его природной силе. Не думаю, что стоит её посвящать во все беды в кои жизнь меня утягивает. Пускай живёт легко и беззаботно!».

Едва её ножки ощутили твёрдую почву под ногами – стало спокойнее.

Китежград оказался едва ли не полной противоположностью чаяний Даны. Молва, доносившаяся до Беловодья, конечно, слагала, что это место идёт в ногу со временем, в отличии от родного края, но столь значительная разница даже заставила поёжиться от чужды простую девушку. Если говорить совсем прямо, то Китежград равняли с самим Ирием, только в Яви.

Прогуливаясь по брегу, она заметила обилие снующих туда-сюда жителей, суетящихся, неустанно занятых делами, взбалмошных, в противовес спокойствию и умиротворению беловодцев. По правую сторону люто возвышался высокий забор из белого камня. Молодая знахарка приметила, что точно из такого же, но чёрного материала – возведены были владения Чернобога. Что было за забором – разведать не удавалось, только и виднелись две узорные белые башенки, точно куполки нежно-воздушных сливок, уходящих высоко под приземлённые напаренные тучки.

Однако молчаливый Велес повёл девушек за собою не в град, а по тропинке, минуя возвышения, в сторону Лукоморских гор на северо-запад, где стояла лишь одна-одинёшенька избушка. По мере приближения почудилось, что чем ближе подходишь – тем краше терем возвышается пред тобою, точно скидывает защитное одеяние от незваных гостей.

При входе в избу их встретила скрюченная пожилая старушка коей на вид было летов восемьдесят, с угасающими блёкло-серыми глазами, узорным ярким платочком на голове и в измазанном сажей переднике, однако вопреки – добрым, ласковым лицом. Подруга Даны вмиг поморщилась, завидя, как и саму старушку, так и саму избу. Внутри было на удивление непостижимо чисто, только вот многие люди сталкиваясь со старостью корчатся. Не каждый готов видеть то, как выглядит человек на закате, от которого за сажень28 веет смертью, когда сам ты молод и не желаешь внимать что подобное ждёт когда-то и тебя.

– Ступайте, девочки, смелее! Я вам мешать не буду, не чурайтесь. Я токмо за своим двором приглядываю! – объяснилась добродушным скрипучим голосом старуха.

– Спасибо, бабушка, как величать тебя? – отозвалась Дана.

– Таяна я, дочка. Токмо вы зовите меня бабой Таей, мне уж так привычней. Уж щёки пущай не румянятся – берите что надобно! В пользу всё! Мне ничего не жалко!

Старушка, получив лично в руки от Велеса некое берестяное письмо, а после глянув на того исподлобья, точно на провинившегося дитя, отправилась восвояси. Мешок, что держал во второй руке мужчина, с характерным звоном монет устремился на осиновый стол.

– Селитесь. Я иногда буду вас проведывать. Хозяйку не страшайтесь, издавно гостей не было потому может дикой показаться, со своими уставами в думах, но потом в аккурат с ней съязыкаетесь.

Не успели девицы ответить, как провожатый также быстро испарился, бубня что-то неразборчивое себе под нос. Подруги огляделись стоя на пороге.

Слева от них располагалась огромная в четверть кухни свежо-побеленная печь, наискось от сердца избы висело зеркало с накинутым на него вышитым рушником29, возле окна стоял крепкий стол из осины, который окружали сундук и лавка. Сверху, выпирая средь остального потолка, устойчиво держала на себе основу всего дома расписанная яркими узорами матица30. Угодья показались Дане светлыми, облагороженными и уютными. Было заметно, что за избой ухаживают, но не укладывалось в голове – как старушке удаётся поддерживать в своих летах чистоту и порядок. Видать, помощь всегда под рукою.

– Да-а-а, Ждана, ну и кров у нас!.. – протянула златовласая.

– Изба да изба. Стены, пол есть, чисто что главное… чего тебе ещё надобно?! Не вечно же у папки на шее сидеть, в хоромах золотых да под его крылом греться в девятнадцать-то летов.

Злата фыркнула на обидное замечание что-то пробубнив про свои старания в самобытности и странных друзей что нежданно образовались у Жданы, но знахарка не внимала, упорно застилая накрахмаленную постель, сама при том обмывшись и переодевшись в чистое. Пребывала она в своих думах о матушке, о том, что её ждёт дальше и о том, как же и самое главное – где раздобыть этот камень заветный, чтобы так закрутить, дабы бог Нави слово своё сдержал, а не обманул – вплоть до вечера.

Когда красное, как клюквенный кисель, небо залило окна в доме, а в животе переваривались коровье молоко и полусырые лепёшки, купленные неразборчивым Велесом по пути, к ним и явилась бабушка Тая. Держала та в руках чуть больше фунта соломы и разноцветных лент объявляя, что она прознала про мастерство Златы и занятие нашла для них, в чём и подсобит для торговли подруге. Мол, Тая ещё маленькой увлекалась вязанием кукол, а теперь и вспомнить будет ей за милость.

