Гром небесный

– Попал в капкан? В овраге? Вы уверены? Неужели опять…

Он не договорил, а я зачастила:

– Вы считаете меня сумасшедшей? Я только что пыталась освободить его ногу, но не смогла.

– Нет, что вы, Анна, конечно, нет. Успокойтесь, вы бежали слишком быстро по такой жаре. Идемте, поможем вашему… человеку. Позвольте, я возьму вас за руку.

Я не успела согласиться или отказаться, как он сжал мою руку крепкой ладонью, сухой, в отличие от моей, постыдно влажной. Джек Смит вовсе не выглядел человеком, страдающим от жары – белоснежная рубашка, тонкий запах одеколона, легкая прядь вьющихся волос, выбившаяся из-под светлой шляпы. Он быстро зашагал по тропе, увлекая меня за собой.

– Зачем вы ходили к Гуляющему мосту, Анна?

– Сегодня у меня свободный день.

– Так вас приняли на работу?

– Да…

– Рад за вас. Но судя по вашей ладони, работа нелегкая.

Я поспешно, но тщетно попыталась вытянуть руку из его крепкого кулака.

– Не волнуйтесь, лесная фея, ваши руки ничто не испортит. Так что же там случилось, у этого проклятого моста?

Вопрос был задан, скорее, лесу или тропе, поскольку у меня не было и не могло быть ответа. Джек замолчал, лес начал сгущаться, и вскоре мы оказались у моста, то ли Гуляющего, то ли проклятого.

– Где он, ваш человек в капкане? – спросил Джек, когда мы подошли к мосту.

– На той стороне. Вон там, на склоне.

Я показала туда, где лежал несчастный, но не увидела его среди кустов. И ни одного звука, лишь шелест листьев да шорохи леса.

– Эй! – крикнула я. – Пришла помощь! Как вы там?

Никакого ответа. От жуткой мысли меня бросило в холод, словно под ледяной дождь среди жаркого дня.

– Что-то я никого там не вижу, Анна, – сказал Джек.

– Наверно, он потерял сознание и лежит, поэтому отсюда его не видно. Идемте скорей.

Мы перешли через мост, который разгулялся ни на шутку, вышли к склону, где были примяты и поломаны кусты. Джек остановил меня, приказав остаться на краю оврага, а сам спустился туда, где был юноша.

– Здесь никого нет! – крикнул он.

– Не может быть!

Я бросилась вниз, колючки чертополоха снова впивались в одежду и в волосы. Запнулась, не удержалась и полетела вперед, прямо в объятия Джека Смита. Он чуть подержал меня и отпустил. Огляделась – никого. На месте, где лежал юноша, лишь примятая трава и никаких следов ни его самого, ни капкана.

– Как это понимать? – с усмешкой в глазах вопросил Джек, глядя на меня.

– Понимайте, как хотите, – обиженно отрезала я. – Здесь лежал человек, молодой, светловолосый, в теннисных туфлях, нога была зажата капканом, большим с жуткими зубьями. Даю голову на отсечение…

– Не будем отсекать вашу прелестную головку, достаточно голов наших королевских жен, – сказал он всё с той же усмешкой.

– И я не сумасшедшая.

– Убежден в вашем здравом смысле, – кивнул он. – Но здесь нет никакого пострадавшего юноши. Он ушел с капканом? Улетел?

– Но он лежал тут, с капканом на ноге, белый как снег…

– Вы из России, вы больше знаете про снег.

Меня начинала злить ирония, которую он вкладывал в каждую реплику. Я промолчала, не желая говорить о своей родине.

– Что, если это шутка? Розыгрыш? – вдруг предположил Джек.

– И вы участник или автор этого розыгрыша? – спросила я.

– Нет, что вы, Анна, как вы могли подумать такое? –

Его голос звучал виновато. Он даже стал серьезнее или мне показалось?

– Я просто предположил, не слишком удачно, не так ли? Идемте, выберемся отсюда.

