Бьянколелла. Вино любви

Что же так насторожило и взволновало отца? Неужели до него успели долететь слухи об обстоятельствах этого незапланированного венчания?!

Размышления Адольфо прервал стук в дверь.

– Ваша милость, в кабинете его сиятельства вас дожидается синьор Перо́ни, – сообщил вошедший в комнату слуга.

Адольфо знал Джузеппе Перони сколько себя помнил. Тот был поверенным графа ди Бароцци, которому старик поручал ведение всех своих дел. Синьор Перони отвечал нанимателю честным служением и беззаветной преданностью. Пожалуй, это был единственный человек, которому старый граф всецело доверял.

Перони приветливо улыбнулся входящему в кабинет Адольфо:

– Ваша милость, я искренне рад приветствовать вас вновь в стенах замка Кватро Торри.

Устроившись в кресле напротив поверенного, Адольфо отметил, что к синьору Перони время было благосклоннее, чем к отцу. Да, он тоже заметно постарел, но взгляд его умных серых глаз под кустистыми седыми бровями по-прежнему глубок и проницателен.

– Я тоже рад видеть вас в добром здравии, синьор Перони. Как поживают ваша дражайшая супруга и дочки? – вежливо поинтересовался Адольфо.

– Благодарю покорно, ваша милость, слава Создателю, они здоровы. Кстати, можете меня поздравить: я уже трижды дедушка! – не преминул похвастаться Перони. – Я слышал, что и вас, ваша милость, можно поздравить с удачной женитьбой? – с некоторой осторожностью добавил поверенный.

– К сожалению, только время сможет подтвердить или опровергнуть удачность этого брака, – с горькой усмешкой в голосе ответил Адольфо.

– Кстати, о вашей женитьбе, – внезапно закончив обмен любезностями, Перони перешел к делу. При этом мягкие, теплые нотки сразу исчезли из его голоса. Он стал серьезным и деловитым. – Его сиятельство поручил мне передать распоряжения относительно вашего будущего и будущего вашей супруги, графини Сартори, ныне виконтессы ди Бароцци.

Во-первых, его сиятельство отдает в ваше полное распоряжение виллу «Виньето»[43]. Это его свадебный подарок. Граф уже направил посыльного, чтобы там сделали необходимые приготовления к вашему приезду. На вилле только недавно закончились ремонтные работы, художники завершают роспись парадной гостиной. Думаю, это не доставит вам каких-либо неудобств. Надеюсь, в ближайшие месяц-полтора вы не планируете устраивать большие приемы? Ведь вам наверняка захочется насладиться обществом молодой супруги, – произнося это, синьор Перони улыбнулся самыми уголками губ, и в глазах его промелькнули лукавые искорки.

Однако далее, взяв со стола папку с бумагами, вновь заговорил сухо и бесстрастно:

– К сожалению, его сиятельство слаб здоровьем. Доктора делают на его счет крайне неутешительные прогнозы. Поэтому ваш батюшка счел необходимым составить и поручил мне озвучить свое завещание.

Так вот, согласно последней воле графа, всё его движимое и недвижимое имущество перейдет не вам, а вашему первому наследнику по мужской линии. Вы же до его совершеннолетия будете назначены лишь опекуном. Если же Господь не соблаговолит в течение трех лет подарить вам сына, то единственной наследницей станет ваша супруга – новая графиня ди Бароцци.

Со всеми финансовыми и иными деталями завещания вы сможете ознакомиться позже, когда прочтете эти бумаги. Теперь его сиятельство просит вас с супругой незамедлительно покинуть замок и направиться на виллу «Виньето».

Услышанное повергло виконта ди Бароцци в шок. В голове словно бочка пороха взорвалась, и мозг осыпался серым пеплом. Разум в принципе отказывался воспринимать и переваривать озвученное синьором Перони завещание отца. Адольфо ощутил, как глаза начинает застилать пелена ярости, а в теле нарастает исполинская волна гнева, вытаскивающая за собой из потайных глубин сознания такие слова, от которых самому сатане пришлось бы испытать чувство глубочайшей неловкости.

– Передайте отцу мое крайнее огорчение тем, что он не нашел в себе силы и смелости сообщить свою волю лично, глядя мне в глаза. На этом прошу покорно меня простить.

Всё это Адольфо произнес голосом, в котором звенел металл. Он натянул на лицо маску холодной бесстрастности, из последних сил стараясь не потерять самообладание. Лишь загорающиеся бешенством глаза и запрыгавшие на скулах желваки выдали Перони истинное состояние виконта.