– А мне чем заниматься? – ненароком напомнила о себе Ждана.

– Пол обмой для начала, а потом айда на задворки траву постылую исщипай всю.

Хотела недовольная девица вопросить, почему ей такой труд, а Златке – сидеть и куклы вязать, да не стала жаловаться и к тому же ответ тут же последовал:

– Кто чем награждён родовым, тот к тому и склонён! – прямо отрезала старушка, а после добавила: – Коли плата бы нужная мне за кров легла, то и я бы была с вами мила.

Ждана ахнула. Проверив мешочек, что так и остался нетронутым, Данка ещё больше раздухарилась – внутри оказалось пусто. Сжав тряпичный кулёк в кулаке, сунула она его себе за пояс, прикинув, что хоть для сбора трав годен будет.

Не вразумить с какой силой девчонка журила душегуба за его умасленные речи да обещания неосязаемые, но, когда тряпкой по полу проходила, носом пыхтела она знатно, что даже скрип половых дощечек слышен не был.

Прохладная ноченька, играющая перезвоном месяца о звёздочки над тёмно-русыми власами, привела за собою полчища комаров. В порывах злобы на обманы того, с кем заключила договор на крови, Ждана выдергала едва ли не одним махом всю огонь-траву31 во дворе, что куча собранного сорняка вышла выше её роста. Руки покрылись волдырями, а сами ладони нестерпимо жгло, но её не останавливала ни свалившаяся на плечи ночь, ни пакостные летуны, ни образовавшиеся болячки. «Одним – всё, другим – ничего. Так было и, видано, так будет всегда. Кто чем родом награждён… да есть ли в том моя вина, если непойми откуда я?» – под раскатистый смех подруги от рассказов хозяйки двора, доносившейся с открытого оконца, мучила себя девушка. «Ну и ладно. Зато…».

Думы рассыпались, словно с цветка одувана сдули пушистые семена, ведь от мысленного хуления других, наказал её тем самым всевидящий Род и прямо теменем склонившаяся девушка ударилась о что-то твёрдое. Не разглядев в темноте раскидистую старую берёзку, молодая знахарка сейчас потирала голову и всматривалась в издавна начерченный на стволе узор. Вырезанная с дикой силой ножом палочка, а снизу и в середине наискось отходящие от основы две чёрточки не подсказали знахарке о значении этого символа. Потому, оглядевшись на результаты своей работы во дворе и оставшись довольной, девушка направилась обратно в избу. Злата завершала седьмую куклу и дошивала собранное из лоскутков платьице для последней, бабушка уже собиралась отправляться в свою избу для ночёвки. Ждана же, даже толком не обмыв руки, громко с порога обратила на себя внимание:

– Бабушка Тая, чего это на берёзке там у тебя вырезано? Что растёт одиноко на задворках.

– Ох… закончила! – с услужливостью в лице к старушке надменно и демонстративно перебила Злата подругу, – Теперь велено и отдыхать со спокойной душой! Ой! Позабыла! Бабушка Тая молвила, мол для молодых намедни вечёрки32 будут делаться, так оно?

– Так-так, Златушка, обещали, и для ребятишек тоже, слава Роду! – согласно проскрипела старушка.

– Ты то, Жданка, идёшь? Али окрутила уже кого и тебе не надобно это всё?..

«Что с ней случилось? Отчего пакостить стала? Мы всего-ничего в граде, а Златку как подменили!».

– Невесть что мелешь. Может и пойду!..

Таяна добродушно кивнула Злате за ладную работу, а далее молчала и лишь дождавшись пока подруга не скроется в дальней комнате, вернулась, присела на лавку и, сложив ручки на колени, заговорщицким тоном вопросила:

– Что ж ты, дочка, про руны не слыхивала? – насупила брови та.

От обращения бабушки в груди больно заскребло. Матушка почти всегда обращалась к Ждане лишь по имени.

– Да как не слыхивала, слыхала… и всё ж мало их видала. Чернобога руну знаю, Белого бога, Исток, и, однако, Велесову отметила. Только вот мне матушка моя всегда запрет ставила на руны. Слагала, мол, с реки Смородины достали камни те, что рунами зовутся и всё это от чёрного бога идёт, потому слишком сильна их сила и мне с ними якшаться не следует, лучше уж к природе обратиться, травушкам да деревьям за помощью, с ними посудачить и песнь им сложить.

До того гладенькое миловидное лицо старушки ныне приобрело сердитый вид, оттого меж бровей выщербилась глубокая ямка, а губы поползли вниз.