Закат Ярила

Во главе стола сидел Олег Дивеев, отец Пересвета, и его мать, Катерина. Сына они посадили между двоюродными братьями и сёстрами. Места он занимал мало, но родственники зажали его так сильно, что сложно было и вилку в руку взять. Закипел чайник. Мать побежала разливать кипяток по кружкам с ядрёной заваркой. Отец о чём-то спорил с младшим братом. При этом он ни разу не взглянул на единственного сына, лишь накалывал на вилку блины, щедро сдобренные красной икрой, которую дальние родственники привезли с не менее дальней Камчатки, и размеренно их жевал.

Остальные не отставали. Двоюродные сёстры Пересвета, старшеклассницы, весело шушукались о парнях из школы и о ночных дискотеках, братья – о новых играх. Старшие же, в свою очередь, вели шумные дебаты на тему мирового порядка, политики, и заодно жаловались на проказы детей.

Пересвет ел молча. Когда у него что-то спрашивали, он, конечно, отвечал, но сам на рожон лезть не собирался – конфликтовать с роднёй себе дороже. На блины, после рабочего застолья, смотреть ему не очень-то и хотелось. Но из вежливости пришлось наложить себе несколько, изворачиваясь от плечистых братьев и сестёр словно уж на сковородке.

Мать и сердобольные тётушки начали разносить гостям дымящиеся кружки. Пересвет бросил на неё взгляд, полный надежды:

– А кофе есть?

– Нет, сынок, – покачала головой Катерина. – Пей, что дали.

С этими словами она убежала на кухню, за второй партией чая. Пересвет заглянул в кружку с коричневой жижей, на поверхности которой плавали крупные чаинки, и поморщился. На работе было ещё хуже. Молоко. Желудок требовал запить пропитанные маслом блины, но хлебать бурду он не собирался. В итоге Пересвет невозмутимо встал из-за стола, чем приковал к себе взгляды шумных родственников, поправил неизменный бирюзовый пиджак, и с гордым видом ушёл на кухню.

Мать и тётушки хлопотали над десертами. Увидев сына, Катерина спросила:

– Чай не стал, да?

– Выпью обычной воды, – сухо ответил он, открывая кран.

Одна из тётушек рассмеялась:

– Кофе ему подавай, барин нашёлся.

– Я чифирь не пью, – спокойно ответил Пересвет и отхлебнул воды из гранёного стакана.

– Какой языкастый стал! А с виду воспитанный мальчик. Ты, сестра, много его баловала, – с укором посмотрела на Катерину высокая худая женщина. – Пожинай плоды.

Пересвет стукнул стаканом по столешнице. Вода расплескалась, а тётушки вместе с матерью едва не подпрыгнули.

– Моё воспитание вас не касается. Лучше о своих детях волнуйтесь. Послушали бы, какие темы они за столом обсуждают…

– Ой, племянничек, не злись на тётку, – разрядила обстановку другая тётушка, – Взбалмошная она у нас. Ляпнет, не подумает. Иди к остальным, мы сейчас тортики принесём. А тебе, если хочешь, нальём сок.

– Обойдусь, – грубо отрезал Пересвет, забрал стакан и ушёл в гостиную.

Тётушки с матерью стыдливо переглянулись и начали раскладывать по блюдцам кусочки тортов. Все, кроме мегеры, которая бы с радостью плюнула в спину «дорогому» племянничку.

После весёлого застолья Пересвет выскользнул в коридор, где не было никого из родных. Он присел на тумбочку и шумно вздохнул, закрывая глаза.

– Ты зачем тётке нагрубил? – раздался вымученный женский голос.

Пересвет распахнул глаза. На него строго смотрела мать, упирая красные от мытья посуды руки в бока.

– Не могу слушать её упрёки в твой адрес.

– Зря ты про чифирь сказал. Помнишь, что с дядькой случилось…

– Помню. В тюрьме умер, далеко не от чая.