Andiamo, Andiamo… Я не стала сопротивляться, но, когда мы поднялись на край оврага, осмотрела траву вокруг, как это сделал бы Зверобой – трава была местами примята – и пошла по этим следам, которые вывели к мосту. Я не заметила прежде – было не до того, – но дальше от моста совсем не было тропы: нетронутая шагами трава, заросли и лес, густой, мрачно сомкнувший свои кроны.

– И что же вы выяснили, Следопыт? – спросил Джек, наблюдавший за моими действиями. – То, что здесь часом раньше проходили вы?

Он был прав, Зверобоя из меня не получилось.

– Давайте-ка, лесная фея, я отчищу вас от репейника, а то вы похожи на шотландца, готового к бою, – сказал Джек и принялся ловко отдирать с моей одежды колючие шарики. Приведя мой наряд в более-менее приличный вид, он снова ухватил меня за руку и повел по мосту.

– Понимаю, почему этот мост так назван. Но почему по нему никто не ходит? – спросила я.

– О, это старинная легенда, которую я не могу рассказать. Я, знаете ли, Анна, совсем не интересуюсь местным фольклором. Какая-то запутанная история о страшном чудовище, поселившемся на той стороне, в замке. Оно спит днем и пугает одиноких странников, забредших в его владения. Хотя, кажется, по этому оврагу проходит граница владений, так что, возможно, дело как раз в этом.

Обратный путь показался мне короче, несмотря на усталость и пережитые волнения – Джек Смит болтал, шутил и был столь же неподвластен жаре и переживаниям. Мы распрощались на том же месте, что и в прошлый раз.

Оставшееся время выходного дня я провела, приводя в порядок себя и свой гардероб – вымылась, набрав на кухне горячей воды, постирала белье и блузку, пострадавшую в лесном приключении, почистила туфли и, закончив дела, прилегла и уснула. Проснулась, когда из крошечного окна под потолком в комнату текли голубые сумерки. Из коридора доносились звуки какой-то женской перебранки. Гленны не было, судя по разбросанным на кровати нарядам, она отправилась на очередное свидание. Я разделась и забралась под одеяло, долго лежала, глядя в потолок и размышляя над сегодняшними событиями. Версия розыгрыша не выдерживала критики, но и уйти с капканом на ноге парень вряд ли мог. Во всяком случае, если ему это удалось, остались бы какие-то следы. Если бы я могла внимательно рассмотреть все вокруг, без присутствия усмехающегося Джека Смита. Но когда теперь я смогу выйти из дома? Неизвестно. И кто он такой, этот Джек Смит? Откуда он появляется и куда исчезает? Мне не следует думать о нем – это ни к чему, кроме очередной горести, не приведет. Мысли плавно перетекли к воспоминаниям – отец, холодный Петроград, качающийся на волнах пароход, залитая солнцем лужайка на даче в Мордвиновке – воспоминаниям, которых я пыталась избегать, чтобы не ныло и не сбивалось с ритма сердце. В последние недели это удавалось, потому что засыпала мертвым сном. Нет, мне не нужны свободные дни, я хочу спать без снов и жить без воспоминаний, просто выжить, а там будет видно.

Я заснула, а проснулась оттого, что комната осветилась голубой вспышкой, словно кто-то за окном зажёг и тотчас погасил огромный фонарь. Ну да, взлетел с фонарем на высоту полсотни футов. Темнота и снова вспышка. Душно. Постель Гленны пуста. Я поднялась на ноги на кровати и заглянула в оконце под потолком. Отчетливо прорисованная молния рассекла полумрак, на миг осветив комнату. Грома не было слышно. Вдалеке буйствовала гроза. Где сейчас Гленна? Надеюсь, под крышей. Очень хотелось пить, но в комнате ни грамма воды. Нужно было вечером наполнить кружку. Легла, вздрагивая от резкой смены света и тьмы, ожидая, когда закончится светопреставление.

