Гром небесный

Я не сразу поняла, что он о чем-то спрашивает меня, а когда услышала логичный вопрос «Что вы здесь делаете в такую погоду?» голос показался загробным. Слова произносились так медленно, словно ему было трудно говорить.

– Дайте руку, – сказал он.

– Зачем? – спросила я.

– Посажу на лошадь.

– И увезете в свое логово?

– Да, – ответил он.

И я подала ему руку, молясь, чтобы погибель не стала слишком страшной. Он подтянул меня, ухватил за талию, поднял и усадил перед собой. И я, словно барышня из романа, лишилась чувств.

Впрочем, довольно скоро пришла в себя – трудно сохранять бесчувствие, когда небеса сверкают и грохочут, извергая потоки холодной воды, а за спиной чёрный человек молча покачивается в седле и дышит в затылок. В мокрой темноте всадник уверенно направлял лошадь или сама лошадь знала, куда нужно двигаться. За лесной полосой появились холмы, четкими линиями склонов на неожиданно посветлевшем горизонте. Миновав один из холмов, снова углубились в черноту леса и наконец проехали в какую-то ограду, судя по всему, сложенную из камней, как их строили в Нортумбрии. Странно, что я, готовая к концу, зачем-то отмечала эти, уже неважные, детали.

Здесь он спешился и снял меня с седла. Кто-то, вышедший навстречу, подхватил поводья лошади и повёл, а я, повинуясь жесту чёрного человека, дрожа, как насквозь промокший осиновый лист, пошла вперед, к дому, оказавшемуся совсем рядом, словно выросшему из земли и леса. Почти у входа отказали ноги, и я бы упала, если бы спутник не подхватил меня на руки. Так он и внёс меня в своё логово, в освещенный зал, поставил на каменный пол и… исчез. Зал был немалого размера, под сводами из массивных балок, в огромном камине пылал огонь, к нему я и направилась. На меня дохнуло блаженным теплом, протянула к огню руки и вздрогнула, услышав скрипучий голос: «Идёмте, мэм». Огляделась и увидела высокую тощую старуху в тёмном одеянии, словно возникшую из воздуха.

– Куда? – спросила я.

Она не ответила, повернулась и пошла к широкой лестнице, ведущей на верхний этаж. Я покорно потрусила следом – обитатели этого дома явно не любили обременять себя разговорами и объяснениями. На площадке второго этажа старуха завела меня в комнату, где было потрясающе тепло, а в центре стояла большая ванна, похоже, мраморная.

– Раздевайтесь и грейтесь, – сказала старуха.

– Греться… как? – нелепо спросила я, вожделенно глядя на ванну, исходящую паром.

Она сурово взглянула на меня, видимо, удивляясь бестолковости невесть откуда явившейся девицы. Или я была очередной девицей, жертвой Чёрного всадника? Впрочем, сейчас я очень хотела согреться.

Старуха вышла, а я стянула мокрою одежду, сложив ее на очередной антикварный стул, опустила пальцы в воду – их тотчас жарко защипало, закололо. С дрожью и трепетом забралась в ванну и легла, все тело словно пронзило иголками, а затем, когда кожа и вода обрели гармонию, наступило блаженство.

Старуха вошла, постучав в дверь.

– Белье мужское, у нас нет женского, – сообщила она. – Мыло рядом, воду можете доливать, справа кран горячий, слева – холодный.

Не знаю, как долго я лежала в ванне. Вымыла голову душистым мылом, несколько раз добавляла горячей воды, поворачивая толстый латунный кран. Жаль было покидать блаженное тепло, но нужно и честь знать. Я растерлась полотенцем, облачилась в мужскую ночную рубаху, утонув в ней. Одежды и туфель на том месте, куда я их положила, уже не было, но имелись домашние туфли немалого размера. Я вышла в коридор, стараясь их не потерять. Голова слегка кружилась, а тело казалось легким – я могла бы взлететь, если бы не тяжелая рубашка. Старуха встретила меня в коридоре и снова повела за собой, на этот раз в комнату, где оказалась огромная застеленная кровать под балдахином, а в огне камина за фигурной решёткой весело потрескивали дрова.