– Не береди старые раны, сынок. Прошу тебя…Мои сёстры – женщины добрые, как и братья отца. И что на тебя сегодня нашло? Только утром ведь у всех прощения попросили.

– Сам не знаю. Устал я, мам, – понурил голову Пересвет. – От работы, города, родственничков.

– Так а что я тебе недавно советовала? Поезжай к бабушке. Навести старушку, она-то к нам выбраться уже не может. Ей приятно будет, на любимого внука хоть посмотрит. А то со своей работой света белого не видишь.

– Уговорила. Вот на днях сяду и поеду, – решительно ответил Пересвет.

Мать ему улыбнулась, вытерла мокрые руки о фартук и вернулась на кухню. К вечеру гости уже разъехались по домам, а кто-то остался в квартире Дивеевых. Когда Пересвет натягивал ботинок, из комнаты вышел отец – высокий стройный мужчина с непреклонным видом и презрительным взглядом из-под очков.

– Снова сестру матери задел?! Не собирался приходить, так не приходил бы! Зачем людям настроение портить? В следующий раз я тебя за дверь выставлю, если не соизволишь вести себя так, как положено!

– Да, отец, – сквозь зубы ответил он. Не поднимая взгляда, с силой затянул шнурки. – Больше не испорчу настроение ни тебе, ни близким. Уже ухожу.

Пересвет хотел попрощаться с родными, да не стал. Из квартиры вылетел, даже не обернувшись. Отец с силой захлопнул за ним дверь.

В среду, по совету матери, он планировал отправиться к бабушке. Надо бы порадовать старушку, кто знает, сколько ей осталось. С вечера собрал чемодан, принял ванну, завёл будильник и улёгся спать.

Ночь, темнота, а он опять сидит за ноутбуком и строчит сценарий для праздника восьмого марта. Голубой экран выхватывает из мрака бледное худое лицо в золотистых очках. Мутные голубые глаза, не отрываясь, смотрят в бессвязный абзац текста, жилистые тонкие руки бегают по истёртой клавиатуре, машинально набирая знакомые буквы, светлые запутанные пряди обрамляют впалые щёки. Скрип половиц отвлекает внимание трудоголика. Он поворачивает голову в сторону двери – там мягко опирается плечом о косяк Инга Дмитриевна. Её рот искривляется в жуткой улыбке, а за спиной возникает полнотелый женский силуэт. В правой руке тёмной фигуры поблёскивает кухонный нож. Она заносит его над головой Инги Дмитриевны и смеётся. Рядом с ней тут же возникает толпа маленьких детей. Они забегают в комнату и начинают громко ругаться, в маленьких ручонках загораются голубые экраны смартфонов, и они, не прекращая ссориться, точно зомби, смотрят в них пустыми глазницами. Полная фигура со зловещим хохотом обрушивает нож на спину Инги Дмитриевны. Та лишь продолжает жутко улыбаться и говорит мужчине за столом:

– Ещё кофе?

А по её длинной белой рубашке на пол стекает алая густая кровь. В воздухе висит запах железа, отчего к горлу мужчины подступает тошнота, разум окутывает дымка ужаса, а в глазах начинают расплываться знакомые силуэты. В следующую секунду прямо у его лица оказывается перекошенное гримасой злобы лицо Аллы Петровны. В её руке сверкает нож, по которому медленно стекают бардовые капли.

– Не зайдёшь к деткам моим? Я чаем тебя угощу, Светик…

Глаза непроизвольно зажмурились, из груди вырвался отчаянный вопль. Пересвет часто заморгал и прерывисто задышал – сердце билось, как после марафона. Он немного отошёл и поднял голову: тёмная комната была совершенно пуста, её освещал только голубоватый свет луны, пробивающийся сквозь толстые шторы. Пересвет осознал, что сидит на кровати, а ноутбук закрыт, как и дверь в комнату. По спутанным светлым волосам и лбу стекали капли пота, губы дрогнули в кривой ухмылке. Сон, это был сон, здраво рассудил Пересвет, вытирая ладонью влажный лоб.