Скрипнула дверь, осторожно вошла… Гленна… нет, то была не она – очередная вспышка осветила девушку, работающую на кухне. Словно привидение, в белой ночной рубашке, с распущенными волосами. Я поднялась на кровати.

– Сью? Что случилось?

– Это ты, Смит? А где Гленна? – спросила она.

– Ещё не приходила…

– Смит… можно я побуду здесь, так страшно, я ужасно боюсь грозу, а эта какая-то особенная… в тишине. Я одна в комнате, Мэри уехала на похороны кого-то из семьи.

Сью присела на кровать Гленны. Голос её дрожал, да и сама она дрожала так, что чувствовалось на расстоянии.

– Это просто далекая гроза, звук грома сюда не доходит. Нам ничто не грозит.

– Все равно страшно, – сказала она, ложась и забираясь под одеяло почти с головой.

– Знаешь, Смит, – заговорила она через некоторое время, когда я думала, что она уснула, – я ужасно боюсь грозу и чёрного человека, что ездит верхом по лесу.

Без разговоров о чудовище, проживающем в местном лесу, не проходила ни одна трапеза на кухне, пока пару дней назад мисс Баутер не пресекла их в корне, заявив, что срежет жалованье той из болтушек, которая ещё хоть раз упомянет загадочного монстра. Но чёрный человек – это что-то новенькое.

– Какой такой чёрный человек? Ещё одно чудовище? – сонно спросила я, не особо желая продолжать разговор.

Гроза, кажется, стихала. Во всяком случае, вспышки молнии не было уже минут десять, а то и больше. Сью вскочила и села на кровати, кутаясь в одеяло.

– Про него нельзя говорить днем, только ночью…

– И только в грозовую ночь, – съязвила я.

– Да, когда он не слышит, – закивала Сью, не заметив иронии. – Я видела его… своими глазами… – продолжила она, оглядываясь, словно чёрный человек проник в комнату.

Я проглотила замечание, что увидеть что-либо можно только своими глазами и никак иначе.

– Где же ты его видела?

– В лесу… на тропе, когда шла в деревню, сегодня вечером. Я шла к аптекарю, Баутер послала купить ей кое-что, а он выехал… о, Боже!

Вспышка запоздавшей молнии осветила комнату и огромные, полные страха глаза Сью на бледном лице. Потребовалось несколько минут, чтобы она пришла в себя и продолжила свою байку.

– Он выехал на тропу… на чёрной лошади, весь чёрный, без лица…

– Как это, без лица? Всадник без головы? – пробормотала я.

– Голова у него была. А лицо было чёрное, всё чёрное. Думала, окаменею…

– И что было дальше? – спросила я, чтобы дать ей выговориться.

– Я, кажется, зажмурилась или забылась. А когда пришла в себя, его уже не было.

– Может, тебе показалось?

– Смит, я видела его, как тебя вижу!

Я промолчала, понимая, что здесь не поможет ни ирония, ни обращение к здравому смыслу. Хотя, история с исчезнувшим пленником капкана, расскажи я её в ответ, прозвучала бы столь же неправдоподобно. Сью тоже замолчала, наверно, обидевшись. Пусть лучше обижается, чем боится, решила я. Вскоре она начала похрапывать, затем сморило и меня.

Утром в комнату проник скользящий солнечный луч. Сью спала, посапывая. Гленна так и не вернулась.

Глава 3

За завтраком обсуждали её отсутствие и, разумеется, принялись расспрашивать меня, соседку по комнате и предполагаемую подружку. Поворчали, что я не смогла сказать ничего вразумительного. Сью бросала на меня выразительные взгляды, видимо, намекая, что я не должна рассказывать о чёрном человеке при дневном свете. Но я и не собиралась этого делать, ни при дневном свете, ни при вечернем. Скорее всего, либо солнце было за спиной всадника, поэтому он и показался Сьюзен чёрным, либо ей что-то померещилось из-за жары.