– Доброй ночи, – сурово объявила старуха и повернулась, чтобы уйти.

– Спасибо вам, – сказала я. – Как к вам обращаться?

– Скажите спасибо хозяину, а знать меня не нужно, – отрезала она тем же ровным тоном и вышла, старательно прикрыв дверь. Само неодобрение. Но с какой стати ей одобрять незнакомую девицу из ночи?

На столике возле кровати стоял поднос с горячим чайником, чашкой и тарелочкой с печеньем. Напилась чаю и упала на мягко спружинившую кровать, раскинув руки. Я в раю или это снится? Впрочем, жуткая мысль, что сюда может с минуты на минуту явиться чёрный хозяин этого дома, быстро вернула на грешную землю, сжала сердце в комок, ударила страхом по лицу. Где-то вдали громыхнул гром. Я вскочила с кровати и подошла к двери – запереть её было нечем. Выглянула наружу. В коридоре темно и тихо. Пометавшись по комнате, придвинула к двери довольно тяжелый столик в надежде на хоть какое-то препятствие возможному вторжению. Легла, забралась под одеяло, долго лежала, свернувшись в клубок, и не заметила, как уснула.

Дверь открылась бесшумно, на пороге возникла высокая чёрная фигура.

«Там же должен быть столик…», – мелькнула мысль. Сжавшись в комок, я пыталась разглядеть, что произошло с моей ненадёжной баррикадой, но так ничего и не увидела. Чёрная фигура без лица приближалась к кровати, молча, медленно, словно плыла в полутьме. Я закричала, не слыша своего голоса, и… проснулась. Открыла глаза и увидела над собой складки балдахина. Села на кровати. Сердце бешено стучало. Отдышавшись, встала и огляделась. Через неплотно задёрнутую портьеру солнечный луч чертил на полу светлую полосу. В остывшем камине чернели угли, баррикада из столика стояла нетронутой у двери. Я подошла к окну и оттянула портьеру, солнце ударило в лицо белой вспышкой, на мгновенье ослепив. Словно и не бывало страшной ночной грозы. Рассвет уже властвовал над холмами и лесом. Наверно, если подняться повыше, можно увидеть море.

Комната, в которой я спала, оказалась не слишком большой и не слишком нарядной. Потолок, обшитый деревянными панелями, потускневшие обои, напомнившие о гостиной Хорсли-хауса. Балдахин, пестрый от череды складок и выцветших полос. Но белье – идеальной чистоты, а на стенах – электрические светильники.

Я жива, пора собираться и бежать в Хорсли-хаус. Оттащила столик на место и выглянула в коридор. В доме стояла тишина. Вероятно, миссис Не-скажу-имя спит, умаявшись от забот? А Чёрный человек? Он в доме или сразу удалился в грозовую ночь пугать одиноких путников и путниц? Выпустят ли меня из его логова?

Старуха снова возникла неожиданно, как будто ожидала за углом. На руке, прижатой к груди, моя одежда, кажется, даже отглаженная.

– Проснулись, мэм? Завтрак на кухне.

Она вручила одежду и ушла, оставив меня гадать, как же попасть в пресловутую кухню. Одевшись и посчитав потери, – шляпка, сорванная ветром и фонарь Гленны, – я спустилась в холл, к входным дверям, распахнутым навстречу утру. Постояла, размышляя над возникшей дилеммой. Уйти, не поблагодарив за гостеприимство невежливо, но злоупотреблять этим вынужденным гостеприимством тоже не слишком хорошо, да и фигура Чёрного человека весьма смущала меня, если не сказать больше – я боялась его возможного появления. Кто он такой? Хозяин этого дома? Сумасшедший, разыгрывающий призрака? Прокаженный? Если я сейчас тихо уйду, старуха-домохозяйка, скорее всего, облегчённо вздохнёт. Записка! Напишу записку с благодарностью. Осталось лишь найти на чём и чем написать. Я огляделась. Зал был просторным и почти пустым. Каменные плиты на полу, потемневшие от времени резные деревянные панели на стенах. Огромный камин, несколько старинных громоздких кресел… На каминной полке подсвечник без свечей. Камин… мне не пришло в голову ничего лучшего, как заглянуть в него и, порывшись, найти уголёк. Не будет преступлением, если я нацарапаю послание на торце каминной полки – что я и сделала, не слишком искусно, но с надеждой, что оно будет прочитано. В конце концов, вряд ли я когда-нибудь попаду в этот дом и не так уж важно, что обо мне здесь подумают.