Вылетев из кабинета с папкой в руках, Адольфо стремительной походкой зашагал по галереям замка, ощущая неистовую потребность излить отравляющую душу злость и неукротимую ярость. Необузданный, страстный испанский темперамент вырвался наружу и требовал немедленной разрядки.

С перекошенным от обиды лицом Адольфо влетел в комнату, где отдыхала Бьянка, грубо схватил растерявшуюся и перепугавшуюся до смерти девушку за руку и буквально вытащил ее из комнаты, процедив на ходу сквозь зубы:

– Следуйте сейчас же за мной, графиня. Мы немедленно отсюда уезжаем. Мария, быстро соберите вещи и бегом несите их в карету.

Виконт силой тащил побледневшую и ничего не понимающую Бьянку по бесконечным переходам Кватро Торри ди Бароцци. От быстрой ходьбы девушка начала задыхаться. Она еле поспевала за широко шагающим мужчиной, который бежал из замка как черт от ладана. Бьянка стала отчаянно призывать в уме всех святых угодников в надежде, что хоть один сжалится над ней и откликнется на ее призывы.

Виконт же продолжал тянуть жену к выходу, не глядя на нее и ни на минуту не выпуская ее руки. Сейчас его совершенно не волновали ни ее самочувствие, ни шокированные лица встречавшихся на пути слуг.

Выскочив во внутренний дворик, Адольфо бесцеремонно, как не слишком ценную поклажу, запихнул дрожащую от страха Бьянку в стоявший там дорожный экипаж.

Сам же, вскочив на оседланного для него статного гнедого жеребца, бросил на ходу распоряжения кучеру. Вслед за этим конь виконта, поднимая столбом дорожную пыль, пулей вылетел из ворот замка.

Донельзя перепуганная и сжавшаяся в комок Бьянка сидела в карете и растирала болезненно ноющие следы на руке, оставленные железной хваткой виконта. Сквозь пелену слез она наблюдала, как растерянная и охваченная паникой Мария помогает кучеру уложить в карету нехитрый багаж.

Бьянке казалось, что она спит и видит какой-то бесконечный жуткий сон, который туманит ее разум и отбирает последние жизненные силы. Сон начался еще ночью, когда она впервые увидела перед собой этого ужасного человека, излучающего ауру мрачной властности и дикой, необузданной силы.

Муж и свекор – самые кошмарные люди, которых ей только довелось увидеть за свою недолгую жизнь. И эти люди – теперь ее новые родственники. Ей придется отныне жить с ними бок о бок, видеться изо дня в день, терпеть их жесткость, властность, высокомерие и грубость. Выполнять их требования, сносить высказанные и невысказанные насмешки.

«Боже! За какие грехи ты так наказал меня? За что послал столь суровое испытание?» – от этих мыслей Бьянка готова была вновь потерять сознание, но карета дернулась, встряхнув ее с силой, и юная графиня, склонив голову на плечо верной служанки, с фатальной обреченностью отправилась в новую и, по всей видимости, абсолютно безрадостную замужнюю жизнь.

Глава 9

Граф Массимо Адалберто ди Бароцци стоял в это время у окна спальни и затуманенным взглядом провожал выезжавшую из ворот замка карету. В этом экипаже его навсегда покидала неожиданно появившаяся в его одинокой жизни и впервые представшая перед ним родная дочь. «Вот уж воистину верна поговорка: случается нередко и такое, чего ты никак не ждешь!»[44] – подумал он.

Когда карета скрылась из виду, старый граф, с трудом проглотив подкатывающий к горлу ком, тяжелой, шаркающей походкой подошел к высокому старинному креслу и бессильно упал в него.

Сколько пустых, безликих дней и гнетущих бессонных ночей провел он в этом кресле, оглядываясь назад и оценивая беспристрастным взглядом прожитую жизнь! Казалось бы, должен был гордиться ею: на его счету было много воинских подвигов и прочих славных побед. Имя Массимо Адалберто ди Бароцци золотыми буквами вписано в историю Неаполитанского королевства. Предки, безусловно, могли бы быть довольны им: он стал достойным наследником могущественного рода.