– Всё! Достало! – прокричал он в пустоту и упал спиной на съехавшие подушки.

До утра ему удалось ещё немного поспать, на этот раз без сновидений. Будильник не подвёл, и Пересвет вскочил с кровати, как только выключил трезвонящий айфон. Он наскоро умылся, побрился, позавтракал и зашёл в комнату. У кровати стоял собранный чемодан. Пересвет с минуту молча на него смотрел. Между бровями пролегла морщина, как если бы он что-то долго и упорно обдумывал.

Наконец он резко присел, расстегнул чемодан и вытряхнул всё его содержимое на кровать.

– Города, люди…Нет, мамочка, я отдохну по-своему.

С этими словами он вытащил из шкафа любимый походный рюкзак цвета хаки и начал набивать его разными мелочами вроде фонарика или спичек. Десять минут спустя пузатый мешок уже валялся у входной двери.

Пересвет впервые за долгое время изменил своему стилю: вместо костюма-тройки жёлтая однотонная толстовка с капюшоном и чёрной надписью «Freedom in the Truth», коричневый стёганый жилет, узкие голубые джинсы с разрезами выше колен и тёплые чёрно-красные кроссовки. По такому случаю он даже волосы забрал в хвост и надел чёрную кепку.

Несколько часов Пересвет трясся в общественном транспорте ради важной миссии – найти и осмотреть заброшенную усадьбу графа Келлера. Он с детства любил места, в которых не часто бывают люди. Его влекли развалины, исторические памятники и леса, где много забытых детских лагерей. Приключения – это вторая, после работы, страсть Пересвета. Отец с матерью часто брали его с собой в подобные места, и он быстро полюбил эти пропитанные духом прошлого руины. Вместе они искали старые монеты, артефакты и утварь народов России. Пересвету казалось, что он трогает не обычную вещь, а часть своей истории. В такие минуты ему хотелось делать это как можно чаще. Но с годами увлечение сошло на нет – всё реже удавалось выбираться на природу, всё больше работы приходилось взваливать на свои плечи. Времени для увлечений оставалось меньше и меньше. Груз приятных воспоминаний сморил Пересвета, и он задремал, опустив до подбородка козырёк походной кепки.

Автобус остановился на конечной. Где-то в тульской области. Пересвет к этому времени уже проснулся. Он взвалил на спину рюкзак и вышел на остановку. Стоял полдень. Яркое солнце издевательски било в глаза, отчего они заслезились. Денёк выдался удивительно тёплым для начала весны и совсем не пасмурным, а снег почти стаял.

У станции сидели бабушки-торгашки. У них было всё: от тульских пряников и самоваров до солений. Пересвет решил подкрепиться – купил себе горячий пирожок с мясом. Смакуя ароматную сдобу, выведал у бабушек дорогу до усадьбы и зашагал в указанном направлении.

Лесные заросли встретили гостя не слишком дружелюбно. Под ногами валялся какой-то мусор вроде бутылок из-под газировки и горы валежника. «И сюда добрались! Свиньи!» – возмущённо подумал он. Людям лень донести бутылку до помойки, и поэтому они превращают в помойку лес. Ага, тут ведь никто не увидит. Пересвет запил лёгкий перекус водой, вытащил карту местности и двинулся в дебри. Под ногами хрустели ветки сосен, пакеты от чипсов, в лицо били сухие плети берёз и зелёные лапы ёлок.

Тропинки видно не было. Пересвет шёл буквально на ощупь, цепляясь за призрачную надежду, что карта выведет к особняку. Топографическим кретинизмом он не страдал, но заблудиться в незнакомом лесу всё-таки боялся. «Чего я парюсь, уже сто раз в Подмосковных дебрях бродил, и ничего, вышел», – думал он, соображая, куда идти дальше. Голые деревья уверенности не прибавляли – их и валежника было настолько много, что разглядеть открытую местность было просто невозможно. Сухостой больно царапал ноги, несмотря на плотные джинсы, под кроссовками хлюпала бурая грязь. И зачем их надел, думалось Пересвету, пока осторожно ступал по более-менее сухим кусочкам земли.