После завтрака мне поручили чистку огромной угольной плиты. Прежде этим занималась Гленна, ворча, что скоро переберётся в приличный дом, где есть плита газовая, а то и электрическая, а они не требуют такой адской чистки. Закутавшись в фартук и вооружившись пахучим раствором, от которого плохо отмывались руки, я принялась за дело, повторяя про себя спряжение греческого делать, невесть откуда прилетевшее. Эго кано, эси канис, эмис канумэ…

Я так увлеклась, что заметила возникший на кухне переполох, только когда кухарка заторопила меня, сообщив, что к хозяевам прибыли нежданные гости.

– О, Смит! Отнесешь на второй этаж в гостиную свечи, коробка стоит около кладовой, – сказала мисс Баутер, заглянув в моечную, где я пыталась отмыть руки после волшебного раствора. – Надеюсь, знаешь, как пройти в гостиную.

В гостиную? Свечи? Меня, судомойку-золушку, отправляют в хозяйскую половину? Я удивилась и продолжила спрягать греческий глагол. Что же случилось с Гленной? Где она?

Раствор так и не отмылся, руки приобрели синевато-серый оттенок, как у русалки. В таком русалочьем облике и настроении, таща коробку со свечами, я отправилась в главную часть большого дома Хорсли, в котором не было ни газового, ни, тем более, электрического освещения. Эго кано, эси канис, эмис канумэ…

Я подошла к двери, за которой начинались хозяйские покои – дверь, прообраз которой так усердно крушили на моей родине, но я больше не хотела знать, насколько успешно. Вошла и оказалась в небольшом коридоре, в конце которого распахнутые створки большой двери из тёмного дерева вели, по всей видимости, в гостиную. Я прошла туда и попала в просторную комнату с высокими окнами, обрамлёнными тяжелыми шторами, и огромным камином. Несмотря на откинутые шторы и солнечные пятна, гостиная оставалась полутемной из-за мрачно-серых обоев, усыпанных золотистыми вензелями и ревущими львами. Ткань кресел и оттоманок казалась потертой, бронзовые подсвечники на стенах и столе напоминали об ушедших временах, как и зеркало в причудливой оправе между окнами и чёрный рояль с поднятой крышкой и клавишами, манящими спрятанной в них музыкой. Я поставила на пол коробку и огляделась. Ничего страшного не произойдет, если я просто дотронусь до клавиш… серо-голубыми пальцами в мозолях – напомнила я себе. Но искушение было слишком велико.

Осторожно, на цыпочках, я подошла к инструменту, коснулась клавиш, пальцы сами побежали, выстраивая мелодию, дыхание перехватило, когда поняла, что они, пальцы, огрубевшие и исцарапанные, всё помнят. Инструмент явно требовал настройки, но звуки полились, увлекая, даря забвение, и я пропустила опасность. Вероятно, грозный вопрос «Что здесь происходит?» был задан не в первый раз, когда наконец дошёл до моих ушей. Обернулась и увидела черноволосую даму, завернутую в блестящий жёлтый шёлк.

– Ты что, глухая? Что здесь происходит? – раздражённо повторила она.

Я отшатнулась от рояля, не сразу найдя, что ответить.

Вслед за дамой в комнату вошёл высокий седой мужчина, судя по всему, хозяин поместья, мистер Энтони Андертон.

– Что случилось, дорогая? – спросил он густым красивым басом, уставившись на меня тёмными неприятно сощуренными глазами.

– Эта… девица играла на рояле! – воскликнула «дорогая», видимо, мадам Люси.

– Я подумал, это играешь ты, дорогая, – заявил он, скривив рот в усмешке.

Мадам передёрнула плечами.

– Твои шуточки неуместны, Тони! Судомойка играет на моём рояле! Грязными руками!

– Это произошло невольно… А руки у меня чистые, просто я не смогла отмыть состав, он въедается в кожу, – сообщила я в своё оправдание.

Теперь всё равно уволят и можно говорить что угодно.

Мадам фыркнула, как недовольная кошка.

– Кто тебе позволил?

– Здесь никого не было, и я подумала, что…

– Она подумала, надо же! А я думаю, что тебе не придётся больше думать… в этом доме!