Именно наследником, но не продолжателем. На нем кровная линия династии должна была исчерпаться. И хотя на его долю выпала редкая удача – пережить два глубоких и страстных увлечения – фортуна так и не позволила обзавестись хотя бы одним законным кровным наследником. Вернее сказать, законный наследник у него был. Но в нем не было ни капли крови ди Бароцци, а его мать, которую Массимо Адалберто когда-то горячо любил, так и не смогла подарить родного по крови ребенка.

Овдовев в 37 лет, граф не спешил вновь жениться. Во-первых, с головой ушел в дела государственной службы при дворе Карла VII. Но было и еще одно обстоятельство, которое довольно долго не позволяло вступить в новые брачные отношения. Хоть Массимо и не сомневался в правильности своих действий, объявив Исабелле Консуэло о намерении добиваться развода, душу грыз очень настырный червь раскаяния.

Граф чувствовал себя виновником преждевременной кончины молодой и красивой женщины. В душе он любил жену, она была первой и, как казалось, последней любовью его жизни.

Да, судьба сыграла с ними злую шутку, когда отобрала у него на время невесту, отдав в объятия испанского фата[45], от которого та родила сына. Но в этом не было ее вины. Это по требованию отца бедняжка вышла замуж за нелюбимого.

Законной супругой ди Бароцци она тоже стала по настоянию – его настоянию. Желание графа обладать этой женщиной было столь велико, что он решился усыновить ее ребенка от первого брака.

Не было ее вины и в том, что, потеряв общее дитя, графиня осталась бесплодной, а Массимо не сумел полюбить неродного сына. Красавица-испанка до последних дней жизни с достоинством несла свой крест. Она стала разменной монетой и невинной жертвой амбиций и непомерной гордости окружающих ее мужчин.

Именно поэтому граф ди Бароцци в течение пяти лет после смерти Исабеллы ни в одной женщине не видел достойную стать законной супругой, пока, наконец, в гостях у дальних родственников не встретил юную красавицу, графиню Джемму Беттину Руффо.

В этой хрупкой грациозной девушке было столько очарования, столько сдержанного горделивого достоинства, столько ума и внутреннего изящества души, что сорокадвухлетний граф впервые за это время ощутил себя пылко влюбленным юнцом.

Он на самом деле без памяти влюбился, настолько, насколько в принципе позволяла сдержанная, честолюбивая натура. На его счастье, молодая графиня Руффо ответила сильным и искренним чувством. Она всерьез увлеклась знатным, благородным и мужественным человеком.

Когда после объявленной помолвки, повинуясь страсти, на вилле у общих знакомых, где они вместе гостили, граф наведался в спальню Джеммы, влюбленная девушка, не задумываясь, отдалась ему. Не считаясь с возможными последствиями своего безрассудства, она сгорала в его объятиях, как маленький мотылек в пламени догорающей свечи.

Граф Массимо Адалберто уже готовился к свадьбе, когда случайно подслушанный разговор двух бахвалов в гостиной герцога ди Серракаприола опрокинул его с романтических высот на грешную землю.

Один из них, хвастаясь своими любовными похождениями, в таких фривольных выражениях упомянул имя Джеммы и в таких уничижительных красках расписал свое амурное приключение с юной графиней Руффо, что у ди Бароцци буквально потемнело в глазах. Болезненное самолюбие и непомерная гордыня были задеты за живое.

Всю дорогу по пути домой в воспаленном от ревности мозгу рисовались разрывающие душу картины ее измены. Добравшись до письменного стола, граф на эмоциях написал Джемме письмо, в котором пересказал услышанный разговор и объявил о разрыве помолвки.

В течение нескольких последовавших за этим дней ди Бароцци сжигал в камине нераспечатанные письма, которыми забрасывала его бывшая невеста. Сам же граф жарился в пекле созданного болезненным воображением кромешного ада.

Неожиданно неаполитанский король предложил Массимо Адалберто возглавить военную учебную миссию к султану Османской империи Махмуду I. Ди Бароцци с большим облегчением воспользовался этим поводом. Он покинул пределы страны и постарался забыть неудачный роман, закончившийся столь болезненным разочарованием.

В течение трех последующих лет граф Массимо ди Бароцци помогал модернизировать по европейскому образцу османскую армию, которая готовилась к войне с Ираном. Когда он вернулся домой, случайно обнаружил среди прочей запоздалой корреспонденции письмо от бывшей невесты.

Первым побуждением было сжечь это послание, не читая. Однако былые страсти к этому времени в душе поутихли, и банальное человеческое любопытство заставило распечатать последнее письмо Джеммы.