Солнечный диск освещал дремлющий лес, так и норовя снова поиздеваться, выдавить из глаз слёзы. Но путешественник не поддавался, упрямо шагая вперёд и не поднимая взгляда в небо. Он ежеминутно сверялся с картой, и, вроде бы, шёл в нужную сторону, однако мутная тревога временами крутила живот.

Впереди показались глубокие овраги, поросшие вязом, ясенем и черёмухой. Пересвет убрал карту в рюкзак и довольно улыбнулся: «Близко уже, скоро дойду». Он выудил из кармана жилета айфон, и улыбка тут же сползла с лица. Губы поджались и вытянулись в тонкую белую линию. Телефон, который верой и правдой служил ему на работе и дома, сейчас просто-напросто вырубился. Пересвет опустил рюкзак на трухлявый мшистый пенёк и вытащил из него внешний аккумулятор с проводом для зарядки. Айфон наотрез отказался включаться. Чёртово яблоко, мысленно выругался Пересвет и убрал телефон вместе с аккумулятором обратно в рюкзак. Мало того, что здесь не ловит связь, так ещё и смартфон вышел из строя.

Между тем, путешественник тронулся дальше, вытащив карту. Миновав опушки, поля, перелески и подлески, он в ступоре остановился. «Что, снова овраги?» – удивился Пересвет, стоя посреди знакомых, поросших дикими травами ям. Не веря в то, что карта или безупречная интуиция могли подвести, он быстро их обогнул и пошёл дальше.

За полчаса берёзовые рощи вокруг стали непролазной чащей с обилием высоких елей, сосен, клёнов и вязов. Вековые дубы и ясени встречались не так часто, но дорогу временами преграждали. Не раз он переступал и через трухлявые стволы. Кроссовки с каждым шагом всё больше обрастали грязью и щепками. Пересвет разочарованно вздохнул.

Вскоре верх взяла усталость. Он сел под старый клён и достал сухпаёк, который собрал утром в дорогу. Бутерброды с колбасой, мерзкий растворимый кофе и овсяное печенье. Обед вышел скудным, но для подзарядки его хватило. Пересвет встал с земли, отряхнул джинсы и всё-таки посмотрел вверх, на небо – ему надо было знать, где находится сейчас солнце. Вместо помощи светило будто насмехалось над ним, опять вызвав невольные слёзы. Пересвет опустил глаза в карту, силясь рассмотреть все возможные подступы к усадьбе.

– Эй, парень, ты что тут делаешь?

Пересвет аж подпрыгнул от неожиданного баса впереди себя. Мужик средних лет в камуфляже удивлённо приподнял бровь и окинул взглядом тощую фигуру в жилете.

– Я вон пса ищу. В лес усвистал, хрен дозовёшься.

– А я…, – Пересвет запнулся. Говорить правду совсем не хотелось. – С пути сбился. Навигатора нет, телефон вырубился, только старая карта осталась. Привела меня сюда.

– Куда идёшь-то?

Пересвет указал на чащобу из сухих корявых веток возле мужика:

– В эту сторону.

– Разворачивайся, – уверенно пробасил мужик.

– Почему?

– Овраги там. Мы называем их ведьмиными. Гиблое место…В прошлом году туристы туда свернули, целая группа, и всё, с концами. Отряды спасателей ходили, добровольцы – так и не нашли. Я сам лично обыскал периметр вокруг оврагов, следов нет. Как сквозь землю провалились.

Пересвет скептически изогнул светлую бровь:

– И как часто подобное случалось?

– Дважды в год – ранней весной и поздней осенью. А то и зимой пропадали, прямо под Новый год. О как! Возвращайся, парень, откуда пришёл. Мне ещё один без вести пропавший не нужен, – настойчиво посоветовал мужчина.