Я вышла из дома, вытерла о мокрую траву испачканные углём руки и, пройдя через пустую лужайку, вышла через каменную арку ворот. От ворот в неведомую даль уходила широкая тропа. Оглянулась, окинув взглядом дом – скорее, замок, с круглой башней, с верхушки которой точно видно море; со стеной с бойницами, неожиданным образом переходящей в стену жилого дома с большими окнами. Что ж, ещё одно место, где ты выжила, а теперь уходишь, почти как та девица из романа Бронте.

Ноги немного вязли во влажном песке тропы, но шла я быстро, пытаясь сообразить, в какой стороне находится Хорсли-хаус. Тропа вела к вчерашнему холму, и я надеялась, что с его вершины будут видны окрестности. Утро, пропитанное солнцем и свежестью ночной грозы, сияло промытой зеленью травы и листвы, чистотой бурых камней, белыми пятнами овечьего стада, пасущегося на склоне холма, весёлым птичьим разногласьем. Я была уже у подножия холма, когда услышала позади шум, похожий на стрёкот мотора. Неужели Рочестер ринулся в погоню? Рокот был уже совсем близко, меня догонял… мотоцикл – в Петрограде на похожем разъезжал кузен, – но у этого было не два, а три колеса – на третьем держалось сооружение, предназначенное для багажа или груза. Я сошла с тропы и остановилась, уступая дорогу, но машина, чуть проехав вперед, затормозила. Водитель, укутанный в шлем и огромные очки, обернулся ко мне.

– Куда направляетесь, мэм? Могу подвезти.

– Нет, спасибо, – сказала я.

– Вы любите ходить пешком? Дорога еще мокрая, вам придётся нелегко.

Вчера меня везли на лошади, сегодня предлагают мотоцикл…

Водитель слез с сиденья. Он был высок ростом, в чёрной кожаной куртке и кожаных штанах.

– Позвольте представиться, Арлен Эшли. Если вы чего-то опасаетесь, то совершенно напрасно. Я живу здесь неподалёку и каждый день совершаю прогулки на мотоцикле. Домчу, куда пожелаете. Эта коляска предназначена для пассажира. Будет немного потряхивать, но в целом вполне удобно.

– Меня зовут Анна Смит. Мне не очень удобно затруднять вас.

Если вчера вечером я подала руку всаднику без лица, то почему сегодня утром не принять предложение водителя в очках? Возможно, это один и тот же человек? Разве что голос… Меня не покидало ощущение, что я где-то слышала этот голос.

Я подошла к мотоциклу. Арлен Эшли водрузил мне на голову кожаный шлем, отстегнул накидку коляски и помог устроиться. Через минуту мотоцикл сорвался с места и помчался по широкой тропе-дороге, вверх-вниз по холмам.

В отличие от Чёрного всадника Арлен оказался вполне общительным. Несмотря на грохот мотора, тряску и ветер, он принялся с увлечением рассказывать об устройстве мотоциклов вообще и данного в частности. Я слушала в пол-уха, радуясь, что он не задаёт вопросов, но вдруг поняла, что не сообщила, куда мне нужно попасть, а он не спросил об этом.

– Вам, полагаю, нужно в Хорсли-хаус? – неожиданно сказал он, словно прочитав мои мысли.