Надо отдать должное, бывшая возлюбленная с большим достоинством, без малейших упреков, сообщала, что, узнав через месяц после разрыва помолвки о беременности, была вынуждена, по настоянию родителей, пытавшихся избежать позора семьи, выйти замуж за графа Алессандро Луиджи Сартори. Брак этот принес Джемме одни лишь несчастья, потому как муж с самого начала подозревал измену и не считал ребенка своим.

Графиня Сартори делилась в письме страхами и плохими предчувствиями по поводу предстоящих родов. Она умоляла в случае плохого исхода не оставлять без участия их общее дитя. Джемма божилась, что ребенок, которого носила под сердцем, – плод любви к Массимо Адалберто. Заклинала графа ди Бароцци не верить никаким сплетням, порочащим ее доброе имя.

«Бог свидетель: только Вас я любила в этой жизни. Вы, именно Вы были моим первым и желанным мужчиной. Только Вам я по-настоящему принадлежала и телом, и душой. Моя вина лишь в том, что любовь к Вам оказалась сильнее, чем моя гордость и девичья честь. За это я и была наказана и лишена всякой надежды на счастье. Это мой грех, но не вина дитя, которое должно прийти в этот мир. Будьте великодушны, найдите в своем сердце хотя бы каплю жалости к невинному младенцу. Не перестаю верить в Ваше благородство. Любящая Вас Джемма Беттина Руффо», – такими словами заканчивала бывшая возлюбленная свое послание. Граф ди Бароцци провел бессонную ночь, во время которой перечитал письмо не один раз. Наутро он поручил Джузеппе Перони выяснить всё о судьбе бывшей невесты.

К вечеру того же дня Перони сообщил, что два с половиной года назад графиня Джемма Беттина Сартори, урожденная графиня Руффо, скончалась во время преждевременных родов, произведя на свет девочку, о судьбе которой ничего не известно.

В доме графа Сартори к тому времени проживала только старшая дочь Анжелика, рожденная от первого брака. Попытки узнать о судьбе новорожденной малышки в доме графини Руффо, матери Джеммы, также потерпели фиаско. Перони выяснил, что после скандала, разразившегося между этими семьями, они и слышать друг о друге не хотели.

Известие о кончине Джеммы повергло графа ди Бароцци в шок. Неужели и эта смерть будет на его счету? Пытаясь заглушить муки совести, он постарался убедить себя в том, что письмо это – всего лишь уловка искушенной сердцеедки. Наверняка такое же письмо получил и тот хвастливый повеса, из-за которого граф расторг помолвку, а может быть, и не он один.

Однако Массимо всё же поручил Перони выяснить судьбу пропавшей дочери Джеммы. Но тому так и не удалось разузнать, куда исчезла малышка. Поразмыслив, граф ди Бароцци решил, что, наверное, это к лучшему. Абсолютной уверенности, что она его ребенок, не было. Но даже окажись это правдой, не мог же он ворваться в дом Сартори с требованиями вернуть то, что по закону ему не принадлежит!

Как бы то ни было, но с тех пор граф Массимо Адалберто ди Бароцци уже не помышлял о женитьбе. Как говорится: «Ложные надежды питают боль»[46]. А вскоре прилипшие к нему, как сувель[47] к стволу дерева, серьезные болезни заставили окончательно выкинуть из головы мечты о кровном наследнике. Проблемы, постоянно возникающие в отношениях с пасынком, давали иной раз повод и вовсе благодарить Господа за то, что не послал в наказание других детей.

Но каких только сюрпризов не преподносит порой жизнь! Разве мог он когда-либо представить себе, что увидит перед собой в собственном замке родную дочь, да еще носящую его фамилию!

В том, что эта девочка – его кровь и плоть – у графа не было никаких сомнений. Как говорится, вода убегает, а кровь притягивает![48] Стоило только взглянуть на красавицу и услышать имя ее матери, чтобы уверовать в случившееся чудо. Нет, норманнская кровь рода ди Бароцци не иссякла! Золотоволосая Бьянка с глазами цвета сицилийского неба – копия своей двоюродной бабки Бернаде́тты Али́че – умершей в девичестве от черной оспы младшей сестры отца Массимо Адалберто.

– Теперь можно спокойно умирать: род ди Бароцци будет продолжаться, – произнес вслух старый граф, убирая в ларец, стоявший на ломберном столике, миниатюрный портрет тетки.

Помолчав немного, добавил:

– Только бы этот каналья Адольфо ничего не испортил!