Разумеется, а как же иначе. Я пожала плечами. Больше всего мне хотелось скрыться от скользкого взгляда мистера Андертона.

– Как вам угодно, мадам. Я принесла свечи…

– Свечи… Опять свечи! Вечные свечи!

Я решила, что моя миссия окончена и направилась к выходу. Мадам нервно твердила о свечах и генераторе, хозяин тихо басил, успокаивая её – обо мне, кажется, забыли. Покинув господскую половину, я поднялась по лестнице наверх, чтобы собрать свои пожитки. Открыла дверь и увидела Гленну, лежащую на кровати.

– Гленна! Где ты была?

Она посмотрела на меня, запустила пальцы в свою густую шевелюру, откинула кудри назад, открыв до странности бледное лицо.

– Ох, Смит, это ты. Сядь, расскажу… только не говори никому.

Тайна… очередная тайна. Отчего мне так часто доверяют тайны, которые я вовсе не хочу знать, словно шкатулке, запертой на замок? Так сложилось ещё с детства и, на удивление, продолжается до сих пор. Даже здесь, в чужой стране. Кто я Гленне? Никто, случайная соседка по комнате – сегодня здесь, а завтра там. Я вздохнула и в ожидании села на кровать. Состояние Гленны явно оставляло желать лучшего – глаза нездорово блестели, она прерывисто дышала и была неестественно бледна.

– Смит, я почему-то знаю, что ты не расскажешь, хоть ты и полька… или русская, неважно. Ты такая молчунья.

Я пожала плечами. Меня уволят, так что я не смогу поведать кому-нибудь её тайну, если бы и возникло желание.

– У меня есть дочь, Джинна, – выдохнула Гленна, щёки её на миг порозовели, вспыхнули и снова погасли.

– Молчи, не говори ничего, Смит, – пресекла она мою предполагаемую попытку заговорить. – Джинне три года, она живёт у одной женщины, в коттедже Морас, недалеко от деревни. Она берёт детей… на время.

– Значит, твои свидания вовсе не свидания? – спросила я, осенённая догадкой.

Она кивнула, помолчала, потом сказала:

– Я встречаюсь с парнем из деревни, но редко… и это не его ребёнок.

Имя мистера Андертона застыло у меня на губах, но Гленна ответила на незаданный вопрос.

– Хозяин иногда подкидывает немного… нужно платить за Джинну.

– Почему ты всё это рассказала? – спросила я.

Она вздохнула, потянулась за кружкой, жадно хлебнула воды.

– Вчера я была у Джинны, сидела всю ночь, она заболела, вся горит. Аптекарь выписал лекарство, а у меня не хватило денег, чтобы выкупить его. Я пришла за деньгами, но мне так плохо… голова раскалывается и кружится… Сходишь в аптеку, Смит, и снесешь лекарство в коттедж Морас? Расскажу, как туда добраться.

– Схожу, – кивнула я.

– Ты попроси Баутер, она отпустит, если хорошо попросить.

Мне и просить не придётся, с каким-то непонятным удовлетворением подумала я, но Гленне сказала:

– Хорошо, так и сделаю.

Получилось немного не так. Дверь отворилась, мальчик-помощник камердинера просунулся в комнату и сообщил, что экономка рвёт и мечет в поисках судомоек, которые пропали невесть куда, в то время как в доме полным-полно гостей. Гленна рванулась было, но я остановила её и отправилась вниз на съедение доброй Баутер, которая не преминула высказать неудовольствие моим отсутствием, но ни слова не сказала об увольнении.

– Где Гленна? Явилась? – спросила она.

– Да, но она больна.

– Что с ней?

Я оставила вопрос без ответа и спросила разрешения сходить в деревню за лекарством для Гленны.

– Что-то вы мудрите… Что она? Догулялась? – ядовито спросила мисс Баутер и, помолчав, добавила: – Ладно, сходишь попозже. Сейчас полно дел, а рук не хватает. Иди, работай.