– Да, но как вы догадались? – вздрогнув, ответила я.

– Где ещё в этих краях может проживать красивая девушка? – заявил он.

– Я там не живу, а работаю.

– Вот как? А я подумал, вы кузина мистера Себастьяна…

– Вы не могли так подумать. Разве вы не слышите мой акцент? – отрезала я. – Я же иностранка, работаю… на кухне.

– Ха-ха, до чего ж хитра! Неплохо. А я простой механик!

Арлен махнул рукой, мотоцикл опасно вильнул, я ахнула, но водитель справился, по-мальчишески расхохотавшись. Вскоре мы проехали через хорошо знакомую деревню, а через несколько минут Арлен остановил мотоцикл неподалёку от калитки с горгульями и помог мне выбраться из коляски.

– Было приятно подбросить вас, Анна Смит, иностранка. Надеюсь, мы ещё увидимся.

– Вряд ли. Спасибо за поездку. У меня есть несколько пенни… на керосин.

– Не нужно, – махнул Арлен рукой. – Это у меня есть кое-что для вас.

Он порылся в своей кожаной сумке и достал велосипедный фонарь Гленны.

– Откуда он у вас? – ахнула я.

– Нашёл в лесу.

– В каком лесу?

Он не ответил, подхватил меня под руку и довел до калитки. Прихрамывая, вернулся к мотоциклу… взревел мотор.

– Арлен! – крикнула я. – Это были вы? Там, с капканом?

Ответ остался в дыме умчавшейся машины.

Глава 5

Прошло два дня после ночного приключения. Я оставила без ответа вопросы, где ночевала в грозу, но постоянно думала о загадочном спасителе, замке за холмами и мотоциклисте Арлене Эшли, нашедшем в лесу потерянный фонарь.

У Гленны долго не спадал жар, но сегодня утром ей стало полегче, и она забеспокоилась о дочери. «Схожу к ней вечером», – пообещала я.

Мисс Баутер выдала мне жалованье за вычетом разбитой тарелки из лисьего сервиза, сухо и коротко сообщив, что мадам хотела уволить меня за наглость, но она, мисс Баутер, с нею не согласилась. Впрочем, так или иначе, уходить из Хорсли-хауса мне всё равно придётся.

Сегодня разъехались гости, а днем, когда я мыла «тысячу» бокалов, стараясь придать им блеск, в моечную явился мистер Андертон. В шуме воды я не услышала, как он подошёл, и поняла, что за спиной кто-то стоит, по тяжелому дыханию и запаху алкоголя. Я обернулась, но не успела и охнуть, как он прижал меня к краю мойки и начал задирать платье, шаря толстыми руками по бедрам. «Как я не заметил тебя сразу, такую славную русскую курочку», – выдохнул мне в лицо и зажал рот ладонью. «Тихо, сладкая, тихо, все будет хорошо». Где-то раздались голоса, мисс Баутер давала кому-то распоряжения. Он отпустил меня, куснул в шею и шепнул: «Сегодня вечером будешь ждать меня здесь».

У меня имелись иные планы – управившись с работой, я поспешила в коттедж Морас. Вышла из Хорсли-хауса в начале седьмого, когда сумерки ещё не явились, но были где-то на подходе. Унесенную грозой шляпку заменила вещью из прошлого –шёлковым платком, расшитым голубыми цветами по бледно-жёлтому фону, – закутав голову и шею с синяком, оставшимся от гадкого укуса. Пройдя деревню, свернула на знакомую тропу, идущую через берёзовую рощицу, и здесь меня настигло воспоминание – вдруг почти отчётливо я увидела берёзу у веранды в Мордвиновке, колышущиеся тени от её ветвей, солнечные пятна на дощатом полу, плетеные кресла и гимназиста Петю Наумова, пафосно читающего: «Это было у моря, где лазурная… нет, ажурная пена, где встречается редко городской экипаж…». Нет, я никогда не упивалась поэзией, радуясь лишь некоторым запомнившимся строфам… музыка больше влекла меня. Петя пытался поцеловать меня, там на веранде, в солнечных пятнах… и я тотчас перенеслась в тускло освещенную мойку, явственно ощутила мерзкие прикосновения толстых влажных пальцев. Спазм отвращения и подступившей тошноты был настолько силен, что пришлось обнять берёзовый ствол, как последнюю мачту тонущего судёнышка. «Стоит ли жить? – спросила я, обратившись к густо синему небу, и ответила: – Вероятно, не стоит».