Сидевший в соседнем кресле Джузеппе Перони поднял на графа понимающий взгляд и, грустно улыбаясь, ответил:

– Ваше сиятельство, Господь милосерден. Как вы уже успели заметить, он старается исправлять наши ошибки. Думаю, с его помощью всё наладится. А я, пока буду жив, буду стараться всеми силами ему в этом способствовать.

Глава 10

Новоявленная виконтесса ди Бароцци, направлявшаяся в это время в свой новый дом, была охвачена настоящей паникой. Что ждет ее там? Каким окажется завтрашний день?

Еще вчера утром, выезжая из монастыря, она могла с полной уверенностью сказать, что грядущий день, как и минувший, будет таким же светлым и радостным. До сих пор жизнь ее среди монахинь была легка, безоблачна, полна приятных и радужных надежд. И вдруг в одночасье она так круто переменилась: вместе с виконтом Адольфо ди Бароцци в нее ворвались страх, беспокойство и полное непонимание происходящего. Пугающая неизвестность всегда заставляет человека переживать, а предопределенная безысходность по-настоящему угнетает.

Если холодный и негостеприимный прием, оказанный ей свекром, – еще полбеды, то ожесточенное, враждебное и в чем-то безжалостное поведение мужа предрекало настоящее несчастье.

Бьянка была уверена, что попала в объятия дьявола. В том, что ее супруг если не сам Люцифер[49], то уж точно один из демонов-приспешников, девушка ничуть не сомневалась. Без пяти минут монахиня, она всю дорогу до виллы мужа возносила молитвы Господу, Мадонне и святой Маргарите, чтобы те ниспослали ей целомудрия и стойкости духа, дабы противостоять его козням.

На ум пришли слова падре Донато из одной проповеди: «И даже тот, кто оказался в аду, в царстве дьявола, не лишается любви Господа, потому что и в аду есть Бог». Это воспоминание хотя бы отчасти утешило сердце Бьянки.

Как бы она хотела оказаться сейчас рядом с падре! Он всегда мог найти нужные слова, поддержать в трудную минуту. Ах, как нуждается она сейчас в добром, мудром слове, в пастырском участии и благословении. Теперь ей была бы в радость даже его простая, сердечная улыбка!

Бьянка отчаянно пыталась уцепиться за светлые воспоминания из прежней монастырской жизни, которые помогали ненадолго отвлечься от дурных мыслей и придавали необходимые в эту минуту душевные силы. Так утопающий в поисках спасения рад ухватиться за любую, даже абсолютно бесполезную соломинку.

Если Мария жалела Бьянку, потому что та росла вдали от семьи, то самой Бьянке и в голову не приходило печалиться об этом. В монастыре она чувствовала себя по-настоящему счастливой. Именно там была ее настоящая семья. Те, кого она любила больше всего в жизни: крестная аббатиса Селесте и падре Донато.

Не давая никаких обетов, она с легкостью соблюдала устав ордена монахинь-доминиканок[50] не умом, а самим сердцем. Граф Сартори внес при передаче младшей дочери в монастырь целевой взнос в полторы тысячи дукатов. Сто дукатов перечислял ежегодно на ее содержание. Но и без этих денег Бьянку окружали в монастыре такими любовью и заботой, какие не каждый ребенок получает, вырастая в родной семье.

Благодаря стараниям матери-настоятельницы, уделявшей значительное внимание монастырской школе для девочек, Бьянка получила прекрасное образование[51].

В монастыре была роскошная библиотека, переданная обители основательницей, сестрой Розой Пандольфи, рожденной в богатой и знатной салернской семье. Эта библиотека была самым любимым местом Бьянки. Там она подолгу пропадала, наслаждаясь чтением книг.

Аббатиса Селесте, с ранних лет заметившая в девочке невероятную наблюдательность, живой и весьма восприимчивый ум, всячески поощряла в Бьянке любовь к чтению. Зачастую она и сама подолгу засиживалась с крестницей, с удовольствием обсуждая ту или иную прочитанную книгу. Как же нравились Бьянке эти долгие, уютные и такие занимательные беседы!

Любила Бьянка помогать сестрам-монахиням в монастырской аптеке, где они готовили для внутренних надобностей и продажи целебные снадобья от различных болезней. Девушка наперечет знала латинские названия всех трав и кореньев. Могла с закрытыми глазами, по одному только запаху, определить каждый компонент рецептуры.