– Хорошо. Вернусь, – соврал Пересвет.

Мужчина широко ему улыбнулся и спросил:

– Кстати, пса моего не видел? Рыжий такой, большущий. Откликается на Волк или Волчок.

– Волк?

– Долгая история, – отмахнулся мужик. – А времени у меня мало. Так не видел?

– Нет.

– Ладно. Увидишь, с собой возьми, мы с женой тебя угостим в награду. Я тут рядом в деревне живу, – мужик ткнул мозолистым пальцем в крохотную точку на карте Пересвета. – Бывай, парень. Смотри, не потеряйся!

– Благодарю.

Мужик махнул ему на прощанье и шустро скрылся за ближайшим скоплением ёлок. Пересвет же отправился дальше. Ему казалось, что минуты тянутся вечность, а лес всё не расступается, засасывая хуже города. Отирая со лба пот, усталый путник в очередной раз заглянул в карту.

– Должна быть здесь. Какого…лешего я её не вижу?!

– Ищешь чего, милок? – проскрипело над ухом Пересвета.

Он в который раз вздрогнул. Поднял глаза и увидел рядом старушку: горбатая, с клюкой, в каких-то обносках, похожих на облезлую шубу, а седые волосы покрывает грязно-светлый платок. Крючковатый нос и две огромные бородавки – на нём и на подбородке, – только усугубляют впечатление. Пересвет глянул вниз – а на ногах-то валенки с галошами, причём совсем новые. И глаза такие ясные, зелёные, не подёрнутые мутной пеленой, что сложно поверить, будто это древняя старуха.

– Бабушка, вы меня напугали, – честно признался Пересвет.

Старушка насупилась:

– Настолько страшная?

– Нет-нет, что вы. Просто застали врасплох.

– Ах, это я умею.

– Я-то ладно, а что вы делаете посреди леса совсем одна?

– Тут дом мой неподалёку. Из деревни обычно за травами и прогуляться сюда хожу, кости размять. Совсем подводят, развалюсь скоро без движения-то.

– Недавно ещё мужчину встретил. Получается, тут деревня близко?

– Да. За ельником. Вон там, – старуха указана кривым треморным пальцем в противоположную от них сторону. Туда, откуда он шёл.

– Я там был уже. И опять вышел к оврагам. Карта врать не должна, я по ней всю дорогу иду.

Старушка лукаво улыбнулась морщинистыми губами:

– Говорят, Леший водит. Веришь?

– Мужик тоже мне про какие-то «ведьмины овраги» рассказывал. Не знаю…Думаю, враньё это.

– Иди, куда советую, и выйдешь к деревне, – скрипучим голосом ответила старуха и деревянной клюкой уверенно указала на колючие заросли.

– Нет, бабушка, – вежливо отказался Пересвет и кивнул в противоположную сторону, – туда мне надо.

– Ну, милок, видать доля твоя такая.

Старушка по-доброму улыбнулась путнику, развернулась и медленно побрела к деревне, ощупывая дорогу клюкой. Пересвет же спрятал карту в рюкзак и пошёл в выбранном направлении. Он уже столько раз изучил маршрут, что наизусть запомнил каждую поляну и каждую развилку. На солнце Пересвет больше не смотрел, но был рад его по-весеннему ласковому теплу.

Впереди мелькали знакомые скелеты деревьев, а он шёл без навигации, наугад. Казалось, что так он быстрее найдёт заветную усадьбу, интуиция редко его подводила. Но вдруг что-то произошло. Воздух перед глазами колыхнулся, пошёл мелкой рябью, точно марево над раскалённым асфальтом. Странно, успел подумать путешественник. И сделал ещё один шаг…

Глава 2

Ситуация патовая. Как в шахматах – либо пан, либо пропал. Куда бежать и что делать непонятно, ведь карта и айфон остались в рюкзаке. Навигации ноль, одежды ноль, и надежды, похоже, тоже. Оставалось только расплакаться и ждать гибели от обморожения под ближайшим клёном. Лес вроде бы всё тот же…да нет, не тот…Деревьев стало намного больше. И земля под ногами сухая. Снега здесь, к его удивлению, не было, но и зелёной травы ещё не видать – только жухлый сухостой. И, что самое главное, вокруг никаких пакетиков и бутылок! Стал озираться в поисках следов или того, что могло бы хоть как-то помочь.