Но нужно было проведать маленькую Джинну и принести матери её известие о ней, потому, отдышавшись, я пошла дальше.

У Джинны еще не спал жар, но дышала она спокойнее и встретила меня, что-то радостно залепетав.

– То горит, то потеет, – сообщила мисс Морас. – Но, кажется, девчонка, слава Богу, идет на поправку.

– Посижу с нею ночью, – сказала я, поддавшись, скорее, нежеланию возвращаться, чем приступу человеколюбия.

Она одобрительно кивнула и пригласила выпить чаю.

– Мисс Морас, что за замок с круглой башней, за холмом? – спросила я за чаепитием.

– С круглой башней за холмом? Верно, Невилл-корт, если вы о нём. Земли Невиллов начинаются отсюда. Этот коттедж когда-то был их охотничьим домиком.

– А кто там живёт сейчас?

Она пожала плечами.

– Вроде, давно никто не живет, дом заброшен. Говорят, обоих молодых Невиллов нет в живых.

Я просидела возле кровати Джинны до рассвета. Вечером она заметалась по постели, потом вдруг успокоилась и уснула. Судя по холодному поту и ровному дыханию, жар спал. Я спустилась вниз, закуталась в платок и выскользнула из коттеджа в утреннюю прохладу и птичий щебет. Подумав, свернула на тропу, что вела к Гуляющему мосту. Сейчас, в утреннем свете, все выглядело иначе. Тропа не слишком утоптанная, но достаточно широкая, весело петляла по лесу, среди зарослей цветущего шиповника и чертополоха. Правда, бодро прошагав с полмили, я сбавила скорость – возвращение в Хорсли-хаус пугало больше, чем возможная встреча с Чёрным всадником, о котором я не переставала думать.

И она случилась. Тропа у Гуляющего моста почти заросла, поэтому я и не нашла её, когда искала следы исчезнувшего юноши с капканом. Я задумалась, вспоминая тот день, и вздрогнула от неожиданности ожидаемого. Чёрный всадник появился из леса, словно призрак, остановил лошадь и приветственно склонил упакованную в маску голову. Как будто был уверен, что я не кинусь бежать в страхе и не лишусь чувств. Конечно, холодок пробежал по спине, и сердце застучало, но я изобразила подобие улыбки и выдала сакраментальную английскую фразу, словно встретила старого знакомого на утренней прогулке по парку:

– Доброе утро. Как поживаете?

– Неплохо, мисс, – заявил он своим глуховатым голосом, который, впрочем, звучал значительно лучше, чем в грозу. Ткань маски шевелилась от движения его губ.

– Я тоже. Благодарю вас за гостеприимство… сэр.

– Не стоит. Ваше послание впечатлило как краткостью, так и исполнением. Вы весьма изобретательны, мисс.

– Благодарю вас, сэр, – сказала я.

– Вынужден вас покинуть, – вдруг сказал он, резко прервав светскую беседу. – Надеюсь, ваша прогулка пройдет без неприятностей. Осторожней на мосту.

С этими словами он развернул лошадь и был таков, оставив за собой лишь шуршание ветвей да удаляющийся звук постукивания копыт. Вскоре все стихло. Примолкшие было птицы вернулись на сцену. А я пошла по Гуляющему мосту, нет, то была не я, а Златовласка, встретившаяся с сотней гномов сразу. Покачиваясь на мосту, Златовласка думала… да ни о чём она не думала, охваченная весьма странными ощущениями, в которых смешались страх и любопытство, и она не понимала, которое из них преобладает.