А как обожала Бьянка пьянящий сдобный аромат теплой сфольятеллы[52], доносившийся утром из монастырской пекарни! Сестра Бернадетта, занимавшаяся выпечкой, старательно оберегала секрет приготовления этой чудесной сладости от всех монахинь, но с Бьянкой обещала со временем им поделиться. Теперь, наверное, ей уже не доведется узнать эту тайну.

Однако больше всего печалило Бьянку то обстоятельство, что в монастыре остались все ее акварели и графические рисунки, которые она надеялась показать Пьетро Барделлино[53].

Падре Донато познакомился с ним, когда по поручению семьи Руффи ездил с инспекцией в церковь Сан-Джузеппе-деи-Руффи[54] в Неаполе. Пьетро Барделлино помогал там своему знаменитому учителю Франческо де Мура[55] расписывать купол храма.

Священник воспользовался случаем и показал Барделлино лучший акварельный пейзаж Бьянки, на котором она запечатлела в лучах заходящего солнца вид на старую Сарацинскую крепость, словно подвешенную между небом и скалистым мысом Капо-ди-Конка[56].

Темнеющий небосвод, впитав в себя все нюансы оттенков цветущего по берегам бухты миндаля, слегка подернулся тонкой пеленой пастельно-розового перламутра. Белые стены башни окрасились в легкие лиловые тона. Готовясь к ночи, морская вода растеряла дневную бирюзовую прозрачность и стала непроглядной, пурпурно-синей.

Бьянку тогда настолько заворожила божественная красота этого вечернего пейзажа, что, едва добравшись до красок, она буквально выплеснула на бумагу весь свой восторг.

Когда падре по возвращении передал слова Пьетро Барделлино, щеки девушки вспыхнули счастливым румянцем. Еще бы! Знаменитый художник не просто похвалил природный талант начинающей художницы. Он сказал: «Светоносная сила этого пейзажа такова, что он буквально источает дивный, пряный, медовый аромат цветущего миндаля».

Радостное воспоминание затмила мрачная мысль: теперь вряд ли удастся встретиться с Барделлино, а Бьянка так надеялась, что протекция мастера поможет стать ученицей самого Франческо де Мура.

Внезапное замужество – крах ее самой заветной мечты! За свои восемнадцать лет девушка впервые переживала крушение иллюзий. Как это больно – терять чаяния, которым наверняка не суждено сбыться!

Мария, сидевшая в карете напротив госпожи, заметила, как по бледной щеке ее любимой малышки поползли безмолвные слезы.

Обрадовавшись поначалу, что само провидение уберегло девушку от печальной участи всю жизнь оставаться невестой Господней, теперь, взирая на эти безутешные слезы, женщина всерьез начала сомневаться в том, что это замужество будет во благо.

Эту маленькую ласточку, этого цыпленка Господа[57] дьявольская буря выбросила из уютного, теплого гнездышка из пуха и перышек. Адские ветры подхватили и понесли в самую пучину житейских бед и страданий.

Как мог этот бессердечный чурбан, граф Сартори, отдать малышку человеку, который навлек на нее такой позор? Где, вообще, видано, чтобы разбойника не только миловали, но еще и награждали бриллиантом!

Такими безрадостными мыслями были заняты головы обеих женщин, когда в полной темноте они подъехали к воротам виллы «Виньето». Вышедший навстречу слуга, освещая тусклым фонарем дорожку, проводил их до боковых дверей дворца.

Измотанная дорогой и пережитыми треволнениями, Бьянка отказалась от ужина, попросив проводить ее в спальню и принести туда немного сыра, хлеба и теплого молока.

Умывшись с дороги и слегка перекусив, девушка сняла с груди медальон с изображением своей покровительницы, святой великомученицы Маргариты Антиохийской.

– Преблагая Маргарита, страшную смерть принявшая во имя Господа и Спасителя нашего, услышь мольбу мою и не оставь ее без ответа. Ты с юных лет выбрала путь святости, здравомыслия и праведности, послужив примером для нас. Не позволь вере моей быть повергнутой в грязь, чтоб не порадовался дьявол, ненавидящий добро. Пошли мне помощь, дай мне мудрости, дабы я укрепилась силой твоей и без страха отвечала на вопросы мучителя. Не оставь душу мою на растерзание горестям, тоске и греху уныния. Помоги избежать низвержения в геенну огненную на вечные муки, сохранить чистоту бессмертной души и достойно пройти путь до Царствия Небесного.