Тут Пересвету почудились далёкие голоса. Он перестал обременять себя тяжёлыми мыслями и прислушался – пели люди, да хорошо как пели, синхронно. Неужели деревню нашёл, решил Пересвет, и в его душе снова зародилась надежда.

Он побежал. Под стопами хрустели ветки, царапая нежную кожу. Руками отводил в стороны лапы голых деревьев, некоторые из которых успевали пощекотать и расцарапать рёбра, ноги, руки, или запутаться в длинных волосах. Он видел, что кое-где прогалины всё ещё покрыты кляксами грязного снега, а буроватые пятна сливаются с мёрзлой землёй и плетями деревьев. Талый снег под невыносимо ярким фонарём солнца стекал тонкими струями в первые весенние ручейки или впитывался в почву, на зло Пересвету делая её рыхлой и хлюпающей. Босые ступни так и вязли, обрастая коричневой глиной. Ему подумалось, что, когда он вошёл в лес, земля была жёстче. Словно он за несколько часов оказался в эпицентре весенней оттепели. Не помня себя от счастья, Пересвет приближался к голосам. Ему казалось, что спасение рядом, надо только дойти…

Наконец он увидел яркий, рыжевато-алый свет, что пробивался к нему сквозь поредевшие деревья. Осины и берёзы расступились, обнажая широкую лесную поляну. Пересвет остановился, чтобы отдышаться. До слуха долетали необычные строки песен.

Он поднял голову, смахнул разметавшиеся волосы с лица, и поправил очки на переносице. Посреди широкой поляны начинало гореть огромное соломенное чучело, наподобие того, что Пересвет недавно видел на работе. Оно тоже было ярким, цветастым, только ткань немного отличалась. Вокруг чучела водили хоровод женщины, мужчины, дети и даже старики. Чуть поодаль стояли маленькие группки разновозрастных людей. Видимо те, кто не захотел принимать участие. Но все они, и хоровод, и дальше – громко распевали песни под незатейливую игру гуслей и деревянных дудочек. Всполохи пламени озаряли весёлые лица.

Масленица, не иначе. Из любопытства Пересвет решил попробовать разобрать слова песни, и поэтому прислушался:

Петя, Петя, петушок,

Багрецовый хохолок,

Ты Марену провожай,

Солнце красное встречай!

Эй, кудесница-зима,

Знай, пора твоя прошла,

В кологодье посмотри,

За Смородину беги.

Пока слушал, снова весь озяб: худое высокое тело дрожало, точно осиновый лист на ветру, губы посинели, и зуб на зуб попадать окончательно перестал. Пересвет начал растирать руки ладонями и топтаться на одном месте, авось поможет. Не помогало. А выходить к ним в таком виде боялся – полицию вызовут. Да и…стыд-то какой! Любуясь пёстрым хороводом, он не заметил, как за спиной выросли две фигуры, одна из которых обратилась к нему:

– Гой еси, человече! Какого роду, племени?

Пересвет мгновенно развернулся и прикрыл руками самое ценное место. По его тощему телу и напуганному лицу бегали два изучающих взгляда грузных женщин чуть за сорок. Обе в грязно-белых косынках до пояса, что удерживались на головах тугими металлическими обручами с кольцами у висков. Одеты, как капуста – несколько слоёв расшитых в красную клетку толстых юбок и рубах, а на шеях витые обручи из какого-то металла. Прямо бабы на чайник! «Одежда больно странная, и говорят чудно…Если подумать, все они странно одеты. Да и Масленица давно прошла. На сборище секты попал? Вот занесло, так занесло…», – рассуждал про себя Пересвет, пока незнакомки выразительно смотрели прямо ему в глаза.