Я мыла посуду, которая стабильно поступала в мойку, мыла виртуозно, не разбив ни одного бокала, ни одной тарелки. Подносила уголь для плиты, протирала полы. Перемыв сотню послеобеденных приборов, вышла во двор из влажного спертого воздуха помывочной в душный жар улицы. Присела на скамью возле стены, прижалась ноющей спиной, закрыла глаза, уронив руки на колени.

– Out of the frying pan into the fire? – спросил кто-то совсем рядом.

Я вздрогнула и открыла глаза. Из огня да в полымя? Передо мной, покачиваясь на пятках, стоял полноватый джентльмен, разглядывая меня светлыми голубыми глазами.

– Что у тебя с руками, девушка?

Я уставилась на свои руки – серовато-синий оттенок стал бледней, но сохранился, ногти обведены синей каймой.

– Чистила плиту, – равнодушно ответила я.

– Понятно, – кивнул он. – Стало быть, помощь не требуется.

– Вот ты где, Проспер! Любезничаешь с прислугой? – раздался знакомый бас, и к любопытному джентльмену присоединился мистер Андертон.

– Идём, Проспер, нас ждут.

– Какое необычное лицо… скулы, надбровные дуги, карие глаза и волосы цвета… как называется этот цвет, Энтони… лесной орех? Нет… дюны на восходе…

Он словно препарировал меня. Хозяин хохотнул в ответ. Джентльмены ушли, а я сидела и думала… о дюнах на восходе.

Удалось освободиться только к половине шестого вечера. Да и то, уговорив Сью поработать в мойке, если это срочно потребуется. В комнате под крышей было тихо, Гленна спала, откинувшись на подушке, лицо порозовело и блестело от пота. Я разбудила её, задавив жалость. Она ахала, стонала, порывалась одеться и пойти самой, но в конце концов вручила мне шесть пенсов и принялась объяснять, как добраться до коттеджа Морас.

– Туда пойдешь через деревню, Смит, а обратно можно короче, через Гуляющий мост…

– Через Гуляющий мост?

– Да, его так называют… Только…

Она замолчала, я ждала продолжения фразы, застегивая блузку.

– Что: только? – спросила, так и не дождавшись продолжения.

– Да так, ничего. Там бродят всякие, но ты держись тропки. Или иди обратно через деревню. Возьми мой фонарь.

Я вышла из дома, вооружённая велосипедным фонарем, запиской к мисс Морас и монетами в кармане юбки. Духота стояла такая, что, казалось, её можно потрогать руками. Мисс Баутер сидела на той же скамье, устало опустив худые плечи.

– Утром ты должна быть на месте, Смит, – напутствовала она меня.

Возможно, она знала о ребёнке Гленны…

Глава 4

До деревни, несмотря на усталость и жару, я дошла довольно быстро. Аптека на первом этаже была закрыта, и я поднялась в жилые покои мистера Томпсона, худощавого длинноносого аптекаря. Он без лишних разговоров снабдил бутылкой микстуры, несколькими пачками порошков, дополнительными советами по уходу за больным ребёнком и предположением, что Гленна заразилась свинкой. «Заразная болезнь, пусть она не выходит из комнаты, и вы поостерегитесь», – сказал он на прощание. «Кажется, болела свинкой в детстве» – ответила я и, распрощавшись, продолжила свой маршрут, вспоминая объяснения Гленны. Дойдя до последнего коттеджа деревни, свернула на широкую, хорошо утоптанную тропу, ведущую через рощицу. Солнце готовилось к закату, лучи скользили почти параллельно земле, жара немного спала, но воздух словно повис тяжелым дрожащим куполом. Вскоре впереди показалась коричневая стена и заросшая мхом крыша коттеджа Морас, едва заметные среди деревьев.

Мисс Морас, худощавая и длинноносая женщина, удивительно похожая на аптекаря, но мрачная и неприветливая, жестом пригласила пройти в дом. В небольшой комнате в углу копошились с какими-то игрушками трое малышей. Увидев меня, они оторвались от игры и принялись внимательно разглядывать.