Чем ближе я подходила к Хорсли-хаусу, тем тяжелее было идти. Возле горгульей калитки остановилась, задержав дыхание, затем вошла, осторожно, словно за углом притаился мистер Андертон. Дом ещё спал, лишь из кухни слышались голоса и звон посуды. Я поднялась в комнату под крышей. Гленна вскинулась при моём появлении, уставилась на меня вполне ясным взглядом.

– Пришла? Что? Как она?

– Идёт на поправку, сегодня спала спокойно, жар спал.

– Ты была с нею?

– Да, посидела.

– Спасибо, Смит. Какой у тебя красивый платок…

Гленна откинулась на подушку, облегченно вздохнула. Я переоделась в рабочее платье и прилегла на кровать. Невыносимо хотелось спать. «Нельзя…», – подумала я и провалилась в сон. Разбудила меня Гленна, тряся за плечо. Я с трудом встала и отправилась вниз, в опасный сумрак моечной.

«Нужно уходить и чем скорее, тем лучше, – думала я, глядя, как лопаются пузыри на кромках тарелок, утопленных в горячей мыльной воде. – Может, моих денег хватит на билет до Лондона… или до Йорка. В большом городе, вероятно, проще найти работу. Но нужно иметь хоть несколько шиллингов на первое время».

Я мыла посуду, думала и вздрагивала от каждого звука, оглядываясь, как загнанный заяц, боясь появления Андертона.

Прошло несколько относительно спокойных дней – хозяин не появлялся. Я с надеждой думала, что он потерял ко мне интерес, но выяснилось, что он уехал по каким-то своим делам. Гленне полегчало и она принялась за работу, а однажды вечером мы вместе отправились в коттедж Морас проведать её дочь. Вполне весёлая Джинна уже сидела на кровати, возясь с тряпичной куклой. Я осталась поиграть с нею, а Гленна пошла расплачиваться с мисс Морас и обсуждать их общие дела.

Обратно шли коротким путем, уже в сумерках, но с фонарем. Двигались медленно, Гленна едва плелась, ещё не набрав сил после болезни. Я оглядывалась, подспудно ожидая появления Чёрного всадника.

– Боишься? – спросила Гленна.

– Вовсе нет, – ответила я.

– А тогда, в грозу… где ты была всю ночь? – спросила она.

– Здесь, у Морас… – солгала я.

– Нет, она сказала, что ты ушла.

– Ты спросила ее?

– Нет, это она спросила, успела ли ты добраться до дома в ту страшную грозу.

Свет фонаря метался, суетно дрожал, отыскивая тропу. Порыв вечернего ветра шумнул, пробежавшись по верхушкам деревьев. Я молчала, обдумывая ответ. Не хотелось лгать ещё раз, но правда выглядела как-то… фантастично.

– Но ты же спала… – пробормотала я.

– Не так крепко, чтобы не видеть твою пустую кровать.

– Какая разница, где я была…

– Ну и ладно, не хочешь говорить, молчи, – обиженно буркнула Гленна и забрала у меня фонарь.

– Хозяин положил глаз на тебя? – спросила она, помолчав.

– Ревнуешь? – съязвила я.

Гленна тихо засмеялась.

– Постой, отдышусь, устала. Пусть мадам ревнует.

Мы остановились. Взошла луна, превратив лес в скопище темных нелепых существ. Впереди за причудливым узором из головок репейника вырисовалась кривоватая линия перил Гуляющего моста. В чуть дрожащем круге от света фонаря по земле полз ночной жук, спеша по своим ночным делам.

– Здесь обычно проезжает Чёрный человек, – прошептала Гленна.

Я хмыкнула, не сдержавшись.

– Какая ты странная, Смит. Ничего смешного… его видели многие.

– И ты тоже видела?

– Видела… вот так же, как сейчас вижу тебя.