– Ответ держать будем, задобный? – спросила вторая женщина, изгибая густую чёрную бровь.

Пересвет опешил, но что-то ответить и правда было нужно:

– Я турист. К деревне дорогу искал, заблудился.

– Кто? – удивилась первая, но секунду спустя её рыхлое лицо озарила мягкая улыбка, – Мы сами деревенские. Дорогу укажем. Токмо обожди, покамест Комоедицу справим.

Вторая окинула его недоверчивым взглядом и спросила:

– Немец что ль?

– Какой немец? Я русский, и предки мои русские, вплоть до, – Пересвет на секунду задумался, – седьмого колена, если не ошибаюсь.

– То-то по-нашему маленько баешь. Ну, идём, проводим тебя к старейшине. Он ужо с тобой потолкует.

– Как человек с высокими моральными устоями, я глубоко осуждаю…, – начал было Пересвет, утвердившись в мысли о сходке сектантов.

Но его тут же прервала черноокая женщина, взглянув на него с жалостью, словно на потрёпанного бездомного щенка:

– Касатик, ты б хоть рубаху-то надел. Не принято у нас в чём мать родила по деревне расхаживать.

– А вона у соседей, Рудых, ещё как принято! – без стеснения вмешалась её подруга. – Как выйдут по заре во чисто поле, да как туесками своими затрясут! Тут уж хоть стой, хоть падай…

– Опустим подробности, – осуждающе покачал головой Пересвет и стыдливо прикрыл рукой красное лицо.

– А чего там опускать-то? У них и так стоймя редко бывает. Из харчей ведь токма Хорса свет, да Стрибогова благодать, – загоготала баба, чем смутила Пересвета ещё больше.

Подруга её легонько толкнула в бок, прокашлялась и спросила:

– Баешь не по-нашему. Откуда будешь?

– Правду молвит, – согласилась с ней вторая. – Льстивый ты, касатик. Из лядины вышел нагой, а на носу тростинки золотые…Неужто запределец?

Без толики удивления бабы окинули незнакомца изучающим взглядом повторно. Из всего набора слов Пересвет понял многое, но общий смысл ему был не ясен. И тут в голове что-то щёлкнуло. Он вспомнил, как мать рассказывала о Древней Руси, да и в школе некоторые слова слышал. На бледном лице отразилось недоумение: «как? Что я здесь делаю? И вообще здесь, это где? Господи, помоги…Хотя в церковь меня водили редко, пришла пора всерьёз помолиться…»

За него ответила одна из женщин:

– Испужался, касатик? Ты окрест погляди, осилишь думу свою.

– Я где? – выдавил из себя обескураженный Пересвет.

– Знамо где, на Руси-матушке.

– А вы кто?

– Словене мы. Вятичами наше племя соседи кличут.

И Пересвета осенила единственно верная, но до смешного абсурдная догадка. Он решил уточнить:

– Кто правит вами?

– Светлый княже Святослав Игоревич, буди он неладен! – выпалила одна из женщин.

– Знамо дело. Хазарам дань платили, всё отдавали, а тута он пришёл с дружиною, полюдье вершил. Неча делать, отдали ему. Токмо устали мы…– Почему?

– Ясно, – коротко ответил Пересвет и глубоко задумался над курсом истории.

– Понимаешь, касатик? Да и не княже он нам вовсе. Мы вольное племя.

Вдруг Пересвет просиял и на радостях всплеснул руками, обнажая причинное место.

– Понимаю!

Женщины резво отвернулись, украдкой посмеиваясь. Одна из них сквозь утробный гогот уточнила:

– Чего?

– Вас понимаю, – ответил Пересвет, и тут же осознав свою оплошность, прикрылся снова. Но счастливая улыбка от того, что он-таки вспомнил курс истории и кое-какие слова, с его лица не сходила.