– У девчонки свинка, – сообщила мисс Морас, – пришлось выделить ей комнату. Как бы ни заразила остальных.

Сказав это, она вопросительно посмотрела на меня, словно ожидая какого-то решения.

– Я принесла лекарства.

– Почему мать не пришла?

– Она не может, её не отпустили, – солгала я, то ли во спасение, то ли от мысли, что она вручит мне больного ребенка и отправит восвояси.

– Что-то я тебя никогда не видела… новая? Чешка? Полька? – спросила она.

– Новая, – ответила я, игнорировав вопрос о стране происхождения.

– Руки синие, плиту чистила?

Я кивнула. Мисс Морас понимающе хмыкнула.

– Хочешь взглянуть на девочку?

Я снова кивнула и пошла за нею на второй этаж. Маленькая Джинна спала, похрапывая, от нее пахло нездоровым жаром, шея распухла. Рыжие кудри, такие же как у матери, прилипли ко лбу.

– Иди, не задерживайся, солнце садится, гроза надвигается, – сказала мисс Морас, когда мы спустились на первый этаж. – Успеешь до дождя, если пойдешь через овраг по Гуляющему мосту. Тропа ведет прямо отсюда, не заплутаешь, она местами узкая, идет меж валунов.

Я распрощалась, вышла и остановилась, словно пресловутый богатырь – распутье стало для меня катастрофически постоянным. Багровая полоса заката зажата меж мрачно-серыми грозовыми тучами и черными вершинами леса. Порыв ветра зашумел листвой, ударил в лицо неожиданным холодом. «Нужно было взять тёплую кофту», – запоздало подумала я и свернула на тропу, ведущую, по словам мисс Морас, к Гуляющему мосту. Главное добежать до этого моста, а дальше дорога знакома, и я, возможно, успею до дождя добраться до Хорсли-хауса. Может, гроза снова пройдет стороной, как этой ночью.

Гроза не стала ни ждать, ни проходить стороной. Тьма навалилась, скрыв всё вокруг – тропу, небо, лес. Поднялся ветер, настолько сильный, что было трудно идти навстречу ему. Включила фонарь, тонкий луч света заметался по черным кустам, высветил тропу, но я успела пройти по его лучу лишь пару десятков шагов, как темноту прорезала вспышка молнии, громыхнуло, и «хляби небесные разверзлись», словно наступил всемирный потоп. Следующая молния не заставила себя ждать, взорвавшись, казалось, прямо над головой. На мгновение вырваны из тьмы очертания деревьев и опять – гром, чернота и ливень. Добравшись до ствола какого-то дерева, я прижалась к нему, вспоминая о том, что во время грозы следует держаться подальше от деревьев. Впрочем, выбора не было. Никакого. Лишь тьма, вода, гроза, ветер и лучик света от фонаря, который скоро погаснет. Решила было покорно стоять и ждать какого-либо конца, но холод, пробирающий насквозь, заставил сдвинуться с места. Шла, вытянув руку с фонарем, чтобы не наткнуться на препятствие. Не хотелось умирать с выколотым глазом. Внезапно в шуме дождя меж раскатами грома возник новый звук. Остановилась, пытаясь прислушаться. Движение чего-то большого и живого. Зверь? Но зверь вряд ли будет бродить по лесу в такую погоду, спрячется куда-нибудь. Лошадь? Я не успела додумать эту мысль, как передо мной появилось большое, дышащее, живое, чёрное – остановилось и негромко заржало. Сказав что-то лошади, всадник наклонился, вглядываясь в мою сторону. Я направила на него почти угасающий фонарь и ахнула. Его лицо было закрыто чем-то вроде черной маски с прорезями для глаз. Если бы я без того не промокла и промерзла до костей, то по спине пробежал бы холод. Я застыла на месте. «Черный человек, чёрный человек! На чёрной лошади!» – завертелось в голове. А еще насмехалась над девицами!