Луна пряталась за тучу, вернее, туча прятала луну. Настал момент истины – вот сейчас и рассказать про Чёрного человека, но я, по какой-то странной причине, не могла вымолвить ни слова, будто он наложил печать на мои губы. Наложил печать… Огромная тень, напоминающая искаженные фигуры коня и всадника, надвинулась и исчезла вслед за луной, скрывшейся за тучей. Мы охнули стройным дуэтом.

– Пойдем, – сказала я. – Мост уже рядом.

Гленна кивнула, и мы поспешили за лучом фонаря, ищущего заросшую тропу.

Когда мы добрались до Хорсли-хауса и зашли в своё жилище, смутная идея, что родилась во мне под прячущейся луной, обрела вполне чёткие очертания.

Глава 6

Впрочем, все произошло совсем иначе, потому что никогда не следует строить планы и пестовать смутные, ничем не оправданные идеи. Два следующих дня мы спокойно трудились в помывочной – гости хозяев разъехались, и объём работы уменьшился. Возможно, думала я, удастся спокойно доработать до дня получения жалованья.

Мистер Андертон застал меня врасплох, вечером, когда я со всеми предосторожностями спустилась с чердака, чтобы постирать белье. Доливая в мойку горячую воду из ковша, я не услышала, как он подошёл – вероятно, подкрался на цыпочках, удивительно бесшумно для столь крупного человека. Его объятия были так неожиданны, что я закричала от ужаса. Одной рукой он опять зажал мне рот, а другой стал задирать юбку, бормоча что-то вроде: «Я так долго ждал этого, так долго, а ты все хорошеешь и хорошеешь». Я билась в его руках, пытаясь вырваться, но он был очень силен. Я не сразу сообразила, что всё ещё держу в руке оловянный ковш, которым наливала воду. Ударила, не видя, куда попаду, с риском стукнуть себя по лбу, но по звуку удара, вскрику и ругательству, поняла, что достигла цели. Андертон издал звук, похожий на рычание раненого зверя, и отпустил меня. Я швырнула ковш в мойку и бросилась бежать, в ужасе полагая, что он погонится за мной и, поймав, разорвёт на части. Добежав до чердака, рухнула на кровать, пытаясь отдышаться. Сердце билось, словно жаждало вырваться наружу. Гленны в комнате не было. Побросав в саквояж вещи, поспешила вниз, надеясь не встретить никого по пути, и это удалось. Я не осмелилась заглянуть в моечную и, минуя ее, вышла из дома. Совсем стемнело, но в чистом небе светила луна. Промчавшись по дорожке меж грядок, я выскочила в калитку, мимо горгулий, и побежала по тропе, сама не зная куда, лишь бы поскорее уйти из этого дома, от липких рук Андертона. Мне казалось, что он преследует меня, вскоре настигнет, и тогда уже не спастись.

Остановилась, лишь дойдя до развилки. Тишина и прохлада вечера привели меня в чувство. Я прислушалась, на всякий случай. Лишь шелест листьев и крик какой-то птицы вдалеке. Ни шагов, ни тяжелого дыхания. Силы вдруг оставили меня, и я села на траву около тропы. Впервые в жизни я ударила человека – если не считать той глупой пощечины, которой когда-то наградила незадачливого декламатора Петю Наумова. Ударила металлическим ковшом – возможно, у Андертона сотрясение мозга, а если и нет, то шишка и синяк обеспечены. И поделом… Мысли потекли пустым потоком, я думала о белье, оставленном в мойке, о Гленне, которая сильно удивится, не обнаружив меня утром, зачем-то вспомнила Гурского, от которого сбежала… Что делать дальше, куда идти? Можно попытаться дойти до коттеджа мисс Морас, но придется объясняться, да и не факт, что она пустит меня переночевать – вряд ли у неё найдётся свободное место. Но нужно идти, не сидеть же на развилке, где ни право, ни лево ничего не обещают. Я поднялась, постояла и пошла в сторону стены Адриана. Там началась история с Хорсли-хаусом, там и закончится.